Дни изоляции|Понедельник (2/2)

Рио двигается сквозь библиотеку, уходя глубже. Туда, где полки выстраиваются в высокие, стройные ряды, создавая ощущение коридоров, ведущих не в знание, а в забвение. Здесь книги пахнут иначе — старой бумагой, тонкими нотками пыли, временем, которое скопилось на страницах. Здесь воздух плотнее, и даже свет приглушённый, тонущий в высоких деревянных шкафах, оставляя только мягкие блики на лакированных переплётах.

Она идёт уверенно, но не торопясь.

Она выбирает место.

Там, где камеры не достают.

Там, где звук шагов гаснет в ковровом покрытии.

Там, где если кто-то подойдёт — то намеренно.

Она скользит пальцами по корешкам книг, будто невзначай рассматривая их, хотя мысли её заняты другим. Кончики её пальцев ощущают шероховатость бумаги, холодный металл закладок, чуть потёртые обложки. Но это неважно.

Важно то, что через мгновение она услышит шаги.

Те самые шаги, которые уже раздаются у входа в этот закуток.

И внутри неё вспыхивает что-то тёмное, электрическое, наэлектризованное.

Она ждёт.

Потому что знает: Агата идёт за ней.

Рио не оборачивается сразу.

Делает вид, что увлечена корешками книг, что её пальцы медленно скользят по шершавым переплётам, что взгляд пробегает по названиям, которых она не замечает. Но внутри неё всё ликует. Всё горит. Всё наполняется тем сладким ощущением контроля, которое ей сейчас так необходимо.

— Ты действительно собираешься молчать? — голос звучит тихо, но в нём чувствуется металл. Агата не даёт себе права на резкость, не может, потому что это библиотека, но этот голос — будто натянутая струна. В нём столько злости, что, кажется, тишина вокруг трескается.

Рио всё ещё не оборачивается.

Только улыбается уголками губ. Медленно вытаскивает одну из книг, лениво её раскрывает, делает вид, что просматривает страницы.

— Разве тебе не нравится моё молчание? — произносит она так же тихо, но с лёгким оттенком насмешки, предвкушения.

— Мне нравится, когда ты молчишь, потому что тебе нечего сказать. А не когда ты ведёшь себя как капризный ребёнок, который блокирует людей в телефоне, вместо того чтобы поговорить.

Рио закрывает книгу с тихим хлопком, но всё ещё не смотрит на неё.

— Занятная выборка: мне нельзя молчать, но говорить тоже не стоило?

Агата сжимает челюсть. Рио не видит этого, но чувствует. Чувствует, как её злость становится плотнее, концентрированнее. И это её развлекает.

— Ты ведёшь себя отвратительно, — шипит Агата, делая шаг ближе.

Теперь они стоят почти рядом, на расстоянии одного шага. Почти касаясь. Почти пересекаясь в этом тихом, насыщенном воздухе.

— О, правда? — Рио наконец-то поворачивает голову, чтобы посмотреть ей в глаза. И в её взгляде — ленивое, игривое наслаждение. — Это потому, что я не бросилась прощать тебя? Или потому, что я не дала тебе возможность оправдываться?

Агата едва заметно напрягается. Её пальцы сжимаются на полке, но губы остаются холодно сжаты. Она выглядит идеально, как всегда. Власть, контроль, безупречность в каждом движении. Но вот глаза... В глазах — буря.

— Ты заблокировала меня, как ребёнок. И при этом ведёшь себя так, словно я виновата во всех смертных грехах.

— А ты и виновата, — Рио делает полшага ближе, позволяя своим словам касаться её кожи. — Ты думаешь, что можешь просто так умолчать об Эмме?

Агата моргает. Её губы сжимаются, в глазах вспыхивает предупреждение.

— Ты действительно хочешь это обсуждать здесь?

— Почему нет? — Рио наклоняет голову чуть вбок, её голос становится ещё тише, ещё более насыщенным ядом. — Мы ведь не нарушаем правила, не так ли? Мы просто разговариваем.

Агата делает глубокий вдох, будто стараясь сдержаться.

— Эмма — это не то, что ты себе придумала.

Рио скептически поднимает бровь.

— О, я что-то придумала? Напомни, кто именно открывал ей дверь в мой последний визит?

Агата молчит секунду.

И это молчание говорит ей больше, чем любые слова.

— Она — моя жена только на бумаге, — наконец произносит она, отчётливо, уверенно. — Мы не вместе. Уже давно.

Рио не реагирует. Просто смотрит.

— Но у нас есть сын. И ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, но я не могу просто вычеркнуть её из своей жизни.

Тишина.

Рио скользит языком по внутренней стороне зубов, обдумывая услышанное. Её взгляд цепляется за лицо Агаты, за эту едва уловимую злость, за раздражение, за её вечное стремление к контролю. И в этот момент она понимает одну вещь.

Агата так золится не просто из-за блокировки.

Она злится, потому что потеряла над ней власть.

Потеряла контроль.

И от этого становится ещё интереснее.

Рио делает ещё один шаг.

Очень медленно.

Плавно.

Агата отступает.

Но позади неё — книжный стеллаж.

