Child in Time (2/2)
And through their strange hours
We linger alone,
Bodies confused,
Memories misused,
As we run from the day
To a strange night of stone.
«Strange days» — The Doors.
1978–1979 год.
В лето 78-го года Эрен многое узнал о себе и окружающем мире. Понял, как до одури неловко может меняться его тело в подростковом возрасте и сколько проблем это может приносить. Одна необходимость чуть ли не каждое утро сбривать хлипкие усы над верхней губой чего стоила. Напрягал ломающийся голос, из-за которого все попытки подпевать любимым музыкантам звучали как жалкое блеяние, смешившее Армина, которого, как пугал Эрен, это все тоже ждало. Напрягало, что Микаса стало выше него чуть ли не на полголовы и обзавелась небывалой вспыльчивостью в характере. Под конец восьмого класса он ни раз слышал о драках в классе Микасы, после которых ее отправляли к директору, и причина была всегда одна, ту, которую Эрен изначально не понимал. Провожая ее, раздраженную, до дома, пытался выпытать, что заставило всегда спокойную девчонку так реагировать на задир из класса. Микаса лишь огрызалась и заявляла, что не собирается молча выслушивать всякое лживое дерьмо в адрес своей матери.
На протяжение всего восьмого класса они продолжали проводить время вместе, оставались на ночевки в доме Аккерманов; заигрывались в настолки в подвале дома Арлертов, приняв в компанию Сашу, Жана и Конни; пробирались на показы фильмов ужасов и всяких серьезных взрослых фильмов, которые обсуждали родители Микасы. И все же нечто неуловимо менялось в их жизни. Темы разговоров все больше отходили от детских, менялись тела и взгляды на жизнь, ярче проявлялись характеры. Особенно подобные изменения Эрен осознал, когда после очередного разговора с отцом заметил, насколько глубоко ему плевать на все эти опостылевшие проповеди о выборе правильного пути и необходимости быть более серьезным. Обида не жгла горло раскаленным свинцом, страх отцовского неодобрения не сдавливал грудь пудовым камнем, строгий разочарованный взгляд не ложился на кожу сетью ледяных игл. Он лишь равнодушно слушал его, чтобы затем забыть абсолютно все отцовские наставления и унестись в очередной поток раздражавшей его музыки, несерьезных книг и теплого вечера под смех друзей.
Отец, разумеется, не собирался оставить его в покое. Слыша разговоры сына с матерью об участившихся эпизодах видений, принял единоличное решение снова направить его к психиатру. Так, с окончанием учебного года в жизнь Эрена снова влились сеансы в душном кабинете мозгоправа, ежедневный прием таблеток и походы к репетиторам, с которыми, как надеялся Гриша, Эрен улучшит свои оценки по точным и естественным наукам. Вряд ли отец понимал, что давлением делает только хуже, и отвращает его от того пути, который, казалось, избрал для сына еще до рождения. В ответ на все его старания Эрен показательно просил мать помочь ему подналечь на изучение языков, чтобы знать их еще лучше. Из книжек, который постоянно читал и одалживал ему Армин, он уже выучил, что конфликт сыновей и отцов тянется с незапамятных времен, и никогда не может быть разрешен. Так что — ничего удивительного.
В лето 1978-го Эрен сам удивился тому, как сильно успел осмелеть. После окончания восьмого класса вместе с Армином они устроились на подработку рабочими раскопки в археологической экспедиции к предположительным местам существования древних стен. Арлерт был в восторге от возможности соприкоснуться с древностью, давно бередившей его сознание через книги и музейные выставки. Эрен, заторможенный и спокойный от таблеток, поначалу рассчитывавший только получить деньги, постепенно и сам проникся атмосферой экспедиции. Взлохмаченные ученые мужчины в расклешенных джинсах запальчиво рассказывали забытую историю острова, раскатывали целую лекцию по поводу любого найденного в земле осколка прошлого, в которых Эрен по началу не видел ничего примечательного. По вечерам варили похлебку на берегу залива, слушали сразу пришедшихся Эрену по душе Цеппелинов<span class="footnote" id="fn_38255376_21"></span>, зачитывали целые отрывки из трактатов по древней истории, пересказывали удивительные события, словно сошедшие со страниц жуткой книги. Йегер и сам не заметил, как уже с искренним желанием рвался копать землю и выискивать осколки мира, в который успел поверить, несмотря на заверения отца, что он связался с компанией помешанных хиппи. За все время раскопок находили по большей части камни разрушенных стен, от которых глава экспедиции — патлатый ученый в очках — каждый раз приходил в восторг, да кости давно почивших жителей древней Сигансины. Армин и сам сходил с ума от радости, находя все новые артефакты, и, по договоренности с руководителем, несколько раз тихой сапою выносил в карманах брюк найденные осколки костей и камней. Свою собственную драгоценную находку Эрен обнаружил едва ли не спустя полтора месяца с начала своей работы. На глаза попалась покрытая сажей и грязью, порядком износившаяся нашивка с двумя крыльями. Узнал безошибочно, тут же сверив мысленно с картинками из учебника и мнением Армина. Тот в нехарактерной для себя манере предложил оставить себе в качестве трофея, ведь в музеях эти нашивки уже есть. Спорить не стал и уже не следующий день, встретившись с Микасой на прогулку отдал ей половину нашивки с белым крылом, радуясь неподдельному интересу в ее глазах. А то в последнее время нечасто улыбалась.
В августе Микаса неожиданно уехала в лагерь на западном побережье острова, куда, как позже выяснилось, отправили и Жана с Сашей. В разговорах с Армином Эрен убеждал друга, что это ей только на пользу, поможет лучше социализироваться, отвлечет от плохих мыслей, хотя наедине с собой все же то и дело ощущал тревогу. Отчего-то глупая мысль, что Микаса найдет там новых друзей и станет меньше общаться с ними, не давала покоя.
Долгими летними вечерами августа, ловя уходящее тепло, бродили втроем уже с бритоголовым Конни Спрингером, вечно пахнущим машинным маслом и глупо шутящим. Он без остановки добродушно посмеивался над внешним видом Эрена, который еще месяц назад, проникнувшись отравившим разум бунтарским духом и любовью к патлатым рокерам, решил слегка сменить имидж на часть денег с подработки. Мать поддержала его идею и с энтузиазмом сопровождала по рынкам и магазинам. Вечером Эрен с гадким предвкушением ждал реакции отца, который, завидев хиппарские клеши, цветастые рубахи и кожаную куртку, разразился очередной тирадой. Но даже ругань с первого этажа не могла заглушить мысли, сновавшие в голове с самого похода по магазинам. Во-первых, не мог перестать думать, как отнесется Микаса к тому, что он выглядит отдаленно похоже на тех патлатых парней, которых она так любит с детства. Во-вторых, из головы не шла Идзуми Аккерман, точнее то, чего он ненароком наслушался о ней за последние несколько дней.
Мать Микасы устроилась на работу в музыкальный магазин в центральном торговом центре, чем снова возбудила сплетни общественности против себя. Эрен то и дело слышал краем уха, как ее обсуждают другие женщины, и незнакомые, и матери его одноклассников. Из их ртов лилась отборная грязь: в их представлении Идзуми была вертихвосткой, которая уводит мужей из семей; бывшей японской проституткой, которую дурак Аккерман забрал в Штаты, но, по старой памяти, она все еще продолжает краситься как шлюха и вызывающе вести себя. Переживали за своих детей, которые вынуждены видеть подобный разврат; сетовали, что, мол, мужья сворачивают свои шеи вслед этой ведьме, которая их, без сомнения, околдовала; заявляли, что и она и ее мать — прислужницы дьявола, безбожницы и сатанистки, которые еще навлекут беду на город. Пара куриц коснулась в разговоре даже Микасы, деликатно замечая, что девочка растет в нездоровой атмосфере, что уже сказывается на ее психике, судя по дракам с одноклассниками. Слушать это было мерзко до дрожи. Еще более мерзко было от осознания, что сделать ничего не может. Бросаться с кулаками на чьих-то матерей — было бы слишком даже для него. Потому не придумал ничего лучше, чем зайти в магазин к Идзуми, передать от матери торроне и между делом заверить, что они не верят во всю грязь, которую говорят про семью Аккерманов.
