☯︎ Восход феникса (2/2)
— Нет, — мотнул он головой. — Белая Молния выращивалась господином собственнолично.
Мулан взглянула на морду кобылицы, ещё раз обратив внимание на выразительные голубые глаза.
— И она не подпускает к себе никого, кроме хозяина, — продолжал парень.
Надо же, какая любопытная животинка. Девушку так и подмывало подойти поближе и погладить норовистую лошадь по морде. Но некоторые опасения по поводу дальнейшей целостности своих пальцев всё же присутствовали. Кобылица и впрямь глядела на Мулан с приличной долей враждебности.
— Белая Молния? — проговорила она, медленно и осторожно приближаясь.
— Солдат, отойди подальше, — настаивал испуганный стражник, нервно переминаясь с ноги на ногу, но не решаясь остановить Мулан.
— А ты вовсе и не буйная, да? — подмазывалась она к кобылице, подходя ещё ближе.
Голубые глаза опасно полыхнули, лошадь заржала. А Мулан, вместо того чтобы отпрыгнуть назад, сделала ещё шаг и протянула руку. Впрочем, прикасаться к кобылице не стала. Ладошка девушки так и зависла в десятке сантиметров от лошадиной морды.
— Солдат! — воскликнул парень, что, очевидно, всё же был конюхом.
В следующий миг Белая Молния сама ткнулась в распахнутую девичью кисть, с любопытством обнюхивая. Похоже, она уловила на ней ароматы недавнего ужина.
— Я очень люблю твоего хозяина, — тихо прошептала Мулан, смотря кобылице прямо в глаза. Как ей показалось, лошадь её поняла и потому уже без всякой нервозности, доверчиво нагнулась к девушке и ласково лизнула её в щёку. Удивительно, но животное было на диво спокойно.
Мулан широко улыбнулась, а челюсть парня слегка упала.
— Ну вот и подружились, сказала она, погладив белую красавицу. — А ты боялся…
Воительница достала из-за пазухи халата прихваченные с кухни яблоки и протянула одно лошади — яблоко тотчас было деликатно съедено.
— Но как тебе удалось? — опомнился стражник, всё ещё не веря в происходящее.
— Мы просто заглянули друг другу в душу, — с улыбкой пожала плечами Мулан.
Попрощавшись с Белой Молнией, она пошла следом за конюхом. Чёрный Вихрь стоял в нескольких шагах от Мулан. Он радостно заржал, когда увидел хозяйку и стал в нетерпении бить копытами о перегородку. Девушка приоткрыла калитку и нежно погладила любимое животное.
— Ну, привет, дружище, как же давно мы не виделись, — Радостно проговорила Мулан. — Смотри, у меня для тебя кое-что припасено. — Она отдала коню последнее яблоко, а тот, благодарно взглянув на неё, мягко смёл его с её ладони своими бархатными губами и принялся весело хрустеть.
Мулан сама подготовила Вихря к прогулке, вывела его из конюшни, а затем поставила ногу в стремя и легко подпрыгнув села в седло, он загарцевал, и они, выехав за ворота лагеря, понеслись в поле. Вихрь носился по полю, как ветер, воительница летела с ним как на крыльях и радовалась простору, скорости и чистому звёздному небу. Вдоволь накатавшись рысцой, они перешли на шаг после длительной скачки. Мулан наклонилась на крутую шею своего коня, обняла её и прижалась к ней лицом, вдыхая знакомый и такой успокаивающий запах… Этот конь был подарком отца. Он один оставался ей воспоминанием дней, проведённых в отеческом доме. Наконец борьба её чувств утихла, девушка опять села прямо и, занявшись рассматриванием зелёного весеннего ландшафта, поклялась в душе никогда не позволять воспоминаниям ослаблять её дух, но с твёрдостью и постоянством идти по пути, на который звало её сердце.
Воительница как раз собиралась возвращаться в казарму, когда почувствовала лёгкое жжение на своей коже. Подушечки пальцев слегка покалывало, когда она дотронулась до красной метки на шее — символ её связи с Юном. Значит, он где-то поблизости. Она инстинктивно развернула коня и увидела Тунга, идущего по направлению к лагерю. Безупречная военная выправка, твёрдый уверенный взгляд выдавали в нём бывалого воина и опытного полководца, не одно десятилетие командующего войском. В его походке чувствовалась спокойная хищная грация, присущая мастеру единоборств. Он весь излучал силу и власть.
Настоящий боевой генерал. Мудрый наставник. И её первый и единственный мужчина.
Волевой, сильный, решительный, смелый.
Её желанный дракон.
Тунг, по-видимому, тоже почувствовал Мулан, остановился и обернулся к ней. Их глаза встретились, и лицо девушки немедленно залилось румянцем. Мыслями они оба вернулись к своей первой ночи близости, что у них была недавно. Её тело всё ещё было полно восхитительных ощущений. Но как бы Мулан ни хотелось устремится навстречу любимому, на людях она должна сдерживать свои чувства, и теперь быть вдвойне осторожной. Тунг едва заметно улыбнулся ей — самыми краешками губ — и пошёл дальше, невозмутимый, как всегда. Но она-то знала, каким страстным и горячим он был наедине с ней.
