После (1/2)
Хан Джисон молча смотрел в окно.
Уже какое-то время дождь лил без перерыва, и залитое водой стекло не показывало ничего, кроме затейливых разводов, остающихся от стекающих капель, когда ливень немного затихал.
Согнутая нога, на которой сидел Хан, затекла и онемела, но у него совсем не было сил на смену положения.
Как не было и на то, чтобы чем-то заняться.
На само существование.
«Существование…».
Джисон беззвучно ухмыльнулся, вновь возвращаясь мыслями к своей ноге. Было нестерпимо интересно, что будет, если кровоток нарушится. Умрет ли он тут повторно? Или и неприкаянные души бывают одноногими?
Разве можно лишиться ноги уже после смерти?
Задумавшись, он опустил голову и взглянул на ладонь: на мизинце красовался ярко-розовый шрам от едва затянувшейся раны. Хан порезался, срезая древесный гриб, и кровь лилась так, что Феликсу пришлось порвать край своей рубашки, чтобы ее остановить.
Когда же это было?
Уже очень-очень давно.
Джисон тогда заподозрил неладное – раз есть кровь и сердцебиение, одышка и головокружение, значит, он не может быть мертв, ведь так? Выходит, он тут мало того, что в заложниках, так еще и с лапшой на ушах.
Однако когда они пришли к Хозяину, он лишь закатил глаза, выслушивая возмущенные домыслы Хана и объяснил – жизнь здесь протекает иначе.
Продумать только: он назвал это жизнью.
Безликое и бессмысленное существование. Послушание. Раболепство.
Джисон снова ухмыльнулся: эти определения подходили и его прошлой – настоящей – жизни. И подходили, пожалуй, даже больше, чем нынешней.
Но отличия все же были. И они перевешивали все его недовольство, беспросветную депрессию и тоску…
Там у него был шанс. Шанс выбраться, набрать в легкие побольше воздуха и, что есть сил, плыть наверх. И однажды выплыть.
Там у него были друзья. Друзья, с которыми он мог увидеться, когда захотел бы. Теплые и поддерживающие, родные, такие прекрасные и оставшиеся без него. Вызывающие теперь лишь слезы.
Там у него был он сам. Обычный Хан Джисон. Хандрящий, топчущийся на месте, но настоящий и вольный выбирать. Такой, какой есть.
Здесь же у него был поразительный, словно сошедший со страниц книги, мир, молчаливый неизвестно где пропадающий Хозяин, закрывающийся Ханом, словно щитом, кот и он сам.
Новый Хан Джисон.
Мертвый Хан Джисон.
Откуда-то сзади послышался похожий на стон выдох и Хан, дернувшись от испуга, обернулся. На покрытой половиком скамье свернувшись клубком спал Феликс.
Джисон, с недовольством оглядев его мягкую белоснежную шерсть и розовый раскрасневшийся ото сна нос, сморщился и отвернулся.
Он всегда хотел кота. Только вот не такой ценой.
«И не такого говнюка».
Когда Феликс, виновато и пристыжено глядя на нового друга, сказал, что тот умер, Джисон не поверил. Испугался, даже разозлился, но не поверил.
А кто в здравом уме поверил бы?..
– Шутка… хреновая, – заключил он, сглотнув. – Вы, ребята, очень странные, конечно. Я сначала подумал, что это какая-то реконструкция, но подыгрывать вам и дальше у меня настроения нет.
– Я вас таких с дюжину вижу каждый год и если бы меня интересовало, кто что думает, сам бы спросил.
Бровь Минхо изогнулась, на его губах заиграла хищная злая улыбка и Джисон, чувствуя, как подкрадывается страх, втянул шею.
– М-м-минхо, не заводись, – негромко попросил Феликс.
– Закрой рот, – оборвал Хозяин. – Это твоя вина, а мальчишку…
– Научу его всему, не злись! – взмолился оборотень. – Мы прошли – ты даже не заметил, принял, будто своего. Он не такой как другие…
– О чем ты говоришь? – удивился Джисон, перебивая. – Сказал же: не останусь я тут.
– Да нет у тебя выбора, не рой себе могилу, молчи! – рявкнул Феликс и снова обратился к Минхо. – Прошу, Хозяин, оставь его на время хотя бы, а там посмотришь, решишь… Зачем с плеча рубить?..
– Эй! – Хан не выдержал. – Хватит говорить обо мне так, будто меня тут нет. Вы парни очень интересные, но такие приколы не для меня.
– Я не разрешал тебе говорить, – равнодушно заметил Минхо.
– Боже, боже, боже… – Феликс схватился за голову.
– Ладно! Можете не провожать, рад был знакомству, – Джисон по очереди кивнул обоим собеседникам, борясь с желанием рвануть с места. – Я ухожу.
– Ты пришел сюда сам.
– Пришел, а теперь вот ухожу. Нельзя?
– Нельзя.
Джисон нахмурился, неверяще качая головой и, закатив глаза, развернулся.
Как он и думал с самого начала: не стоило идти за котом. Друзья наверняка уже проснулись и напуганы его отсутствием. Кстати…
«…а куда делся кот?».
Он успел сделать короткий шаг, когда тяжелая холодная рука легла на его плечо.
Испуганный сильнее прежнего Хан обернулся, и встретился с темными злыми глазами Минхо.
– Не поворачивайся ко мне спиной.
– Пусти, – неуверенно попросил Джисон.
– О, с удовольствием.
Минхо улыбнулся и, опустив голову, исподлобья посмотрел на испуганного парня. Место, где его рука касалась плеча, обожгло холодом, а в следующее мгновение по всему телу Джисона пробежал ток. Ноги тотчас подкосились, и как только Минхо убрал свою кисть, потяжелевшее туловище рухнуло на землю.
Мир вдруг смазался, как краски в палитре. Последнее, что слышал Хан, прежде чем погрузиться во тьму – просьба Феликса остановиться.
Небытие поглотило весь абсурд, что творился вокруг Джисона этим утром, двоих психопатов, силой удерживающих его в лесной глуши, панику и страх, а потом вдруг отступило, возвращая ему сознание.
