☯︎ Восход феникса (1/2)

Над широкой рекой неспешно опустился тихий пленительный вечер, растворив в себе остатки дня. Спокойное журчание воды неподалёку, пение цикад и шелест ветра гармонично влились в это безмолвие, разбавленное лишь мерным дыханием двух разгорячённых тел.

Генерал и воительница лежали обнявшись на брошенной на берегу одежде, переплетя руки и ноги. Утомлённые, но не пресыщенные друг другом. Мулан нежилась в объятиях своего возлюбленного дракона и улыбалась счастливой и глупой улыбкой, вспоминая полный страсти голос, шепчущий: «Моё сокровище». Она подозревала, что Тунг Юн темпераментный мужчина, несмотря на всю неприступную строгость его вида и манеру себя держать, но не думала, что будет гореть с ним на одном костре. Мулан таяла под поцелуями, хмелела от его низкого хриплого голоса, подчинялась, готовая исполнить любое его желание. И с восторгом ловила выражение блаженства на его лице, когда они становились единым целым. Это были новые, совершенно непохожие ни на что ощущения, приносившие с собой неземное удовольствие, которому Мулан не могла подобрать слов, чтобы описать всё то, что она чувствовала. Тунг покорял её постепенно, позволяя ей прочувствовать каждое мгновение их соития. Его обладания.

Мулан поражалась выдержке любимого, его умению владеть своим телом и эмоциями. И когда уже не было сил терпеть эту сладкую пытку, и девушка молча умоляла дракона привести её к завершению, он наконец позволял себе утратить контроль. При этом её внутренняя дикая сущность в ответ ликовала и рвалась наружу, сердце радовалось, а грудь дышала в полную силу. В ней действительно проснулась тигрица, которая хотела ещё и ещё. И он давал ей это «ещё». Он брал её. Безудержно. Дико. Отдавая всего себя и даже больше. Сливаясь с ней. Вбирая её всю. И принял то, что она отдавала ему. Они не могли насытиться друг другом и снова и снова подтверждали свой обет, скрепляя его, как печатью, жаром своих тел.

Тунг был страстным и неутомимым любовником. Властным, но заботливым. Близость с ним открывала ей новые, неизведанные грани собственной чувственности. Мулан не узнавала себя, такой изобретательной и бесстыдной она становилась в его объятиях. Она стонала, кричала, извивалась под ним. Тёрлась, ласкалась, мурлыкала, как ненасытная кошка. В порыве чувств она неосознанно расцарапала его спину и в кровь искусала ему губы, не забыв оставить на шее, груди и плечах лиловые пятна поцелуев-укусов и крохотные следы своих мелких зубов, тем самым пометив его, как свою пару.

Мулан горела для него, жаждала его, выгибалась навстречу ему, принимая его в себя. Дрожала от возбуждения и задыхалась от удовольствия вместе с ним. Его собственнические драконьи инстинкты ей безумно нравились, как и внутренний зверь, которого он отпускал на волю в момент их единения, позволяя ему захватить контроль над телом. От его близости девушка погружалась в полный возбуждения транс. Мыслей не было, оставались одни желания. Обжигающая нежность, ошеломляющая страсть, всепоглощающая жажда прикосновений. Мулан не могла говорить, не могла думать, могла лишь чувствовать. Ту магию, ту силу любви, что дарил ей Тунг и к которой она так стремилась, нельзя было описать, не с чем было сравнить, можно было только ощутить.

И она ощущала, всем своим естеством, каждой клеточкой своего тела. Его изощрённые ласки были невероятно интимными и волнующе прекрасными. Этот мужчина пробудил в ней безудержное пламя, о котором она и не помышляла доселе. Он открыл ей её тело, показал, что любовь может быть необыкновенно неистовой. Они продолжали этот древний, как мир, возбуждающий танец, который, казалось, не кончится никогда. Ей и не хотелось, чтобы это когда-нибудь заканчивалось. Только он и она. Великое соединение женской мягкости и мужской твёрдости. Великое соединение мужского и женского, структуры и творческого хаоса. И воительница чувствовала, как её мышцы сжимались при каждом его движении, стремясь каждым дюймом ощутить его плоть, захватить его целиком, удержать хотя бы на краткий миг их единение, принимая на вдохе и отпуская на выдохе. И при каждом вдохе горячий поток энергии устремлялся вверх по её позвоночнику, и при каждом выдохе возвращался к дракону. Она чувствовала, как он вдыхает эту энергию и на выдохе, вонзаясь в неё, возвращает ей её обратно. Вдох и выдох, сжатие и расслабление, её принятие и отпускание, его уход и возвращение. Вечный ритм жизни.

