☯︎ Близость, скреплённая кровью. Таинство Инь-Ян (1/2)

Мирскими методами никогда не измерить... всю глубину связи между нами.

(Корэ Ямадзаки «Невеста чародея»)

Продолжать не было нужды. Кивнув, сержант развернулся и отдал солдатам приказ собраться на плацу. Несмотря на изнеможение, мужчины вскочили, выпрямились и со всех ног бросились выполнять распоряжение. Мулан пришла последней, так как ей пришлось спускаться от святилища.

Когда все ополченцы были в сборе, командующий Тунг занял своё место перед ними.

— Учения не закончены, — объявил он. — Но мы живём во время войны. И мы меняемся вслед за переменой ветров, — он сделал паузу, чтобы убедиться, что все внимают ему. Убедившись, что все слушают, он продолжил: — Мы отправляемся на защиту Горно-степного укреплённого городка.

Реакция была мгновенной — удивление, страх и возбуждение охватили солдат. Перешёптывание волной прокатилось по рядам. Именно этого все они ждали… и страшились. Стоя позади, Мулан почувствовала, как кровь отлила от лица. Энергия и силы, которыми она только что была так полна, схлынули. Одно дело успешно выполнить упражнение. Быть готовым к настоящему сражению — совершенно иное.

Командующий Тунг поднял руку. Мужчины снова затихли.

— Теперь вы дадите клятву воина и поклянётесь быть верными трём столпам добродетели, — командующий обнажил меч. Мулан с восхищением вытаращила глаза: меч был как две капли воды похож на отцовский. Почуяв её взгляд, командующий Тунг взглянул на неё и едва приметно кивнул: — Без каждой из этих добродетелей, ваша ци иссохнет.

Один за другим ученики воинов вынули из ножен свои мечи и воздели их вверх. Когда Мулан подняла свой меч, она увидела, как блеснула на солнце гравировка. Она прочла слова, что были у неё перед глазами, а Тунг произнёс их вслух:

— Верность, — выкрикнул он.

Солдаты и Мулан в их числе повторили слово.

— Отвага! — И снова за возгласом командующего эхом прокатились крики солдат.

Внутренности Мулан заледенели от ужаса, когда она увидела, какое слово будет выкрикнуто следующим.

— Честность! — закончил командующий Тунг.

Вокруг неё солдаты громко повторили слово, их голоса были исполнены чувства и гордости. Но Мулан молчала. Как могла она принести клятву во имя истины, когда её жизнь была ложью?

Да, генерал знал её главную тайну и молчал из-за любви к ней, ради их с Мулан счастья. Но наполовину открытая правда принесла девушке лишь временное облегчение, но не полное умиротворение. Мулан снова охватило былое чувство вины, которое было, утихло некоторое время.

***

На следующее утро по дороге к Горно-степному укреплённому городку мысли воительницы всё ещё кипели. Поступь только что присягнувших солдат звучала фоном к биению её сердца.

Обман тяготил Мулан больше мешка за спиной. Она больше всего на свете хотела молчать, но чувствовала, что должна, признаться. Эти мужчины стали её друзьями. Командующий Тунг стал её учителем и возлюбленным. В обоих случаях она предаёт их доверие, а, чтобы полностью отдаться полю боя, ей нужно очистить разум и совесть. Однако, смолчав, она сохранит свой секрет и выполнит обещание данное Тунгу, а иначе навлечёт на себя наказание, которое хуже смерти, — позор.

Она взглянула вперёд: там шли её товарищи с высоко поднятой головой и ясными глазами. «Как бы поступил каждый из них?» — спросила она себя. Но, даже задай она им этот вопрос, что они могли бы ей посоветовать? И тут в её мыслях соткалась Феникс-птица. Желают ли её предки, чтобы Мулан открыла всем, кто она? Или они хотят, чтобы она продолжила жить ложью?

Когда подошло время стать лагерем, Мулан решила, что позже обязательно обсудит это с наставником, ведь сейчас он был занят куда более важными делами, чем её душевные метания. Как и в прошлый раз, она была уверена, что мудрый дракон выслушает её и даст верный совет. С их первого свидания прошло чуть больше недели, и Мулан знала, самое безопасное — представить, что этой умопомрачительной близости с ним вообще не существовало. Тем не менее это было невозможно. Стоило Тунгу очутиться рядом, как она чувствовала, что всё её тело начинает вибрировать от эмоций.