Хан думал, что проснется в своей палатке и будет, смеясь, рассказывать друзьям этот яркий дурацкий сон, пока на его лицо тонкой струйкой не полилась холодная вода, а замерзшие руки не нащупали под собой сырую влажную землю.
Откуда-то сверху падал яркий свет и Джисон, поднимаясь, прикрыл глаза ладонью.
– Проснулся! – низкий голос, эхом отражаясь от стен, дошел до приходящего в себя Хана.
Протерев мокрое лицо, он поднял голову и с изумлением понял, что сидит в какой-то постройке с каменными стенами.
– Ты в колодце, – пояснил Феликс, сидящий у самого края в нескольких метрах выше. – Не переживай, он отпустит тебя, как успокоится. Ну, и как ты успокоишься…
– В колодце?..
– А, он давно осушен, не бойся. Воду-то я на тебя лил. Чтобы разбудить...
Джисон поежился. Теперь у него не было никаких сомнений в том, что его похитили и держат в рабстве.
– Зачем я вам? – выдавил он. – Что вы собираетесь делать со мной?
– «Зачем»? – удивился Феликс. – Так тебе ведь некуда идти. Пока тут поживешь, с нами, а там Хозяин уже решит. Выбор не то чтобы большой… А делать ничего не будем. Ну, в целом…
– Вы убьете меня, – заключил Джисон, поймав себя на мысли, что совершенно не страшится этой догадки. – Он сказал, я не первый? Почему вы это делаете?
– Не хило тебя долбануло, – облачающийся котом хмыкнул. – Забыл? Ты помер. Я же тебе уже несколько раз говорил.
Джисон снова поднял голову, и, привыкнув к свету, закатил глаза, глядя прямо на Феликса. Спектакль продолжался и это чертовски раздражало.
– Может, хватит? Вы меня заманили в глушь, вырубили и засунули в яму. Какой кретин поверит в ту чушь, что ты несешь?
– Какой шумный, – пробасил Феликс, демонстративно закрывая ладонями уши.
– Так не сиди тут, проваливай! Или это какая-то форма извращения? Нравится с жертвой сближаться?
– Придумал! – кот проигнорировал ядовитую реплику пленника. – Пока ты такой нервный, а Минхо злится – я тебе как раз все и расскажу.
Усевшись поудобнее, Феликс, не дожидаясь одобрения пленника, начал свой рассказ. С каждым его словом, Джисон, изначально испытывающий лишь досаду и злость, мрачнел.
Страх – глубокий и темный – вытеснял из сердца все возможные чувства, растекаясь темным липким пятном в его душе…
Феликс заприметил их – четверку туристов – еще на тропе у входа в лес. Компания его позабавила и он просто решил идти за ними по пятам, надеясь собрать новости и от души повеселиться, пугая городских пришельцев…
…а потом он увидел, как Джисон смотрит на дерево, расколотое молнией.
С того самого момента Феликс потерял интерес ко всем, кроме Хана. В нем было то, что заинтересовало кота. То, что он страх как любил в человеческих существах – отчаяние.
– Вообще, мне сначала понравился твой друг по имени Чанбин. Красивый и сильный, – Феликс кивнул, вспоминая парня, – но его огонь горит очень ярко…
– Огонь?.. – негромко спросил Хан.
– У него сильная тяга к жизни и долгие лета впереди. Таких нельзя уводить, но я бы и не стал, ведь там оказался ты, – Феликс, как и полагается коту, довольно улыбнулся. – Со страдающей душой, потухший в городе и расцветший тут, у нас.
Слушая увлеченного монологом оборотня, Джисон узнал, что был на грани между жизнью и смертью, а огонь его не просто медленно угасал…
…он потух.
Феликс говорил о встрече у водопада и озера, о том, как обрадовался оставленной Ханом колбасе, и как приятно ему было слушать исполненную в ночи песню про так любимый им и Минхо дождь. Внимательный к мелочам и добрый парень ему понравился, лес Джисона охотно принимал, а огонь его жизни угас.
Для такого как он не было места лучше, чем Темный лес. Может, он был рожден для того, чтобы сгинуть среди вековых деревьев и найти приют в этом недоступном живым людям месте.
– Я бы умер, вернувшись домой?.. – задав вопрос, Джисон прикусил губу.
– Умер-умер, я-то знаю. Я-то вижу, – низкий смех эхом разливался по колодцу. – Подумал сначала, что дюжина дней у тебя есть, но после песни, перед тем, как разошлись, сократил количество вдвое. Понял – тянуть нельзя. Ты уже не жилец.
– И ты решил убить меня сам.
– Ну, знаешь ли! – Феликс вспыхнул, поднимаясь с места. – Не буду я с тобой больше разговаривать. Душу ему открыл, а он…
Обернувший котом, расстроенный парень ушел, унося с собой все сомнения Джисона.
Теперь у него было всего два варианта: либо сказанное правда, либо…
…Хан свихнулся.
В какой вариант легче поверить?
Потрясенный, он разлегся на сырой земле, разглядывая тяжелые дождевые облака, уносящие с собой его собственную короткую жизнь.
Не блистательную и не яркую, совсем не значимую для других. Простую жизнь.
И от того такую дорогую.
Бесценную.
Феликс отошел довольно быстро и вернулся к раздраженному Хану, робко заглядывая на дно колодца, а встретившись с пленником взглядом, нагло улыбнулся, демонстрируя принесенную с собой веревку.
– Хозяин сказал, что я могу вытащить тебя, если ты угомонился. Сам не захотел…
– Великодушно, – пробубнил Джисон, поднимаясь с земли и оттряхивая грязную одежду.
С того момента и началась новая – в посмертии – жизнь Хан Джисона.
Жизнь, в которой было только одно правило – слушаться Хозяина.
Хозяина Темного леса.
А потом потянулись и дни этой самой новой жизни. Знакомство с окружающим миром, мелкие заботы, непыльная работенка – все это текло незаметно и быстро, захватывая все внимание Хана и…
…принося с собой смирение.
Он стал частью этого мира слишком быстро и, окажись тут кто-то из друзей, с радостью рассказал бы о своих приключениях здесь. О том, как они с Феликсом, собирая ягоды и грибы, гоняли местных зайцев или как, не облачаясь в плащи, спасали птенцов неизвестных.
