XII. Сомнения (1/2)

У раскрытого настежь окна стояла девушка — она перекинула волосы, заплетённые в тугую косу, за спину, наслаждаясь, как тёплый ветер обволакивает её, заставляя поёжиться, как он треплет выбившиеся из причёски волоски. Она старалась по запаху определить время суток… Так глупо… Но она стала замечать, что к ночи ветер сильнее, а запах смешивает в себе примеси асфальта, по которому давно не ступали люди, и чего-то цветочного. Утром воздух гораздо свежее, словно после дождя. А вот днём она не могла ничего почувствовать, совсем ничего, все перемешивалось, словно на листок бумаги вылили сразу все краски и смешали их, превращая цвета радуги в болотный землистый цвет.

Но неожиданно всё стихло: птицы и люди будто испарились в одно мгновенье с улочек Лондона, а блондинка резко закрыла окно, нащупывая ручку с первого раза. Мощный удар, а затем сотни криков женщин, мужчин, детей потонули в очередном взрыве. Чёрная повязка на глазах не давала ей увидеть хаоса, который происходил на улице. Но, даже если она её снимет, увидеть ничего не сможет.

— Алекс, сколько раз повторять, не стойте у окна, — раздался женский голос, в котором слышался мягкий упрёк.

С ней возились, как с ребёнком, хотя что тут говорить, если Мюриэль, как выяснилось, пришла с детского отделения, чтобы установить контакт с пациенткой.

Алекс почувствовала, как её за руку потянули, заставив сесть на кровать. Приятный аромат наполнял всю палату.

— Это блинчики со сгущёнкой? — с восторгом спросила девушка, прижимая ладони к щекам.

— Да, — засмеялась Мюриэль, аккуратно поставив тарелку с десертом на столик возле неё, — но сначала суп.

Улыбка с лица Алекс пропала, она вдохнула… но ничего не почувствовала. Девушка так рьяно пыталась развить в себе обострение других чувств, чтобы компенсировать зрение, что неудачи сильно расстраивали её.

Женщина стянула с руки белое полотенце, кладя его на ноги пациентке, и поставила поднос с супом прямо перед ней. Мягко она вложила в её руку ложку, другую руку девушки она направила, чтобы та докоснулась тарелки.

Хардман покрутила в руках ложку, в этот раз убедившись, что её лопасть с нужной стороны. Не спеша, девушка приблизила её к другой руке, чувствуя прикосновение метала на указательном пальце, по пальцу она спустила ложку в суп, слыша плеск, наконец имея возможность выдохнуть.

Зачерпнув суп, Алекс медленно подняла её, пальцы левой руки придерживали лопасть ложки с внешней стороны, чтобы не перевернуть её.

Всё шло идеально, пока она, почувствовав нехватку воздуха, не вдохнула. Тёплый бульон оказался прямо на её груди. Поминая прошлый опыт, горячую еду ей не приносили.

— Алекс, позволь помочь тебе, — осторожно попросила Мюриэль, накрывая её руку, в которой до сих пор была зажата пустая ложка.

— Я должна сама, — запротестовала девушка, но послушно отдала женщине ложку.

Алекс была здорова, зелья быстро поставили её на ноги, только тёмное проклятие потери зрения снять не мог ни один целитель. Это было третье отделение на пятом этаже, в которых она побывала за восемь дней нахождения в больнице. Только в это отделение её положили по просьбе Мюриэль, которая закатила скандал, узнав, что слепую девочку собираются отправить в школу.

Никто не знал, когда вернётся зрение и может ли оно вернуться само по себе, поэтому Мюриэль дали два дня, чтобы она приспособила девушку к новой жизни. И сегодняшний день был последний.

— Как я буду без тебя? — грустно выдохнула Алекс, послушно открывая рот, когда ложка мягко коснулась её губ.

— Ты прекрасно справляешься, — заверила Мюриэль. — Готова поспорить, у тебя в школе много друзей, не стесняйся попросить помощи. Поверь, если ты начнёшь отмахиваться от близких людей, стараясь все сделать сама, им будет больно, — произнесла женщина, набирая остатки супа в ложку, слегка наклонив тарелку.

Алекс закивала головой, вновь открыв рот, чтобы проглотить еду. Не описать словами, как она была благодарна ей. Мюриэль всегда оказывалась рядом, десятки раз вытирала ей слезы, когда девушка рыдала, не понимая, как ей жить дальше.

«Боюсь, это проклятие нельзя снять», — приговором звучал голос целителя в тот день.