Эмоции переполняли Мулан, и воительнице приходилось быть вдвойне осторожной, чтобы никто не мог заподозрить в ней женщину. Она не смела даже встречаться с генералом глазами на виду у других, боясь, что выражение лица может её выдать. Тунгу удавалось лучше, чем ей, сохранять внешнюю беспристрастность, и Мулан могла лишь завидовать его самообладанию, явно превышавшему её собственное. Она понимала, чего это стоило ему и как сильно он её желал. Ведь за всеми этими волнениями и усиленными тренировками, связанными с подготовкой к предстоящей битве, у них не было никакой возможности побыть вдвоём, наедине друг с другом. Девушка знала, что война между Китаем и Жужаньским каганатом когда-нибудь неизбежно разразится и её роман с генералом окажется под угрозой, равно как и их собственные жизни. Но она и подумать не могла, что это произойдёт так скоро и неожиданно.

***

До рассвета было ещё далеко, а Мулан никак не могла уснуть. Сон не приходил. Скрутившись калачиком, она думала. О нём. О том, что если не увидится с Тунгом сегодня ночью, то просто умрёт от тоски. Ещё тогда на цветочной поляне, когда воительница подарила ему свою невинность, свою любовь и свою душу, она ощутила, что связь между ней и генералом только окрепла, потому что теперь её стремление к близости с любимым мужчиной стало ещё сильнее, чем прежде. Ах, как же она соскучилась по нему! Стоило ей только подумать о Тунге и тут же возникало приятное томление внизу, кровь начинала пульсировать, а нежная плоть снова становилась влажной и горячей. Мулан загоралась желанием чувствовать его, ощущать, любить.

«Юн, мой любимый… Мой пламенный дракон… Как тяжело, когда тебя нет рядом, как мне не хватает твоего тепла и ласки!» — Мулан разочарованно положила подушку между ног и сильно сжала её. Воспоминания о жарких прикосновениях только распалили её любовь и то желание, что на протяжении недели нещадно терзало её.

Тигрица взбунтовалась. Заметалась. Пожелала вырваться на свободу. И увидеть его дракона. Ощутить. Увлечь.

Мулан затрясло. Заколотило. Волна дрожи прокатилась по телу. Произошёл взрыв ощущений, о существовании которых она даже не подозревала. Чем обусловлена столь бурная реакция — понятно. Разлука со своей парой была для неё невыносима, особенно сейчас, когда их связь стала очень крепкой. В голову начали приходить ну совершенно идиотские мысли, как, например, пробраться в шатёр к Тунгу и забраться к нему в постель. Конечно, это было бы уже верхом безрассудства, да и как-то неприлично, ведь генерал не звал Мулан к себе и мог счесть её навязчивой, но не может же она контролировать всю чушь, что лезет в голову.

«Скромность — главное украшение хорошей жены» — любимая фраза деревенской свахи, которую она неустанно твердила Мулан в день нежеланной помолвки. В её понимании скромность — это быть тише воды, ниже травы, это отсутствие своего мнения. Но генералу нравилось, когда воительница вела себя свободно и раскованно наедине с ним и открыто демонстрировала свои эмоции и желания, говоря ему о своих чувствах. Мулан цвела от счастья рядом с Тунгом, чувствуя себя настоящей женщиной, а не красивой куклой, безмолвной собственностью мужчины. Он всегда доставлял ей удовольствие, целовал и ласкал, пока она не достигала полного наслаждения. И в тот день, когда они вместе плескались в реке, Тунг наконец позволил Мулан доставить и ему удовольствие. Не считая её первой восхитительной ночи с любимым драконом у Мулан не было более эротичного опыта в её жизни, чем те мгновения, когда наставник стонал, шепча её имя. Его плоть, твёрдая и шелковистая, скользила в её горячей ладони, а его сильное тело становилось совершенно беспомощным от её прикосновений. Мулан наслаждалась его завершением больше, чем своим собственным, гордясь тем, что смогла доставить ему удовольствие, равное тому, что дарил он.