Джисон мог бы поведать им одну из многих историй, что рассказывал вечерами Феликс а, изредка, и сам Минхо. Что-то об их прошлом или других обитателях леса.
Что-то о жизни, которая всегда протекала тут, бок о бок с обычным человеческим миром. В месте, куда сам собой не пробивается солнечный свет и где нашла покой непригодная для жизни среди людей душа Джисона.
Да, ему есть что рассказать и кому-нибудь его истории наверняка пришлись бы по вкусу. Каждому приглянулась бы какая-то своя…
Джисон находил это ироничным, ведь никому из друзей услышать их было не суждено.
Мысли о близких всегда отгоняли в сторону и смирение, и привычку, привнося в раздумья смутные тяжелые мысли. То ли от того, что та жизнь Хана оборвалась так резко, что он не успел с ней проститься, то ли от того…
…что лица друзей начали стираться из памяти.
Джисон понимал – это нормально. С течением времени он может забыть лица и какие-то события, но чувства, что испытывал рядом с теми, кого любил – никогда.
Он всегда будет помнить добрую улыбку Чана, ироничные остроумные высказывания Чонина, энергию Чанбина. Атмосферу, что они создавали своим присутствием и отсутствием. Саму их дружбу – верную и светлую.
Быть может, и они сейчас вспоминают его добрым словом?
Или помнят только то, как он – глупо и трагично – потерялся в лесу? Сколько лет прошло у них там, на солнечной стороне, и как они справились с этой потерей?
Джисон вздохнул. Он всем сердцем надеялся, что они идут дальше и живут счастливо, ведь и он сам, как бы то ни было, жил и даже называл друзьями совсем других…
…существ.
Уходя от тревожных мыслей, Джисон выпрямил ноги и потянулся, стряхивая остатки хандры, а затем, наклонившись к окну, протер его рукавом свитера.
Может, не имей он депрессии при смерти, приступы меланхолии не тревожили бы его уже после нее? Или, может…
…есть какая-то еще причина?
Половицы позади него заскрипели и Хан, дернувшись, развернулся.
– Минхо! – воскликнул он, подрываясь с места. – Ты, наконец, вернулся…
Хозяин стоял в дверях – бледный и мокрый. С его длинного плаща стекала вода, а тяжелая от влаги шляпа совсем потеряла форму.
– Я дома, – устало пробормотал он.
– Добро пожаловать, – негромко поприветствовал Джисон.
Феликс, не утруждаясь перевоплощением, спрыгнул со скамьи и, не обращая внимания на воду, потерся о насквозь промокшие хозяйские сапоги. Минхо, присев на корточки, потрепал его по белой пушистой голове.
Хан улыбнулся: когда они все были дома, его беспокойное сердце будто бы теплело и успокаивалось. Как если бы они были семьей, а это место – их настоящим общим домом.
«Или, может, так оно и есть?».
– Ну, что, как там дела? – Джисон нахмурился, глядя, как Минхо стаскивает прилипшую к телу одежду.
– Закончили.
– Поэтому дождь не прекращается? Сил у тебя нет? – пробасил вернувшийся в человеческий облик Феликс, разглядывая бесформенную шляпу.
– Тебя в комара превратить хватит.
– Брось это, – сурово отозвался кот, – я же волнуюсь за тебя. Выматываешь себя и ради чего?
– Такая у меня работа – равновесие поддерживать, – Хозяин закатил глаза. – Раньше времени люди не должны уходить. Тем более у самой границы нашего Леса. Хенджин там еле справляется.
– Не справляется, раз пришлось тебе вмешаться. Природа как отреагирует, если вы еще чего решите переставить? Не думал, что так и нужно? Что смерти эти – судьба?
– Сам же говорил, что у всех огонь горел ярко, – вмешался Джисон. – Как они появились, все пошатнулось сразу.
– Много ты понимаешь, – Феликс ткнул указательным пальцем в грудь Джисона. – Лес живет потому что Хозяин жив и здоров. Дождь этот – ненормальный, видишь же. Загибается нечисть, хоть и сильный.
– Умолкни, – бросил Минхо. – Все связано между собой, да и сделано уже дело. Люди погибать перестанут, не будет Лес чахнуть, да и мученики эти нам тут как бельмо на глазу.
Джисон вскинул брови, пытаясь поймать взгляд Хозяина леса, а тот, заметив это, лишь закатил глаза: Хана-то Лес принял как своего.
И Темный лес, и его Хозяин.
– Поможет, думаешь? – не унимался Феликс.
– Там посмотрим. Хенджина много забот ждет, но об этом давай потом, я с ног валюсь…
Махнув рукой на обеспокоенных соседей, Минхо скрылся за дверью своей комнаты, а уже через пару мгновений ослаб льющий как из ведра дождь.
«Уснул».
Все началось, когда зимой – Джисон еще дома читал об этом новости – пропали рыбаки. Погибшие рядом с границей леса, они разом попали в разлом, который использовал Колдун с топей, чтобы затаскивать в Лес самоубийц, уходящих с помощью воды.
Так на лесных тропах и появились бесхозные души, отвергаемые самой темной природой и портящие не только баланс между мертвым и живым, но и, как любил говорить Феликс, настроение Минхо.
Кто-то из них, обладая душой потемнее и отринув жизнь, становился частью Леса, другие, более слабые, рассеивались, унесенные дыханием смерти, а третьи так и остались бродить между деревьев, высасывая силы, поддерживающие местную флору и фауну.
Смерти множились, души копились, а Хенджин – хозяйствующий на топях колдун – перестал справляться с чахнущей, восставшей против него природой.
Минхо не оставалось ничего, кроме как, засучив рукава, отправиться на помощь названному брату. Уйти, отложив свои дела и заботы.
И оставив Джисона одного, впервые за все время его пребывания в Темном лесу.
Чтобы двигать горы и менять направления рек, жертвовать свою жизненную силу ради спасения людей. Ради равновесия и поддержания законов природы.
Мог ли Хан предположить, что когда-либо столкнется с кем-то столь могущественным?
Мог ли подумать, что разделит с ним кров и быт, будет сидеть за одним столом и украдкой разглядывать красивое властное лицо?
Мог ли поверить, что…
…будет волноваться за него больше, чем за самого себя?