Как же ей было непривычно, что незнакомая женщина отдаёт ей всё своё время, остаётся с ней ночью, не идя домой. Такую заботу она получала разве что в детстве от отца. Но он — отец. А эта женщина знала её всего восемь дней. Алекс ждала подвоха, но с каждым днём ничего подозрительного не происходило, а Мюриэль только с большей заботой поправляла одеяло ей ночью.

— Ты же не против, если мы прогуляемся после обеда?

Алекс с улыбкой помотала головой. Ей нравилось гулять на свежем воздухе, вообще она была готова делать что угодно, только не оставаться одной.

Стены сужались, а звуки переставали существовать, когда она слышала только своё прерывистое дыхание. Слезы этими ночами не высыхали. Просыпаясь посреди ночи, девушка тут же шла к дежурному целителю, ей не надо было говорить, чтобы успокоиться, главное — не быть одной. Она открывала окно, чтобы слышать маглов на улице, хоть это и было опасно из-за бомбардировок. Больница защищена от бомб, но не от осколков во время взрыва.

Магловская война была поистине ужасна и беспощадна.

— Думаю, дальше ты сама справишься, — Мюриэль вложила в руки девушки тарелку с десертом, спеша унести поднос, чтобы вновь вернуться к ней.

Алекс поставила её на колени, взяв блинчик руками. Есть пищу руками было проще, жаль только, общество это не одобряло.

Она хотела успеть научиться справляться, ей претила беспомощность. Как справлялся Оминис, она до сих пор не понимала, он сам ел, ходил, не врезаясь в стены, конечно, ему помогала палочка, но и без неё он был прекрасно социализирован.

Хардман не смирилась. Нет. Уверенность, что она найдёт, как снять проклятие, вселяло надежду пытаться. Ведь тот, кто наложил его, был уже как восемь дней мёртв.

Алекс почувствовала присутствие в комнате и услышала привычные шаркающие шаги.

— Идём? — спросила девушка, протягивая руку.

Мюриэль помогла ей встать, накидывая на плечи вязанный кардиган, чтобы девушка не замёрзла. Она как никто знала, что любой ветер заставлял блондинку ёжиться от холода и проситься в палату.

Алекс обула тапочки, стоявшие всегда возле койки.

— Только не помогай мне, я хочу сама, — попросила она, как только они покинули палату.

Стараясь ориентироваться на звук, девушка стала продвигаться. Она уже выучила пятый этаж больницы лучше, чем самый первый в её жизни учебник по заклинаниям. Не спеша она передвигалась, зная, что женщина идёт рядом и в любой момент подхватит её. Небольшой порожек под ногами оповещал о лестнице, поэтому Алекс, промахнувшись всего два раза, все же схватилась за перила, крепко сжимая.

Ступени были одинаковы, поэтому, не боясь, она спускалась по лестнице.

— Ты молодец, — хмыкнула женщина, как только девушка со счастливой улыбкой переступила последнюю ступеньку.

Алекс напоминала ей ребёнка, который делал первые шаги, она так же восторженно радовалась маленьким победам, на которые обычные люди не обращают никогда внимания.

Свежий ветер растрепал и без того неровную косу, как только они оказались на улице. Хардман до сих пор, идя одна, ориентировалась на камни под ногами. Она шла подошвой тапочка, касаясь ограждённого камнями тротуара на заднем дворе больницы. Тропинка уходила вправо, и девушка, наклонившись, смогла нащупать лавочку, присаживаясь.

— Скоро прибудет Альбус, — выдохнула Мюриэль, садясь рядом с ней. — Тебе не страшно вернуться в школу с таким недугом?

Алекс поджала губы, сильнее кутаясь в кардиган, было ли ей страшно, она не задумывалась. Но ей надо было вернуться в зал картографии, чтобы расспросить хранителей. Последние в этом семестре тесты не так волновали её, ведь если она не снимет проклятие, то не сможет вернуться домой.

Слепая героиня станет большим достоянием общественности. Кто у неё там был? Дурная мать, которая будет безмерно рада, что дочь подверглась пыткам. Сокурсники, которые будут шептаться ещё пуще прежнего. Себастьян, конечно, она была уверена, окружит её заботой, возможно, даже безвозмездной, только вот ему это надоест со временем. Оминис? Ему своих забот хватает.

На плечи отца Алекс не могла переложить такую ответственность. Он будет убит горем, если узнает, что стало с его дочерью.