Тунг был прекрасным учителем, а Мулан талантливой ученицей. Она поняла, что ей нравится учиться и приобретать новый опыт, познавая язык любви. Ведь это совсем не то, что учиться наливать чай или упражняться с мечом. Гораздо важнее узнать желания другого человека, близкого тебе человека, понять, что ему нужно, как воздух, а без чего он может обойтись, к чему он стремится и чего предпочёл бы избежать.

Мулан и не представляла себе, что так бывает. Что другой человек, истинная пара, будет чувствовать и угадывать, подхватывать песнь твоего тела и вести за собой. Разжигать огонь и подводить к черте, позволяя осознать, что ещё чуть-чуть и дальше звёзды. Приникая к нему, она ещё острее ощущала их взаимную связь, сходя с ума от удовольствия и блаженства открывалась ему навстречу, ловя губами его поцелуи, тянулась доверчиво, тонула пальцами в его волосах. Восхищалась его взглядом, наслаждалась его телом и видела в каждом его движении проявление любви…

Ох, боги… Стоило вспомнить, как он целовал её, как касался, как нежно и одновременно неистово брал её, извивающуюся и стонущую от наслаждения, как сладко двигался в ней — и Мулан откинув подушку и одеяло невольно скользнула рукой между своих ног — лоно горело огнём. Изнывало от жажды по Тунгу… Пульсировало и истекало влагой… Ей нужно было срочно ощутить его в себе.

Девушка тихо застонала и аккуратно погладила себя сквозь ткань штанов, будто оценивая ощущения. Они ей нравились, но не шли ни в какое сравнение с опытными ласками её мужчины. Мысли сразу же заволокло чувственным дурманом, а переполненное желанием и возбуждением тело отказывалось подчиняться велению разума. Больше томить себя Мулан не могла — у неё не было времени, ведь завтра их отряд снова двинется в путь. К тому же, сегодня у шатра командующего не дежурила охрана, потому что выставлять стражу на одну ночь Тунг не стал, не видя в этом смысла, и это её единственный шанс увидеться с возлюбленным.

Мулан бесшумно поднялась на ноги, надела обувь и направилась к выходу из солдатского шатра, стараясь двигаться без единого шороха, чтобы не разбудить рядом спавших товарищей. В кои-то веки в казарме было тихо. Несмотря на все тяготы военного времени, парни спали как убитые, лишь храп Сверчка, мирно сопевшего на своей лежанке в углу, периодически нарушал тишину.

Откинув полог, воительница вышла на свежий воздух, плотнее кутаясь в армейский халат. Ночь была ветреная, промозглая, и в воздухе пахло дождём. Чем дальше они уходили на север, тем погода становилась всё хуже и хуже. Холод — завоеватель не хуже кочевников. Как обычно бывает в годы смут и военных раздоров, здесь на северной границе Китая, природа лютовала так же свирепо и безжалостно, как лютовали пришельцы в чужих краях. Мулан поёжилась, зябко обхватила себя руками.

Было совсем темно: ни звёзд, ни проблеска лунного света, видимо, небо заволокло тучами. Лагерь был погружён в темноту, лишь кое-где горели факелы, освещая пространство вокруг. Осторожно, дабы не попасться на глаза дозорным, девушка прокралась через лагерь к шатру командующего и остановилась перед входом. Она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь успокоить своё волнение. Кожаная ткань неприятно стянула грудь. Повязка. Сколько с ней было неудобства. Как же хотелось сорвать эту тряпку и выбросить прочь! В последнее время, Мулан не снимала её даже ночью, боясь случайно выдать себя во сне. Хорошо ещё, что у её армейского халата был достаточно высокий воротник, который полностью закрывал шею и скрывал любовные следы, оставленные драконом. Тёмно-лиловые, они выделялись на бледной коже, как клеймо. Ощутив знакомое сладкое покалывание на шее, воительница предвкушающе улыбнулась.

Когда решение было принято, оставалось дело за малым — претворить его в жизнь. Совсем как тогда, около двух месяцев назад, когда она решила сдаться на милость Тунга, позволив богам решить её судьбу. Но с той важной разницей, что теперь ей не нужно было притворяться перед ним, лгать, прикидываться парнем. Она полностью ему доверяла, отдала всю себя и была счастлива находится под его покровительством и наставничеством, окружённая самой крепкой защитой женщины — любовью её мужчины.