Глядя на закрытую дверь спальни, где Минхо видел исцеляющий тело и душу сон, Джисон вдруг вспомнил тот момент, когда понял, что тот, кто пустил его под свою крышу не только грозный колдун из старинного, ставшего детской страшилкой, предания, но красивый молодой мужчина, хоть и не человек по природе своей.
Тогда сквозь привычные и так любимые местными дождевые облака пробивалось солнце.
Все вокруг настолько преобразилось, что Джисон с трудом отгонял мысли о настоящей жизни.
Феликс, отлынивая от работы, гонялся за парой светло-синих бабочек, а сам Хан, усевшись прямо на землю, разглядывал купающуюся в солнечном свете листву. Сердце пропустило несколько ударов и вместе с гоняемой по венам кровью пришло напоминание о былых днях.
Ему не о чем было жалеть и не к чему было стремиться.
Он больше не часть своей прежней жизни, но ведь…
...никто не запретит гонять это в голове раз за разом?
На мгновение жажда жизни стала нестерпимо сильной, по коже пробежала волна мурашек, а поперек горла встал ком. Джисон, с каждым вдохом окунаясь в изменившуюся атмосферу, впервые за долгое время почувствовал что-то, напоминающее ему о прежнем себе, о человеке, которого терзают чувства, а, с досадой опустив голову, увидел стоящего на пороге Минхо.
Он, сменив привычный наряд, и облаченный в светлую льняную рубашку, смотрел куда-то вверх, запрокинув голову, и…
...улыбался.
Белоснежную кожу подсвечивал одинокий луч солнца, темные, свободные от шляпы волосы, ниспадали к шее, а длинные ресницы отбрасывали тень на нижнюю часть лица.
Что он видел высоко в листве, и что заставило его улыбаться, Джисон не знал. Сейчас в его голове была только одна мысль: Минхо прекрасен так же, как и его Лес.
Или Лес прекрасен, потому что прекрасен Минхо?..
В тот день Хан был до невозможного рад встряхнувшим его живым эмоциям, но теперь, глядя на закрытую дверь спальни, он боялся.
Страх, что он разрушит то, что медленно строилось вокруг него все это время, разъедал радость от возвращения Минхо и…
...то, что осталось от джисоновой души.
– Чего завис? – окликнул Феликс, заглядывая в лицо друга.
– А если я лишусь конечности, она отрастет? – невпопад спросил Хан. – Или я буду как пират ходить с деревянной ногой или крюком?
Феликс, удивляясь, вскинул брови, а затем заливисто рассмеялся. Его низкий утробный смех растекался по комнате и Джисон мог поклясться – вокруг сразу посветлело.
– Я серьезно.
– Ну, думаю, Минхо просто слепит тебе новую... конечность. Отрастет как ветка на дереве. Не то чтобы он постоянно практикуется, но раз может Сынмин, то Хозяин и подавно.
– Сынмин?
– Брат же хозяйский, Колдун с рудников. У него много кто трудится. И наши, и ваши, как говорится. И вот, значит, одному ка-а-ак отрубит ноги! – оборотень азартно хохотнул.
– Не нравится мне энтузиазм, с которым ты это рассказываешь…
– Зря! Он сейчас как новенький. Поорал немножко разве что, да кровь свою же убирал потом. Я ходил смотреть. Сынмин использовал какой-то камень, а потом БАЦ, – Феликс хлопнул в ладоши в сантиметре от лица Джисона, – и все обросло кожей. Такой мягкой-мягкой, как у младенцев. Вкусно она пахнет…
Глядя на мечтательное лицо собеседника, Хан сморщился – думать о том, почему Феликс выбрал слово «вкусно» для описания кожи детей, ему совсем не хотелось, а если и говорить о приятных, вызывающих аппетит запахах…
...такой обычно исходил от Минхо.
Аромат костра, мха и самодельного вина. Теплый и необычный, уютный. Такой, от которого можно потерять голову, хоть Джисон и надеялся сохранить свою на плечах.
«Может, зря?».
Как бы то ни было, этого запаха теперь слышно не было. От них всех и от каждой вещи в доме пахло сыростью, а самому Джисону казалось, что они с Феликсом скоро покроются плесенью – такая влажность стояла в каждом углу.
Когда дождь не прекратился к ужину, а затем и к завтраку, Хан понял – ни дурманящего запаха, ни его обладателя ему не видать.
Слишком много сил потратил Хозяин, чтобы отстоять свой Лес.
А кто, если не верные подчиненные и добрые друзья должны помочь Минхо восстановиться? С этой благородной мыслью Хан, схватив рюкзак, отправился по уже выученным – и даром, что затопленным – тропам, вглубь леса, чтобы принести охапку трав, из которой сварит самый крепкий животворящий отвар.
– А ты уверен, что оно должно пахнуть именно так? – Феликс с опаской заглянул в котелок.
– Да мне-то откуда знать? Я думал, ты подскажешь, вместе сладим. Живешь с ним сколько, лет четыреста? А самый простой отвар сварить не можешь.
– Но я не лекарь, а проводник! В чужое ремесло влезать – неблагодарное дело.
– Поэтому мы и оказались бесполезными, когда Минхо так нужна помощь, – в сердцах выпалил Хан. – Он за порядком следит и всем помогает, без него жизни нет, а мы на ветру болтаемся и вообще!..
– Ва-а-ау, – протянул Феликс, скривив губы в хитрой улыбке. – И давно это у тебя?
– Ты! Молчи! – Джисон вмиг покраснел. – Держи-ка зонт ровнее, нельзя чтобы дождевая вода попала в отвар. Сам не можешь ничего сделать, так не испорть мои старания!
– А ты не думал, – кота не особенно волновала пылкая реплика друга, – что случись с ним чего – значит, такова его судьба? Я не говорю, что помогать не хочу или, что не беспокоюсь, просто…вот так.
– А ты не думал, что наше присутствие тоже судьба? Может, мы должны ему помочь и именно это его судьба? Может, и я тут чтобы… – Джисон замолчал на полуслове, остановившись взглядом на наполненной до краев кадке.
«Кругов на воде нет».
– Чего замолчал? – Феликса забавляли душевные метания Хана. – Для чего, говоришь, тут твоя смертная задница?
