V. IV. Мольба о смерти (2/2)

— Мы могли быть счастливы вместе, — сдавленно пробормотал Сэллоу, поднимая голову. — Раньше, — нехотя добавил он. — Когда ты назвала меня Томом, я понял, что сам потерял тебя уже давно. Я всегда искал лучшей жизни, Алекс, но ты слишком… сложная. Все эти дни после школы я думал о тебе, о нас, и вдруг осознал, — он сделал паузу, а Алексис не хотела подаваться, но внимательно слушала. Неподдельная искренность в его голосе не оставляла её равнодушной. — Понял, что рядом с тобой меня не ждет радужная жизнь. Древняя магия, хранители, испытания и нескончаемая опасность… На пятом курсе было весело, но когда к этому добавились прошлое, будущее и еще большая угроза… Честно, хотелось убежать. И я убежал тогда, когда ты поссорилась с Анной и Оминисом. Честно, не жалел.

— Но ты вернулся, извинялся, — напомнила Алексис. — Зачем?

Себастьян шумно сглотнул и покачал головой.

— Надеялся, — ответил он. — До последнего надеялся. А ты вернулась с Реддлом, который, черт возьми, способен мир захватить с такими амбициями и угрозами всему живому. Затем, в какой-то момент, мне стало легче. Я думал, что тебе и так достаётся с этим кретином. Не жалел, только злорадствовал. Но ты умудрилась отшить меня даже после объявления результатов экзамена. И я задал себе конкретный вопрос: «На кой черт это мне нужно?». К тебе не подберешься, а если подберешься — угроза жизни обеспечена. Не обессудь, но ты магнит для проблем, и мне это действительно не нужно. За мной Имельда бегает, в рот заглядывает, а стоило лишь пару раз пошутить и сделать несколько намеков на симпатию, — Сэллоу усмехнулся, приглаживая топорщащиеся волосы. — Фигура, лицо… она красивая, да и не бедствует — наградами весь шкаф обвешан, разве только орденом Мерлина первой степени не награждена. Но ради этого подвергать свою жизнь опасности каждый день я не готов, вытаскивать тебя из передряг — уволь. Лучше я буду рядом как друг, заботясь о Рейес, чем кидаться в пекло за тобой.

Он ожидал увидеть возмущение на бледном женском лице, но вместо этого нашел в нем понимание. Алексис едва заметно кивнула, ощущая легкость. Правда, неприкрытая и жесткая, хлестала по телу и оставляла неприятный осадок, но избавляла от груза на плечах. Друг? Может, у них появился шанс стать наконец-то друзьями, раз Себастьян впервые открыто поговорил с ней. Пусть слышать это было неприятно, но, черт возьми, это была правда.

— Значит, выбираешь позицию: «пусть сдохнет сама без моей помощи?», — выгнула бровь девушка, скорее с насмешкой, чем с упреком.

— Сдохнуть не дам, но с нетерпением буду ждать героя, который возьмет на себя эту ответственность. И это, Алекс, далеко не Марцелл.

— Я сдаюсь, Себ, — выдохнула девушка, поднимая руки. — Мечты о карьере — лишь мечты, разгадки и тайны в прошлом. Я врала тогда в Хогвартсе, мой брачный договор не дает мне прав на ближайшие пять лет. Семья, детишки, быт и Мэнор — вот мой путь.

— Убеги в Фелдкрофт, — решительно выпалил Себастьян, — за пару дней найдешь себе проблемы и втянешься в свой привычный быт…

— Я не поступлю так с отцом, — покачала головой Алексис. — Не могу.

— Я не приду на твою свадьбу, — нахмурился Сэллоу. — Не хочу видеть, как моя бывшая возлюбленная, с которой мне пришлось расстаться из-за ее жизненного кредо, так позорно расстается со своими убеждениями под аркой красных роз.

— Мне жаль, Себастьян, но у меня нет выбора. Я…

— Ты впервые выбрала самый легкий путь, но поверь, страданий ждёт гораздо больше.

— Поплыву по течению, — прикрыла глаза Алекс, чуть наклоняя голову вправо.

— И тебя выбросит течение в бушующий океан, где ты захлебнёшься. Поверь, куда проще бороться с волнами, когда ты к ним готова и смотришь на них сверху, стоя на палубе огромного корабля. И я говорю сейчас совсем не о воде.