— Командующий Тунг, — произнесла она, чтобы обозначить своё присутствие. — Это Хуа Цзюнь.

Воительница затаила дыхание.

— Ты можешь зайти, Хуа Цзюнь. — Ответ Тунга прозвучал быстро и коротко.

Войдя в шатёр, Мулан кивнула своему любимому генералу. Его внимание было отдано лежащему на коленях мечу. Он точил клинок ровными и вдумчивыми движениями. Ранг дозволял ему роскошь — личные покои, однако, как и в прошлый раз, обставил их командующий просто и скромно. Мулан с порога обратила внимание на скупое убранство и то, что на лежанке будто и не спали вовсе. Командующий Тунг был воином. Сон подождёт, пока не будет выиграно сражение.

Энергия и ритм жизни командующего восхищали. Казалось, Тунг знал по именам и в лицо всех солдат своей армии и помнил, кому и когда отдал какое распоряжение, кто справился, а кто проявил себя не лучшим образом.

Он вставал в пять утра, медитировал, затем шёл на строевую площадку и проводил двухчасовую тренировку по общей физической подготовке новобранцев к боевым действиям. Потом выливал на голову ведро ледяной воды, переодевался и до обеда успевал побеседовать со всеми подчинёнными офицерами, вникнуть в каждую проблему и решить её в своей обычной манере — быстро и жёстко. После обеда приходило время работы с бумагами. Тунг разбирал бесконечные военные отчёты, прошения, жалобы и предложения. Потом ещё одна тренировка, лёгкий ужин и несколько коротких часов перед сном, которые он мог посвятить себе.

Сильная энергетика словно накладывала свой отпечаток на личность Тунга Юна. Мулан чувствовала благоговейное восхищение его врождённой силой — силой небесного солнечного света и яркого пламени огня. Трепет перед умением быть непреклонным, решать любые задачи, вдохновлять и вести людей за собой.

Во рту у неё пересохло, едва Тунг поднял на неё свои глаза. Она не знала, как он отреагирует на этот внезапный ночной визит и неловко замялась, подбирая слова.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросил он, заметив некоторую растерянность на её лице. — С тобой всё в порядке, Мулан?

— Да, господин. Со мной, всё хорошо. Но… — Она набрала в грудь побольше воздуха и громко выдохнула: — Моя постель была такой пустой без вас…

Его взгляд смягчился, после чего Тунг тепло улыбнулся.

— Как и мои руки, — он убрал меч в ножны, положил его на подставку для оружия и жестом велел ей приблизиться. — Иди ко мне, моя тигрица.

Эта улыбка и тёплый, ласкающий её взгляд, стали резким контрастом на его суровом лице, и всё стало неважным. Потому что под его взглядом Мулан ощутила себя самой прекрасной и желанной женщиной в мире.

Воительница расслабилась и с облегчением поняла, что генерал не сердится на неё и все её опасения мигом рассеялись. Её тело жаждало прикосновений, раствориться в ласках желанного и близкого мужчины, отдаться ему, забыться.

Она с нежностью посмотрела на любимого. Он наблюдал за ней своими красивыми карими глазами.

Стенки её лона сжались, и Мулан потребовалась вся выдержка, чтобы не напрыгнуть на Тунга. Вместо этого ей вдруг захотелось немножко пошалить.

Она соблазнительно улыбнулась ему и медленно провела руками по своей шее и груди, спускаясь ниже, огладила талию и бёдра, распустила узел на кушаке. Развязанный пояс скользнул вниз по алой ткани. Девушка грациозно повела плечами, скинула халат.

Тишина в шатре омывала, как речные волны. Казалось, Мулан слышит, как стучит сердце дракона. Её собственное то колотилось с пугающей скоростью, то замирало.

Тунг не отводил от девушки горящего взгляда. Он смотрел на Мулан с таким восторгом и такой страстью, что она задрожала. Отнюдь не от холода.

Изящно наклонившись, она избавилась от сапожек и штанов, из-за чего подол её нижней рубахи приподнялся, открывая мужскому взору стройные девичьи ноги и шелковистые бёдра. Мулан поймала взгляд Тунга и утонула в его тёмных глазах.

