☯︎ Сталь и шёлк. Искусство наслаждения (1/2)

Единственный преобразователь и алхимик,

Который всё превращает в золото, — это любовь.

Единственной магией против смерти,

Старения, скучной жизни является любовь.

(Чжан Жолань «Дао любви»)

Они удобно расположились под деревом, росшим неподалёку от поляны. Тунг расстелил звериную шкуру, заранее приготовленную им для ночёвки, Мулан зажгла фонарь и с неописуемым облегчением скинула на траву обувь, наслаждаясь свободой.

— Медитация, — начал объяснять ей наставник, сложив руки в молитвенном жесте. — Это не только транс с закрытыми глазами при полном отключении от внешнего мира, но и состояние уравновешенного самоконтроля, когда созерцание и высокие переживания продлеваются в процессе повседневной деятельности.

Видя, что Мулан внимательно слушает каждое его слово, Тунг продолжил:

— Через медитацию ты научишься контролировать и использовать ци, которая преобразит твоё кунг-фу и даст тебе, как покажется, сверхъестественную силу и умение.

«Своей мудростью, спокойствием и терпением, Тунг так похож на отца», — подумала она.

Мысли Мулан вернулись в прошлое, к моменту, когда отец учил её молиться и складывать ладони таким же образом. Он говорил, что все хорошие дети должны всегда почитать своих предков. Иногда они вместе произносили молитву перед семейным алтарём и просили духов рода о защите и помощи. От мыслей об отце к горлу подкатил ком, но воительница не дала воли чувствам.

— Скажите, генерал, — тихо спросила девушка, когда Тунг закончил свою речь. — Вас дома кто-нибудь ждёт?

— Только дочь, — немного растерянно ответил мужчина, удивившись такой неожиданной смене разговора.

— А ваша жена… — робко сказала Мулан, поражаясь собственной смелости.

— Моя жена умерла от неизлечимой болезни прошлой зимой, — тяжело вздохнул он, выдержав паузу.

Мулан почувствовала облегчение и надежду при этом известии. И тут же устыдилась недостойного чувства.

— Простите, я не знала… — извинилась она.

— Ничего, — сказал наставник, странно смотря на неё. — Я давно ни с кем не говорил об этом.

Было что-то удивительное и гармоничное в том, чтобы вот так просто сидеть рядом с ним, говорить с ним, смотреть ему в глаза… Теперь, когда она видела его глаза так близко, то поняла, что они не совсем карие. Это был цвет тёмной, золотистой карамели. От его взгляда Мулан вновь ощутила, как разгорается пламя внизу живота, как между бёдер становится горячо и влажно, и едва не задохнулась от нахлынувшего желания. Зачем ей вообще знать о жене Тунга Юна? Понятно, что он взрослый, опытный мужчина и никогда не был обделён женским вниманием. Нет, она не станет больше спрашивать! Ей не нужно ответов…

— Вы любили её? — выдавила девушка дрожащим голосом, нарушив только что данное себе обещание.

— Это был брак по договорённости, — признался Тунг. — Увы, но люди не всегда женятся и выходят замуж по любви, Мулан.

Эта мысль заставила его задуматься. Ксуеман — его единственная законная жена, о которой он до сих пор вспоминает с печалью и грузом на душе, была холодна даже в юности. В попытке разбудить в ней чувственность, он готов был часами осыпать её тело изысканными ласками, чтобы добиться такой редкой и такой долгожданной разрядки. Однако обычно её такие игры утомляли. А после сорока, когда у них уже была взрослая дочь, жена просто сказала, что при всей её симпатии больше не будет делить с ним ложе. Она уже тогда начала лечиться от болезни, которую так и не смогли победить лучшие врачеватели. «Просто возьми себе молодую наложницу для этого», — невозмутимо заявила она. Но Тунг не хотел повторять старых ошибок и жить с нелюбимой женщиной только из чувства долга. Ксу была его женой, другом, матерью его дочери, но не возлюбленной. За все годы совместной жизни, она так и не смогла родить ему сына.

Он уже третью весну жил почти как аскет, учитывая его огненный темперамент и неистраченную мужскую силу. А что делать? До случайных связей и куртизанок он не опустится, да и не нужны они ему. Жениться во второй раз, когда война на пороге? Нет. Для него смысл жизни состоит в служении своему императору и своей стране. К тому же постоянные военные походы и долгая разлука совсем не способствуют укреплению супружеских отношений. Наверное, это к лучшему, что он сейчас один.

