Глава 3. В плену забытья (1/2)

Рекомендую читать под песню ”So close” Olafur Arnalds (feat. Arnor Dan)

Тени сгущались вокруг, порождая ухмыляющиеся расплывчатые образы врагов. Они возникали из ниоткуда, уплотняясь стылым всклокоченным мраком, приближались к нему, скалясь и тщась оскорбить смрадом разложения и гнили. Звонко клацали неровные зубы. Отвратительные, истерзанные лезвиями, шершавые языки прикасались к гладкой коже на скулах. Они смеялись, брызжа зловонной слюной и щуря искаженные злом топкие провалы глаз. Исчезали, разметавшись в плотном тумане рваными обрывками образов. Они кружились, взлетали и падали в сгущающийся у его ног сумрак, растекаясь черными лужицами, липнущими к сапогам...

Предначальная тьма кралась к нему хищным зверем, бесшумно, но ощутимо пронзительно ступая давящими на мир лапами. Каждый шаг отзывался воспоминанием очередной тяжелой потери, кровавой вспышкой в мозгу эльфа. Память судорожными рывками вытаскивала на свет родные лица, одно за другим, и глухая тоска кривила прекрасные черты его лица, пока зверь подбирался все ближе.

Тьма тянула к нему свои коварные когти-мысли, проникая в податливый угасающий разум. Она вплавляла в его сознание свои стремления, свои мечты, запуская витые жгуты темных сетей глубже в сердце эльфа. Боль рвала грудную клетку где-то справа в боку, не давая сосредоточиться на главном. На Враге.

Тело не подчинялось, будто сдавленное в железных тисках застывшего времени. Беспомощность угнетала, ощущаясь злой горечью сожаления во рту и растекаясь ядом отчаянья по спутанным мыслям.

Сумрачный кокон сгущался, не давая вздохнуть до режущей острой боли в груди, до темных пятен в глазах и невыносимого жара в голове. Течение времени упруго сворачивалось, укладываясь бессмысленной пустотой на плечи. Эльф проваливался в обрывочные видения прошлого, переставая понимать, где и когда он находится на самом деле...

— На самом деле, это самое прекрасное и самое разрушительное чувство, сын мой, — красивое лицо Орофера сделалось печальным. Пронзительно-светлые глаза статного эльфийского владыки, неотрывно следящие за дорогой, затуманились, будто, скрытая столетиями за королевскими заботами, вмиг обнажилась бесконечная тоска по утраченному. — Я бы пожелал тебе никогда его не познать... Но в твоей судьбе мне уже виделась эллет, которая станет твоим дыханием в этом мире, твоим светом и твоей тенью.

Неожиданно сердце Трандуила пропустило удар, на мгновение замирая, будто раздумывая, биться ли ему дальше, пока ее нет рядом. Будто предвкушая будущую сладость слившихся в одно сердцебиений, сплетающих души, тела и мысли в одно. Будто пропитываясь вином тоски по еще не вкушенному, непознанному, манящему единению. Внезапное одиночество сжало его ледяными пальцами осознания острой нехватки чего-то важного.

— Ты не говорил мне об этом, — немного рассеянно возразил отцу эльф, чувствуя, как в груди возобновляется биение жизни. Но в этой новой песне его сердца слышалась полупрозрачная болезненная грусть, излечить которую могла лишь та, которую еще предстоит встретить.

Владыка перевел взгляд на наследника. Отблеск холодной стали в безупречно-красивых глазах потеплел, озаряя лицо единственного сына отблеском расплавленного густого серебра. Трандуил знал лишь две пары глаз, которые смотрели на него с такой безграничной любовью. Когда одна из них закрылась навеки, другая стала согревать его за двоих...

Орофер, внушавший страх врагам, уважение друзьям и почтение подданным, непримиримый неприятель нолдор, суровый властитель, вдохновленный самим Тинголом*, всегда смотрел на единственного сына с невыразимой нежностью, придавая Трандуилу сил, укрепляя в вере, поддерживая в стремлениях. Возвышающийся над всей конной процессией, он выделялся особенной гордой осанкой и благородным ликом, будто сошедшим с древних фресок. В нем была необыкновенная внутренняя сила, подкрепленная стойким духом и таинственными чарами синдар.