– Дождь закончился…
Джисон наклонил зонт вперед, стряхивая капли воды, и, подняв голову, подставил лицо едва ощутимому свежему ветерку.
По коже пробежали мурашки.
– Никак выздоровел наш любименький Минхошечка, наш драгоценненький Хозяин, – почти заурчал кот.
– Ну приехали, – хохотнул Джисон. – Не ты его на произвол судьбы был готов бросить только что?
– В бою с роком я встану на передовую, смекаешь? Минхо в обиду не дам. Ни смерти, ни судьбе. Дьявола призову или Бога, кого придется...
– А ты, оказывается, преданный и очень даже ручной, – Хан, в порыве радости, прижался щекой к феликсовому плечу и тот довольно заулыбался. – И прямо герой, только вот…
– Что?
– Не умеешь же нихрена… Вместо дьявола вызовешь дождь из мертвых лягушек...
Феликс встрепенулся, вырываясь из объятий Джисона и едва успел открыть рот, чтобы обрушить ругань на голову друга, как шершавый недовольный голос заставил его подпрыгнуть на месте.
– Чем воняет?
Джисон порывисто обернулся, отпуская испуганного Феликса: с порога дома на них смотрел осунувшийся, бледный как тень Минхо. Синяки под его впалыми глазами стали коричневыми, а лихорадочный блеск добавлял и без того недовольному лицу маниакальный вид.
– Варю тебе отвар, – опомнился Хан.
– Помимо прочего, хогой пахнет. У нас ее нет.
– Я сходил к Грани на востоке. Еще осталось немного...
Минхо хмыкнул, прищурившись оглядев Джисон, а затем медленно, западая на левую ногу, поковылял к котелку с кипящей жидкостью. Взяв половник, Хозяин налил себе целую кружку дурно пахнущей жидкости. Феликс, морщась и высунув язык, поднес к носу пальцы.
– Осторожнее, Минхо, горячо, – тихо проговорил Джисон, едва справляясь с желанием подбежать к Хозяину.
– Будто температура – его единственная проблема, – громко зашептал Феликс. – Пахнет как сам ад.
Проигнорировав обе реплики, Минхо поднес руку к кружке и начал водить ей над отваром, перебирая в воздухе худыми пальцами.
Пар тонкими струйками потянулся к ладони.
– Что ты выпендриваешься? – закатил глаза Феликс. – Он бы остыл и без этого.
Хозяин не слушал. Поднеся глиняную кружку к губам, он сделал большой глоток, а сразу за ним – еще один.
Когда отвара не осталось, он вновь посмотрел на Джисона. Его взгляд – серьезный и многозначительный – заставил парня поежиться.
– Омерзительно.
– Сказал же, – ликуя, прошипел кот. – Неумеха!
– Чтобы выпили по кружке. Оба.
– Но Минхо!
– Умолкни.
– Я выпью, – решительно кивнул Хан.
– И ты туда же, собака! – Феликс высунул язык, в попытке избавиться от застывшего во рту запаха трав. – Не буду пить!
– Будешь, – отрезал Минхо, ковыляя к дому. – Или тебе помочь?
Кот, не решившись на спор, удрученно склонил голову и исподлобья посмотрел на застывшего на месте Джисона.
Стоило Хозяину скрыться за дверью, Феликс сразу пустился в рассуждения о тирании колдуна и судьбе, что была так жестока к местным котам.
– И ты тоже хорош, – зло бросил он, обращаясь к Хану. – Подлиза!
Джисон никак не отреагировал на едкую реплику друга и продолжал стоять, заворожено глядя в направлении ушедшего Хозяина.
Его мысли путались как клубок феликсовых ниток, а сердце билось так сильно, что было готово выпрыгнуть из окрепшей груди.
На посеревшем лице Минхо появился румянец.
Хозяин медленно приходил в себя, а вместе с ним оживал и сам Лес. Лужи подсыхали, деревья тянули ветви к выходящему по расписанию солнцу, тут и там щебетали птицы.
Хан коротко улыбался, подмечая все эти метаморфозы. Жизнь, теперь привычная и принятая, возвращалась в свое русло, и Джисон украдкой думал, что зря обвинял Хозяина в своей смерти. Его нынешняя жизнь ему подходила.
Она ему нравилась.
Стоило Минхо достаточно окрепнуть для долгих прогулок – он сразу собрался на обход своих владений.
Чувствуя каждый сантиметр Леса, зная обо всем, что происходит на его территории, Хозяин хотел еще и видеть.
Видеть каждое погибшее по его вине животное и увядшее от продолжительного дождя растение.
Минхо должен был оплакать их. Должен был пожалеть и принести свои извинения, если не может спасти.
И помочь – если может.
Джисон, закинув сумку через плечо, молча отправился с вновь облачившимся в черное и опирающимся на деревянную трость Хозяином, который не прогнал незваного спутника, и свое отношение обозначил одним лишь недовольным взглядом.
Откликаясь на силу Минхо, природа показывала свою тягу к жизни. Новые листки на деревьях и плоды на плодоносных кустах, вылупившиеся птенцы и скачущие по веткам молодые бельчата. Этот мертвый лес был живым куда больше того, откуда пришел Джисон.
Да и мир этот казался куда более настоящим, чем тот, в котором он умер.
Хан поднял голову. Ветви высоко над его головой качались на фоне серого заволоченного облаками неба. Скрипы, протяжным звуком тянущиеся по всему лесу больше не пугали. Не пугало уханье хищных птиц и темнота глухой чащи.
Джисон был дома, а дома бояться нечего.
«Если только…».
Глухой удар впереди заставил его вздрогнуть. Побледневший Минхо сидел у дерева и растирал ногу. Полы его плаща испачкались в грязи, а отброшенный в сторону сапог – так заключил Хан – насквозь промок.
«…это не страх за него».
– Минхо! – Джисон бросился к спутнику, падая на землю рядом, но не решаясь дотронуться. – Ты как? Что болит? Что случилось?
– Да не ори ты, – огрызнулся Хозяин. – Ногу подвернул. В лужу наступил. Упал. Сижу.
– Рано тебе было так далеко идти.
– Чего это рано? Мы дошли почти.
– «Почти», Минхо. У нас говорят, что чуть-чуть не считается.