Она упирается спиной в него, но взгляд её не отводит. Губы чуть разомкнуты, дыхание поверхностное. Рио скользит взглядом по её лицу, застывая на губах, затем поднимает глаза обратно.

— Ты злишься, — шепчет она, приближаясь так, что их тела почти соприкасаются.

Агата не отвечает.

Но Рио чувствует, как напрягается её дыхание.

Чувствует, как напряжение вокруг них становится чем-то осязаемым, густым.

Она подносит руку к её талии — медленно, с безупречным самоконтролем — и едва касается кончиками пальцев ткани её блузки.

Агата сжимает губы.

— Ты хочешь, чтобы я простила тебя? — голос Рио мягкий, почти ласковый, но в нём скрывается сталь.

Она ждёт.

Агата не отвечает.

Рио наклоняется чуть ближе, пока их губы не оказываются на опасной грани.

— Расстёгивай штаны.

Тишина взрывается внутри них.

Агата замирает.

Рио ощущает, как перехватывает ей дыхание, как крошечный нерв дрогнул на её скуле. Она чувствует её жар. Чувствует глухую ярость и желание, переплетённые в одно.

Агата чуть наклоняет голову, дыхание горячее, резкое.

Но она не отступает.

Рио улыбается.

Она знала, к чему это приведёт.

Теперь — время посмотреть, как далеко Агата готова зайти.

Рио не торопится. Она смотрит на неё — прямо, уверенно, оценивающе. В этом взгляде читается всё. Контроль, торжество, растянувшееся в уголках губ лёгкой ухмылкой. Обида, закипающая внутри, но замешанная на чем-то остром, нераскаянном. Агата всегда думала, что умеет управлять ситуацией, но Рио только что доказала: власть можно забрать в любой момент.

— Окей, я сделаю всё сама, — шепчет она, голос низкий, ленивый, наполненный опасной игрой.

Она не отводит взгляда, когда пальцы тянутся к её шее, к идеально завязанному банту, который был частью её образа. Чёрная лента, сжатая ровным, безупречным узлом, чуть натягивается под её прикосновением. Рио делает это медленно. Нарочно медленно. Потому что этот момент — не просто момент. Он имеет вес. Он означает больше, чем кажется.

Она берёт ткань между пальцами, чуть сжимает. Видит, как у самой линии горла напряглась кожа Агаты. Она могла бы отстраниться. Могла бы наклонить голову, сказать что-то. Но не делает этого.

Рио тянет ленту.

Тихий шелест ткани звучит почти неприлично в этой глухой библиотечной тишине. Узел медленно поддаётся, ослабляется, развязывается. И всё это время Рио смотрит ей в глаза. Она не моргает. Она изучает каждое мельчайшее изменение в лице Агаты: как напрягаются мышцы её шеи, как в глазах вспыхивает что-то неясное, как её пальцы сжимаются чуть крепче по бокам.

Лента падает в её ладонь, скрываясь чёрной змеёй. Рио сжимает её, ощущая мягкость материала, а затем, не разрывая зрительного контакта, медленно, преднамеренно берёт Агату за запястья.

Её кожа тёплая. Слишком тёплая. Слишком податливая.

Агата не сопротивляется.

Рио медленно, методично, с пугающей аккуратностью обвивает её запястья лентой. Она чувствует, как мышцы под кожей чуть напрягаются, как дыхание Агаты едва заметно сбивается. Это не просто действие. Это символ. Это вызов. Это напоминание о том, что власть может перейти из одних рук в другие в одно движение.

Лента мягко скользит по её коже, впитывая в себя её жар. Она затягивает узел — не слишком туго, но достаточно, чтобы ощущалось. Её пальцы скользят по ткани, словно проверяя прочность. Секунда. Две. Их взгляды вновь сталкиваются, и в этот момент всё в пространстве вокруг становится неважным. Только они. Только этот узел. Только это молчание.

Рио медленно наклоняет голову, её губы почти касаются уха Агаты.

— Подними руки, — шепчет она, и в её голосе слышится что-то тёмное, обволакивающее.

Агата молчит. Но она подчиняется.

Она поднимает связанные запястья вверх, и в этот момент Рио улыбается. Хищно. Дерзко. Опасно.

Пальцы Рио скользят ниже, к ремню её брюк. Она расстёгивает пряжку — медленно, смакуя каждое движение. Кожа тёплая под её ладонями. Дыхание Агаты чуть слышно. Она напряжена, но не отстраняется.

Рио откидывает ремень в стороны, а затем тянется к пуговице. В этом прикосновении — вызов. В этом прикосновении — обещание.

И Агата знает: теперь она полностью в её власти.

Рио расстёгивает пуговицу и тут же её рука скользит под кружевные трусики. Чёрная ткань мягкая, горячая от её тела, но это не то, что заставляет Рио задержать дыхание. Агата срывает взгляд в сторону, как будто хочет избежать этого момента, но её бёдра едва заметно дрожат.

Тонкие пальцы Рио касаются влажных складочек между её ног, медленно, изучающе. Её губы изгибаются в хищной, едва заметной улыбке.

— Ты вся горишь, — шепчет она, едва касаясь губами её щеки.

