Shine On You Crazy Diamond (1/2)

Remember when you were young

You shone like the Sun

Shine on, you crazy diamond!

Now there's a look in your eyes

Like black holes in the sky

Shine on, you crazy diamond!

You were caught on the cross fire

Of childhood and stardom

Blown on the steel breeze.

Come on, you target for faraway laughter

Come on, you stranger, you legend, you martyr

And shine!

— Pink Floyd — «Shine On You Crazy Diamond».

«Тебе просто нужно довериться мне», — эхо ее голоса так отчетливо звучало в голове, словно Микаса стояла за плечом и проговаривала одну и ту же фразу раз за разом.

Просто.

Машина отца, шурша шинами по подъездной дороге, поблескивала под рассеянными лучами солнца. Лица за темными стеклами видно не было, но Эрен, стоя у окна в гостиной, догадывался, что Гриша смотрит на него и все еще раздумывает над тем, чтобы послать конференцию к чертям и остаться дома, пусть даже это и навредит его статусу в глазах коллег. Реакция отца на его разбитое лицо, когда вернулся домой неделю назад, была вполне ожидаемой и бурной. Едва умудрился убедить, что всего лишь зарулили с Жаном и Армином в неблагополучный район на выходных и сцепились с местными неадекватами. Предпочел опустить лишние детали, в особенности присутствие Микасы, чтобы лишний раз не давать ему поводов для новых подозрений и тирад.

Нагревшийся от тепла кожи метал зажигалки ощущался в ладони неподъемным грузом. Хотел выйти покурить, но так и не сдвинулся с места, продолжая невидящим взглядом гипнотизировать собирающиеся на светлом небе тяжелые тучи. Словно по заказу.

Всю прошедшую неделю старался вести себя образцово, чтобы отец, не дай бог, не заподозрил что-то неладное, словно у него на лице было написано, что снова собирается вляпаться в сомнительную авантюру с легкой руки Аккерман. Казалось, что отец только с еще большей вероятностью заподозрит неладное в покладистом поведении сына. Тем не менее, этим спектаклем удалось усыпить его бдительность и спровадить на врачебную конференцию на целые сутки. Возможно, повлиял и вклад Микасы, которая, забежав на днях с выдуманной целью передать учебник, между делом заявила, что на выходные с семьей собираются уезжать на кэмпинг. Эрен сам не понимал, зачем устраивает весь этот цирк, если предложение Аккерман казалось ему не меньшим бредом.

Втянутый легкими дым рассеянным облаком вырвался в сгустившийся разряженный воздух. Прислонившись к балке крыльца, отрешенно наблюдал за соседями, плавая в вязких размышлениях. В Сине успела установиться теплая погода, и многие дети высыпали на улицу в первый выходной на неделе. Взгляд зацепился за желтый подол длинного платья, подхваченный ветром. Соседка с противоположной улицы, молодая мама, вышла на улицу со своим малолетним отпрыском. Тот неуклюже шлепал короткими ногами в новеньких кедах, издавал звуки жужжащего двигателя игрушечного грузовика в своих руках. Женщина с нескрываемой теплой улыбкой наблюдала за ним, поправляя разлетающиеся от ветра черные локоны. Вдруг подняла взгляд и приветливо помахала рукой. Эрен, запнувшись, ответил тем же. Секундного отвлечения хватило, чтобы ее мальчишка начал самозабвенно есть песок в маленькой песочнице перед домом.

Все это отдавалось гулкой закостенелой болью, напоминая о беззаботных днях собственного детства, пропахших персиковым кремом для рук и ласковым смехом.

Эрен сморгнул глупое наваждение, поглубже затягиваясь сигаретой. Несмотря на всю уверенность Микасы, не мог даже на мгновение допустить вероятность, что уже сегодня увидит мать так, как видит соседку с ребенком. С другой стороны, врать ей было незачем. Как и в случае с одноклассниками Луизы, оставалось два варианта: либо Микаса двинулась за прошедшие три года, либо не врала и не придумывала ровным счетом ничего. Сам не понимал, какой вариант для него предпочтительнее.