Поэтому девушка во что бы то ни стало вознамерилась снять проклятие до своего возвращения. Финальное тестирование перед летними каникулами будет меньше чем через месяц. У неё было очень мало времени найти ответ на единственный волнующий её вопрос.

— Страшно лишь за то, что не смогу ориентироваться в таком большом замке одна, — пожала плечами девушка. Она надеялась, что Клементина и Касси не отвернутся от неё из-за проклятия, но особых надежд не питала.

Беспомощность убивала её.

— Уверена, друзья будут рядом, — женщина сжала руку девушки. — У тебя же есть молодой человек?

Алекс усмехнулась. У неё — молодой человек? Это была хорошая шутка.

— Нет, — без сожаления ответила девушка, поднимая голову.

— Неужели? И никто не нравится?

— Мюриэль! — засмеялась Алекс от такого заговорщицкого тона. — Думаю, я не создана для любви.

Женщина подняла брови, покачав головой.

— Твоя судьба тебя просто ещё не нашла, или ты упорно игнорируешь её. Уж я-то знаю, какая ты упрямая, — улыбнулась целительница.

— Есть один парень, — начала Алекс, понизив голос, — он признался мне в любви, но я не верю ему. Разве можно полюбить человека, совершенно ничего о нем не зная?

Она говорила о Себастьяне, до сих пор её мучил вопрос о его чувствах. Что будет, когда она вернётся, может, он все понял или наоборот…

— Можно любить и не зная человека, только любовь эта недолговечна. При совместном быте придуманная картинка человека о тебе разрушится, — она задумалась, выдержав паузу, прежде чем продолжить. — Так было и со мной… Я сама испортила свою жизнь из-за трусости. Знаешь, ты не видишь меня, но я далеко не красавица, и в молодости танцевала на балах одна. Брачный договор пророчил мне выйти замуж за чистокровного старого колдуна, но я… Я сбежала ради того, кого любила всем сердцем, любила так сильно, что та любовь оказалась наваждением. Испортила жизнь совсем юной ради призрачного чувства.

— Мюриэль… мне так… так жаль, — сдавленно прошептала Алекс.

— Любовь стоит всей боли, которую она невольно причиняет.

Алекс не знала, что сказать, но слова тут были излишни. В Мюриэль сидела та боль спустя столько лет, и она не жалела о чувствах, которые испытывала.

— Ты очень красивая, Мюриэль.

— Ты не знаешь, как я выгляжу, — улыбнулась женщина.

— Мне не надо тебя видеть, чтобы это знать.

Женщина не выдержала, обняв Алексис, которая прижалась к ней в ответ. Внешность — это не то, что делает человека красивым.

— Спасибо, моя хорошая, — прошептала она.

Тяжёлые шаги раздались возле них, когда девушка заметила, как женщина отстранилась, смотря в сторону.

— Добрый день, дамы.

— Уже пора?

Страх зародился в груди девушки. Дамблдор, как и обещал, пришёл, чтобы забрать её в школу, и вместо ожидаемого чувства облегчения, она испытывала жгущий страх.

Больница стенами отгородила её от большого мира, в который пора было вернуться. Она представляла день, когда её выпишут, иначе, не думала, что будет столбом стоять, боясь перешагнуть порог Мунго. Но это надо было сделать. Попрощавшись с лекарями, которые заботились о ней больше недели, и отдельно с Мюриэль, она была готова покинуть это место.

Девушка цеплялась за рукав Дамблдора, пока они шли по улице. Множество звуков пугали её, ведь она не видела, откуда они исходят, но Алекс старалась шагать ровно, чтобы никто не видел её страха.

Никто и никогда не должен был видеть её страх.

Их путь лежал через Косой переулок, а в особенности через лавку с палочками. Альбус зашёл вместе с ней, звоня в колокольчик на стойке.

Алекс помнила, как покупала тут свою первую волшебную палочку. Гербольд Олливандер тогда пересмотрел десятки вариантов прежде, чем нашёл в закромах ту самую палочку, которая стала ей верным другом.

— Ох, профессор Дамблдор, — раздался голос, сочащийся восторгом справа от неё, — я так понимаю, палочка нужна не вам… — он перевёл взгляд на девушку, которая смиренно стояла, опираясь рукой на стойку. — Право, мисс, я помню всех, кто покупал у меня палочки, но вас…

— Я покупала не здесь, — соврала девушка. — Моя палочка сломалась. Терновник, четырнадцать с половиной дюймов, сердцевина — перо феникса, жёсткая.