Поднимаясь на гребень волны, на вершину экстаза, она всей грудью вдыхала воздух, максимально втянув живот, стремясь прикоснуться своей маткой к его горячей плоти, затянуть его в свою глубину, ощутить полное слияние и вобрать в себя живительный поток его семени. Давая рождение новым вселенным, матка начинала пульсировать, наполняя её блаженством и удовольствием, а его — силой и новыми возможностями. Волны энергии наслаждения накатывались одна за другой, качая их, всё ещё слитых друг с другом. Растворяясь друг в друге, они обретали себя, и двое становились одним, больше, чем просто двое. Невозможное становилось возможным, и мечты превращались в реальность, и время замедляло свой бег, и менялись миры, и менялся ход истории… Так боги, играя и занимаясь любовью рождали вселенные…

Мулан проснулась от сладкой дрёмы, когда почувствовала, как любимый мужчина склонился над ней и провёл тыльной частью ладони по её лицу. Она приятно зажмурила глаза и запустила руку в его волосы. Он приложился губами к её губам. Почти неслышно. Еле касаясь. Теперь обе его руки были запущенны в её разбросанные волосы, а он продолжал нежно целовать её губы.

— Моя Мулан… — шёпотом произнёс он.

— Ваша, господин, — сонно улыбнувшись, прошептала она, утопая в его объятиях и растворяясь в поцелуях.

Спустя несколько сладких мгновений Тунг нехотя оторвался от её губ и прижался лбом к её лбу.

— Нам пора, — тихо сказал он. — Скоро объявят отбой.

Мулан ласково обняла его за шею.

— Я не хочу возвращаться в лагерь, господин, — вздохнула она. — Хочу подольше побыть здесь, наедине с вами.

Тунг легонько поцеловал девушку в лоб и мягко потёрся носом о её щёку.

— Мне тоже не хочется отпускать тебя, моя маленькая тигрица, но придётся потерпеть. Зато в следующий свободный выходной, я полностью в твоём распоряжении, — генерал улыбнулся и обнял девушку крепче. — А сейчас у нас есть примерно пара часов на сборы, — добавил он, ловя на себе радостный взгляд Мулан.

Всю ночь, утро и день они провели вместе, наслаждаясь любовью. Засыпали, просыпались и снова тянулись друг к другу. Мулан, знавшая до этого об «искусстве брачных покоев»<span class="footnote" id="fn_31154788_0"></span> лишь понаслышке, проходила ускоренный курс познания этого нового для неё мира — мира любви. Все легенды, стихи и песни рассказывали совсем о другом, не об этом — что происходило между ней и Тунгом. Всё дело в силе ощущений, способности слышать, видеть и осязать на пределе, проживая за мгновения целую жизнь. Её нежность и благодарность к нему не имела границ.

Мулан не знала, можно ли было любить сильнее? Она ощущала себя центром вселенной для него, страшной по силе необходимостью, всем миром. И сама чувствовала так же. И просыпался страх — страх потерять, страх за своё, то, что дороже всего на свете. А ещё она теперь чувствовала его, предугадывала его движения, желания, а он — её. Они гармонично дополняли друг друга, как будто прожили вместе всю жизнь. Это было непривычно, странно, волшебно. Это была не просто любовь, а единение — и физическое, и, что казалось девушке более важным и трогательным, — духовное.