Алекс понимающе кивнула и опустилась на кровать. Сэллоу пытался убедить её, но в итоге только сказал, что, пожалуй, посмотрит, как пройдет свадьба в Пророке. Смятый конверт так и остался лежать у стены, словно забытое воспоминание.

Загубленные мечты и амбиции затмевали её мысли. Но выбор был сделан. Сердце не шло наперекор хозяйке, выкаченные светлые чувства потери и любви будто навсегда охладили этот немаловажный орган, и оно больше не болело, словно опасалось напоминать о себе.

Забрав поднос с едой у эльфа, Алексис поужинала, надеясь, что отец поймет её замыслы. Сесилия после встреч с Малфоями была невыносима. Она постоянно пыталась упрекнуть дочь, оскорбляя её за манеры, как будто не могла простить, что ей приходилось краснеть перед миссис Малфой из-за поведением Алекс.

Это было отвратительно.

А ведь Сесилия, миссис Малфой и даже Марцелл правы. Шоколад не едят на обед и ужин, салатную ложку не путают с суповой, а шрамы — это не просто напоминания, а уродливые отметины, которые следовало скрывать. Они все были правы. В манерах она была на порядок ниже, её убеждения больше походили на нечто своенравное, о чём Сесилия не уставала напоминать.

Себастьян сказал то, о чем ведьма так долго думала. Не её это жизнь, как бы она ни врала себе и как бы ни старалась вытащить из груди новое теплое чувство. Любовь, подобно болезни, цвела, лозой оплетая грудную клетку раз в несколько дней. Алекс уже устала лишать себя этой болезни; ей хотелось с корнем выдернуть её, да не получалось. Эмоции, так тесно связанные с воспоминаниями, которых она не хотела лишаться, вновь и вновь вспыхивали в груди, намекая, что избавиться от них не так просто.

Хардман не считала себя слабой, но в который раз поднимая палочку над головой с намерением стереть память, она останавливалась. Забыть Клементину, чтобы не чувствовать утрату, забыть Реддла и весь этот мир, от которого она вынуждена была отказаться.

Но и здесь ей места нет.

Алексис вдруг поднялась со стула, не заметив, как кружка с чаем упала на пол, а жидкость медленно расползалась по полу к свадебному венку, пачкая белый фатин. Нервно она открыла первый ящик комода и вытащила жемчужный браслет, любовно поглаживая его.

«Приодеться что ли ради такого события?», — мелькнуло в её мыслях.

Больше всего на свете она боялась передумать, натягивая на себя черные брюки с блузкой и, накинув на плечи длинную мантию, плотно застегивая её. Решение, принятое за миг, казалось настолько правильным, что не оставляло ни малейшего повода для раздумий.

Девушка стремглав вышла, мрачной тенью проскользнув в обеденную, а вопрос отца, ненароком увидевшего её, так и повис в воздухе.

— Я всё исправлю, — прошептала она, бросаясь к камину.

Как будто почувствовав неладное, Лэндон резко встал из-за стола, спешив за дочерью, но мог лишь наблюдать с криком на устах, как её поглощает зеленое пламя камина.

Больница Святого Мунго была доступна для посещений через камин в любое время суток. Появившись там, Алексис моментально бросилась к ближайшему тупику. Она облокотилась на стену, тяжело выдохнула, сглотнула образовавшуюся в горле слюну и, не моргая, стала отсчитывать года, вкладывая частицу силы в каждую жемчужину. Ювелирно, ведь отсчитав года, она принялась за месяцы, а затем и на дни, точно представляя, в какой момент времени ей следует здесь оказаться.

Спешащие люди растворились, но выглядело это так, будто они резко переоделись и изменили направление. Алекс ощущала, как бьется сердце в груди, осматривая больницу, и пришла к выводу, что она не так уж сильно изменилась.

Нужное ей отделение оказалось на втором этаже. Тенью Алекс прошмыгнула внутрь палаты. Знак судьбы, иначе она не могла это назвать, ведь девушка, лежавшая на больничной койке, была так похожа на неё, что никаких сомнений не оставалось. Она проснулась и оглядывала помещение, пока Хардман запирала дверь чарами.

— Вам что-то нужно? — девушка с трудом приподнялась на руках, чувствуя, как тревога медленно охватывает ее тело. На целителя, вбежавшая в палату девчонку, никак не была похожа.

Алексис стянула капюшон с головы, мысленно радуясь, что палата была пуста, кроме них двоих.

— Я пыталась! — резко воскликнула она, накладывая заглушающие заклинания. — Никто не смеет обвинять меня в моих попытках. А уж тем более ты!