Докуривая сигарету, мысленно решил, что даже если ее предложение — бред, то, в любом случае, у них будет возможность впервые за три года провести время наедине. Мысль одновременно будоражащая и до усрачки тревожная. Даже в компании их взаимодействия развивались вполне однозначным образом, и Эрен понятия не имел, как со всем багажом своих неуверенностей и загонов вести себя наедине с нравящейся девушкой ночью в одном доме. Вроде и казалось хорошей возможностью для шага вперед, только вот его ноги, по ощущениям, все еще глубоко вязли в тягучем мазуте чувства вины и воспоминаний.

Еще и чертово ожидание. Микаса собиралась прийти поздно вечером, времени было навалом, а делать ничего не мог из-за навязчивых нервных мыслей. Тяжело выдохнув, втоптал окурок в дно жестянки, захваченной с кухни, и побрел обратно в дом.

В попытке прогнать лишнее из головы решил основательно отпидорить дом. Таскался по комнатам с пылесосом и тряпками, тщательно стирая пыль, словно перед проверкой, гоня от себя очевидные мысли, будто готовится к свиданию. Представлял Аккерман в интерьерах дома, и становилось еще более тревожно от непонимания, что делать и как быть. Отвлекался изредка лишь на перекуры и новостной выпуск по телевизору. Снова заявляли о найденном трупе пропавшего без вести мужчины. Снова иссушенный и обескровленный, у края лесополосы, словно нарочно подкинутый, на фоне сообщений о еще двух пропавших. Теперь это действительно было похоже на действия серийного маньяка, почерк начал прослеживаться.

Закончив с уборкой, Эрен, сам не зная зачем, но ощущая это давно забытое будоражащее чувство загадки, набрал Конни, который, как оказалось, уже был в курсе новостей и истошно вопил в трубку, что не хочет стать следующим в череде мертвых мужиков. Эрен откровенно развлекался, вслух проговаривая особенности его почерка: лесополоса, убийство в другом месте, крайняя степень обескровливания, пропажи, предположительно, раз в неделю, все жертвы — мужчины средних лет. В какой-то момент Конни все же не выдержал красочной лекции по криминалистике и особенностям обескровливания трупов и отключился. Снова оставшемуся в нервном одиночестве Эрену не пришло в голову ничего лучше, чем попытаться приготовить ужин. Не кормить же Аккерман нелюбимыми ею жирными немецкими блюдами, которые заготавливал отец.

Стоя у пышущей жаром духовки, в томительном ожидании глядел в кухонное окно, из которого виднелась полоса горизонта, словно распоротой кровоточащей раной заката зиявшая под натиском низких туч после прошедшего ливня. В кухне разносился отчетливый запах теста подходящей пиццы. Эрен безучастно провожал взглядом всполохи красного на небе, зловеще удлиняющиеся тени деревьев, казавшихся черными в тусклом освещении. Казалось, что весь город погрузился в оцепенение или сон, и он один наблюдает за мучительно долгим течением времени.

Стук в дверь застал как раз в момент, когда вытащил горячую пиццу из духовки.

— Привет, — в нос ударил запах терпкой вишни и табака, когда, открыв дверь, позволил тонким рукам под кожей плаща обвить шею, а себе прикрыть на мгновение глаза от ощущения прижатого к груди тепла, пусть касание и было мимолетным.

Микаса выглядела, как обычно, что удивило. Сам не знал, чего ждал, но почему-то в какой-то момент решил, что для подобных махинаций надевают стереотипные ритуальные одежды.

— Не промокла? — уточнил Эрен, поглядывая на чуть взъерошенные, еще влажные волосы. Микаса махнула рукой, проходя в кухню, чтобы вымыть руки. — Есть, может, хочешь? — неловко сложив руки на груди, снова спросил Эрен, наблюдая, как подруга с улыбкой принюхивается к запаху пиццы. Одарила долгим насмешливым взглядом.

— Так и скажи, что передумал и пытаешься оттянуть момент.

— Давать заднюю не в моих принципах, хотя мне все еще кажется, что это какой-то бред, — хмыкнул Эрен. Микаса снисходительно покачала головой, тяжело вздохнув. — Да и не хочется, чтобы ты упала в голодный обморок.

— Поем, но сначала работа, — кивнула Микаса. — Ты же не выгонишь меня на ночь глядя, как расправимся со всем? — Эрен вскинул брови от подобного предположения.

— Отца до полудня не будет, так что оставайся, сколько хочешь.