— Вы уверены, что не ошиблись?

Девушка отрицательно помотала головой, прекрасно зная, какая палочка выбрала её в тот день.

— Терновник — необычное для волшебной палочки дерево, имеет репутацию, и, на мой взгляд, заслуженную, наиболее подходящую для воина, — начал Олливандер, уходя вглубь лавки, но его голос все ещё продолжал отчётливо звучать. — Самая редкая сердцевина из всех. Перья феникса способны на самую высшую магию. Но и самые привередливые, когда они попадают к потенциальному хозяину. Всё из-за существа, из которого была взята сердцевина, так как фениксы — одни из самых независимых и обособленных существ в мире. Такие палочки сложнее всего приручить и персонализировать, и их преданность, как правило, тяжело завоевать.

Олливандер вышел с пыльной коробкой в руках, открыв её, он вложил палочку в протянутую руку девушки.

Взмах. Она не видела, но чувствовала, как магия окутала её, по венам заструилось знакомое тепло. Неожиданно в голове она увидела лавку и удивлённого мужчину за прилавком. Повернувшись на сто восемьдесят градусов, девушка уловила едва заметное свечение из окна. Она видела этот мир глазами палочки, приглушенные цвета, и словно в ночи… но она видела.

— Удивительно, — протянул мужчина. — Мой дед — последний, кто продал такую палочку молодой ведьме. Он гордился этим, ведь та ведьма совершила подвиг с ней.

Алекс изобразила что-то наподобие улыбки. Благо её растерянность он не заметил.

Дамблдор помог ей расплатиться за палочку.

— Ваше прошлое очень захватывающее, сожалею о том, что вам приходится переживать в этом времени, — негромко произнёс Альбус, как только они вышли.

Девушка отвлеклась от созерцания мира через палочку, обращая всё своё внимание на старика.

— Я постараюсь выдержать испытания с надеждой на светлое будущее.

— Вы на редкость мудры, Алексис.

Она улыбнулась, следуя за Дамблдором по переулкам, чтобы наконец трансгрессировать в школу.

Ему, как и другим, не нужно было знать, что скрывалось за фальшивой улыбкой. Девушка верила, что светлое будущее может наступить, лишь если она всю оставшуюся жизнь будет ходить с зажжённым люмосом.

Нет. Всё, что она хотела, это выбраться из чёртовой ямы и вернуться домой. Испытания судьбы? Может, хватит с неё испытаний? Она была готова вернуться, броситься в любые объятия и прожить жизнь в отдалённом городке в старой лачужке.

Спокойная жизнь, заклинаемая ей в начале года, утекала, как песок сквозь пальцы. Все ли хранители были так несчастны? Возможно, именно поэтому Персиваль так настаивал, чтобы она забыла про свой дар. Они оберегали её от древней магии, как когда-то оберегали Исидору. Смерть для неё была спасением, и только сейчас Алекс поняла это.

Покой будет только после смерти.

Трансгрессия прошла на редкость спокойно, даже еда в желудке осталась на своём месте. Удивительным было и то, что девушка не могла аппарировать — её не существовало в этом времени, перемещения сквозь пространство были для неё невозможны.

— Если вам понадобится помощь, обращайтесь ко мне в любое время, — предостерёг Дамблдор, когда они прошли ворота школы, направляясь в замок.

Девушка вкрадчиво поблагодарила его, вновь осматривая местность с помощью палочки.

— Вы успеете на ужин, и да, Алексис, мы объявили, что на вас было совершено нападение, поэтому… будьте готовы… — Дамблдор остановился на полуслове, не зная, как лучше сформулировать мысль.

— Я знаю, что такое быть в центре внимания, профессор, я справлюсь, — решительно произнесла она, рукой нащупав дверь.

Пусть она и чувствует себя как выброшенная рыба на берег без возможности вернуться в море, но жалость Алекс была не нужна. Что угодно, но не жалость.

Хардман не понаслышке знала, что главное — дать людям понять, что с ней всё в порядке. Каждый второй бросал на неё сочувственные взгляды после победы, когда она пролежала в Мунго десять дней. Чёртов свихнувшийся гоблин потрепал её знатно.

Алекс проходила по пустым коридорам, все студенты были на ужине. Но прямо перед дверью она резко остановилась, когда Дамблдор уже собирался открыть её.

— Я вообще-то поела в больнице, поэтому лучше отправлюсь спать, — натянула девушка улыбку на лицо, внимательно следя за реакцией профессора через зажжённую палочку.