Мулан проводила его взглядом, сладко улыбнулась и, ловко пришпорив своего вороного жеребца, помчалась в лагерь.
***
— Ци пронизывает всю вселенную и все живые существа.
На следующее утро генерал Тунг созвал всех новобранцев на учебный плац. Выстроив их кольцом вокруг себя, он начал медленно выполнять серию замысловатых движений, не переставая при этом говорить. Новобранцы смотрели, не отрывая глаз, заворожённые тем, что тело командующего как будто составляло единое целое с его оружием. Его меч стал продолжением его руки, его ноги, точно корни дерева, крепко врастали в землю, а затем, взмывая, казалось, делались легче пёрышка. По его знаку Мулан и остальные принялись повторять его движения.
— Мы все рождены с ней, — продолжал командующий Тунг, — но наиболее радетельным дано глубоко соединиться с ци и сделаться великими воинами.
Мулан сосредоточилась, позволяя телу двигаться по собственной воле. Так же, как и в прошлый раз, когда феникс и дракон, словно бы танцуя, впервые сошлись в тренировочном поединке, голос возлюбленного омывал её, подобно воде в реке, и звучал столь же успокоительно.
— Умиротворённый, как лес, — говорил он тогда и повторял сейчас, задерживая свой взор на Мулан чуть дольше положенного, — однако пламенеющий внутри.
Она чувствовала на себе довольный взгляд своего мужчины и это подхлёстывало её, придавало ей сил и уверенности. Она мечтала, чтобы Тунг Юн гордился ею. Доказать, что она достойна его. Стать поддержкой, опорой, другом…
«Сконцентрируйся на солнце внутри себя, почувствуй внутри себя огонь и энергию».
Взмахивая рукой, Мулан снова и снова повторяла простейшие движения. Стремясь оправдать доверие наставника, она упражнялась всё утро и поздно ночью, когда стояла в дозоре. А когда её смена подходила к концу, она шла на берег реки и тренировалась при свете луны. С каждым взмахом меча воительница ощущала, как её ци крепла. Она распускалась, словно листья магнолии, что росла на берегу реки. Чувство это было воодушевляющим и немного странным, как будто что-то совершенно новое было отчего-то дивно знакомым.
***
В последующие дни тренировки ополчения делались всё более напряжёнными. Поначалу это было едва заметно. Каждая сессия приросла на несколько минут. В командах сержанта Цяня зазвучала сталь. Напряжение нарастало, когда стало ясно, что они готовятся уже не к возможному, а к скорому сражению.
— Жужаньская рать колоссальна, — предостерегал сержант Цянь, пока Мулан и остальные выполняли серию упражнений с мечом. — Они безжалостны и непредсказуемы, однако материальную силу не обязательно встречать равной силой. Воин поддаётся силе и перенаправляет её. — Он остановился перед Мулан. Она смотрела прямо, не позволяя ему себя устрашить.
Со времени её спарринга с Тунгом, Мулан стала одержима идеей развить свою энергию ци. Она была охвачена ею. Напитываема. Гонима. Каждую свободную минуту она пыталась сосредоточиться на ней. Любовь и покровительство любимого мужчины были искрой, из которой разгорелась её решимость. Благодаря его наставлениям, Мулан поняла, что её долг перед отцом — сделаться лучшим воином. Если она не будет к этому стремиться, всё, что она сделала, будет бессмысленно. И вот день за днём и ночь за ночью она упражнялась. День ото дня и ночь от ночи она делалась сильнее.
В лунном свете на берегу реки её тело привычно двигалось в последовательности боевых приёмов. В голове её звучали слова сержанта Цяня. «Неблагоприятное обстоятельство можно повернуть во благо», — твердил он, пока солдаты делали выпады с мечом, взмахивали копьём или поднимали щит в оборону.
Её беспрестанные тренировки и напряжённое сосредоточение не остались незамеченными. Она чувствовала, что и генерал Тунг, и сержант Цянь смотрят на неё чаще, чем на кого-либо. Но её сердце больше не сжималось в тревоге. Её наполняли храбрость и сила, о которых она и не подозревала прежде.
Лишь одно упражнение по-прежнему ей не давалось.
— И малая доля может сдвинуть дюжину пудов, — напутствовал сержант Мулан вместе с прочими новобранцами, когда те подошли к ступеням, ведущим к святилищу. Все замерли, как один, обратив глаза к поставленной цели. На земле возле Мулан стояли два ведра, наполненные до краёв водой. Перед ней другие солдаты уже подхватили свои вёдра и преодолевали первые ступени. Мулан ждала. Слова сержанта Цяня звенели у неё в голове.