— Грядут темные времена, Трандуил, — владыка задумчиво смотрел на сына.

Волосы короля Эрин Гален, напитанные светом звезд и сумрачным сиянием туманов Митрима*, серебристым тяжелым шлейфом покрывали его спину, едва откликаясь на сильный встречный ветер. Трандуила этот ветер пронизывал насквозь. Он обволакивал принца тяжестью страданий заживо сожженных чудесных садов онодрим*, изумрудная зелень которых обратилась мертвыми пустошами Береннир*, терпеливо ожидающими теперь армию Последнего Союза. В потоках этого ветра, вплетенных в бархатный, завораживающий голос владыки, Ороферион слышал рокот еще не приблизившихся сражений. Не этой предстоящей последней схватки с Врагом, с мерной поступью их собственных лошадей подкрадывающейся к сияющим нитям жизней множества эльдар. И не отгремевших жестоких битв, оставленных в том прошлом, где они покидали Дориат...

Пустые надежды на то, что зло Мелькора может быть побеждено, не оправдавшиеся тогда, не оправдаются и на этот раз. Тень снова станет расти...

Трандуил похолодел. Отец не ошибался в предчувствиях. Никогда.

— В этом сгущающемся мраке, — с печалью в голосе продолжил Орофер, — я не вижу ни ее лица, ни вашего будущего... Надеюсь лишь, что тебя не постигнет тот же рок, что раньше времени состарил мою душу...

Сердце Трандуила болезненно сжалось. Он ведал, что такое потеря — он потерял мать. Пронзительное и безысходное, это чувство щемило в груди, не давая покоя, пульсировало обжигающими воспоминаниями в мозгу, стягивало несуществующую кожу на левой части лица и плече. Напоминая о недостающем теперь тепле родных слов, свете всегда тревожных за него глаз и искренней гордости за сына в нежной улыбке. Но он страшился думать о том, что испытывал его отец. Трандуил с ужасом представлял, как можно вынести эту самую страшную кару для бессмертных. Холод сковал его внутренности страхом. Он не хотел познавать это.

— Ты говоришь о нанэт*, — он чувствовал каждой клеточкой своего тела невыразимую боль утраты. Но это был лишь еле слышный отголосок того, что пожирало отца изнутри ежечасно.

Орофер отвернулся от сына, снова переводя взгляд на дорогу, и согласно кивнул.

Говорить о ней было слишком тяжело. Беспощадное драконье пламя уничтожило тонкую хрупкую фигурку бесконечно любящей их обоих эльфийки, но не выжгло ее нежный и одновременно строгий образ из памяти... И оно до сих пор вскипало внутри его отца, пузырилось и билось, калеча душу, разлученную с любимой супругой.

Трандуил до сих пор слышал душераздирающий крик Орофера, пронесшийся над тем скорбным плато Хитаэглир*. Тогда было сложно понять, кого из них двоих опалило драконьим огнем: отца или мать. Обуглились и почернели обе души сразу... Только одна обрела покой в чертогах милосердного Намо, а другая осталась гнить заживо, медленно исходя страданием и неизбывной тоской. Никакое предвидение не гарантирует спасение тех, кого ты любишь. Никакое предсказание не может быть неотвратимым, но и обратимым быть не обязано.

— Береги себя, мой мальчик, — судорога боли прошлась по лицу старшего эльфа.

— Ада*, — обеспокоенно вымолвил Трандуил, ощущая нарастающую тревогу в душе. — Ты будто прощаешься... А мы даже не приблизились к границе с Мордором!

— Ты прав, йон мелль*, — эльф как-то непривычно улыбнулся, и лишь спустя несколько потрясенных мгновений Трандуил понял, что впервые увидел своего отца уставшим. Холодящее душу предчувствие непоправимого затопило сознание наследника. — Впереди великое сражение, а я смущаю твой дух печалью и унынием. Я просто устал...

Между ними повисла мутная напряженная тишина...