– «У нас», – собеседник ухмыльнулся. – Болтливый ты до ужаса. Надо было тебе язык вырвать. У нас знаешь как говорят – «меньше слов – больше дела», так что закрой рот и помоги мне встать.
Джисон улыбнулся, протягивая Хозяину руку и тот, сбросив второй сапог, как ни в чем не бывало, зашагал дальше босым.
– Сапоги мои возьми.
– Не мог бы ты взять мои сапоги, Джисон?.. Конечно, Минхо!.. Спасибо, Джисон!.. Не за что Минхо!.. Ты настоящее сокровище, Джисон!.. Ну что ты, Минхо!..
Хозяин остановился и, обернувшись, с отвращением посмотрел на развеселившегося от собственного представления Хана.
– Я вырву твой язык и скормлю коту, «сокровище».
– Кот у тебя один и ты, как любой хороший хозяин его невероятно сильно разбаловал. Такое он есть не станет.
– Вообще, – Минхо нахмурился, на несколько секунд отведя взгляд, и вновь посмотрел на Джисона, – ты прав.
Они стояли посреди тропы и молча смотрели друг на друга, а в следующее мгновение одновременно засмеялись. Высокий сипловатый смех Минхо эхом разнесся по Лесу, и Джисон пытался подавить свой – живой и звонкий – чтобы лучше его расслышать и запомнить.
– Я рад, что ты в порядке, Минхо.
Хозяин замолчал. Выражение его лица изменилось, а губы разомкнулись, как при тяжелом выдохе.
– Я рад, что ты… пошел со мной.
– Зачем ты так делаешь? – Хан широко улыбнулся, стараясь подавить подступившие к глазам слезы.
– Что делаю? – Минхо не изменился в лице, но собеседник заметил его дрогнувший голос.
– Строишь из себя злодея. Можешь не стараться так сильно, мы тебя любым принимаем. Любым люб…
– Но я ведь и есть «злодей», – перебил Минхо, зло ухмыльнувшись. – Разве нет?
– Я так никогда не считал.
– Но ведь именно я тебя убил.
Джисон вскинул подбородок и посмотрел в глаза разозлившегося Хозяина. Его взгляд – прямой и смелый – стер ухмылку с лица Минхо.
– Да и хрен с ним, – беззаботно заключил Хан, вновь улыбнувшись.
– Спесивый, – куда более оживленно, чем ожидал собеседник, прошипел Минхо. – Глупец.
– Твоя палка, Хозяин. Или, может, пойдем под ручку?
– Если превратить тебя в лягушку, какого цвета будет шкурка?
– А чтобы расколдовать, меня нужно будет целовать?
Минхо всем телом развернулся и, замахнувшись кулаком, дернулся в сторону Джисона, который, грохнувшись на землю, рассмеялся. Глядя на веселящегося спутника, Хозяин, признавая поражение, улыбнулся, а как только решил продолжить путь, услышал, как его зовет бегущий по тропе Феликс.
– Там они… Снова… Я шел к Грани… прошли мимо, – бессвязно выкрикивал запыхавшийся оборотень.
– Вдохни и выдохни, – настроение Минхо мгновенно изменилось, – а теперь объясни нормально.
– Браконьеры. За рогами белых оленей.
– Те же трое, что и в прошлый раз?
– Да, но без того, что кричал после твоих фокусов. Только двое, – Феликс нахмурился и понизил голос. – Ты не почувствовал?
– Нет.
– Почему? Как такое может быть?
Минхо поджал губы и, прищурившись, начал оглядывать местность. Длинные ресницы скрывали злой блеск его глаз. Выпрямившись, он кивнул самому себе и, бросив на Джисона тяжелый взгляд, вновь обратил свое внимание на Феликса.
– Неважно. Чувствую теперь.
– Надо идти, да? – засуетился оборотень. – Придется что-то делать?
– Чего вы так всполошились? – удивился Джисон. – Сюда-то они не придут, а та часть не наше дело вроде как…
– У соседства нашего есть свои последствия, – тараторя, Феликс обкусывал губы. – Звери тоньше чувствуют силу, некоторые даже Грань переходят. Сюда тянутся вымирающие виды, редкие животные. Понимаешь, куда веду?
– Так та – живая – часть…
– Мое дело, – бросил Минхо. – Знаю, ты не заблудишься, но доберись до дома как можно быстрее. Сегодня будет гром.
– Что? Нет! – Джисон впервые повысил голос. – Я иду с вами.
– Плохая идея, – сморщился оборотень.
– Плохая или нет – я с вами!
Хозяин смотрел на Хана глубоким испытующим взглядом. Какие именно мысли роились в голове Минхо Джисон не знал, но определенные метаморфозы в нем все же уловил.
Оценивал ли он опасность или думал о том, что навязавшийся парень – обуза? Может, прикидывал, доберутся ли они, уставшие, до другой части леса или…
…его терзали какие-то еще, недоступные джисонову пониманию мысли?
– Пусть идет.
– Но Минхо!
– Пусть. Идет.
Хозяин развел руки в стороны и что-то зашептал. От этого шершавого злого голоса Джисон неосознанно поежился, а Феликс, вдруг побледнев, схватил друга за руку.
– Что?.. – Хан удивленно взглянул на оборотня.
– Это сильная магия. Он очень зол, – Феликс сглотнул, эхом повторяя свои же слова. – Очень зол.
Белесое полотно раскрылось перед Минхо и он, резко кивнув, подозвал к себе испуганных спутников.
– Мы первые?
– Да. Идите.
Феликс сделал неширокий шаг прямо в созданную Минхо дымку, и исчез, утягивая за собой восхищенного Джисона. Пространство исказилось как в комнате кривых зеркал – деревья вытянулись, небо стало походить на разлитый в дождевой луже бензин, а сам Джисон, впервые за вечность, чувствовал вес своего тела.
Так было перед тем, как он ступил в Темный лес.
Именно это он чувствовал перед собственной смертью.
– Так то, что вы называете Гранью…
– Да, – перебил Феликс. – Она держится на магии Минхо. На его жизненной силе. Она и есть Минхо.