Девушка на больничной койке прижала руку к округлому большому животу, глаза метались по палате. Она корила себя за то, что оставила волшебную палочку дома. Алексис, словно голодный зверь, медленно надвигалась на нее, опираясь руками на высокое изножье койки, пальцы сжимали терновую палочку.

— Прошу вас, уходите, Вы меня приняли за другого человека. Я Вас не знаю, — спешно тараторила девушка, с трудом поднимаясь. — Прошу вас…

— Ох, матушка, Вы знаете меня дольше всех, — истерично засмеялась Алексис.

Она сама не понимала, что ее смешит: мать, испуганно сжавшаяся на кровати, сама ситуация или собственное сердце, которое бешено билось в животе у Сесилии. И которое Алекс так явственно ощущала, будто её тело пыталось слиться воедино с еще с несформированным.

— Мерлина ради, я Вас не знаю! — слезы на женском лице вызвали очередную порцию смеха.

Алекс покачала головой и с тоской смотрела на Сесилию, которая бережно укрывала живот рукой.

— Зачем ты защищаешь ее? — лицо Хардман тут же стало серьезным, как только она заметила легкие поглаживания по животу. — Ты любишь своего ребенка, матушка? Любишь? Так я перед тобой! Алексис Сесилия Хардман, хранительница древней магии, обладательница ордена Мерлина первой степени, сдавшая экзамены в школе на высшую оценку — воспитанная в ненависти матери. — Последние слова она выплюнула с презрением. — Почему ты возненавидела меня? Впрочем, знаешь, мне тебя не жалко, — Алекс покачала головой, громко цокнув. — Не жалко ничуть. Будь у меня любящая мать, все сложилось бы иначе.

Девушка непонимающе плакала, боясь сдвинуться с места, а Алекс отошла от нее, нарезая круги возле больничной койки. Она остановилась на секунду, глядя на девушку, которая, хоть ничего и не понимала, зато Алексис прекрасно осознавала, что говорит и кому это адресовано.

— Упреки, оскорбления, пощечины… Я ведь с этим жила все детство, — грустно усмехнулась Алекс, совершенно не замечая, как по щеке скатилась слеза. — Меня ведь не за что любить, да, матушка? Я глупа, неказиста и грация на уровне сапога, так ты говорила… В таких не влюбляются. Я не заслуживаю любви, а достойна лишь порицания. Но я старалась… все детство старалась, чтобы ты меня полюбила. Ни «люмос», ни «акцио» не удавались, а я пыталась, — рвано вздыхала она, с недовольством замечая, что говорить ей не дает подступающая истерика.

Сдерживаемая магия, эмоции, которые вырывались из груди, сейчас хлестко били ведьму, наказывая за сокрытие, принудительное выкачивание и карая за слабость перед ними.

— Почему ты не любила меня? — глухо спросила Алексис, останавливаясь возле нее. — За что я заслужила такую ненависть от тебя?

— Я не знаю вас, — всхлипнула девушка, так отчаянно переживавшая, чтобы ее ребенку не причинили боль. — И не ненавижу, пожалуйста… Я Вас прошу…

— В моем времени ты радуешься моей помолвке, не за меня, конечно, а за состояние, которое принесет этот брак. Ох, матушка, ты убивала во мне веру, и я решила, что ты тоже должна попасть под раздачу. Будущее — гори оно адским пламенем, а в настоящем я сама хочу наложить на себя «аваду». Но разве Алексис Сесилия Хардман даст слабину, спрыгнув с балкона? Я не доставлю тебе такого праздника, матушка. Нет. Ребенку, которому нигде нет места, лучше не рождаться вовсе.

— Я люблю свою дочь, не причиняй нам зла… — прошептала она, полная отчаяния.

— Ты сама причинила ей зло, — холодно произнесла Алекс, поднимая палочку. — Ошибка — мое рождение. Наконец, я поняла, о чем действительно сожалею… — Алекс вдохнула запах лекарственных трав, и в этот момент она осознала, что давно приняла решение. Слезы высыхали на глазах, пока девушка смазывала губы кончиком языка. — Avada Kedavra!

Вспышка зеленого луча отразилась в серых глазах, и, приоткрыв рот, она забыла, как дышать, когда луч пронзил скрытый под ночной сорочкой округлый живот. Блондинка, держащая палочку, мгновенно растворилась на месте, словно её здесь никогда и не было.