II. XI. Бал лицемерия (2/2)
Постепенно стихающая музыка позволила девушке глубоко вдохнуть, останавливаясь. Аплодисменты раздались через секунду, оглушительно громко, прежде чем центр зала перестал быть только их.
— Ты до сих пор напряжена, — заметил Том, учтиво уводя спутницу в сторону, замечая её предобморочное состояние. Он всячески пытался вывести её, а для этого всего лишь нужно было станцевать перед всей школой; открытие заставляло его усмехнуться.
Она уже хотела возразить, но отвлеклась, принимая с подноса проходящего мимо них парня бокал. Прохладительный сладкий напиток смог привести её в чувство.
— Ты должен был танцевать не со своей спутницей, а с Амандой, — вполголоса объяснила свое непонимание Алексис, делая еще несколько больших глотков.
О, Том был как никто осведомлён об этом. Аманда, будучи второй старостой школы, должна была открывать бал вместе с ним. Мог ли он позволить сойтись, пусть даже в безобидном на его взгляд танце, с грязнокровой гриффиндоркой, которая грозилась отдавить его ноги на единственной репетиции? Выглядеть глупо с несуразным существом или позволить Лестрейнджу за пару дней очаровать её до такой степени, что она пропустит бал? Он думал меньше секунды над этим выбором.
— Она изъявила желание остаться сегодня наедине со своим партнёром, — обольстительно улыбнулся Реддл, выбивая все оставшиеся сомнения из головы девушки. — Мы должны оттанцевать ещё как минимум три танца, чтобы не разочаровывать профессора Бири. — Алекс расширила глаза: ведьма всё никак не могла совладать с собой. — Ты имеешь что-то против вальса?
— Слишком… интимно, — прерывисто выдохнула она, оставляя пустой бокал на столике рядом с ними.
— Ты… — он засмеялся, не сдерживая себя. Всего пятьдесят лет между ними, а разница нравов и морали ощущалась неприкрытым взглядом. — Должно быть, в твоем понимание интимная близость позволительна лишь для рождения ребенка? А прелюбодеяние так должно наказываться?
— Да, — серьёзно ответила Алекс, поднимая бровь. Она не понимала почему он спрашивает очевидные вещи и смеется над ней; на удивление, это искренне веселило его.
Отец смущался говорить об этом, а матери было не до полового воспитания дочери. Поэтому Алексис сама изучала книги в библиотеке. Продолжение рода оказалось так некстати в возрасте десяти лет, что, узнав, откуда появляются дети, она еще долго не могла смотреть на родителей, которые, очевидно, занимались настолько неправильными, отвратительными вещами, раз появилась она. И вопрос Тома ставил её в тупик: как можно осознанно хотеть заниматься этим? Если не для рождения ребенка, то для чего вообще стоило терпеть такое низменное отношение человека к своему телу?
Вспышкой в его голове пронеслась мысль — секундное желание показать ей, насколько это приятно. Пока он имел лишь односторонний опыт в этом, но хотелось убедить такую невинную, чистую девушку, стоящую перед ним, в обратном. А Том был уверен, что она не касалась даже самой себя. Мысли сносили ему голову, и он постарался отогнать их.
Цель этого вечера была в обольщение, и позволить своим желаниям взять вверх он сегодня не мог.
— Расслабься, — не просьба, скорее приказ. — Потанцуем?
Скорее на автомате она вложила руку в его, снова выходя в центр зала. Это было повторение, на них уже не смотрела практически вся школа, и она смогла отвлечься, двигаясь в такт музыке, не выпуская ледяные пальцы из своих рук.
— Если ты хотел пригласить меня, почему так поздно решился это сделать? — всё-таки спросила Алексис, не приближаясь к ответу на этот вопрос даже близко в своей голове. — Вдруг я согласилась бы пойти с кем-то другим…
— Исключено, я слышал, что пещера акромантула куда больше привлекает тебя, нежели бал, — усмехнулся Том вспоминая её пламенную речь перед подругами, которую он смог услышать, проходя мимо. — Ты умная девочка, должна догадаться, почему после Вестерна желающих пригласить тебя не было.