«А как же Мулан? — спросил внутренний голос… — Она так молода, что годится мне в дочери… — Но ведь ты ещё далеко не стар! И по-прежнему полон неукротимой энергии и жизненной силы».

На ум невольно пришли постулаты древних китайских мудрецов — приверженцев Дао,<span class="footnote" id="fn_27309375_0"></span> которые считали такой союз благотворным для обоих партнёров. Несмотря на значительную разницу в возрасте, в характере у них было много общего. Внешне спокойные и сдержанные, но внутри с сердцами полными огня и яростной страсти, они оба были готовы сражаться насмерть за всё, что им дорого.

Однако есть границы, которые нельзя переступать. Генерал не может нарушать собственные приказы и завести роман с подчинённой. К тому же, наверняка у неё есть возлюбленный, такой же молодой и красивый как она сама. Неясное чувство сдавило его грудь, а рука сама собой потянулась к лежавшему рядом мечу.

«Ты уже их нарушил, когда оставил её подле себя, — издевательски заметил внутренний голос. — Так не пора ли тебе заявить свои права на неё? — Ведь у её ровесников нет и половины того, что есть у тебя».

И это была чистая правда. Он преступил закон в тот момент, когда посмел возжелать Мулан. Да, он хотел её, хотел так сильно, что тело его содрогалось. Он нуждался в ней, как умирающий от жажды человек нуждается в воде. Каждую частицу его тела пронизывало желание, но прежде всего ту его часть, которую невозможно было скрыть. Он жаждал её. За одну ночь любви, проведённую с юной воительницей, он был готов расстаться с жизнью. В его воображении отчётливо вставали чувственные картины: вот Мулан на нём, а вот он сверху, вот она широко разбросала ноги, чтобы принять его, когда он войдёт в неё, собирая с губ красавицы стоны удовольствия. Пот выступил у него на лбу от одной только мысли об этом. Кровь пульсировала в такт его жаждущей плоти. Если бы она чувствовала к нему, то же, что и он к ней… Он бы не смог удержаться и сделал Мулан своей женой! Научил бы её всему, что знал сам, даруя ей свою мудрость, жизненный опыт и глубокие знания. Если бы только…

Есть лишь один способ узнать:

— А что насчёт тебя, Хуа Мулан? — мягко спросил Тунг, привалившись спиной к дереву. — Ты помолвлена?

— Нет. То есть, да. Была. Почти, — немного сбивчиво ответила девушка, нервно теребя рукав своего халата. — Не сложилось, — вздохнув, добавила она.

— Ясно, — понимающе кивнул мужчина.

— Но я не жалею, что всё так случилось! — поспешно сказала воительница.

— Почему? — он заинтересованно посмотрел на неё, и в тёмной глубине его глаз зажглась яркая, болезненная надежда.

— Потому что… — она запнулась, подбирая слова и превозмогая свою стыдливость. — Потому что я люблю вас, господин Тунг, — тихо призналась ему Мулан.

Такого ответа он точно не ожидал. Неужели это всё серьёзно? Оказывается, у его славной девы-воительницы есть к нему чувства. Тунг стиснул зубы, сдерживая обуявшую его радость. Мулан любит его! Он будет её первым и единственным мужчиной! И от всех этих мыслей становилось ещё сладостнее, и так хотелось попробовать… словно сорвать запретный плод!

«Нет, это безответственно и неразумно. — Ты должен контролировать свои мысли и эмоции, нельзя давать себе слабину! — вопил здравый смысл, но вопль звучал всё тише и тише».

Весенняя ночь, тёплая и чувственная, окутывала всё вокруг своим мягким покрывалом, волновала душу и будоражила кровь. Они сидели так близко, что их бёдра слегка соприкасались. Он мог слышать учащённое дыхание девушки, которая уже не смотрела на него прямо. Её аромат, сладкий и чистый, приятно щекотал его ноздри, и сердце разрывалось от жажды жить и любить!

Мулан… Его солнце, его весна, его сокровище.