Тягучий и сладкий, как мёд диких пчёл, его огненный взор разжигал в ней потаённые бесстыдные желания, обещая чувственное наслаждение.

Почему бы и нет?

Оставшись в одной сорочке и стягивающей грудь повязке, девушка усмехнулась и выпрямилась, наполняя каждое движение томной грацией, то и дело поглядывая на дракона. Он тяжело дышал, но не двигался с места, пожирая воительницу глазами.

Задыхаясь от счастья, Мулан шагнула навстречу своему генералу и господину.

Ей захотелось, чтобы он потерял самообладание, забыл обо всём, кроме неё.

Мягко ступая босыми ногами по земляному полу, устланному пушистыми звериными шкурами, плавно покачивая бёдрами, девушка остановилась напротив любимого и потянула за ленту в своих волосах, распустив пучок.

Прядь за прядью — она разматывала их медленно, дразнясь в каждом движении. Пьяная от желания, движений, от мужского взгляда, который гладил её тело, от ожидания и возбуждения, она вершила ритуал соблазнения, была ведьмой, колдуньей, бесстыдной искусительницей.

Для него.

Освобождённые из плена волосы заскользили по плечам чёрной волной до самой талии. Тунг любит её волосы — перебирать, пропускать сквозь пальцы, наматывать на руку, — так отчего не подразнить его? Посмотрим, что кончится раньше — её игра в соблазнительницу или терпение наставника.

Сладко… как же сладко видеть, как в его глазах разгорается хищное пламя. Как сладко сознавать себя желанной для него и ощущать своё ответное желание. От него горячо внизу живота, и хочется теснее свести колени. От него горит кожа и ноют соски…

Осмелев окончательно, Мулан избавилась от нижней рубахи и остановилась напротив наставника обнажённая. Взглянула дерзко, словно бросала вызов — попробуй возьми, если сможешь.

И взвизгнула от восторга и лёгкого испуга, когда он поднялся с табурета стремительным, почти незаметным глазу движением, подхватил её под бёдра, притиснул к себе и впился в губы грубым поцелуем, усаживая прямо на письменный стол.

Острое, возбуждающее прикосновение пронзило её с ног до головы и обдало жаром, тело словно взорвалось от нахлынувшей реакции, а потом покорилось силе страсти.

Она запустила пальцы в его распущенные волосы, нетерпеливо выгнулась ему навстречу, требовательно прижимая руками его голову к себе, а горячий язык Тунга всё терзал её рот, заставляя стонать. Боги, её мужчина так хорош на вкус — сладкий и будоражащий. Корица. Перец. Мятная свежесть — возможно, от зелёного чая.

Тигрица внутри замурчала от удовольствия, отвечая на поцелуй. Их языки сплелись. Ей было нужно больше. Она хотела заполнить себя этой сладостью, открыть себя для всепоглощающего наслаждения.

Его язык неистово делал то, к чему стремилась другая часть его тела. В воздухе повис рык — настоящий драконий рык, отозвавшийся спазмом в её лоне.

Мулан отдалась этому желанию ласкать, наслаждаться вкусом. Но ей уже было мало. Она впилась в его рот, упиваясь его пряной сладостью. Его губы мяли и терзали её губы, его язык танцевал с её языком, а она всё пила его сладкий нектар и не могла напиться.

— Согрейте меня, мой генерал, — искушающим голосом прошептала она, когда Тунг оторвался от её губ, глядя сверху вниз взглядом, полным страстного желания и взаимной любви.

— Маленькая огненная девочка замёрзла? — пошутил он, целуя её в подрагивающую шею.

— Я не маленькая, господин. И так истосковалась по вам! — Она вонзила ногти ему в спину, сжала своими бёдрами бока.

— Для меня ты очень маленькая, — возразил Тунг, жадно вылизывая горячим языком белоснежный бархат её нежной кожи. — Я тоже скучал по тебе, красавица моя.

Мулан млела от его слов, поцелуев и прикосновений и таяла в его заботливых, крепких и надёжных объятиях.

От него так и веяло мужской энергией, несокрушимой силой, светом, теплом и уютом. Её охватили радость и ощущение покоя, полной защищённости. Рядом с ним она всегда была словно за каменной стеной и действительно чувствовала себя маленькой девочкой. Продрогшее от ночной прохлады тело сразу согрелось.