Действительно. Кристиан был лишь своеобразной насмешкой Клементины, но Вестерн был единственным, кто приглашал её по собственному желанию. Том мог сказать лишь одно слово, чтобы никто не смог даже приблизиться к девушке; она понимала это, видела его влияние на сокурсников.
— Мог пригласить и раньше, — все же выпалила девушка.
— Зачем? Услышать, что компания акромантула тебе более приятна, чем моя?
Крыть было нечем. Скорее всего, Алекс так и отреагировала бы на приглашение. Она открыла рот, но тут же захлопнула его, понимая, насколько бессмысленным был вопрос, почему именно она. Желающих было много, и то, что Том выбрал её, определенно не было симпатией; вероятно, это был очередной продуманный ход.
Они кружились в вальсе, пока в голову девушки не ударил очередной вопрос.
— Почему камелии?
Слишком необычно, чтобы промолчать. Любое отклонение от роз считалось необычным, уж что говорить про камелии.
— Ты напоминаешь мне этот цветок, — он мягко освободил руку из хватки девушки, чтобы провести пальцами по её бледной коже щеки. — Розы олицетворяют милосердие, всепрощение, божественную любовь. Это невинные бутоны, окруженные острыми шипами, всё то, к чему ты не имеешь никакого отношения.
Он убрал руку, не переставая смотреть в уязвленные глаза напротив. Розы свойственны для чистых, неопороченных душ, где колкие шипы оберегают эту душу, добавляя ей эмоции, вспыльчивость, порой пожар. Красные розы — это само проявление страсти в своем первозданном виде.
— Чем я напоминаю тебе камелию? — он не обидел её своими словами ничуть, но определенно дал понять, что видит нечто большее, чем те, кто так отчаянно жалеет её, вздыхая от того сколько испытаний выпало на долю бедной девушки. Для Тома она никогда не была жертвой.
Любой танец имел неприятное свойство заканчиваться, как и этот. Ожидая ответа, Алекс не сводила заинтересованного взгляда; он не стал говорить, пока они не дошли до ближайшего столика, возле которого никого не было.
— Первой этот цветок затронула греческая мифология, — Том понизил голос, наклоняясь к ней ближе. — Эрота, бога любви, пресытила любовь богинь Олимпа и земных женщин. Его мать, Афродита, советовала сыну отправиться на Сатурн. Ангельские голоса красивых женщин с белыми телами, серебристыми волосами и светло-голубыми глазами ввергли его в неописуемый восторг. Они пели хвалу Господу, что он дал им тело изо льда, которое гасит все желания и успокаивает страсти. Напрасно Эрот пускал в них стрелы: они любовались им, но не увлекались. В отчаянии он жаловался своей матери, и тогда Афродита, возмущенная таким несвойственным женщинам бездушием, решила, что такие бесчувственные существа недостойны быть женщинами и должны сойти на землю, превращаясь в цветы. Отныне их называли камелиями — прелестными, но совершенно бездушными…
Смесь удивления, незащищенности и интереса сменялась на её лице.
— Я вижусь тебе бездушной?
— Не стоит воспринимать всё буквально, Алексис, — непринужденно произнес Том, проводя пальцами по её плечу. Он знал, как остро люди реагируют на тактильный контакт. — Ты не похожа ни на одну ведьму, которую я когда-либо встречал…
— Не играй со мной, Том, — Алекс отошла от него, уклоняясь от прикосновений.
Это было непохоже на него. Этот ласковый голос разнился с тем, что она привыкла слышать. Сердце в груди грозилось выпрыгнуть, но разум отрезвлял, не позволяя поверить в такого Тома Реддла. Безупречного в манерах и разговоре, он совершенно не походил на психопата-насильника с манией величия. Броситься в омут его ласки и нежных касаний хотелось куда больше, чем выискивать причины такого поведения. Могла ли она позволить себе такую вольность в отношениях с ним? Девушка боялась, что любой её порыв будет расценен по-своему и, несомненно, приведёт к непозволительной ошибке.