Тогда понял, что тот взгляд ее серых глаз он запомнит надолго. Из затравленной темноты проступила благодарность и тепло.
***
Ooh, I bet you're wondering how I knew
'bout you're plans to make me blue
With some other guy that you knew before.
Between the two of us guys
You know I love you more.
It took me by surprise I must say,
When I found out yesterday.
Don't you know that…
I heard it through the grapevine
Not much longer would you be mine.
Oh I heard it through the grapevine,
Oh and I'm just about to lose my mind.
Honey, honey yeah…
«I heard it through the grapevine» — Creedence Clearwater Revival.
Первая неделя сентября 78-го омрачилась очередной простудой Армина. Эрен сетовал по телефону на слабое здоровье друга, сорвавшее долгожданный поход на «Хэллоуин» Карпентера, но все же исправно таскал сладости и апельсины к его дому. И все же внутренне удивлялся, как спокойно отнесся к подобной неудаче. Действие таблеток оказывало донельзя странное замораживающее действие на его эмоциональные реакции: перестали раздражать надоедливые одноклассники, посмеивающиеся за спиной, нудный бубнеж отца, даже не дающиеся учебные дисциплины не вызывали прежнего негодования. Постепенно исчезли и дурные видения, уступившие, однако, место новой мании, пугавшей отца не меньше. Преследуя свою мечту о становлении детективом, увлекся чтением книг и газетных заметок о делах серийных убийц от агентов ФБР. Для одноклассников, и без того считавших его чудаковатым, новое увлечение стало очередным поводом для перешептываний. Какая досада, что было абсолютно плевать.
Сухие страницы работы Винсента Буглиозе о шайке Мэнсона<span class="footnote" id="fn_38255376_22"></span> тихо шептались из-за поднявшегося влажного ветра, пока сидел на автобусной остановке у школы. Через час должен быть у мозгоправа, идти к которому совсем не хотелось. Глаза увлеченно перескакивали с одной строки на другую, в мыслях расцветали подробные образы кровавых расправ в тихих домиках словно с баннера американской мечты.
— Йегер, пальто у деда спиздил? — гнусавый голос и нестройный гогот сбоку втиснулись между строк описания места преступления. Не отрываясь от книги, машинально поправил приподнятый ворот темного пальто, которое купили с матерью на барахолке. Большевато, конечно, в плечах, но на то и был расчет.
— Отьебись, — ровно выдохнул Эрен, не глядя в сторону подошедших парней. И смотреть не надо было, чтобы понять, что это троица из параллельного класса, ставившая целью своей жизни издевательства над одноклассниками. Он еще помнил, как в началке они измывались над Сашей за то, что ей тяжело давалось чтение.
— Книжки читаешь, а грубишь, — недовольно процокал другой голос. Нетерпеливая потная ладонь легла поверх страниц и резко надавила, вынуждая поднять глаза. — Что там, истории про педиков, которым ты так подражаешь? — фраза потонула во взрыве угодливого хохота. Эрен холодно усмехнулся.
— Нет. О том, как лучше избавляться от тел после убийства, — прыщавое лицо сдвинуло брови.
— Какой же ты все-таки урод, — парень выпрямился, с отвращением глядя на него сверху вниз.
Эрен равнодушно пожал плечами и, закинув рюкзак на плечо, поднялся, намереваясь дойти до следующей остановки. Но, разумеется, не могло все быть так просто.
— Всегда был уродом, а как с пиздючкой Аккерманов стал общаться, так вообще протух, — назойливо протянул голос под новый поток смеха и одобрительных улюлюканий. Эрен прикрыл глаза, уговаривая себя не останавливаться и глядеть на рыжеющие шапки деревьев вдоль дороги, лишь бы не попадаться на такую явную попытку задеть. — У вас с Арлертом какие-то проблемы, походу, раз нравится проводить время в обществе шлюхи и ее наебыша.
Ноги сами остановились, словно увязнув в тягучем мазуте его слов. Эрен прикрыл глаза, крепко сжимая ладонь на лямке рюкзака.
— Зато у тебя, Говард, проблем никаких, — не поворачиваясь, начал он. — И есть все задатки стать уёбком, про которого напишут пару строк в паршивой газетенке в колонке про маньяков, которые убивают людей, чтобы справиться со своими внутренними травмами. А все потому, что мама недолюбила в детстве. Или потому что тебя на самом деле влечет к собственной мамаше, поэтому везде какие-то шлюхи мерещатся? Я бы таких, как ты, сразу вешал, — осознать сказанное он не успел — тяжелый удар пришелся в область спины, из-за чего потерял равновесие и завалился на влажный от недавнего дождя асфальт.
Обернулся, чтобы увидеть, как красное и перекошенное от гнева лицо мелькнуло в опасной близости от него, а на нос обрушился тяжелый кулак. Переносицу пронзило болью, на губы хлынуло горячее, и едва успел прикрыть голову от ботинка присоединившегося к Говарду парня. Не глядя, двинул коленом в сторону и, судя по болезненному стону и звучному «сука», попал точно в цель. В бок снова ударили ногой. Оскалившись от боли, ухватился за ногу третьего парня и со всей дури дернул, заставив завалиться на землю, но не успел нанести и одного удара по перекошенной роже, как толстые пальцы из-за спины смокнулись на шее и с силой дернули назад, лишая возможности вдохнуть.
— Отпусти его, дерьма кусок!
Пальцы резко расцепились, и Эрен по инерции упал сверху на распластанного на земле парня, жадно глотая воздух. Тот задергался, и Йегер не упустил момент двинуть ему в ухо прежде, чем поднял глаза на крикливый источник шума. Обомлел. Тонкая и вытянувшаяся словно еще выше Микаса с остервенением лупила Говарда толстой палкой, осыпая ругательствами чаще, чем точными ударами.
— Я тебе сейчас устрою, маленькая блядь! — взревел второй парень, и Эрен было дернулся, чтобы встать и помочь, но Микаса оказалась быстрее. Неожиданно точно выброшенная в сторону нога угодила парню ровно в челюсть, сбив с ног.
— Будешь еще так делать, выблядок? — оседлав упавшего на живот Говарда, Микаса схватила его за волосы на затылке и с чувством придавливала окровавленное от ссадин лицо к земле. — Будешь?!
— Микаса! — хрипло гаркнул Эрен, сумевший встать, и дернул ее за локоть на себя, вынуждая оставить лепечущего что-то парня.
С бледного лица на него воззрились два потемневших чуть ли не до черноты одичалых глаза. Дико раздражало, что приходилось смотреть на нее чуть снизу. Еще больше раздражало, что ввязалась в драку, чтобы спасти его задницу, будто он сам бы не справился. Тяжело дыша, Микаса отбросила палку, словно намеренно попав в ахнувшего Говарда, прикрывающего голову руками. Эрен опасливо оглянулся, не видел ли кто из жителей домов их разборку, и, обхватив девчонку за локоть, потащил за собой подальше от места бойни. Запоздало, мысленно пытаясь усмирить черт знает откуда взявшуюся злость, осознал, что не видел подругу целый месяц.
— Чего ты влезла? У меня все было под контролем.
— Ну конечно, — закивала Микаса, и Эрен только тогда обратил внимание, что на ее лицо неумело, но все же нанесена косметика. — Он бы тебя придушил просто и все.
— Я ждал подходящего момента.
— А дождался бы асфиксии, — хмыкнула она, вырвав локоть из его ладони, и, обогнав, начала идти спиной вперед. — Видел, как я его? — просияв, Микаса заново продемонстрировала удар невидимым мечом и выпад ногой. — Это Леви Аккерман научил.