Последняя фраза Феликса так и зависла в воздухе, когда его тело скрылось за другим краем полотна. Джисон зажмурился, делая очередной шаг, а когда открыл глаза вновь, они стояли на другом краю Леса.
Шедший позади них Минхо пригнулся, как готовящийся к броску зверь. Его дикий почти животный взгляд забегал по пространству, движения стали резкими, а губы сжались в тонкую полосу.
Он не моргал. Вздувшиеся сосуды его глаз делали лицо хищным и пугающим, а Джисон, переведя дыхание, осторожно отошел в сторону.
«В конце концов, хозяин знает свое дело».
Двое крепких мужчин, пробирающихся вглубь леса, шагали прямо рядом с Гранью в паре десятков метров от разозленного Хозяина. Изучая их движения, Минхо наклонил голову к плечу, а потом стремительно шагнул вбок, перейдя на другую сторону.
Один из мужчин остановился, услышав шорох позади, и медленно обернулся.
– Какого хера? – выпалил он, глядя в искрящиеся злостью глаза колдуна. – Ты что, шел за нами?
– Лес предупреждал вас, – негромкий голос Минхо заглушил все звуки вокруг. – Я предупреждал вас.
– Что ты несешь? Проваливай отсюда, фрик, – мужчина скинул с плеча ружье.
– Погоди, – подал голос его спутник. – Он выглядит так, как описывал Бёнчоль, разве нет? Кто ты такой?
– Ваша погибель.
Мужчина, заговоривший первым, рассмеялся, наводя ружье на Минхо.
– Если я убью тебя здесь, тебя никогда не найдут.
– Как и тебя.
Голос Хозяина звучал безобидно и, как казалось Джисону, даже успокаивающе, но стоило ему сделать шаг, пронзительный звук выстрела тотчас разлетелся по лесу.
– Минхо! – вскрикнул Хан, закрывая ладонью рот.
Колдун опустил голову. Из его живота потянулись тонкие черные клубы дыма.
Прежде чем сделать очередной шаг, он повернул голову, ловя налитыми кровью глазами взгляд испуганного, начавшего молиться всем богам, Джисона.
– Минхо… – чуть слышно произнес Хан и стоящий рядом Феликс сильнее сжал его руку своей.
Хозяин поднял руку. Ветви дерева позади мужчин стремительно потянулись вперед, хватая их за руки и ноги, обвивая шеи и ломая ружья.
Извивающиеся, как черви на крючке, они кричали, разрывая тишину леса, вырывались и травмировали себя каждым резким движением. В их открытые рты медленно и беспрепятственно проникали тонкие ветки, вместе с листьями скрываясь в полости рта.
Джисон не мог оторвать глаз от оскалившегося Минхо. В таком состоянии он не был похож на того себя, каким знал его Хан, а черное одеяние лишь сильнее подчеркивало его нечеловеческую природу.
– Я, Хозяин Темного леса, признаю вас виновными... – начал Минхо, нерушимой глыбой стоя над связанными мужчинами.
– Мы уйдем! Уйдем! Мы никому ничего не скажем!
– Простите, господи, простите нас! Я умоляю, отпустите! У меня дома дети, маленькие дети!
– …и приговариваю вас к смерти. То, что забрали у леса, лесу и вернете. Природа-мать, прими кровь недостойных своих сынов…
– Нет, пожалуйста!
– Нет!
– …да будет так.
Ветви, стискивающие безвольные человеческие тела, сжались, отделяя конечность за конечностью. Кровь хлестала из культей оторванных рук и ног, кожа на щеках разрывалась как ветошь, обнажая ряды зубов. Органы и куски одежды были разбросаны вокруг тел, а переплетенные между собой фрагменты кишечников свисали с ветвей дерева сбоку от Минхо. То, что осталось от этих людей, было похоже на кровавое месиво.
«Осталось ли что-то от их душ?».
Хозяин, вытерев широким рукавом окропленное засыхающей кровью лицо, повел рукой и мох, откликнувшись на его зов, стал медленно поглощать куски тел, засасывая их куда-то под себя, в саму проклятую землю. Кровь, которую жадно поглощали все растения вокруг, делала зелень бурой, циркулируя в утолщенных прожилках листьев и стеблей.
Живая часть леса вела себя также как та, что была за Гранью. Минхо менял пространство вокруг себя.
«Минхо менял все».
Придирчиво осмотрев место казни, Хозяин обернулся, вновь ища взгляд Джисона, который и без того не сводил с Минхо глаз и…
…плакал.
Едва сумевший подавить рвоту, он испытывал только одно чувство – жалость.
Его молчаливый Хозяин, прячущий свою добрую натуру от всех вокруг, был вынужден стать убийцей. Был рожден для того, чтобы всеми силами и способами оберегать вверенное ему место и прекрасно с этим справлялся, смирился с судьбой и нес свой крест.
Это делало его им и Джисону, который, казалось, чувствовал душу Минхо, было неизмеримо жаль эту его сторону.
Жестокую длань природы, заключенную в похожего на человека Хозяина леса.
Поджав губы, Минхо вновь оглядел медленно скрывающее следы недавнего кровопролития, место и, кивнув одному ему известным мыслям, переступил Грань.
Залитый кровью с кончика шляпы до босых ног, Минхо молча направился в сторону дома.
Все, чего хотел Джисон – взять его за руку, показать, что не напуган и готов помочь, поддержать и разделить боль.
– Ты как? – обеспокоенный Феликс заглянул в покрасневшие глаза Джисона. – Почему плачешь? Сильно испугался?
– Я… нет. Мне жаль. Просто стало жаль…
– Этих преступников? Ну, пожалуй, можно понять, все же он были такими же, как ты, но их огонь… как бы тебе сказать… горел нестабильно. Их смерть – дело случая, так что…
– Не их, – закачал головой Хан. – Мне жаль Минхо…
– Минхо?.. Объясни, – Феликс понизил голос.
Джисон посмотрел в спину бредущего впереди босого Хозяина. Он снова западал на левую ногу, шел медленно, ссутулившись и совсем обессилев, напоминая старика.
– Я вижу, как живет Минхо, – Джисон выдохнул. – Еще недавно ради спасения людей он был готов пожертвовать собой, а сегодня стал палачом. Это меня убивает. Его судьба.