— Играл бы я с тобой столько времени, будь ты безразлична мне? — снова вопрос, который больше походил на утверждение, сорвался с его уст.
— Ты не влюблен в меня, — покачала головой девушка, беззлобно усмехаясь.
— Разумеется, нет, — голос сквозил равнодушием, деланной скукой.
В груди что-то кольнуло; девушка уже хотела проверить платье на наличие иголок. Не мог же её расстроить факт такого безэмоционального признания.
— Мое небезразличие к тебе нельзя назвать любовью. Мне интересно, на что ты способна, — Реддл сделал шаг к ней, склонив голову. — Твоя магия, все те мысли, которые копошатся в твоей прелестной головушке и которые ты так отчаянно пытаешься от меня скрыть, — в подтверждение его слов Алекс ощутила давление в голове. Том наткнулся на уже привычный непробиваемый щит древней магии и усмехнулся, ожидая этого. — Мной движет не общепринятое желание защитить тебя от всех бед, затаскивая под алтарь. Стать любовниками куда проще, чем идти рука об руку к общей цели. Это нечто большее, чем пустая клятва в вечной верности. Я ценю твою преданность к секретам древней магии, ради которых ты жертвовала жизнью. Наш путь будет един, твои интересы будут затронуты ровно настолько, насколько ты посчитаешь нужным. Я не зря сказал, что ты особенная; я даю тебе право на выбор…
— Раньше ты предлагал мне стать служанкой, а сейчас говоришь о равном отношение? — изумленно уставилась она на него. — Я не могу согласиться, если не буду знать конечную цель.
Иллюзорный выбор.
— Конечная цель всегда одна — сделать мир лучше.
— На это и жизни не хватит…
— Моей хватит, — уверенно с долей власти произнес он.
«Погоня за бессмертием», — вспомнила Алекс.
— Любое сотрудничество на добровольной основе, может быть разорвано. Позволишь ли ты уйти мне, если наш путь перестанет быть един?
— Разумеется, — Том улыбнулся, ложь легко слетела с его губ.
— Я принимаю твое предложение, но приказы оставь для Розье и Лестрейнджа. Я никогда не буду слепо следовать указаниям, тем более твоим приказам. Если мы идем рука об руку, как ты говоришь, значит, мы на равных, и мои замечания касательно твоих методов тебе придется выслушивать.
Шея, облаченная в кружево, манила сжать её так крепко, чтобы ведьма умоляла о глотке воздуха, а не ставила условия. Бесполезно. В прошлом Том чуть не придушил её, и она даже не пискнула, когда уверенно лишалась кислорода в легких. Она уже дала согласие на служение; пусть называет это иначе: те же Розье и Лестрейндж тоже сперва не думали, что будут валяться у его ног, принимая круциатус как наказание и ползая потом по полу, прося прощения.
Согласилась, сама не понимая почему. Хотелось сказать ”нет”, развернуться и уйти. Быть с ним заодно — каково это, думалось девушке. Перестанет ли он грубить? Возможно, следующий их спор не будет грозить ей убийством как минимум. Она откровенно кривила душой, потому что часы по-прежнему лежали в тумбочке, и она в любой момент могла их перевернуть, оказавшись там, где Том не сможет достать её никогда, даже в своей мечтательной бессмертной жизни. У Алекс был отходной план; был ли он у него? Интерес к тому, во что выльется эта игра, разжигал пламя в её груди. Очередная игра, из которой лишь один выйдет победителем. Последствия не страшили, но разводили бурю в голове. Куда приведет её сотрудничество?
Их взгляды встретились вновь, скрывая за маской дружелюбия подлые, низкие улыбки.