— Завуч? — скептически уточнил Эрен.
— Это в школе он завуч, а в спортцентре Сины — преподаватель фехтования, — гордо заявила Микаса.
— Как тебя туда занесло? Ты вроде в лагерь ездила, а не на войну, — усмехнулся Эрен и тут же болезненно зашипел, ощутив боль в разбитой губе.
Не сбавляя скорости, Микаса вынула из кармана джинсовки платок и подала ему вытереть кровь под носом.
— Сама захотела. Надоело, что до меня все докапываются, а я за себя сама постоять толком не могу.
— Не думал, что девочки подобным занимаются, — неуверенно буркнул Эрен, ощущая, как внутри разливается какое-то гадкое чувство. Угрюмо шмыгнул носом, стирая кровь.
— У желания защитить себя и тех, кого любишь, пола нет, — уверенно кивнула Микаса и, чуть не поскользнувшись, все же повернулась лицом в направлении дороги. — Леви говорит, что у меня уже лучше всех в группе получается. Говорит, в прошлой жизни я могла быть талантливым воином. Смеется, конечно, но мне приятно.
— А тебе не много занятий? И музыка с мамой, и фехтование. По учебе совсем съедешь, — Эрен и сам не понял, каким образом из него вылетели слова, доебавшие его самого из уст отца. Мерзость-то какая. То-то Микаса поглядела как придурка.
— А тебе книжки про маньячин учиться не мешают? — ткнув пальцев в грязную от воды книжку в кармане его пальто, усмехнулась она.
— Мне это надо, если хочу стать детективом, — буркнул Эрен, недовольно буравя взглядом усыпанную листвой дорогу и запоздало понимая, что идет вообще не в сторону остановки и наверняка пропустит сегодня психиатра. В таком виде идти — билет в один конец, где конечная — очередная истерика Гриши.
— Ну так и мне надо. Музыка, потому что буду композитором. А мечи, чтобы дожить до этого славного момента.
— Мы с Армином в состоянии за тебя постоять, — раздраженно процедил Эрен, ощущая, что накаляется с каждой секундой.
— Да я видела, — засмеялась Микаса и тут же умолкла под тяжелым взглядом зеленых глаз. — За меня и Жан может постоять. Наверное. Но он не против, что я хожу драться на мечах. Говорит, что это круто.
Эрен сдвинул брови, непонятливо покосившись на нее.
— Жан? Кирштайн? — она кивнула. — Он тут причем?
— Дорогой, ты отстал от жизни, — пропела Микаса, зачем-то нажав ему на кончик носа. — Мы с Жаном теперь встречаемся.
Эрен замер как вкопанный, едва глаза не выпали из орбит от удивления. Прошедшая вперед еще два шага Микаса остановилась, обернувшись.
— Чего, блять?
— Ну да, — заправив волосы за ухо, кивнула Микаса. Эрен только теперь обратил внимание, что привычная длина по плечи успела сильно отрасти. — Он предложил в последний день лагеря.
Эрен вскинул брови и захлебнулся то ли выдохом, то ли смешком. Ладонь взъерошила волосы, когда в шоке поглядел в сторону, решительно не понимая, как реагировать на эту информацию. Гадливое ощущение только еще больше усилилось.
— Ты же с ним не общалась толком. С чего вдруг?
— Ну мы неплохо сдружились за время смены, — пожала плечами, словно это ничего не значило. — Он смешной, симпатичный. Почему бы нет?
— Симпатичный? — Эрен едва не рассмеялся в голос, хотя весело не было абсолютно. — Это лошадиная морда-то симпатичный?
— Сам ты морда, — буркнула Микаса, сложив руки на груди, — лисья.
Эрен выдавил из себя несколько смешков, качая головой с все тем же непониманием. Обхватив ладонью лямку рюкзака, уверенно двинулся дальше, чуть обогнав Микасу. Отчего-то идти рядом уже было не очень приятно.
— Обалдеть, блять. Уехала на месяц.
— А чего ты так реагируешь? — семеня рядом, недовольно спросила Микаса. Если б он сам знал.
— Да ничего. Ты просто насмотрелась на родителей, и теперь тоже в какие-то отношения играть пытаешься, хотя тебе еще объективно рано.
— Охуеть, — Эрен даже обернулся на ее вытянувшееся лицо. — А ты у нас типа эксперт по идеальному возрасту для отношений?
— Нет, но в этом возрасте подобное — опасно, — уже сам не понимал, что говорит, лишь бы переспорить ее. Убедить, что затея — дерьмо.
— Чем это?
— Да тем! — раздраженно гаркнул он, смутившись того, как гребаный ломающийся голос дернулся петухом вверх. — Отец вон постоянно рассказывает о том, как пятнадцатилетки в клинику рожать приезжают.
— Ты меня совсем дурой считаешь? — ахнула Микаса, выдавив шокированный смешок.
— Нет. Но ты же… типа с раннего возраста про секс знаешь и все такое, — Эрен успел осознать, какой пиздец выпал из его рта, лишь когда Микаса резко замерла и окатила настолько холодным и яростным взглядом, что даже поежиться захотелось. А затем с силой пихнула в плечо, хотя явно метила куда повыше.
— Ты за нас заступился перед теми мудаками, чтобы потом самому шлюхой обозвать? — прошипела Микаса. Эрен обомлел, ощутимо вздрогнув, и тут же замотал головой. Наверняка еще и побледнел.
— Я не это имел ввиду, Микаса! Не так сказал. Я просто… Я идиот, — беспомощно выдохнул Эрен, ощущая, что готов в любую секунду разрыдаться от чувства вины. Серые глаза уже не глядели с ледяной яростью, но все еще буравили.
— То, что мама мне рассказала про такие вещи, не делает меня легкодоступной. Я наоборот лучше знаю, если со мной кто-то начнет делать что-то не то, и не побоюсь сказать. А с Жаном мы даже не целовались, если тебя это так волнует, — Эрен сглотнул под ее колючим взглядом. Микаса холодно оглядела его сверху вниз. — Вырядился как Джимми Пейдж<span class="footnote" id="fn_38255376_23"></span>, а бубнишь как Гриша Йегер, — взмахнув волосами, отвернулась и бодро зашагала через дорогу. Эрен моргнул, внезапно поняв, что умудрились дойти до ее дома. — Иди давай, — грубо бросила она через плечо с другой стороны улицы, — мама тебе лицо обработает хоть.
Идти в ее дом теперь было стыдно, но и приходить домой с такой рожей — тоже не лучший вариант. Втянув голову в плечи и сунув руки поглубже в карманы, Эрен поспешил за подругой, уже подходящей к дому.
— Прости, — виновато шепнул он, неуверенно взяв ее за руку, когда нагнал уже у входной двери. В ответ получил недовольный взгляд.
— За отцом поменьше повторяй и извиняться не придется, — буркнула Микаса. — Хотя с твоим помелом — придется и так.
Уже сидя в светлой кухне Аккерманов на высоком табурете, пытался глядеть куда угодно, но не в глаза сидящей напротив Идзуми, которая аккуратно протирала смоченной в спирте ватой его раны. Микаса, издавая почерпнутые из фильмов про ниндзя, звуки атак, скакала по гостиной с бамбуковой палкой наперевес, отрабатывая удары.
— Ну вот, — приклеив пластырь, мягко взяла его за подбородок, поворачивая лицо под светом лампы. — Зарастет и будешь, как новый.
Эрен тяжело сглотнул, потупив глаза и выдохнул тихое «спасибо». Вдруг узкие прохладные ладони взяли его покоцанные руки и чуть сжали. Он поднял непонимающий взгляд на лицо женщины, как всегда с красивым выразительным макияжем, только длинные волосы в этот раз были распущены и свободно лежали поверх клетчатой фланели рубашки.