Мутная тишина расступается под еле слышными осторожными движениями. Что-то легко касается его лба, и ласковый свет мягко разгоняет тьму за веками...

Слабость стягивает тело свинцовыми цепями, силы будто стекли с него, как дождевая вода с листьев, разом покинув все мышцы. Он не способен пошевелиться. Даже мысли отказываются ворочаться в голове, погружаясь в густое студенистое ничто.

Но завораживающее сияние настойчиво проникает в тело, осторожными первыми лучами солнца пронзая сумрачный туман, заволакивающий сознание плотной пеленой. Сила по капле начинает возвращаться к нему, теплыми волнами вплетаясь в уставшие мышцы.

Тень падает на его лицо, и рука сама перехватывает неожиданно тонкое запястье...

”Женщина?”

Ее тревожный взгляд он скорее почувствовал, чем увидел, ведь в глазах до сих пор царила неясная сизая дымка.

— Ген су­илон, маэтор...

Голос проникает под кожу, щекочет нервные окончания, обнимает сердце мягкими ладонями покоя и касается потаенных струн его фэа*, смущая и чаруя одновременно.

”Эллет...”

— Я помогу...

Рука соскальзывает. Надо подняться.

”Это наваждение, наваждение этого гибельного болота... Я должен встать. Мой народ. Мой отец... Отец!”

Пронзительная боль лавовыми ручейками растекается по груди, жалит яростным огнем. Тело отказывается подчиняться воле, снова впуская темноту в сознание, лишь бы не чувствовать обжигающее пламя, неистово рвущее внутренности на части. Он силится прийти в себя, сдернуть ядовитый морок, освободиться от навязчивой иллюзии. Но в павшей на него темноте эльфа успокаивающе касаются ласковые прохладные ладони. Искорки света разлетаются с них, вспыхивая в сердце сумрака, будто звезды на бархатном полотне ночного неба. Мрак поддается, пятится, уступает торжествующему блеску, лопается по шву. Края тьмы расходятся в стороны, сползая неприглядными рваными обрывками с почти поддавшейся добычи, скользят, тая в пронзающем разрастающемся сиянии, гибельными сгустками оседая в старых, еще беспокоящих ранах души.

И Трандуила накрывает покой, сквозь оберегающее покрывало которого не проникает ни один звук.

Это был не звук. Внутренний толчок, заставивший его обернуться. Ужас опрокидывает его мир, неверие и страх растягивают зрачок в попытке увидеть что угодно, кроме распростертого на безжизненной, лишенной цвета земле Орофера.

”Я устал без нее, — беззвучно шевелятся его обескровленные губы. И наследник еще слышит, слышит через разделяющий их хаос первой атаки, последние слова отца, яростно вонзающиеся в него болью: — Прости...”

Ладонь разжимается, выпуская напитавшийся смертью врагов клинок и нашедший, наконец, покой, дух короля.

— Ада*!!! — голос срывается, горло саднит.

Трандуил с силой отталкивается от огромного варга, еще не сообразившего, что его жизнь оборвал один из клинков наследного принца. В ловком прыжке с разворотом снося безобразную голову тролля, он пружинисто приземляется на серый валун. Не отрывая взгляда от рвущей его на части картины, он легко перебрасывает клинки лезвиями назад и ударяет обоими одновременно куда-то за спину, вспарывая брюхо двум подвернувшимся оркам. Принц пробивается к Ороферу, на ходу отрубая руку замахнувшейся на него злобной твари и пронзая бросившегося на него откуда-то слева очередного варга. Трандуил одним слитным стремительным движением перебрасывает его тело через себя и скидывает в группу подбиравшихся к нему с тыла.

Он не смотрит по сторонам — навыки работают на автомате. Все его внимание сосредоточено на неподвижном теле, казалось, вечного владыки Эрин Гален. Его владыки. Его короля. Его отца...