Руки девушки ухватились за парчовый ворот его златотканого одеяния, разводя его полы в стороны и сбрасывая с плеч Тунга тяжёлый халат. Он почти сошёл с ума, когда тонкие пальчики жадно огладили его грудь и впились в плечи. Его ладони мягко скользнули по её обнажённым бёдрам, сдвинули вверх нагрудную повязку. Из-под кожаной ткани выскользнули груди, маленькие, чуть розовые, со светлыми сосками, и Тунг, склонившись, жадно обнял их ладонями, по очереди целуя и лаская языком до тех пор, пока чувствительные соски не стали жёсткими и остренькими. Мулан блаженно откинулась назад, подставляясь под его поцелуи и ласки, млея от наслаждения, от его страсти, от его горячности, которую он не скрывал, от его наслаждения её телом, от того, с каким удовольствием он ласкал горячим ртом её грудь, посасывая соски, щекоча их языком и поглаживая пальцами, то чуть нажимая, массируя, то чуть прикасаясь кончиками пальцев к чувствительным вершинкам, отчего удовольствие получалось тонким и острым.

«Моя девочка, моя. Нежная моя, страстная моя. Как же ты стонешь, когда принадлежишь мне, как же ты беспомощна и слаба — как ласковая кошечка. Какая же ты жадная до ласк и нетерпеливая, как дикая тигрица, когда наслаждение близко… как одуряюще пахнешь, и какая нежная и красивая там, снизу… трогательно нежная».

Одним взмахом, еле сдерживая свою страсть, он сорвал с неё повязку, закинул её куда-то в угол, полностью обнажив девушку.

Впервые за долгую неделю разлуки, находясь сейчас вновь рядом с любимым, Мулан наконец смогла вдохнуть полной грудью и почувствовала себя легко и свободно. Да, только с Тунгом она познала настоящую свободу и благодаря ему стала собой. Ей показалось, что все нервные окончания оголились, таким острым и сладким было каждое прикосновение губ её мужчины. Она ощущала едва уловимый аромат сандала, исходящий от его волос, наслаждаясь этим запахом и возбуждаясь ещё сильнее.

Тунг боролся с желанием зацеловать и обласкать Мулан с ног до головы и взять её быстро и жёстко прямо здесь, посреди людного лагеря, в своём шатре, обнажённую и возбуждённую, возлежащую на столе, но вынужден был делать над собой неимоверные усилия, чтобы сдерживаться, планируя растянуть совместное удовольствие от их любовной игры. Ему хотелось любить свою женщину до умопомрачения. Чтобы её запах и вкус навсегда оставались с ним. Видят боги, если бы Мулан сама не пришла к нему этой ночью, он бы не выдержал. Сорвался. И сам бы вызвал её к себе. Находиться вдали от своей наречённой было неимоверно трудно. И всё раздражало. Необузданная ревность терзала его изнутри и перекрывала доводы разума, всякий раз, когда генерал думал о том, как Мулан приходиться ночевать в одной казарме с солдатами. Его маленькая воительница довольно умело маскировалась под юношу и наравне с мужчинами, преодолевала все трудности военной службы, делая всё, что требовалось для победы над врагом.

Но Тунг знал, что под слоем мешковатой одежды скрывается настоящее сокровище. Его пара. Он наблюдал за её тренировками, любовался её изысканной красотой, кошачьей грацией, изящными движениями её гибкого тела, мягкой улыбкой, адресованной ему одному, ею самой, и это только сильнее его заводило. Смотреть на неё, не имея возможности прикоснуться, — худшее из наказаний, ощущать её близость и не сметь прижать к груди, сжать в объятиях — невыносимо жестокая пытка. Хотелось рвануть и забрать её. Желание обладать ею днём и ночью, росло с каждой минутой, равно как и их сакральная связь. Генералу дико, до зубного скрежета, хотелось заниматься с ней любовью. Бесконечно долго, чтобы думать ни о чём не могла. И сейчас — самое подходящее для этого время.

Его губы вновь поднялись к её губам, горячим и нетерпеливым, вовлекая любимую в головокружительный поцелуй. Девушка дышала прерывисто и страстно желала его.