— Эрен, я очень благодарна, что ты так… сражаешься за нас, — мягко проговорила она, сочувственно оглядывая его. — Но ты бы поберег себя. Такое красивое лицо не стоит портить.
— Да что мне это лицо, — буркнул Эрен, невольно покосившись в сторону скачущей Микасы. — А если с этими му… дураками не разбираться, они вообще не оставят вас.
— Они и так не оставят, — грустно вздохнула Идзуми и ласково поправила его челку. — Микаса! — прикрикнула, услышав звук опасно заходившей вазы. — Не в доме.
— Прости, — протянула девчонка и послушно убрала палку в угол.
Женщина снисходительно покачала головой и снова с теплотой оглядела Эрена.
— Карла недавно говорила, что ты к психиатру ходишь теперь.
Эрен покосился на Микасу, прижавшуюся к дверному проему кухни и внимательно слушавшую разговор. Покраснел и кивнул.
— Нравится?
— Меня об этом не спрашивают, — усмехнулся Эрен.
— Знаешь, — задумчиво начала Идзуми, глядя куда-то сквозь него, — у меня в свое время тоже были проблемы… с эмоциями и чувствами. Тоже ходила к психиатру, чуть постарше тебя была. В этом нет ничего зазорного, это полезно. Но больше всего мне помогла музыка, — Эрен недоверчиво глянул на нее. — Я начала брать уроки пианино, чаще играла на гитаре и других инструментах, и это оказало интересный эффект. Стало спокойнее. Если хочешь, я могу и тебя поучить. Три свободных дня в неделю у меня есть, выбирай любой.
Эрен поднял брови и посмотрел украдкой на виднеющийся из гостиной край черного лакированного пианино. Когда Микаса играла на чем-нибудь, звучало очень красиво, и всегда было завидно, что он ничего подобного сам не умеет.
— Я… — прочистив горло, выдохнул Эрен. — Я боюсь, мне нечем будет заплатить вам.
— Эрен, бесплатно, ты что? — улыбнулась Идзуми, заглядывая в его глаза. — Я учу Микасу, но она и так уже лучше меня играет.
— Вранье, — пропела девчонка у дверного проема.
— Мне только в радость поучить и тебя. Уверена, что отлично получится. Надо только договориться с Карлой и выбрать день. Если сам хочешь, конечно.
И, черт возьми, он хотел. Вопрос с днем уладили уже к следующей неделе, когда Карла сама пришла домой к Аккерманам и почти три часа пила чай на кухне с Идзуми. Сидя в гостиной с Микасой и Армином за просмотром аниме, за сюжетом которого он едва успевал следить со своей заторможенностью, Эрен прислушивался к беседе женских голосов, и вскоре с облегчением начал различать мелодичный смех мамы и темы, слишком далекие от изначальной причины визита. Вышла Карла с загадочной улыбкой, пряча какую-то бутылку в складках длинной юбки. Микаса шепнула, что это наверняка саке. На пороге Идзуми еще некоторое время что-то шептала Карле на ухо, заставляя ту смеяться и будто на автомате хватать ее за ладони. Стало невероятно светло на душе от мысли, что у мамы, не хваставшейся большим количеством друзей, появилась подруга. Еще стало невероятно странно, как о такой женщине как Идзуми, излучавшей свет и теплоту, могли появиться грязные слухи.
Школьные дни тянулись долго и серо, хотя Эрен по большей части грешил на действие таблеток. Летние репетиторы по куче предметов едва ли смогли улучшить его успеваемость, все равно на половине уроков куда интереснее было исподтишка читать вырезки из газет об американском клоуне-убийце<span class="footnote" id="fn_38255376_24"></span>, до сих пор разгуливавшем на свободе, переписываться с Армином и разрисовывать пустые страницы образами из утерянных видений. Лишь на языках и полюбившейся после раскопок истории включался в процесс, хоть преподавали последнюю не так увлекательно как патлатые ученые в очках.
На перерывах неприятно кололо под ребрами, когда порой натыкался на Микасу, которую Жан постоянно приобнимал за плечи. Глупо было так реагировать, действительно ее дело, с кем встречаться. Главное, чтобы от друзей не отказывалась совсем. И каким-то образом Микасе удавалось лавировать между подобием своих очень серьезных отношений и встречами с друзьями. За одну лишь осень умудрились сходить на сиквел Челюстей и Омена. На этот раз пригласили Сашу, Жана и Конни. Было отчасти неприятно, что Микаса сидела настолько далеко, но с гадким удовольствием, позволяя Саше и Армину утыкаться лицами в свои плечи, отмечал, что Аккерман будто так ни разу не схватила ладонь Жана на страшных моментах.
Занятия с Идзуми, о которых мать настолько деликатно сообщила Грише, что тот даже не сильно возмущался, проходили каждую субботу по утрам. Вопреки ожиданиям Эрена, Микасы в это время часто не бывало дома. Идзуми многозначительно сообщала, что дочь отправилась на свидание. Эрен пытался сохранять бесстрастное выражение лица, но отчего-то казалось, что женщина видит его насквозь. Так или иначе, учитель из Идзуми вышел отличный. Эрен радовался в душе, что она настолько терпелива и мягка в объяснениях, что даже ошибаться стало нестрашно.
В один из ноябрьских дней ему все же удалось застать Микасу дома. Тогда Идзуми с сияющими глазами предложила разучить песню тех самых Флойдов, по которым сходила с ума. Сначала, сев рядом с ним за пианино, без единой ошибки сыграла нежную неторопливую мелодию, названную ею «Julia dream», слова которой, напеваемые нежным голосом, лились словно мед. Звучание Эрену очень понравилось, но обуял страх, что сам повторить подобное не сможет ни за что.
— А о чем эта песня? — спросил он, когда Идзуми отняла пальцы от клавиш.
Женщина задумчиво потерла шею, покусывая губу.
— Ты знаешь, о много. Тексты Флойдов достаточно сложно понять. Они обо всем и ни о чем… — за спиной раздался звучный хлопок двери холодильника, когда пронесшаяся со второго этажа Микаса захотела налить себе сок. — Полегче, Кармен! Опять поругались, — шепнула Идзуми с тихим смешком.
— «Julia dream» о путешествии по подсознанию и поиске ответов на свои внутренние страхи, — деловито заговорила Микаса, проходя в гостиную с целым пакетом сока. — Все образы, как из дурного сна, в котором человек пытается отыскать свой путь, — высокопарная речь завершилась громким сюрпаньем сока прямо из горла. — А с Жаном мы не ругались. Просто он дурачок, как все мальчики.
— Я бы попросила, — оглянулась на нее через плечо Идзуми. — Что ж ты с дурачком гуляешь, чтоб себя умной почувствовать?
Микаса вскинула брови, хмыкнула и присела с ногами на диван, продолжая потягивать сок.
— Вообще это моя любимая песня у Флойдов, — между делом сообщила она.
— Так, успокойся диванный критик, — Идзуми принялась медленно показывать последовательность клавиш посерьезневшему Эрену. Запороть любимую песню противной девчонки совсем не хотелось. — Ля минор, sun-light bright upon my window, ligh- ter, до мажор, than an, ми мажор, ei- der-down, ля минор.
Эрен послушно повторял последовательность, следя за длинными пальцами, едва касающимися клавиш. Как будто получалось, но стоило Идзуми убрать ладони, как его руки начинали плясать в другую сторону, и приходилось начинать все заново. Женщина кивала и терпеливо повторяла мелодию. Эрен упрямо сдвигал брови, краснел, стараясь не думать, насколько по-идиотски выглядит со стороны, и пытался сделать все правильно, но каждый раз заново сбивался, раздражаясь все больше.
— Да, — протянула Идзуми, — с гитарой у тебя дела идут гораздо лучше. Сказывается внутренний пыл, — добродушно улыбнулась женщина. — Но ничего, этим тоже овладеем со временем, — из кухни резкой трелью раздался звонок телефона. — Так, повторяй пока эту последовательность, я быстро.