Ещё два месяца назад он и представить не мог, что будет так плавиться от контакта с этой девушкой, что будет настолько возбуждён, что практически потеряет рассудок. Но чем дольше он находился рядом с Мулан, чем больше узнавал её, тем сильнее ему хотелось остаться с ней навсегда. Девушка странным образом сочетала в себе несочетаемые с точки зрения Тунга качества. Она была одновременно робкой и смелой, осторожной и решительной, агрессивной и доброй. Эти контрасты кружили голову похлеще молодого вина. Тунг восхищался её отвагой и стойкостью, тем, как она бесстрашно бросала вызов мужчинам. Словом, о такой удивительной девушке он даже не мечтал. Если только во сне. Вспомнив о снах, Тунг подумал, что всегда ждал Мулан, как будто знал её задолго до своего рождения. Рядом с ней его почти трясло от новых, ранее неведомых чувств. Тревога, нежность, желание заботиться, восхищение, страх потери, счастье…

К демонам самоконтроль!

Он повелительно коснулся её подбородка, заставляя поднять голову. И накрыл губами её губы…

Возбуждение, которое Тунг испытывал всё это время, вырвалось наружу. За пределами цветущей поляны остался весь мир — огромный и сложный. Остались обязанности, друзья, враги, планы…

Здесь, в ночной тишине, было место только для мужчины и женщины и таинства между ними.

— Моя! — шептал он, исступлённо целуя её и чувствуя, как она дрожит от желания, как отвечает ему взаимностью.

Ему хотелось растянуть каждое мгновение в вечность, насладиться им до опьянения, пресыщения. А нетерпение и голод требовали взять её сейчас — торопливо, грубо. Сбросить напряжение, войти в неё, толком не раздев.

Он обнял девушку за талию и усадил её верхом к себе на колени, почувствовал, как она трётся о него и выгибается под его ладонями, и ласково промурчал ей на ухо:

— Не торопись, девочка… У нас впереди целая ночь.

И столько внезапной нежности было в этом коротком «девочка», что Мулан растаяла и раскрылась.

— Любимый мой, единственный, мой генерал! — Наполненный желанием шёпот Мулан сводил его с ума! — Я никогда не испытывала таких чувств ни к кому, кроме вас.

Она положила руки ему на плечи. Почти так же, как было во сне. Приблизилась и нежно коснулась обветренных губ своими губами. Неуверенно, робко. Так же робко она скользнула язычком внутрь. Поцелуй-приветствие, поцелуй-знакомство. В нём была не столько страсть, сколько любопытство.

Мулан изучала этого диковинного хищного зверя — мужчину.

Он не двигался, уступив ей инициативу. Лишь когда Мулан подалась назад, чтобы прервать поцелуй, стиснул так, что стало почти больно, и поцеловал — с напором, страстью, воспламеняя и обжигая. Возбуждённая плоть толкнулась в её бёдра, где-то внизу живота сладко заныло.

— Моя Мулан, моя маленькая отважная воительница, — глубоким бархатным шёпотом произнёс генерал, покрывая жаркими поцелуями оголённую девичью шею и чуть покусывая чувствительную кожу. Звук его голоса опутал её подобно шёлковым нитям, и у неё в животе пульсировало всё сильнее и слаще. — Ты даже не представляешь, как твои слова радуют меня.

Она чувствовала, как его сердце бьётся в быстром, сильном ритме. Ощущала волны тепла, исходящие от него. У неё даже защемило в груди — так сильно она его хотела. Она изнывала, стремясь как можно ближе быть к Тунгу, сгорая от стыда и нетерпения почувствовать его на себе и внутри, почувствовать, как первый раз любимый и единственный мужчина возьмёт её, как первый раз она узнает, что значит быть женщиной, его женщиной.

Мулан сильнее прильнула к нему, испытывая невероятное желание просто раствориться в нём. Отдать ему всю себя. Сейчас, без своих золочёных боевых доспехов, облачённый лишь в чёрный мастерский ханьфу, Тунг уже не казался ей таким суровым и неприступным, как раньше. Её губы коснулись его щеки, начали спускаться вниз. Острый язычок игриво прошёлся по кадыку, лизнул мочку уха. Она услышала, как он издал характерный гортанный звук, похожий на стон. Это вдохновило, Мулан потёрлась носом о его грудь, вдыхая мускусный запах — запах хищника. Едва ощутимо коснулась зубами шеи, цепляясь взглядом за жилку, которая пульсировала, подтверждая и без того очевидное напряжение. Провела по ней языком и, не удержавшись, втянула губами горячую, чуть солоноватую кожу, прикусывая и зализывая до алых отметин. Бёдра мужчины чуть дёрнулись вверх. Руки Тунга, бывшие только что нежными, стали жадными и властными, обнимая, гладя и лаская всю её, они путешествовали по её телу, с готовностью открывавшемуся навстречу ласке.

Мулан закрыла глаза и, откинув голову назад, прогнулась навстречу ему.