Он прикусил её нижнюю губу, а затем облизал от уголка к уголку рта. Мулан задохнулась. Тунг прижал её бёдра к своим, заставляя ощутить свою твёрдую мужскую плоть.

— Смотри, что ты делаешь со мной, сладенькая. Ты очень дерзкая. Особенно учитывая, что пришла сюда посреди ночи с намерением соблазнить своего наставника, — выдыхал он между поцелуями, настойчиво вжимаясь бёдрами между её разведённых ног.

Пришла. Потому что Мулан всегда поступала так, как считала правильным и нужным, по воле сердца. И сейчас её сердце вновь радостно билось в унисон с сердцем любимого.

Тунг отвёл губы. Моргнул. Ресницы взлетали вверх и вниз. Его глаза пылали, когда он гладил её по щеке кончиками пальцев.

— С тобой я нарушаю все свои правила.

Мулан захихикала. Она обвила руками его шею, затем лизнула и прикусила мочку уха.

— Правила на то и существуют, чтобы их нарушать.

Тунг рассмеялся. Ах, как она любила слышать его смех. Мужественные нотки отдались дрожью в её позвоночнике.

— Ты прекрасная, непокорная, маленькая, нежная бунтарка, — прошептал он ей на ухо. — Моя пара.

— А вы мой! — страстно прошептала она, зачарованно вглядываясь в его лицо. — Вы ведь мой, не так ли? — Её щёки опалил жар.

Счастливая улыбка на его лице. Утвердительный кивок.

— Да, — его взгляд сосредоточился на ней. — Я твой. Связь работает в обоих направлениях, — Тунг выпрямился. Провёл рукой по её телу: до бедра, по бедру, проследил изгиб талии, затем медленно поднялся к груди. Распростёр на ней руку и сжал. Большим пальцем, подразнивая, скользнул по затвердевшему соску. — Мы принадлежим друг другу целиком и полностью.

С этими словами он снова припал к её губам, жадно лаская их и покусывая.

Мулан протяжно застонала и крепче прижалась к нему. Ощущения прекрасные, но рубаха стала преградой. Ей же хотелось почувствовать тепло его обнажённого тела.

— Я пришла сюда с намерением сделать вам приятно, господин, — выдохнула она ему в губы и невинно ухмыльнулась, потираясь своим ноющим от желания клитором о его восставшую плоть. Дыхание мужчины прервалось, а мышцы напряглись. Он снова улыбнулся, жадно впитывая в себя её близость.

— Юн, не господин. Сейчас я не генерал, а просто мужчина, который хочет сполна насладиться своей возлюбленной и подарить ей блаженство разделённого чувства, — его низкий приятный голос окутывал девушку, очаровывал. Мужской запах кружил голову. Насыщенный, мускусный. Умопомрачительный аромат возбуждения и предвкушения.

— Ни к чему соблюдать субординацию, когда мы наедине, — добавил он, чувствуя, как горит его тело под её восхищённым взглядом.

— Хорошо, — согласилась Мулан, утопая в его глазах, растворяясь в запахе своего мужчины, желая, чтобы этот момент длился и длился, и одновременно желая большего, ещё большего, чем он давал ей сейчас.

— Скажи мне то, что я хочу услышать… Назови меня по имени… — его рука опустилась ей на губы, нежно проводя кончиками пальцев по нижней губе, словно он физически хотел сорвать с них своё имя.

Её рот чуть приоткрылся от чувственного томления. Она мягко обхватила его пальцы губами, забирая их в себя и посасывая, игриво проводя по ним языком. Это было невероятно соблазнительно и одурманило Тунга. Его возбуждение достигло такой остроты, что Мулан, почувствовала это, снова изогнувшись, дразняще потёрлась об него, вырывая из его груди приглушённый стон.

Она стремилась слиться с ним, стать с ним единым целым, ощущая мощь его мужского желания. Она дрожала от нетерпения. Тунг смотрел на неё, его ноздри трепетали, глаза темнели с каждой секундой, он тоже чувствовал её всю и знал, что с ней творится. Его скулы залило румянцем, губы покраснели, став ещё более эротичными. Глаза горели от вожделения.

— Мне нравится, как ты произносишь моё имя в порыве страсти, когда просишь меня продолжать, — ласково откликнулся он, быстро отнимая руку от её рта и осыпая её тело поцелуями.