— Славно. Значит, сначала работа, — деловито кивнув, произнесла Микаса и вырулила из кухни обратно в прихожую, где легко подхватила свою сумку и закинула на плечо. Эрен едва мог сдержать улыбку, наблюдая за ее передвижениями по его дому. Микаса и раньше не было частой гостьей у них, но теперь ее образ никак не вязался с этой вотчиной уныния и консерватизма, на фоне которых она казалась лишней, но, парадоксально, вдыхала во все пространство жизнь. Даже будто тревога отошла на второй план. — Нужно подготовить либо подвал, либо чердак, — просканировав, не иначе, пространство внимательным взглядом, наконец, повернулась к нему.

— Как в хоррорах про призраков, любимые места для сходок нечисти, — усмехнулся Эрен.

— Я тебе могу потом объяснить, откуда пошло такое поверье, но в данном случае… — она снова оглядела дом. — То, что мы будем делать, не слишком… богоугодная хуйня, так что не хотелось бы проводить это в жилых комнатах.

— Ну подвал, так подвал, — пожал плечами Эрен и махнул рукой за собой, проводя вдоль по коридору к низкой двери под лестницей. — Не знал, что ты веришь в бога, — хмыкнул Эрен, звеня ключами в тугой замочной скважине.

— Если веришь в дьявола, автоматически веришь и в бога, это части одного целого, — донеслось совсем близко из-за его спины. — Просто работают не так, как это представляют.

С трудом толкнув старую дверь, Эрен наощупь дернул шнур лампочки, надеясь, что та еще в рабочем состоянии. Лампочка замигала и, издав треск, пролила тусклую полосу света на ряд ступеней деревянной лестницы до пола подвала. Эрен недоверчиво сощурил глаза, вглядываясь в полутьму и не спеша покидать самую верхнюю ступеньку, не уверенный в пригодности подвала как таковой. Он не бывал здесь с детства, когда во время игр с Армином воспринимали его как хранилище всякой причудливой дряни и место для пряток. Арлерт уже тогда проявил свою тягу к раскопкам всякого старья.

— Боишься темноты? — вкрадчивый голос коснулся уха теплым дыханием.

Эрен скептически покосился на подругу и самодовольно хмыкнул, игнорируя пробежавшие по коже мурашки.

— Скорее шею свернуть.

Так ничего и не разглядев, вздохнул и щелкнул выставленной зажигалкой, постепенно спускаясь по лестнице первым. Старые деревянные половицы заунывно скрипели под шагами; воздух внизу оказался заметно более влажным и прохладным, ложился на кожу ощущением испарины и мурашек; пахло старой пылью и влажной древесиной. Нащупав бетонный пол, Эрен дошел до противоположной стены, ощущая, как ладонь Микасы, идущей следом, обхватила край его футболки, и, поводив рукой, нашел выключатель. С уже знакомым треском комнату залило мигающим тусклым светом от единственной лампочки под потолком. Эрен обернулся к Аккерман, тут же ощутив странную дрожь. Ее кожа в больном белом освещении казалась мертвецки бледной, глаза почернели едва ли не до зияющих пустот, потемнели и без того подкрашенные мрачной помадой губы, заострились черты лица, делая ее образ схожим с каким-то жутким духом из старых легенд.

— Ничего лучше, к сожалению, не могу предложить, — развел руками Эрен. — Света надолго не хватит скорее всего.

Микаса подняла на него мягкий взгляд, разрушив неприятную ассоциацию с нечистью.

— Сойдет. Свет нам все равно не понадобится, — Эрен недоуменно вздернул бровь. Микаса, оглянувшись по сторонам, прошла на середину комнаты и присела на корточки около раскрытой сумки. В узких ладонях оказались замотанные в темную ткань кривоватые свечи. — Понадобится что-то, принадлежавшее Карле. Какая-то личная вещь, которую она часто носила при себе. Найдешь?

Эрен чуть дрогнул, осознав, что придется заходить в родительскую комнату и касаться вещей, на которые первые два года даже смотреть не мог. Но все же заставил себя кивнуть и, бросив последний взгляд на Аккерман, роющуюся в сумке, двинулся обратно наружу.