Эрен глубоко вдохнул, когда она упорхнула на кухню, и принялся повторять заданный урок, снова скатываясь на ошибки. Возникшая внезапно за плечом Микаса заставила вздрогнуть. Девчонка деловито оглядела его ладони на клавишах и присела на место матери.
— Ноты путаешь.
— Знаю, — раздраженно буркнул Эрен, снова упрямо принимаясь за дело.
— Но не сдаешься, — хмыкнула девчонка и вдруг, протянув руку, накрыла его ладонь сверху своей. Эрен замер, покосившись на нее. Микаса принялась мягко нажимать на его пальцы своими сверху, легкими касаниями заставляя ноты складываться в верную последовательность. — Вот так уже лучше.
— У меня просто пальцы как сосиски, — чуть усмехнулся Эрен, растеряв свое раздражение. Микаса хмыкнула и подняла его ладонь к своим глазам.
— Сосисок не вижу, красивые руки.
Эрен неловко кашлянул, возвращая руку на клавиши и не зная, как реагировать на неожиданный комментарий.
— Почему ты дома сегодня? — как бы между прочим поинтересовался он.
Микаса пожала плечами, наигрывая левой рукой ту же мелодию, но куда быстрее и мелодичнее.
— У Жана по субботам баскетбольные тренировки, приходится там сидеть и смотреть, пока освободится, а мне не очень интересно. Решили выходные порознь провести, — она снова подвинулась чуть ближе и, накрыв уже обе его ладони своими, принялась выводить более сложный вариант мелодии. — Может, тебе лучше на гитаре сосредоточиться. Будешь как Джимми Пейдж или Ричи Блэкмор.
— Ну конечно. Куда мне?
— Что я слышу! Эрен! — радостный голос и хлопки в ладоши ворвались в комнату. Дети синхронно обернулись на замершую на пороге Идзуми, на чьем лице тут же отобразилось понимание и смех. — Понятно. Ну-ка брысь, змееныш!
***
If it keeps on rainin', levee's goin' to break,
When the levee breaks I'll have no place to stay.
Mean old levee taught me to weep and moan,
Got what it takes to make a mountain man leave his home,
Oh, well, oh, well, oh, well.
Don't it make you feel bad
When you're tryin' to find your way home,
You don't know which way to go?
«When the levee breaks» — Led Zeppelin.
Новый 79-й год в доме Йегеров начался с нарушения едва установившейся мирной обстановки новым витком ругани.
Гриша уже был накален тем фактом, что жена на зимних каникулах умудрилась на целый вечер уйти в бар с Идзуми Аккерман, чего не делала никогда после рождения сына, и вернуться за полночь со счастливой хмельной улыбкой на лице. Эрен с оставшимся на ночевку Армином тихо хихикали, глядя со второго этажа, как Карла в красивом зеленом платье по фигуре включила музыку, вознамерившись продолжить танцы уже с мужем, обалдевшим от таких выходок. Поэтому когда за ужином Эрен вдруг заговорил о возможности пойти на фехтование к Леви Аккерману, отец был в тотальном ужасе. Чисто в теории можно было бы обойтись и без уведомления отца, но когда Эрен пришел к мужчине с беспристрастно холодным лицом, одетым в форму, которая даже роста ему добавляла как будто, тот неожиданно и безапелляционно отказал. Никакой внятной причины он не назвал, повторяя, что он не будет его обучать даже под дулом пистолета. Оскорбило до глубины души, хотя Эрен больше удивился странной реакции. С присущим упрямством достал преподавателя до такой степени, что тот согласился принять его только с разрешения отца, без которого, мол, не хотел брать на себя ответственность за последствия. Эрен ничего не понял, кроме того, что для достижения поставленной цели ему придется скрутиться в бараний рог. Разговор предстоял знакомый, тот же, что был, когда Эрен, будучи младше, уже заговаривал о единоборствах и боксе.
— Разговор окончен, Эрен, — твердо повторил отец, изо всех сил стараясь сосредоточиться на фильме по телевизору, хотя даже вилку в его руке очевидно потряхивало. — Я запрещаю.
— Гриша.
— Все. Хватит.
Эрен отстраненно успел лишь подумать, что док что-то напутал с таблетками для башки, потому что объемом его ярости сейчас можно было напитать какую-нибудь электростанцию, и упрямо двинулся к розетке для телевизора, чтобы рывком выдернуть шнур. Карла охнула, округлив глаза и прижав ладонь к губам. Лицо Гриши побледнело.
— Эрен, ты ведешь себя как капризный…
— А давай лучше поговорим, как ты себя ведешь! — выплюнул Эрен, ощущая дикую пульсацию крови в висках. Померещилось даже, будто разряд пробежал перед глазами. — Дело не в сраном фехтовании, не в музыке и не шмотках. Дело в том, что ты все никак не уймешься из-за того гондона, которого я зарезал, чтобы мать спасти.
— Эрен! — сжав ладони в кулаки, отец вскочил на ноги, яростно глядя на него. Карла беспомощно глядела из стороны в сторону, не зная, кого останавливать.
— Ты из меня какого-то гребаного маньяка делаешь, неужели не видишь?! Мозгоправ, таблетки, — начал загибать пальцы Эрен, — рок-музыка — опасно, доведет до греха; Аккерманы — плохо, потому что живут как хотят; спортивные секции — нельзя, вдруг я начну ходить по улицам и людей вырезать от нечего делать. Ты же от меня чего-то такого ждешь?
— Эрен! — мать чуть повысила голос, обхватывая его ладони своими, но он, не глядя, скинул их, не видя от ярости ничего, кроме то бледнеющего, то краснеющего лица Гриши.
— Немедленно успокойся и…
— А то что? — перебил его Эрен. — Тирадами меня задушишь? Еще больше таблеток всадишь? В церковь отведешь? Мне не признаешься, так хотя бы себе не лги! Признайся себе, что ты просто боишься собственного сына, — Гриша вдруг замер, остекленевшим взглядом вглядываясь в него. — Ты только и делаешь, что пытаешься слепить из меня какого-то прилежного послушного мальчика, потому что боишься, думаешь, что я какой-то гребаный дьявол, который начнет уничтожать все живое, стоит хоть на мгновение ослабить поводок. Ты человека во мне не видишь, блять, вот в чем проблема.
Карла обессиленно рухнула на стул, накрывая мокрое от слез лицо руками, и задрожала плечами. Гриша медленно прикрыл глаза, будто придя в себя, и длинно выдохнул. Подошел к плачущей жене, накрывая плечи ладонями, которые та тут же скинула.
— Вот поэтому я и запрещаю. Прежде чем браться за оружие, надо себя научиться контролировать, а ты только орешь. Мать до слез довел.
— Ты бы следил, до чего сам доводишь, — огрызнулся Эрен, чуть умерив пыл при взгляде на рыдающую мать.
— Ты с отцом разговариваешь, сопляк, — снова разгорелся Гриша, за пару шагов подходя ближе. Эрен вскинул голову, глядя в глаза, снова ощущая, как от ярости начинает потряхивать.
— Если бы ты еще себя вел почаще как отец, а не как проповедник.
Лицо Гриши снова побледнело. Эрен не шелохнулся, боковым зрением уловив, как ладонь отца взмыла в воздух, намереваясь дать пощечину, но так и зависла. Желваки играли, широко раздувались ноздри, бледные губы дрожали от злости. Прикрыв глаза, Гриша медленно опустил ладонь и так же медленно выдохнул носом. Все лишь для того, чтобы, развернувшись, разом растерять все самообладание и с силой кинуть подвернувшийся под руку стул в пол. Карла вздрогнула от резкого грохота, отчаянно всхлипывая. Эрен виновато поглядел на нее исподлобья, но все же резко развернулся и унесся в прихожую. Там натянул пальто, наспех обвязался шарфом и принялся натягивать ботинки.