У неё с Тунгом произошло запечатление. Красивое и загадочное слово, на которое Мулан обратила внимание ещё когда-то в детстве: дома она часто слышала разговоры родителей про то, как важно найти настоящую любовь и встретить в этой жизни подходящего тебе человека. Когда не разум выбирает себе пару до конца твоих дней. А душа. То есть когда две души находят друг друга и сливаются в единое целое.

Но самое главное, что их связь была предопределена ещё там, на небесах. До их явления на землю. Мулан столько раз молилась Нюйве,<span class="footnote" id="fn_31154788_1"></span> прося у мудрейшей встречи со своим истинным, и теперь могла с искренней радостью поблагодарить богиню за её дар. В момент запечатления, когда Тунг Юн выбрал её своей парой Мулан заглянула в его глаза, явственно ощущая между ними незримую алую нить, что сплела их пути воедино, и положила свою ладонь ему на грудь, ловя призывные удары сердца.

Если бы они поженились, это было бы идеально. Она очень хотела стать его женой и прожить с ним в любви всю жизнь. Хотела бы засыпать и просыпаться с ним, делить с ним свои будни и праздники и родить от него детей. Он был для неё воплощением мужского идеала, тем самым сильным и надёжным мужчиной, о котором она всегда мечтала. И если бы сердце не привело её на войну, возможно, они бы никогда не встретились в этой жизни. Раньше разговоры о браке и материнстве вызывали у Мулан страх и что-то похожее на отвращение, когда она представляла, как ей придётся жить с нежеланным мужем, спать с ним в одной постели, терпеть его ласки — без любви, рожать ему детей, и вести беспрестанную борьбу за право быть собой — каждый день, каждую минуту. Ведь кротость и смирение — не её конёк. Она никогда не бунтовала против собственной женственности. Лишь против правил, предписывающих девам молчаливую покорность. И от этого понимания Мулан становилось совсем грустно, потому что её всегда наставляли высоко ценить того мужчину, за которого она однажды выйдет замуж и всегда говорить о нём с гордостью, да и о мужчинах вообще, говоря, по правде. Однако, как можно любить и уважать такого мужа, для которого ты лишь его тень, его раба и бессловесная вещь — наряженная и размалёванная, точно кукла, которую он может выбросить за порог своего дома за ненадобностью? И сальные шутки односельчан только подтверждали этот вывод.

При всём нежелании слепо следовать сложившимся традициям Мулан понимала, что из чувства долга перед семьёй и перед всем родом, она обязана пойти на личную жертву, и поэтому не ждала от брака многого, что ей повезёт в любви также, как её родителям. Но всё изменилось с тех пор, как она встретила своего генерала. Все те парни, которые её окружали, не шли ни в какое сравнение с ним. Тунг Юн не какой-нибудь зелёный юнец, вроде её армейских товарищей или несостоявшегося «жениха», навязанного ей деревенской свахой. Он сильный, умный, зрелый и достойный мужчина, представитель знатной семьи, стяжавший славу непобедимого воина и полководца во многих боях и сражениях. Он самостоятельно способен принимать решения и выбирать свою судьбу, свою женщину и, не останавливаясь ни перед чем, смело смотреть в лицо своим врагам. И Мулан была горда тем, что он — храбрый воинственный генерал — выбрал её своей парой, а она выбрала его, сама, по собственному желанию, без принуждения и чувства вины. Он покорил её сердце, завоевал, и пробудил в ней какой-то дремучий инстинкт, желание подчиниться самцу. В нём чувствовалась спокойная уверенная властность вожака, силе которого сдаться не стыдно и до сладкой жути приятно. В его объятиях ей хотелось обмякнуть покорным трофеем в руках победителя и позволить ему и себе абсолютно всё.

Воительница любила генерала. Нуждалась в нём. И это хорошо. Потому что она обрела свою недостающую половину. Только он мог сделать её целой. Тунг Юн — её наречённый. Её любимый. И он — дракон! При одной этой мысли хотелось кричать и прыгать от счастья! Прошлой ночью он сделал её своей, и она никогда этого не забудет.