В комнате родителей старался сильно не задерживаться, сразу пройдя к трюмо, у которого Карла часто расчесывала волосы и делала макияж, а он, валясь на широкой родительской кровати, глядел на нее, запрокинув голову. Достаточно грубо дернул ящик трюмо, стараясь не акцентировать внимание на оставшихся от матери вещах. Ее косметика лежала так, словно она только что отошла в магазин за свежим пучком базилика и вот-вот должна была вернуться. Взгляд машинально зацепился за раскрытые румяна и кисти для макияжа, на которых еще виднелась розовая пыльца. Только одно напоминало о ее отсутствии: не было тонкого фруктового флера духов, витавшего в комнате родителей когда-то давно. Воздух стал пресным, сдобренным лишь безликим запахом отцовского одеколона.

Тряхнув головой, Эрен вытянул из ящика жемчужную нитку бус. Ту самую, которую отец дарил Карле на одну из годовщин и которую она всегда надевала перед выходом в люди. Ту, которую в роковую ночь, оставила в ящике трюмо. Холод бусин отдался неприятной дрожью под кожей. Сморгнув липкое ощущение ужаса и тоски, уверенно двинулся прочь из комнаты, но замер на пороге. Абсурд этой затеи, на которую так легко согласился, забыв о присущем себе скептицизме, вдруг оттенился страхом успеха предприятия. Словно с наступлением ночи что-то истончилось в пространстве и заставляло поверить, что любой звук и мелькающая тень — есть нечто из потустороннего мира. Он настолько не верил в этот идиотизм, что всю неделю гнал от себя подобные мысли и даже как следует не подумал, что скажет, если вдруг у Микасы все получится. Шумно выдохнув, покачал головой. Всего лишь баловство как в дурацких фильмах ужасов про призраков и оккультизм. Он вполне может увидеть то, что обещает Аккерман, но явно из-за сторонних факторов типа самовнушения.

Когда вернулся в подвал, Микаса уже устроила локальную точку сатанинского алтаря на полу подвала. Эрен изумленно оглядывал, не рискуя подойти ближе, заставленный свечами в каком-то особо порядке пол и саму Аккерман, чертящую непонятные ему символы на полу по линии начертанного углем круга. Девушка, казалось, не обратила внимания на его присутствие, так и продолжала, ползая на коленях, сосредоточенно вычерчивать символы, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся иероглифами. Эрен наклонил голову, пытаясь понять причудливые сочленения линий, испещривших всю угольную окружность. Бросив на него быстрый взгляд, Микаса дочертила последний знак и, привстав, принялась обходить круг снаружи, вновь вырисовывала иероглифы, складывала пальцы ладоней в непонятные жесты, что-то шепча, стоило закончить очередной рисунок. Эрен неожиданно поймал себя на мысли, что в висках от тревоги застучала кровь. Уж больно внушительно выглядела одетая в черное девушка, бледная, как призрак, и сосредоточенная, шепчущая не незнакомом языке над жутковатой пентаграммой.

— Что это? — сглотнув пересохшим горлом, выдавил Эрен.

Микаса не торопилась отвечать. Тонкие пальцы дочерчивали четвертый иероглиф так, словно они располагались по определенным сторонам света. Сложив ладони в очередной знак, прошептала что-то и, наконец, подняла на него невероятно темные глаза.

— Оммёдо. Японское оккультное учение, — хрипло выдохнула она, — в моей семье его практика перешла от бабушки, хотя она больше фанатеет от западных вариантов. Они более жестокие, — криво улыбнувшись, добавила она. — Это, — ладонь указала поочередно на четыре иероглифа, — символы четырех стихий. А по кругу — заклинания на защиту и связь.

— Защиту? — повторил Эрен, вглядываясь в зловеще чернеющие на полу под дрожащим свечным светом символы.

— От шикигами<span class="footnote" id="fn_38340846_0"></span>, — кивнула Микаса и закатала рукава черной рубашки до локтей. Глухо звякнуло обилие браслетов на запястьях. — Если просто, то это злые духи. В нашем ремесле работа с ёкаями и демонами — основной способ, но не все из них будут рады помочь, так что приходится перестраховываться. Ты принес? — Эрен моргнул, едва успев переварить полученную информацию. Помедлив, кивнул и протянул бусы. — Отлично. В круг заходим строго с востока, — она указала на один из четырех символов. — После того, как я его заговорю, покидать строго запрещено.

— И что будет? — хмыкнул Эрен. Микаса склонила голову набок, внимательно вглядываясь в его глаза.

— Для тебя — ничего хорошего.