— Эрен! — надсадно позвала мать, влетая в прихожую. Из гостиной донесся сардонический смех отца. — Куда ты?
— К Армину, прости, — сжав на мгновение ее ладонь, выдохнул Эрен. — Я не могу.
— Пусть идет, — расхохотался Гриша и, судя по звуку, налил спиртного в стакан. — Это уже все. Я умываю руки. Я пытался? Я пытался. Видать, на роду ему написано. Видит бог, я все делал, но ты, господи, все подстроил так, как тебе надо. Браво, — донеслись хлопки, — не оставляешь ты ему шанса, господи. Уж проклял так проклял.
Натянув ботинки, Эрен распрямился, покосившись на гостиную как палату душевнобольного. Мать, закрыв лицо ладонями, унеслась на второй этаж.
— Ты не думал, Эрен, — вдруг обратился отец, стоило ему схватиться за дверную ручку, — что раз даже Леви Аккерман отказывается, на то какая-то более глубокая причина?
Эрен стиснул зубы, прикрывая глаза.
— Пошел ты.
Вслед донесся только сардонический смех и удары ладони по столешнице.
На удачу, Армин оказался дома, еще и с одним только дедом, который не сильно вдавался в подробности поздних визитов, больше фокусируясь на передаче об охоте и рыбалке. Арлерт в нетерпении и шоке полчаса отпаивал онемевшего друга чаем и, нервно дергая ногой, ждал, пока Эрен начнет объяснять происходящее. Прорвало его только когда укрылись в комнате Армина. Выдал едва связным речевым потоком и всю накопившуюся за пять лет обиду, и все произнесенные в зимний вечер слова. Армин только в ужасе качал головой, изредка вставляя междометья и комментарии. Когда Эрен, наконец, выдохся и упал на кровать, сразу осознав, как на самом деле продрог по дороге, Армин попытался дать пространную оценку ситуации и поддержку, заверяя, что он полностью на стороне друга. Отвлечься пытались бессмысленной рождественской комедией по телеку, которую Эрен едва видел, лежа на спине и свесив голову с края кровати. Убиться хотелось сильно как никогда, особенно от воспоминаний о заплаканном лице матери. Прокручивал в памяти, пока внезапно не зашел дед Армина с трубкой в руке, из которой якобы просили Эрена. Удивленно приложив телефон к уху так, чтобы Армин тоже слышал, Эрен вскинул брови, узнав мелодичный голос Микасы:
— Ты что натворил дома, лисья морда?
— Что? — переглянувшись с Армином, спросил Эрен.
— Твоя мама у нас. Миллион долларов в парке завтра, и можешь ее забирать.
— Что ты несешь? — протянул Эрен, слыша смех на другом конце провода.
— Мама твоя приехала, — вздохнула Микаса, успокоившись. — Рассказала, что вы с отцом поцапались, и ей так это надоело, что она схватила бутылку саке, приехала к нам, и теперь они пьют с мамой на кухне. Вот тебе и подарочек, обратно приехал.
Эрен посмотрел на вытянувшееся лицо Армина. Сам своим ушам не верил.
— А как, — Эрен прокашлялся, ощутив, как осип голос, — как она обратно-то поедет?
— На перекати-поле, — отчетливо представил, как она закатила глаза. — Ясен хуй, мы ее ночевать оставим. Папа на диванчике перекантуется.
Эрен прикрыл глаза и выпустил тяжелый вздох, роняя голову на руки. Уму не постижимо, сколько людей в неудобное положение поставил своей выходкой.
— Мне это все напоминает «Gimme Shelter» Роллингов. Помните? — донеслось из трубки. А затем деланно хриплым голосом, подражая Джаггеру. — Oh, a storm is threat'ning, myverylifetoday. If I don't get some shelter, oh yeah, I'm gonna fade away… Мы с тобой, Армин, сегодня добрые самаритяне.
Арлерт подхватил трубку, зачем-то кивая.
— Так точно. Я уже отпоил своего пациента чаем.
— Клево. У моей мамы методы более радикальные. Они, кстати, уже слушают Blondie<span class="footnote" id="fn_38255376_25"></span>, значит, скоро будут разговоры про дурацких мужиков.
Эрен не мог отнять лицо от мягкой поверхности одеяла, мечтая самоуничтожиться в моменте. Смешливый голос Микасы, словно из другого мира, где произошедшее не считалось трагедией мирового масштаба, ничуть не улучшал ситуацию. Пока Армин болтал с Микасой уже на другую тему, Эрен никак не мог отделаться от навязчивой мысли: ни мать, ни отец никогда не вели себя подобным образом, потому что никогда накал ссор не выходил на такой уровень. Быть может, доля правды в словах отца и есть? Он один умудрился только своими словами довести обоих родителей до совершенно невообразимого состояния, словно отравил сам воздух по щелчку пальцев.
На следующий день, как бы ни было сильно желание остаться у Армина, пришлось возвращаться домой, хотя оттягивал этот время как мог, нарочно брел домой обходной дорогой. Дом встретил звенящей тишиной, в которой излишне резко звучал стук посуды в раковине и шум воды. Отца дома не было, и Эрен решил использовать этот момент, чтобы поговорить с молчаливой Карлой. Мать все еще злилась, накричала на него, но в итоге все же заключила в объятья, роняя на его макушку новые слезы. Когда вернулся отец, уже под ночь, усталый и пахнущий спиртным, никакого повторного разговора не состоялось, как и в последующие пару недель. Гриша пропадал на работе, старался не слишком пересекаться с сыном, не проронил ни звука в его сторону, а затем и вовсе уехал в трехнедельную командировку в штаты, так и не обмолвившись ни словом. По утру, однако, Эрен обнаружил на тумбочке в прихожей письменное разрешение на занятия у Аккермана с подписью отца и деньги за месяц. Пробегая глазами по строчкам на бумаге, Эрен все никак не мог понять, почему не чувствует даже призрака радости от осознания, что добился своей цели.
***
I been alone
All the years
So many ways to count the tears
I never change
I never will
I'm so afraid the way I feel
Days when the rain and the sun are gone
Black as night
Agony's torn at my heart too long
So afraid
Slip and I fall and I die
«I'm so afraid» — Fleetwood Mac.
В первый день занятий Эрен жутко нервничал, то и дело дергая ногой в автобусе, чем раздражал сидевшую рядом бабульку. У входа в трехэтажный спорткомплекс с удивлением обнаружил Сашу, которая, обняв, тут же защебетала о своих тренировках по стрельбе из лука. Лучный тир располагался этажом ниже зала фехтования, и Эрен с отчаянием в глазах проводил радостно прыгающую по ступенькам Сашу, пообещавшую, что обязательно заглянет посмотреть на его успехи.
Успехи. Мысль о том, что он пришел в группу позже остальных и наверняка будет жутко отставать, грызла мозг надоедливым червем, пока, хмуря брови, шнуровал кроссовки и натягивал куртку. Перед входом, слыша лязганье сцепляющихся клинков, глубоко вдохнул и толкнул дверь. В ноздри мигом ударил запах спортивного инвентаря и резины, устлавшей пол зала. Глаза скользнули по стойке с множеством тускло поблескивающих мечей, обогнули группу ребят в спортивной форме, повторявших движения за усатым блондином. Взгляд упал на занимающуюся под надзором Леви группу, разбитую на пары. Лиц было не разобрать из-за надетых на головы плотных масок с сеткой. Фигуры слажено двигались, обрушивая точные удары на противников, группировались и атаковали снова. Внимание само собой сосредоточилось на фигуре чуть поодаль, закутанной в облегающую форму, полностью черную, выделялись лишь знакомые красные кроссовки. Тонкая и гибкая, она сделала резкий выпад, добивая замешкавшегося противника частыми ударами, пока не оттиснула за линию, где он поскользнулся и приземлился на задницу. Эрен едва хотел улыбнуться, как фигура сняла с головы маску и тряхнула выбившимися из хвоста черными волосами. С мощным уколом в области груди перед глазами начал расцветать удивительный образ: девушка, жутко похожая на Микасу, но с волосами выше плеч, в белой рубашке, оплетенная ремнями и красным отрезом шарфа на шее, яростно выхватывает из ножен сверкающий меч, готовая ринуться в бой в любую секунду и не жалеть никого. Даже сердце чаще забилось. Видений, да еще и таких реалистичных, не было уже давно.