Теперь Мулан знала, что только один мужчина мог заявить на неё права. Только один дракон был достаточно силён, чтобы сделать её своей и только своей. Любого другого мужчину, она оставила бы мёртвым на любовном ложе. Но её генерал был достаточно храбрым, чтобы взять воительницу. Достаточно храбрым, чтобы оставить на ней свою метку. Достаточно храбрым, чтобы заставить её мурлыкать от удовольствия, рычать от страсти и стонать под ним от наслаждения. Он не пытался её укротить. Тунг любил всё в Мулан, включая и её своеволие, и он не пытался ничего изменить, ничего искоренить. Юн принимал это, как принимал всю Мулан в целом. Он был для неё идеальной парой, и, возможно, однажды они обменяются брачными клятвами пред ликами богов и назовут друг друга мужем и женой. Но пока то были лишь её мечты. Однако мечты имеют свойство прорастать, ломая самые толстые стены. И девушка очень надеялась, что вдвоём они стойко выдержат все испытания, уготованные им судьбой. Они будут вместе. Всегда. Несмотря ни на что.

О проблемах можно думать вечность, но здесь и сейчас хотелось позволить себе простую радость.

Мулан шаловливо укусила его за кончик носа, потом коротко лизнула в щёку, вывернулась из объятий и с кошачьей грацией перекатилась с боку на бок, не сводя глаз со своего мужчины. Тунг хрипло выдохнул и качнулся вперёд, пожирая её взглядом. Он был прав, назвав её тигрицей, дикой кошкой горных лесов. Каждый плавный изгиб её молодого, стройного тела, каждая линия, казалось, отливали белым золотом. Её шелковистые чёрные волосы волной ниспадали на плечи и грудь, придавая её внешности девственную, невинную робость, столь контрастирующую с тем, что он читал в её влюблённых глазах. Вскинув изящные руки и обольстительно выгнувшись, она лениво потянулась всем своим обнажённым гибким телом, зная, что он сейчас любуется её изумительной фигуркой, и не хотела лишать его этого удовольствия. При одном лишь взгляде на неё, его сердце, переполненное блаженством, казалось, замирало в груди. Она была прекрасна, его смелая маленькая тигрица, желанная и непокорная. Он и любил её за эту несгибаемость и внутреннюю силу; любил и тогда, когда она была уязвима и покорна одному ему. Её душа влекла его так же, как и тело, и это объединённое влечение было столь велико, что его любовь к ней была безграничной. Она принадлежала ему, эта удивительная девочка-женщина, только ему. Совершенство её высокой груди, пленительная линия бёдер, защищающих средоточие её женственности, принадлежали ему одному. Он с нежностью притянул возлюбленную к себе, снова заключил в объятия и прижался к её губам в таком страстном поцелуе, что у неё перехватило дыхание.

— Мой генерал, вы самый-самый лучший, — выдохнула девочка прямо ему в губы, соблазнительно потираясь о него своим телом. — И самый любимый! — добавила она, игриво улыбнувшись.

— Воительница, ты тренируешь мою выдержку на прочность? — намекнул он.

— Самую малость, — хихикнула Мулан.

К вечеру их тела полностью восстановились, и при этом оба как будто и не устали. В них кипели потоки энергии, и хотелось вкушать плод наслаждения снова и снова. Но воительнице нужно было вернуться в лагерь до отбоя, дабы не вызвать подозрения у солдат. И Тунг понял, что придётся устраивать повторные водные процедуры…

Вода была чудесной, нагретая тёплыми солнечными деньками, она к вечеру отдавала своё тепло, образуя клубы пара над поверхностью реки. Поплавав немного и остудив пылающую от возбуждения кожу, они вымылись и снова вернулись на берег. Устроившись на траве и завернувшись в ханьфу, они наслаждались звоном цикад и шумом листвы, рассказывая друг другу забавные истории. Он в основном о времени проведённом в сражениях, она о времени своего детства, когда отец обучал её бою на мечах. Они говорили обо всём и не о чём. Уже стемнело, когда они начали тихо одеваться, останавливаясь лишь для того, чтобы погладить, обнять или поцеловать друг друга.