— Прошу вас, господин, прошу… — умоляюще прошептала она. — Сделайте меня своей этой ночью.

Как он мог отказать ей, когда она молила о том, чего сам он так отчаянно желал?

И Тунг позволил безумию поглотить его.

Он ловко подхватил её за ягодицы и рывком поднялся на ноги, увлекая Мулан за собой. Легко, словно она ничего не весила.

Широкий пояс «невинности» плотно обхватывал талию девушки, не пускал его руки к заветной цели. От настойчивых ласк завязки на поясе съехали на бок и Тунг чуть не выругался, когда узел под пальцами в ответ затянулся ещё туже.

Нет, так нельзя. Он слишком спешит. Мгновения наслаждения надлежит вкушать, а не заглатывать.

— Повернись, — приказал он.

Узел не спешил поддаваться. Тунг справился бы с ним быстрее, если б смог оторвать взгляд от тонкой девичьей шейки в вороте халата.

Как светится в лунном свете её бледная кожа! Она такая гладкая на ощупь, нежнее самого дорогого шёлка.

Он не выдержал, припал к ней сзади, лаская губами её затылок и шею. Мулан вздохнула — негромко, но этот вздох, глубокий и возбуждённый, какой-то очень женский, снова чуть не заставил его утратить контроль.

Пояс наконец уступил напору и скользнул вниз. Тунг просунул руку под красный ханьфу и скрипнул зубами от разочарования.

— Сколько на тебе одежды!

— Я сниму, — пробормотала девушка прерывающимся голосом, но Тунг отвёл её руки.

— Доверься мне, Мулан.

Он делал это медленно, лаская Мулан губами, руками и даже взглядом. Наконец полупрозрачная нижняя рубаха, нагрудная повязка и штаны полетели в сторону, и Мулан осталась полностью обнажённой.

Инстинктивно она попыталась прикрыться, но Тунг не дал. Перехватил её запястья одной ладонью и вздёрнул, заставляя поднять руки над головой.

Мулан стояла перед ним нагая и беззащитная. Тёплый свет фонаря гладил матовую кожу, подсвечивал соблазнительные изгибы тела, подчёркивал миниатюрность девушки, её неискушённость и слабость рядом с мужчиной.

У Тунга перехватило дыхание, такой прекрасной она показалась ему в эту минуту. Он не мог отвести взгляда от приоткрытых влажных губ, совершенных полушарий груди, плоского живота, округлых бёдер, тесно сдвинутых ног.

Ночь не смогла скрыть краски смущения на щеках, шее и даже груди девушки. Тунга неимоверно возбуждала её стыдливость. Целомудрие и чувственность — сочетание, от которого любой мужчина утратит разум.

Девочка-противоречие. Невозмутимая и дерзкая в бою, но покорная и пылкая в его объятиях.

Ему захотелось распустить её волосы, увидеть, как чёрные волны медленно скользят по плечам, оттеняя белизну кожи. Он выпустил её руки, но она осталась стоять, держа их сведёнными над головой в жесте открытости и подчинения. Только покраснела чуть сильнее.

Мулан казалось, его взгляд греет и плавит кожу. Было стыдно и безумно хорошо, хотелось, чтобы он всегда смотрел на неё так. Ощущать себя рядом с ним влюблённой, зависимой, но при этом сознавать свою особую власть над этим мужчиной.

Он потянулся, чтобы развязать ей пучок, и Мулан поймала его взгляд. Карие глаза казались почти чёрными из-за расширенных зрачков.

— Я вам нравлюсь? — Она знала, что нравится, но хотелось услышать это от него. Столько раз, сколько ему не надоест повторять.

— Очень.

Одно простое слово, но от того, как он произнёс это слово, внутри Мулан что-то сладко и тревожно сжалось.

Ей вдруг захотелось стать для него особенной. Пусть Тунг Юн — опытный мужчина, пусть он хорошо разбирается в женщинах, так что ни одной из них не удалось завладеть его сердцем, Мулан станет лучшей. Незабываемой, единственной.

Сейчас всё как будто подчёркивало их неравенство. Одетый взрослый мужчина — статный, мускулистый, властный. И обнажённая юная девушка — миниатюрная, тоненькая и гибкая, словно ивовая лоза.

Мулан захотелось как-то выправить баланс. Доставить ему наслаждение, заставить задыхаться от ласк и молить о продолжении. Не только отдаться полностью, но и почувствовать, что он всецело принадлежит ей.