— Эй, — образ рассеялся, стоило в поле зрения появиться Леви Аккерману. Тот смерил Эрена странным взглядом из-под полуопущенных век. — Ты сюда пялиться пришел или работать?
— Работать, сэр, — закивал Эрен, машинально вытянувшись. — Готов начинать.
Леви скептически поглядел в ответ на его энтузиазм.
— Начнем с работы над дыханием. Три круга бегом по залу. Пошел.
Терпение никогда не было одной из добродетелей Эрена. Он понял это еще на уроках по игре на пианино с Идзуми, но в полной мере убедился, когда на протяжении целого месяца Леви словно нарочно мариновал его дыхательными упражнениями, силовыми тренировками и черти чем, но не позволял и приближаться к оружию, холодно заявляя, что он еще не готов. Злил еще больше тот факт, что на периферии зрения постоянно маячила Микаса, раз за разом выходившая победительницей из спаррингов с другими участниками группы. Пробегая очередной круг, пытался мысленно убедить себя, что пришел сюда не в попытке угнаться за ее успехами. Отжимаясь с весами на спине, которые то и дело любезно подкладывал деловито потягивающий чай Леви, глядел на нее, гибкую, быструю и уверенную, и не понимал, от чего так гадко обжигает изнутри зависть. Слушать рассказы Микасы об успехах на поле боя после тренировок тоже стало невыносимо, и все чаще стал огрызаться на нее, внутренне коря себя же за грубость. Одно радовало: после полутора месяцев диких тренировок, которыми его загонял Леви, из головы ушли все лишние мысли, оставляя лишь желанием упасть на кровать и уснуть, а в один из дней обратил внимание проступившие мышцы на своем раздражавшем дрыщеватом теле. Ну хоть что-то.
— Я хочу попробовать по-настоящему, — тяжело выдохнув и сердито сдув со лба челку, заявил Эрен на исходе второго месяца. Бамбуковая палка, которую ему вручил Леви еще несколько занятий назад, одним своим видом внушала злость и раздражение. Приемы боя отрабатывал изо всех сил и явно был не хуже остальных в группе новичков, но Леви все еще не давал ему шанса проявить себя.
— Ты не готов, — бесстрастно произнес сидящий на сложенных вместе матах мужчина, снова делая глоток чая. — Фехтование — это не про желание надрать кому-то зад. Это хладнокровность в первую очередь, и умение оценить ситуацию, а не нестись сломя голову.
— Да я помню, — Эрен закатил глаза, — вы это весь первый месяц мне рассказывали.
— А ты не усвоил.
— Я все усвоил. Вы меня дольше всех на поводке держите. Понимаю, что вам виднее, но я ведь даже не могу проявить себя.
Леви уставил подбородок в кулак, внимательно оглядывая его с ног до головы. Затем хмыкнул и покачал головой.
— Удивительно. Ты ни черта не изменился.
Эрен не успел уточнить пространную фразу преподавателя, как тот поднялся на ноги и, махнув рукой, подозвал Микасу. Та отвлеклась от отработки ударов с группой Закариаса и с удивленным лицом прошла к Леви.
— Мальчик хочет проявить себя, — он кивнул на Эрена, замешкавшегося под внимательным сероглазым взглядом. Микаса пожала плечами, украдкой усмехнувшись, и отправилась на полосу для спарринга.
— Я думал… — неуверенно начал Эрен, — с кем-то из парней попробовать.
Леви насмешливо вскинул бровь.
— А что такое, боишься девчонке продуть?
Эрен раздраженно покосился на него и рывком натянул на голову маску, выдохнув глухое «не продую». Краем глаза, сквозь плотную сетку маски Эрен различил, как остальные участники группы Леви расселись по обе сторону от занятой дорожки в явном предвкушении поединка. От того только сильнее расстучалось сердце, отдаваясь в висках, увлажнились ладони под тканью перчаток. Покрепче перехватил рукоять меча, сглотнув пересохшим горлом. Не проиграет. Микаса на другом конце дорожки вновь стала безликой черной фигурой, натянув маску на голову.
— Стойка, — скомандовал Леви, замерев около дорожки со сложенными на груди руками. Эрен послушно занял необходимое положение, ощущая, как висок пробило разрядом боли, а образ спортзала на мгновение дрогнул изображением тренировочной базы у кромки леса. — Алле<span class="footnote" id="fn_38255376_26"></span>!
Команда ворвалась в сознание неожиданно, из-за чего запоздал и смог лишь беспомощно отразить стремительный рубящий удар, подлетевшей девчонки.
— Блок! — Эрен послушно выполнил команду, отражая второй удар. Боль вновь пронзила висок, вынуждая вздрогнуть и упустить момент, когда лезвие меча прошлось сверху вниз, едва не коснувшись его груди. Микаса не давала и секунды опомниться, чередуя удары с разных сторон, все больше оттесняя его к краю дорожки. — Йегер, нападай, что ты бегаешь от нее? Выгодная позиция, ridoppio<span class="footnote" id="fn_38255376_27"></span>!
Упрямо стиснув зубы, Эрен все же нанес диагональный удар, обеспечив себе возможность пройти дальше. Микаса с легкостью отразила последующие удары, больше уклоняясь, чем используя меч. Точно издевается.
— Traverso<span class="footnote" id="fn_38255376_28"></span>! — Эрен исполнил горизонтальный удар, как вдруг Микаса, сделав гибкий выпад, нанесла укол в его бедро и продолжила обрушивать рубящие удары заново, оттесняя его назад, пока, наконец, не сбила с ног одним точным ударом.
— Альт<span class="footnote" id="fn_38255376_29"></span>.
Лежа на спине, глядел на безликое черное пятно вместо лица тонкой гибкой фигуры, ощущая уткнувшееся в плечо острие ее меча. По сторонам донеслись хилые хлопки, люди начали постепенно разбредаться.
— Я предупреждал, — протянул Леви откуда-то из-за спины. — Дышать, оценивать ситуацию и думать, а не тупо нестись сломя голову.
Эрен раздраженно зажмурился, пытаясь сдержать в себе злость, но все равно небрежно спихнул с плеча острие клинка и рывком поднялся на ноги, на ходу стягивая маску. Глядеть ни на Микасу, ни на Леви, ни на кого-либо еще из группы не хотелось, как и позориться еще хотя бы секунду. Хлопнув дверью, двинулся в сторону шкафчиков, чтобы переодеться. Едва начал расстегивать куртку, как позади донеслись торопливые шаги.
— Эрен!
Блять, ну еще этого не хватало.
Не глядя на подбежавшую Микасу, продолжил сердито складывать форму.
— Отличный бой.
— Охуенный, — огрызнулся Эрен, швырнув кроссовки вглубь шкафа.
— Да не заводись ты так, — улыбнулась Микаса вроде вполне добродушно, но ему померещилось, что она издевается. — Техника у тебя неплохая, просто нужно немного…
— Микаса, — окинув ее яростным взглядом, рыкнул, — отвали от меня. Что ты за мной бегаешь? Иди занимайся дальше, раз так пиздато выходит. А меня не трогай.
— Да я же… — неуверенно начала Микаса, расстроенная его реакцией, но он не дал закончить.
— Уйди, — натянув ботинки, со злостью захлопнул шкаф. Звон металла отдался по всей раздевалке. Микаса дрогнула, сжав губы.
— Мудак, — обижено выплюнула она и быстрым шагом ушла обратно в зал.