— А где же черепа?

— В этот раз они не нужны, — усмехнулась она, присев у сумки. — Мы же не демона вызываем, всего лишь маму.

В узких ладонях оказался сверток черной ткани и маленький пузырек с темной жидкостью. Глубоко вдохнув, Микаса протянула Эрену руку, которую тот, помедлив, принял, и потянула за собой в сторону указанного символа на круге. Прошептав что-то на его границе, уверенно шагнула вперед, увлекая за собой. Ожидал, как минимум, ощущения какого-то незримого барьера, но не произошло ничего, кроме легкого дрожания свечных огоньков от движения.

— И… куда мне? — заозиравшись, уточнил Эрен. Микаса махнула рукой.

— Садись куда угодно, это уже не имеет значения.

Из черной ткани выудила еще пару склянок, деревянную палочку и какой-то соломенный крест.

— Дети кукурузы<span class="footnote" id="fn_38340846_1"></span>? — хмыкнул Эрен, усевшись на пол и кивнув на соломенную штуковину. Микаса тихо усмехнулась.

— Это кукла. То, к чему можно привязать шикигами, духа, и задержать его на время в этом мире или заточить навсегда в качестве помощника, — Эрен вгляделся и с трудом различил очертания головы и туловища на соломенном «кресте». Вдруг Микаса протянула ему загадочный пузырек с темной жидкостью, ожидая, что примет. Эрен скептически глянул на протянутую вещь. — Тебе придется это выпить.

Брови взлетели наверх.

— Прикалываешься? — Микаса не ответила, но и не шелохнулась, вынуждая тяжело вздохнуть и принять пузырек. Недоверчиво оглядел жидкость, всего пара каких-то глотков, но доверия не вызывало.

— Если бы я хотела тебя убить, сделала бы это по-другому, — закатила глаза Микаса, отходя обратно к оставленному рядом черному свертку.

— У меня не будет какой-нибудь гонореи после этого? — нервно рассмеялся Эрен.

— Ну уж это мне точно ни к чему.

— А что будет, если не выпью? — вынув пробку, принюхался к отчетливому горьковатому травяному запаху и скривился.

— Ничего. То есть вообще, ничего не получится и ничего не увидишь, — Микаса подожгла деревянную палочку от одной из свечей на границе круга. От ее кончика во влажный воздух взвился резко пахнущий восточными благовониями дымок.

— Значит, трип в стиле Кастанеды, — хмыкнул Эрен, наблюдая за Микасой, которая принялась обходить круг по часовой стрелке, окуривая его границу дымом и шепча что-то под нос. — Диаблеро, дон Мескалито<span class="footnote" id="fn_38340846_2"></span>, — девушка ничего не ответила на его попытку пошутить, и Эрен, вздохнув, залпом выпил содержимое склянки, мысленно решив, что доверяет ей. Горло обожгло спиртовой горькостью с привкусом больничных трав и приторного сиропа в послевкусии. Поморщившись, закашлялся и отставил опустевший пузырек в сторону. В желудок комом ухнул жар, как после ядреного шота в баре.

Микаса продолжала шептать непонятные слова, обходя круг во второй раз уже со склянкой в руках, из которой разбрызгивала кончиками пальцев воду. В третий раз он наблюдал за высокой тонкой фигурой, когда она раскидывала землю из другой склянки, с ощущением легкого опьянения. Недостаточного, чтобы почувствовать помутнение, но придавшего знакомую легкость телу. В голову мгновенно закрались несвоевременные мысли, с которыми разглядывал Микасу, севшую, наконец, напротив. Никак не укладывалось в сознании, что это та же самая девчонка, которой он когда-то перевязал коленку своей красной банданой. Теперь та, другая, казалась светлым всполохом самого нежного детского воспоминания, но такого размытого и недостижимого, что черты с трудом складывались воедино. Эта Микаса была соткана из какого-то темного шарма, потаенной силы и чего-то одновременно неодолимо влекущего и зловещего, проглядывающего из темноты серых глаз. Эта Микаса не стала бы крыть матом хулиганов и терпеть издевательства. Она бы одарила тяжелым взглядом, а затем по частям, очень медленно отрезала бы руки и ноги где-нибудь в глуши. И все же, красная бандана привычно обвязывала ее тонкое запястье, все же она оставалась собой.