Агата не отвечает. Но её дыхание меняется, становится неровным. Она сжимает руки в кулаки, связанные лентой от её собственного банта, и даже не пытается сопротивляться.

Рио двигает пальцами глубже, чувствуя, как её тело откликается.

Она знает, что Агата хочет больше.

Но они в библиотеке.

Она не может позволить себе звук.

Рио наклоняется ближе, её другая рука медленно скользит вверх, проходит по её груди, затем выше, к шее. Она кладёт ладонь на её горло, чувствуя под пальцами рваное биение пульса.

— Шшш… — Рио медленно сжимает её шею. Не сильно, не жёстко. Пока просто напоминание о том, кто здесь контролирует ситуацию.

Агата не двигается.

Рио знает, что ей это нравится.

Пальцы движутся быстрее, глубже. Агата чуть прикусывает губу, голова откидывается назад, упираясь в холодный книжный стеллаж. Её тело выдаёт её.

Рио чувствует её желание, её зависимость, её сдерживаемый стон, который так и не срывается с губ.

И Рио это нравится.

Она наклоняется ближе, её губы касаются уха Агаты.

— От неё ты была такой же мокрой?

Агата не отвечает. Она зажмуривается, напрягается сильнее, но её бёдра сами двигаются навстречу движению Рио.

Рио чувствует её ярость. Чувствует её желание.

Она сжимает горло сильнее, слегка сдавливая дыхание.

Губы Рио находят её шею. Она целует её — влажно, горячо, с лёгким нажимом. Затем ещё ниже, снова, снова. Оставляет за собой след невидимых меток — огненных отпечатков, которые Агата будет чувствовать даже тогда, когда Рио уйдёт.

Тепло её дыхания обжигает кожу, контрастируя с холодным воздухом библиотеки. Движения — ленивые, нарочито растянутые, наполненные абсолютной властью над моментом. В этом нет спешки, нет лишних жестов — только контроль. Только бесспорное обладание.

Агата тяжело дышит.

Её тело дрожит.

Рио знает, что она близка.

Это отчаяние, эта безмолвная борьба с собственным желанием — Рио чувствует его каждым касанием. Она видит, как напряжены её плечи, как пальцы едва заметно сжимаются в кулаки. Ещё чуть-чуть — и Агата перестанет сдерживаться.

Но Рио не хочет этого.

Она хочет, чтобы та запомнила это.

Чтобы помнила, каково это — быть полностью зависимой.

Её пальцы сжимаются сильнее, двигаясь резче, точнее, глубже.

Агата издаёт приглушённый звук, похожий на сорвавшийся стон. Её грудь вздымается, связные руки беспомощно дёргаются, как будто инстинктивно пытаясь схватить Рио, но не могут. Она беспомощна в этой схватке — но не потому, что связана. А потому, что сдаёт позиции.

Рио чувствует, как её тело предаёт её полностью.

Чувствует, как волна наслаждения охватывает её.

Как её губы чуть приоткрываются — но звук так и не срывается наружу.

И вдруг.

Её связанные руки падают на шею Рио.

Рио замирает.

Чувствует, как дрожат её пальцы.

Как ногти цепляются за её плечи.

Как из самой глубины этого момента выплёскивается что-то другое.

Не только удовольствие.

Не только контроль.

Не только месть.

Рио чувствует, как её собственное дыхание сбивается, как в груди поднимается болезненная, почти ломкая эмоция — не та, что она хотела.

Потому что, чёрт возьми, она скучала.

Скучала по этому телу.

По этой злости.

По этим глазам, что смотрят так, будто прожигают насквозь.

Скучала даже по её предательству.

Но она не скажет этого.

Никогда.

Агата не выдерживает.

На её глазах блестят слёзы.

И это делает Рио сильнее.

Она смотрит, как те скапливаются в уголках её ресниц, как тяжёлое дыхание вырывается в тишине между ними. В этом взгляде — просьба. В этом взгляде — что-то, что звучит тише слов, но гораздо громче, чем любая мольба.

Агата тянется за поцелуем.

Её губы находят губы Рио, но...

Рио отворачивает голову.

Агата замирает.

— Рио… — её голос звучит тихо, хрипло, сломано.

Рио смотрит ей в глаза.

И впервые за всё это время не чувствует триумфа.

Не чувствует мести.

Не чувствует ничего, кроме гулкой пустоты внутри себя, от которой хочется убежать.

— Знаешь, я тоже не договорила, — шепчет она, приближаясь к её уху. — Может, этого недостаточно для того, чтобы я тебя простила.

Она чувствует, как Агата едва заметно дрожит.

И тогда, не сказав больше ни слова, Рио медленно развязывает ленту на её запястьях.

Она опускает её руки.

Разворачивается.

И уходит.

Не оборачиваясь.

Не давая Агате возможности сказать что-то ещё.

Оставляя её в полумраке библиотеки, среди старых книг, с руками, всё ещё чувствующими на себе узел её собственного банта.

С телом, всё ещё горящим от её прикосновений.

И с пустотой, которая накатывает на неё волной, когда двери библиотеки тихо закрываются за Рио.