Уже по дороге домой осознал, что зря сорвал на нее свое негодование. Прижимался лбом к холодному стеклу, ощущая себя донельзя паршиво и еще более жалко, чем обычно. Все из рук валилось. Казалось, чего проще? Ходи мечом махай, даже здесь не справился. Вся ситуация слишком гадко подтверждала слова Гриши: только орать и умеет, больше ничего. Значит, прав был, что запрещал. Значит, и Леви изначально понимал, что все это — дерьмовая затея. Ничего в руках не спорится, ничем не отличается от любого другого дурачка. Такой же бесталанный, глупый, пустой, состоящий только из концентрированной злости. Только и может, что завидовать, потому что сам ни черта не умеет. Только и мечтает, чтобы Микаса не была такой. Такой способной, сильной, интересной, чтобы спустить ее до своего уровня, чтобы не была лучше, не исчезла, увидев его никчемность.
Прогуливаясь по берегу залива, бросал в рокочущие волны камни, отстраненно собирал ракушки в карманы и все думал. Ведь зачем-то родился он такой? Бесталанный, бестолковый и злобный на весь мир. Неужели для того, чтобы скалиться в темном углу, ощущая эту зияющую ненасытную дыру в груди, которую никогда не заполнить? Армин был умником, ему легко давалась учеба, особенно точные науки; Жан был неплохим спортсменом и капитаном баскетбольной команды, еще и рисовал всякие симпатичные вещи, Микаса осенью часто хвасталась; Саша отлично стреляла из лука, да и в целом была приятной девчонкой; даже Конни отлично проявлял себя в починке всяких сложных автомобильных двигателей. Один он не мог преуспеть ни в чем, за что брался. Гложущее изнутри чувство пустоты было наполненным лишь в моменты ярости, злобы, убийства того ублюдка, бесконечных драк и во время прослушивания музыки. Его мотало из стороны в сторону как на гребаных волнах залива и никак не могло прибить к берегу. Может, Гриша прав, что боится его. Может, он рожден, чтобы быть вместилищем ярости и злобы и закончит как какой-нибудь гребаный террорист, так и не нашедший своего места в мире.
Шмыгнув носом с досады, слабо пнул подвернувшийся под ноги камень. Даже злости не хватало. Пройдя еще пару шагов, остановился. Волнами на берег вымыло крупную ракушку в причудливых узорах, красивую, каких давно не видел. Он присел на корточки, поднял находку к глазам, очищая пальцами от налипшего песка. Можно было бы подарить Микасе, чтобы не обижалась. От воспоминаний о ссоре, снова запекло под веками. Он скорее не злобный вечно голодный демон, а черная дыра, которая засасывает все хорошее в себя и превращает в пустоту и тьму.
Домой пришел промокший от воды залива и опустошенный, все-таки разрыдался в одиночестве. На ужин не спустился, лежал и глядел в потолок, вслушиваясь в альбом LedZeppelin с четким пониманием, что ему никогда не создать ничего подобного. Дома, словно в противовес его внутреннему состоянию, воцарилась хрупкая мирная атмосфера. По возвращении из командировки, Гриша снова начал разговаривать, стал куда мягче и при этом не общался с Эреном ни на какие темы, кроме коротких бытовых обменов репликами. В целом, старался не часто взаимодействовать, больше времени уделял работе и, неожиданно, жене. Эрен долго не мог понять, какого черта происходит, когда в доме начали каждую неделю появляться свежие букеты. Видимо, решил поправить отношения, а на него, как и обещал, махнул рукой.
Как он там сказал? Прокляли так прокляли.
— Эй, — в дверь донесся тихий стук, показалось лицо матери.
Эрен приподнялся на локтях.
— Слишком громко? — хрипло спросил он.
— Нет, — мягко проговорила мама и прикрыла за собой дверь. Оглядевшись, пододвинула к его кровати стул и присела, сжав в кулаках край юбки. — Что-то случилось? Ты сам не свой сегодня.
— Ничего нового, — пожал плечами, но все же сел, не желая обижать мать пренебрежительным отношением.
— Эрен, — ее теплая узкая ладонь легла поверх его руки, легонько сжала. Он стиснул зубы, ощущая, как противно защипало в носу. — Я же вижу. Ты можешь со мной поделиться чем угодно. Ты же знаешь, я всегда тебя выслушаю.
— Почему? — дрожащим голосом выдавил из себя, прикрывая глаза. Ее пальцы аккуратно прошлись по его лбу, поправляя челку.
— Потому что ты мой сын. И я люблю тебя больше всего на свете. Ты же… самое дорогое и необыкновенное, что есть в моей жизни.
И тут как прорвало. Он вовсе не собирался плакать перед матерью, но ничего не мог с собой поделать. Вывалил как на духу все свои страхи, неуверенности, то, как тошнит от самого себя, что не понимает, за что его можно любить, если он ничего не представляет из себя. Дрожащим голосом рассказывал, что он постоянно злится на себя и всех вокруг; что разочарован в себе и в том, что отец оказался прав с самого начала; что только расстраивает близких людей и паразитирует на доброте, но сам никогда ничего хорошего не принесет в этот мир. Карла была в ужасе, он видел, но старалась не перебивать, только обнимала, гладила по спине, сама силилась не заплакать и целовала в волосы.
— Кто вбил тебе в голову, что любить можно только особенных людей? — мягко говорила она, гладя его волосы, пока Эрен продолжал чуть подрагивать, лежа головой на ее коленях. — Если все будут чудаками, то никто не будет ничем выделяться. Этому миру нужны хорошие люди, добрые, честные и смелые. Те, кто стоит за правду и не боится защищать других. Такие люди всегда были особенными. Отчего же ты думаешь, что ты не такой? Как для меня, так и для своих друзей, ты всегда будешь особенным, — он тихо всхлипнул, ткнувшись в ее юбку. — А если не веришь, то скажи. Ты бы разве не стал дружить с Армином, если бы он не был таким умным? Чем он тебя покорил в первую встречу?
— Он выглядел как ангел и матерился как сапожник, — сквозь слезы улыбнулся Эрен.
— Вот видишь. Он наверняка этого даже не знает, но ты нашел в нем эту черту особенной. А Микаса? Стал бы ты с ней дружить, если бы она не умела столько вещей? Ты ведь защитил незнакомую девочку, сам получил, так еще и домой ее привел. Не знал, что в ней особенного.
— Не знал, — сглотнул Эрен.
— Но сделал так, как сделал. И уже одно это делает тебя особенным, Эрен, — она обхватила ладонями его лицо и приподняла, чтобы заглянуть в глаза. Утерла большими пальцами слезы с его щек. — Перестань так гадко говорить про себя, понял? Я запрещаю. Ты мне этим делаешь больнее всего, потому что это неправда, — Эрен кивнул, всхлипнув в очередной раз. — То, что ты злишься — абсолютно нормально. Тебе пятнадцать через месяц, самый разгар переходного возраста. Сейчас и твое тело, и твой характер — все меняется. Нормально искать себя и не находить. Это сложно, но это нормально. Никакой ты не злобный демон и не черная дыра. Ты просто взрослеешь, — вздохнув, она мягко поцеловала его в нос и крепко прижала к груди, не позволяя лишний раз ни дернуться, ни усомниться в ее словах. Эрен прикрыл глаза, вяло думая, что явно не заслужил таких удивительных женщин в своей жизни.
А еще на мгновение показалось, что зияющая прожорливая пустота в груди наполнилась светом.
I see the bad moon arising.
I see trouble on the way.
I see earthquakes and lightnin’.
I see bad times today.
I hear hurricanes ablowin’.
I know the end is comin’ soon.
I fear rivers over flowing.
I hear the voice of rage and ruin.
Don’t go around tonight,
Well, it’s bound to take your life.
There’s a bad moon on the rise…
«Bad moon rising» — Creedence Clearwater Revival.