– Так ты думаешь, – оборотень ухмыльнулся, – ему не нравится?
– Убивать? – Джисон ненароком вспомнил безумное выражение лица Минхо. – Об этом я не думал.
– А если бы на месте этих людей были твои друзья? Кого тебе было бы жаль?
– Зачем убивать таких как они? Просто так? Минхо бы не стал, – всполошился Хан. – Парни бы никогда не сделали ничего плохого. Они любили все это. Любили природу… Они хорошие люди.
– Кто стал бы разбираться – хороший или плохой? А у него, знаешь ли, бывает и плохое настроение… – ехидно начал Феликс.
– Все люди… – вмешался Минхо, – …паразиты на теле природы. Каждый из них вносит свой вклад в ее разрушение. Смыть кровью преступления собратьев также может каждый из них.
Хозяин остановился, оборачиваясь. У растерянного Джисона не было ответа на эту реплику, но его взгляд говорил о том, что своего мнения он не изменит. Действительно ли он был таким или что-то мешало ему здраво смотреть на вещи, Минхо не знал…
…или не хотел знать?
– Наивный ты, Хан Джисон, – Феликс легкомысленно ущипнул друга за щеку. – Ладно, давайте поторопимся домой, есть хочется…
Хозяин вновь поджал губы и отвернулся от неотрывно следящего за ним Джисона.
Вдалеке послышались раскаты грома.
Тем же вечером, едва добравшись до дома и смыв с себя кровь, Минхо объявил, что Джисон отправляется жить на топи.
Ошарашенный впавший в ступор Хан даже не сразу понял весь смысл сказанных Хозяином слов, а когда сообразил – не нашел нужных для ответа.
– Зачем?.. – голос Джисона был неуверенным и тихим.
– Ему нужна помощь.
– Можно и так ходить помогать, почему сразу «жить»…
– Так будет удобнее.
– Я правда смогу, это не так уж и далеко, а если с Феликсом, так вообще…
– Джисон, – окликнул его оборотень и чуть заметно покачал головой, в попытке остановить спор.
– Почему, Минхо? – не выдержав, взмолился Хан. – Нам же тут неплохо живется вместе. Я сделал что-то не так?
– Там ты будешь к месту, – отрезал колдун, направившись к выходу.
– Тут я, выходит, не к месту?
Минхо остановился и медленно повернул голову. Упершись глазами в распаленного Джисона, он окинул его с ног до головы злым взглядом и прищурился.
– Забываешься, Хан Джисон. Ты говоришь не с другом, а с самим Хозяином Темного леса. Будет так, как я решил, а продолжишь спорить…
– То что?
– …пожалеешь.
– Да мне и терять-то нечего, как ты не понимаешь? Тебя если только, а ты и так меня прогоняешь! – в сердцах крикнул Джисон
Глаза Феликса округлились, вскочив, он подлетел к Хану, и, что было сил, ухватился за его плечо.
– Он понял, Хозяин, не сердись, – пробасил оборотень. – Я помогу ему собрать вещи, а как успокоится, сам еще извиняться прибежит...
Минхо с отвращением посмотрел на заискивающего Феликса и покрасневшего от злости Джисона.
– Знайте свое место. Вы оба. Дважды предупреждать я не стану.
Стоило Хозяину выйти из дома, Джисон рухнул на пол, и, со всей силы ударив по нему кулаком, выругался.
– Ты ошалел? – зашипел оборотень. – Я же предупреждал тебя: не спорь с ним. Никогда. Ни при каких условиях.
– Он прогоняет меня!
– А кто тебе сказал, что ты тут останешься? – не выдержал Феликс. – Все здесь чем-то заняты, говорил же. Рудники и топи – лучшие из мест. Не приживешься там – отправишься на окраину, там работа куда тяжелее.
– Но у меня и тут работа есть!
– Какая, Джисон? Ухлестывать за Минхо? Пойми меня правильно, ты мне нравишься, ты стал мне другом, первым настоящим другом за все эти…сотни лет, но то, что бушует внутри тебя, даже мне не дает покоя.
– Внутри меня?.. Все со мной нормально, боже!
– Да у тебя сердце загорается, когда ты рядом с ним, как у живого! Любовь его убивает, разъедает как кислота. Ты его убиваешь, Джисон.
– Какая еще любовь?
– Какой же ты дурак, черт тебя побери. Помер, а в себе так и не разобрался.
– Я не…нет, нет! Все совсем не так!
– Кого обманываешь? – Феликс закатил глаза. – И, как думаешь, кому делаешь хуже? Прими правду, Джисон. Он сегодня не увидел, как к Грани люди подошли, а из всех бед они – самое безобидное. Что еще он может пропустить и чем это закончится?
Сидящий на полу Хан поднял голову, с ужасом глядя на оборотня. Феликс не был зол и не ругал друга. В его больших темных глазах была невыразимая грусть и досада.
– Так это из-за меня?.. Я мешаю ему…
– То, что ты чувствуешь, да. В какой-то момент, твоя душа будто стала оживать здесь, среди смертей Темного леса. Может, я ошибся, забрав тебя…
Джисон медленно поднялся с пола. На разбитых костяшках его правой руки запеклась кровь, а пульсирующая боль напоминала о ярости, которую он испытывал еще несколько минут назад.
Он понимал.
Понимал все с того самого момента, как вошел в дом после заточения в колодце и решил принять уготованную ему долю. Ставший причиной его смерти Минхо, стал также причиной, по которой Джисон хотел жить.
Только вот эта жажда жизни не тонула в смерти, а существовала ей вопреки, подобно лучу солнца, пробивающемуся сквозь тучи.
Жизнь Джисона держалась на его любви. В ней же заключалась гибель Минхо.
«Плюс на минус…».
– Ты не ошибся, – признался, наконец, Джисон. – Не ошибся, решив, что моя жизнь там… подошла к своему концу.
– Тогда почему?.. Почему ты так отчаянно цепляешься за нее здесь?
– Потому что… – Хан задумался, вспоминая слова Феликса, и грустно улыбнулся – …он принял меня. Как своего. Потому что я не такой как другие.
Феликс сглотнул. Глаза оборотня заблестели в темноте густеющих сумерек и Джисон, подойдя к другу, обнял его, похлопывая по спине.