— И малая доля может сдвинуть дюжину пудов, — шепнула она сама себе. Прикрыв глаза, Мулан собралась. Она почувствовала, как по жилам привычно хлынула энергия — она сопряглась с ци. Стоны и кряхтенье других парней исчезли. Она ощущала только лёгкий ветерок, овевающий её щёки. Не открывая глаз, она представила себя на крыше святилища. Она припомнила ощущение покоя, наполнявшее её во время медитации под деревом магнолии. Настроившись на это чувство, она открыла глаза.
Нагнувшись, девушка взялась за ручки вёдер и подняла их. Вёдра казались легче, чем в первые разы, когда она выполняла это задание, — силовые упражнения не пропали даром. Однако Мулан знала, что важны не первые шаги, но выносливость, без которой не подняться к вершине. Ступень за ступенью, она начала взбираться.
Идущие перед ней ополченцы замедляли шаг. Один за другим они начали падать. Сначала Сверчок осел на ступень с залитым слезами лицом. Затем По, который бросил вёдра и просто лёг ничком, сдавшись. Следующим отступился Яо. Вне себя от гнева, он отшвырнул свои вёдра, и деревянные кадки раскололись при ударе о скалы.
Однако Мулан продолжала подъём. Её шаг оставался уверенным, а плечи были неподвижны. Ни в одном из вёдер вода не плескала через край, но лежала ровной гладью. С каждым шагом она словно становилась сильнее. Лицо её оставалось сосредоточенным, даже когда она проходила мимо павших товарищей.
Вскоре остались лишь она и ещё один новобранец — Хунхуэй. Он опережал её на несколько шагов. Лоб Хунхуэя был покрыт испариной, а вёдра опускались всё ниже к земле. Лицо его выражало собранность, как и лицо Мулан, однако тень сомнения уже легла на него.
Мулан, впрочем, не замечала ничего. Она продолжала взбираться. Ступень за ступенью, выше и выше, собираясь с силами, и вот она поравнялась с Хунхуэем — и обошла его. Идя вперёд, она чувствовала, как его взгляд буравит ей спину. Она не желала этого знать. Она была не здесь. Тело её поднималось по лестнице, руки держали вёдра, но разум скользнул в глубины. Её поддерживала мысль об отце, о матушке, о сестрёнке и, конечно же, мысль о возлюбленном генерале, с которым она была неразрывно связана, и который пробудил в ней позабытую силу.
Позади тело Хунхуэя потерпело поражение. Он опустился на ступени. И теперь осталась одна Мулан. На неё глядели и Хунхуэй, и командующий Тунг, и сержант Цянь, и все остальные, а Мулан продолжала взбираться по лестнице.
Ступень за ступенью, всё выше и выше и наконец...
Она достигла вершины.
Долгое мгновение Мулан стояла неподвижно, только её грудь мерно вздымалась и опадала. Затем она обернулась, и глаза её расширились, обнимая головокружительный вид с вершины перед святилищем. Её глаза остановились на Феникс-птице, сидевшей на статуе недалеко от неё. Она уже видела её прежде, когда впервые направлялась сюда и искала дорогу к армейскому лагерю. Отец говорил, что птица приглядывает за ней и всегда укажет правильный путь. Узнав в создании ожившее деревянное изваяние из родового святилища, Мулан почувствовала одобрение, исходящее от хранителя предков. Широко развернув крылья, Феникс триумфально заголосила.
Мулан исполнилась гордости. Она смогла. Она сделала то, чего не смог сделать ни один мужчина. Она, Мулан, девчонка из небольшой деревни, достигла невозможного. Она повернулась к солдатам, собравшимся внизу. И лишь тогда, увидев восхищение, уважение и изумление на их лицах, воительница позволила себе улыбнуться.
***
Мысли так и гудели в голове Тунга Юна. Его отважная девочка сумела. Она покорила святилище. За все годы, что он тренировал солдат, лишь горстке мужчин удалось выполнить это задание. И ни один из них не исполнил его с тем изяществом и целеустремлённостью, какие продемонстрировала Хуа Мулан. Посреди хаоса она сохранила самообладание. Любое порученное ей дело она выполняла с тихим благородством. Она никогда не жаловалась, и даже ошалелая и обессиленная, никогда не сдавалась. В ней было всё — ум, красота, гармония, смелость, любовь и искренность. Она являла собой идеал совершенства как духовного, так и телесного.
Его девочка, его женщина. Прекрасная, как солнце, воительница с горячим сердцем.
Отвернувшись от храма, генерал зашагал к своему шатру. Сержант Цянь шёл вровень с ним.
— Хуа Цзюнь прирождённый предводитель, — заметил сержант. Он также был впечатлён успехом солдата.
Командующий Тунг кивнул.
— Да. У него, как и у его отца, душа воина. — Он помолчал, и возникшая было в его сердце радость и гордость за свою юную возлюбленную вмиг сменилась тревогой.
«Я сделаю всё, чтобы защитить тебя, Мулан», — мысленно пообещал генерал.
— Возможно, со временем и другие солдаты смогут самостоятельно преодолеть все преграды, — через минуту подал голос сержант Цянь.
Командующий остановился и обернулся к своему заместителю.
— У нас не осталось времени, — сказал он. — Враг продвигается. Мы выступаем на рассвете.