— Настанет время, когда я ещё много раз буду сжимать тебя в объятиях, только гораздо дольше и гораздо сильнее. Обещаю, — обнимая её, вдыхая неповторимый аромат её волос, тихо прошептал Тунг.

Облегчение захлестнуло Мулан, заставляя светиться счастьем лицо. По телу как будто прошлась тёплая волна от затылка до кончиков пальцев на ногах, такими волнующими и сладкими показались ей слова дракона. Она прижалась к нему сильнее, уткнулась в грудь, пряча подозрительно заблестевшие глаза и жарко прошептала в ответ:

— Я всем сердцем верю вам, мой генерал!

***

В лагерь возвращались поодиночке. Мулан шла в приподнятом настроении. Ни разу в жизни она ещё не чувствовала в себе столько любви, которая буквально переполняла её. Ей хотелось раздавать её направо и налево, а потом опять потреблять с ненасытностью тигрицы в период течки. И всё благодаря Тунгу, он словно бы пробудил в ней женское начало. Ведь до него Мулан была девчонкой-сорванцом и никогда не задумывалась о своей женской привлекательности. Голова слегка кружилась, и настроение было необычайно приподнятым, она улыбалась самой себе и даже пожалела, что не умеет петь. Первый день её новой взрослой жизни, жизни женщины, выдался замечательным! Всё тело воительницы приятно ныло, храня воспоминания о сладких минутах близости с любимым мужчиной. И она могла бы заниматься с ним любовью бесконечно, если бы её телу не так нравилось всё, что с ним происходит. Её радостно волновала любовь к наставнику, его взаимность, и девушка, ликуя, рисовала себе в мечтах предстоящее ночное свидание. Не задумываясь о необходимости соблюдать осторожность, они всё же именно по этой причине условились, что Мулан встретится с ним на знакомой цветочной поляне в следующий выходной.

Погружённая в грёзы девушка мечтательно вслушивалась в звуки тёплого весеннего вечера. Среди деревьев рыжей искрой промелькнула лисица и с лёгким шорохом скрылась в глубине леса, готовясь к ночной охоте; цикады громко трещали, в грубоватой гармонии исполняя весеннюю серенаду. Воздух был пропитан чарующим запахом целебных трав и ароматом цветущей магнолии. Мулан была счастлива! Она обрела себя, узнала себя наконец, и все мрачные мысли были изгнаны, отброшены руками, губами и телом пламенного дракона.

Тропа подошла к концу. Впереди показалось огромное поле и замаячили привычные распашные ворота. Стяги реяли над большими шатрами, окружёнными шатрами поменьше, от запаха готовящейся еды в животе у Мулан предательски заурчало, и она только сейчас поняла, как сильно проголодалась. После длительных и страстных горячих слияний с Тунгом, у неё проснулся прямо-таки зверский аппетит. Воительница довольно улыбнулась и двинулась через лагерь, по направлению к навесам, где расположилась военно-полевая кухня. Несмотря на голод, она чувствовала себя превосходно и могла бы обойтись сегодня без ужина, но на пустой желудок ложиться спать как-то не хотелось, особенно перед завтрашним тренировочным днём.

— Хуа Цзюнь! — позади раздался знакомый окрик.

Вздрогнув от неожиданности, девушка обернулась. Заметив Хунхуэя, она раздражённо вздохнула. Этот назойливый болван будто специально следил за каждым шагом Мулан, словно пытаясь узнать её заветную тайну. Она ведь ясно сказала, что не собирается водить с ним дружбу.

— Куда ты пропал? — спросил парень, поравнявшись с воительницей.

— Не твоё дело, — буркнула Мулан. — Я не обязан перед тобой отчитываться.

— Да будет тебе дуться, Хуа Цзюнь, — примирительно хлопнул её по плечу Хунхуэй. — Ну поцапались и забыли, с кем не бывает. Лучше скажи, где ты шлялся весь день?

Похоже, однополчанин простил Хуа Цзюня за его прошлую грубость тогда на реке и Мулан поняла, что он не отстанет от неё, пока не получит вразумительный и правдивый ответ. Можно, конечно, было и не отвечать, однако сейчас ей меньше всего нужен был недруг. Чем меньше внимания на неё будут обращать, тем лучше.