”Ада... ”

Тонкие изящные клинки — живые, ослепительные в строгой красоте и опасной грациозности создания Дориата — неизменно плавно и почти незаметно для глаз взлетают и, разя, обрушиваются на врагов, расчерчивая воздух отблесками света далеких звезд. Они одно целое: оба его меча и эльф, продирающийся через бесконечные ряды врагов к отцу. Он сам учил его этому, учил сливаться с оружием, петь с ним одну песнь в бою, танцевать с ним единый танец, непременно последний для противника.

”Обещай, что так и будет — так ты говорил мне. Почему же сам забыл об этом, отец? Последним для противника, не для тебя!”

Ярость вскипает в нем, прекрасный лик Трандуила искажается, глаза пылают стальным гневом. Он сам смертельное оружие, клинок, отточенный в веках сражений, холодный металл, призванный оберегать, защищать свой народ.

Свой народ?

Что ж, отец учил его и этому...

Мелькают жуткие морды монстров, когда-то давным-давно бывших темными эльфами, собратьями... Извращенные злом, утратившие собственный свет... Мерзкие ухмылки приближаются, кривые мечи в покрытых струпьями руках тщатся достать горло методично уничтожающего орков принца. Трандуил снимает головы, подрубает ноги, пронзает сердца тварей. Его мысли отчаянно путаются с воспоминаниями из детства и бесполезными надеждами на чудо. Сильный, выносливый, надежный, его отец, казалось, знал и умел все и даже чуточку больше, благодаря своему дару. Как он мог вот так уйти? Как мог он не предвидеть этого?

”Я устал без нее...” Неужели... это отчасти твое решение?

Лезвия послушно рассекают плоть врагов, которым, кажется, нет конца. Но сейчас это хорошо. Сейчас он может дать волю затапливающему его чувству отчаянья. Он не уберег ни мать, ни отца. Они всегда выглядели такими неуязвимыми и вечными. Но он потерял их. Он потерял их всех. У него никого не осталось. Никого, кто смотрел бы на него с любовью. Никого из тех, кого он любил всем сердцем.

Внезапно противники иссякают, как река с перекрытым выше по течению руслом. Трандуил оглядывает прикрывающих его опытных синдарских воинов личного королевского отряда, успешно сдерживающих потоки врагов. И застывает на доли мгновения, поняв, что добрался до разрубленного почти надвое тела Орофера. Безоблачно-голубые, умиротворенные глаза отца отражают черный хаос, закручивающийся вокруг смертельными пируэтами безумного танца войны.

К носку сапога принца стремится тонкий ручеек, отделившийся от лужи крови под павшим владыкой. Трандуил отстраненно думает о своем клинке, с которого мерно сочится орочья кровь, будто его опустили в черную зловонную смолу. Сейчас такая же черная вневременная боль стекала тягуче-вязкими потоками по его обнаженной душе. Только боли было гораздо больше. И это надо было исправить. Жажда вспыхивает в нем, жажда мести. Желание затопить мучительную тоску и скребущее сердце чувство вины кровью и болью врагов. Но сначала...

Трандуил опускается на колени, закрывает глаза отцу, зажмуриваясь на мгновение сам. Складывает руки Орофера на его груди, осторожно вкладывая в ладонь рукоять митрилового меча владыки. Второй клинок, точнее, его обломок, остался в позвоночнике здоровенной мордорской твари.

— Позаботьтесь о короле, — сдавленно произносит он, зная, что это последняя слабость, которую он может теперь себе позволить. Бремя власти ложится на его чело, вплетая в тонкий митриловый обруч страдания гибнущих соплеменников и его собственную боль невосполнимой утраты. Корона, доставшаяся среди крови и смерти, давит памятью сотен таких сражений, бесконечных войн, чуждых сути и духу синдар. Воспоминания спаиваются в одно, объединяя нового правителя с его народом узами общих потерь, общего горя, общего поражения.

К ярости Трандуила примешивается горечь. Повсюду умирающие, крики боли, кровь и искаженные страданием лица его соплеменников. Его народа. Да, теперь это только его народ. Только его.

”Ты не должен был делать этого. Ты не должен был уходить сейчас, уходить так... Никто не должен был... Амдир* теперь тоже... Лориэнцы! Надо вытащить их из окружения! Амрот, мой друг, я не оставлю тебя гибельным болотам!”