— Я попрошу старосту сопроводить вас до комнаты…

— Нет, нет, я должна научиться сама ходить. Я прекрасно всё вижу через палочку, пожалуйста, не беспокойтесь, сэр, — пробурчала она очередную ложь.

— Что ж, как знаете, отдыхайте, мисс Хардман, — понимающе кивнул тот, закрыв за собой дверь, оставляя её одну.

Алекс облегчённо выдохнула, направляясь в подземелья. Желудок неприятно сводило от голода, в Мунго только она наладила свой рацион, так тут же ждала очередная проблема.

Как ей питаться? Проводить палочкой по столу в поисках нужного было бы очень странным, а держать её во время принятия пищи — вообще абсурдным. Мюриэль, которая кормила её, здесь не было, да и едва ли она позволила кому-то кормить её, кроме этой добродушной женщины.

Отлично. Она выжила в темницах Грин-Де-Вальда, но умрёт от голода. Алекс хотелось приложиться лбом об стену, впрочем, это не было проблемой, ведь девушка уже собрала себе достаточно синяков, ударяясь об каменные стены подземелья.

Палочка показывала очень отдалённо, поэтому было трудно сориентироваться. Выйдя в гостиную, она выдохнула, оставалось лишь подняться по лестнице и войти в дверь.

И, если лестница не стала испытанием, то дверной проем — да.

— Почему тебя поставили не правее, чёртово сооружение? — потирая ушибленное плечо, прошипела Хардман, наконец заходя в комнату и с ноги ударяя по двери — поразительно, но это удалось с первого раза.

В комнате никого не было, поэтому девушка неспеша прошла к своей заправленной кровати, спотыкаясь о ковёр. Эта школа явно не для слепых, подумалось ей. Она выудила из поясной сумки зелья, данные ей в больнице, сразу же расставляя их в алфавитном порядке, чтобы не перепутать.

Проблема с глазами была не только в потере зрения, но и в постоянной ноющей боли. На глаза словно каждую секунду сыпали песок. Мази и зелья помогали снять боль, если их вовремя втирать.

Ложась на кровать, прежде чем положить палочку на столик, она удостоверилась, что взяла нужную мазь. Алексис опустила чёрную повязку на нос, руками нащупывая бинты на глазах, она сняла их, пропитывая зельем. Как сказала Мюриэль, её глаза были похожи на черные блюдца: ни роговицы, ни белёсой склеры не было видно, сплошные черные зеницы.

Алекс тогда подумалось, как это ужасно выглядит, она попросила принести ей повязку, чтобы закрыть пострадавшие от тёмного проклятия глаза.

Она прижала бинт, пропитанный зельем, к закрытым векам, сдержав стон от режущей боли. Но через пару минут боль резко ушла, оставляя после себя лишь неприятные ощущения от влажного бинта, который девушка завязала на затылке, сразу же надевая повязку, закрыв волосами все верёвочки.

Выполнив необходимые процедуры, она поднялась с кровати, делая уверенные шаги к шкафу. На ней до сих пор была одежда, которую принесла Мюриэль, когда девушка пожаловалась на больничную легко продуваемую робу, в которой она никак не могла согреться. Слепо шаря по дверце шкафа, она наконец нашла ручку, за которую сразу потянула.

Как же она радовалась тому, что всегда соблюдала в шкафу порядок и прекрасно знала, что спальные халат и ночная рубашка лежат на предпоследней полке.

Скинув с себя одежду, девушка с трудом смогла понять, где перед и зад. Удовлетворённо улыбаясь маленькой победе, она принялась готовиться ко сну, раскладывая кровать.

— Темпус.

Время возле палочки показывало семь вечера. Значит, уже скоро ей предстоят вопросы. И она не ошиблась, ведь через пару минут дверь комнаты открылась, впуская прохладный воздух из гостиной.

Алекс не могла не улыбнуться, когда услышала голос Клементины.

— Не смотрел он на меня, у тебя галлюцинации, может, проверишься, и вообще знаешь, что… Алекс!

Хардман повалилась на кровать под тяжестью подруги, которая, по звукам, снесла все преграды на пути к ней.

— О великий Салазар, как же я скучала, Мерлин, почему никто не сказал, что ты сегодня приезжаешь, — запричитала Таккар, крепко сжимая её в объятиях.

— Дай мне… воздуха, — протянула Алекс, вскидывая голову, чтобы вдохнуть, ведь Клем только стискивала сильнее её. И откуда в девушке столько сил.