— Ходил прогуляться, — сказала она первое, что пришло на ум.

— Почему так долго? — Чэнь вопросительно поднял бровь.

— Демон тебя задери, Хунхуэй! — возмущённо процедила воительница. — Это что, допрос?

— Ладно, ладно, не кипятись, — он шутливо выставил ладони вперёд, словно сдаваясь. — Я ведь серьёзно уже хотел бить тревогу, если бы ты до отбоя не вернулся обратно.

Мулан облегчённо выдохнула и закатила глаза, мысленно возблагодарив всех возможных богов за то, что успела прийти вовремя. Войдя в суматошливое помещение, они прошли к своему столу, за которым уже сидели четверо их товарищей.

— Ну, наконец-то ты объявился! — воскликнул Яо в своей обычной смешливой манере. — Мы уж подумали, наш Цзюнь потерялся и попал в плен к северным варварам.

— Не дождёшься, — усмехнулась девушка и опустилась на лавку, придвигая к себе плошку с дымящейся рисовой кашей и жареной рыбой.

— Поосторожнее в выражениях, Яо, а то в следующий раз Хуа Цзюнь задаст тебе жару, — с усмешкой произнёс Хунхуэй, очевидно намекая на прошлую победу Мулан в учебном бою, и сидевшие за их столом Линг, По и Сверчок, весело поддержали его.

— Кто же знал, что он зверюга такой, — поощрительно загоготал Яо и одобрительно толкнул локтем воительницу в бок, а остальные парни согласно закивали.

После того, как Хуа Цзюнь во время учений показал свою настоящую силу и возможности своей ци, его сослуживцы перестали подкалывать тощего мальчишку и прониклись к нему уважением.

Их дружный смех раздавался по всей столовой, сливаясь с сотней других голосов, заряжая своим оптимизмом окружающее вокруг себя пространство, и Мулан невольно улыбнулась в ответ, чувствуя собственную причастность к войсковому товариществу и личную ответственность за защиту страны.

***

Был поздний вечер, безветренный, по-весеннему тёплый. На небе высыпали первые звёзды. Все, освобождённые от нарядов, были на улице, тем более, что свободное время после ужина. В казарму возвращаться совсем не хотелось. Поэтому Мулан решила сходить в конюшню, проведать Чёрного Вихря, которого она давно не видела и по которому соскучилась. За всеми делами и хлопотами некогда было даже просто зайти и навестить его, он без неё тоже всегда скучал. Выходя из столовой, девушка прихватила с собой пару яблок для своего вороного и отправилась к дальней окраине лагеря, где содержались лошади. Немного погуляв по лагерю, она набрела на конюшню. Длинная вереница загонов для лошадей тянулась далеко вперёд. Внутри стояли кони разных мастей и цветов, с длинными и короткими гривами, кудрявыми и прямыми хвостами. Они ржали при виде Мулан или молчали с любопытством.

Воительница медленно шла по проходу вдоль денников, любуясь десятками лошадей. Одна из них привлекла наибольшее внимание. В отдельном вольере, чуть дальше от остальных, гордо подняв голову, стояла абсолютно белая породистая кобылица, и её мраморные бока лоснились, как полированный камень. Это была самая красивая лошадь, какую Мулан когда-либо видела, поистине неземное создание.

Мулан подошла ближе, и кобылица громко фыркнула, не сводя с неё настороженного взгляда небесно-голубых глаз.

— Эй, солдат, не приближайся к ней! — раздался голос сзади.

Обернувшись, воительница увидела юношу. Он был примерно её возраста, может быть, немного младше, лет восемнадцати. На нём была обычная солдатская форма, которую носили все новобранцы императорской армии, включая саму Мулан.

— Почему я не должен к ней приближаться? — переспросила она.

Стражник немного помолчал, будто подбирая слова, и серьёзно ответил:

— Это лошадь командующего Тунга. Она очень опасна.

— Правда? А чем? Дурной нрав?