Глава 4 (2/2)
Сначала это было лёгкое головокружение, как если бы она выпила слишком быстро, не оставляя телу времени на сопротивление. Потом — холод, разлившийся по груди, ноющий, как предвестник дурных вестей. Затем — тяжесть. Тяжесть, словно вся комната внезапно наполнилась водой, воздух стал густым, каждая деталь поплыла перед глазами, растягиваясь в неестественные, искривлённые формы.
Она глотнула ещё, машинально, думая, что вино растворит странное оцепенение, но с каждой каплей становилось только хуже. Шум голосов вокруг слился в один гулкий поток, как будто стены особняка вдруг превратились в огромный собор, а потолки взметнулись вверх, теряясь во мраке.
Она не могла дышать.
Агата поставила бокал на ближайший столик и, не колеблясь, развернулась к выходу. Ноги были слишком лёгкими, будто она ступала не по мраморному полу, а по пустоте.
— Агата? — Голос Роберта был холодным, но в нём слышалась сдержанная внимательность.
Она не ответила.
— Миледи?
Она не слышала, кто именно сказал это, но понимала: все смотрят на неё. Их взгляды были как иглы, пронизывающие сквозь кожу. Они думали, что она пьяна. Думали, что она исполняет роль капризной новобрачной, которой мало внимания.
Она не могла оставаться здесь.
Свежий воздух. Она должна выбраться на воздух.
Пусть весь этот зал гниёт вместе с его золотом и шелками.
Она выскользнула из толпы, пройдя мимо гостей, чьи любопытные взгляды провожали её. У неё не было сил смотреть, кто там что думает. Всё, что она знала — ей нужно было уйти.
Её пальцы уже тянулись к дверной ручке, когда вдруг кто-то оказался рядом.
— Миледи, позвольте вас сопроводить.
Этот голос.
Этот голос.
Она остановилась.
Потому что её тело узнало его прежде, чем мозг осознал, кто говорит.
Мягкий, чуть ленивый, с лёгкой насмешкой, но без ложной любезности.
Она повернула голову.
Рио.
В алом платье, которое выглядело слишком вызывающим, слишком неприличным в этой обстановке. Волосы гладкие, тёмные, собранные небрежно, но с преднамеренной небрежностью, которая заставляла думать о том, как легко их распустить.
Агата не должна была соглашаться.
Она должна была отвернуться.
Она должна была сказать, что ей не нужна помощь.
Но перед ней был этот зал, этот дом, этот чужой мир, в котором всё принадлежало её мужу.
И перед ней была Рио.
Единственное живое существо среди этого застывшего великолепия.
Она сделала выбор, прежде чем осознала его.
— Если вам так хочется, — произнесла она с фальшивой холодностью, отворяя дверь. — Пойдёмте.
Она вышла первой.
Рио последовала за ней.
Агата шла по саду, тяжёлым, шатким шагом, и даже свежий воздух не мог разогнать мутное головокружение. Вино разливалось по её венам теплом, которое не согревало, тяжестью, которая не давала покоя. Всё вокруг казалось слишком размытым, слишком далеким, и всё же каждая деталь была болезненно резкой: запах влажной земли после дождя, хруст гравия под каблуками, прохлада ветра, скользящая по коже.
И шаги Рио — тихие, уверенные, слишком лёгкие для того, кто шёл рядом.
Она не спешила. Она ждала.
Как будто знала, что Агата заговорит первой.
Как будто знала, что этот вечер не мог закончиться иначе.
— Вы слишком смелы, леди Видаль, — голос Агаты был низким, срывающимся, но в нём всё ещё была сила. — Сопровождать чужую жену в сад ночью. Или у вас в этом… опыт?
Рио рассмеялась. Тихо. Протяжно.
— Вы говорите так, как будто уже не чужая, — её голос был гладким, как полированное лезвие, тянулся медленно, но каждый звук резал по коже.
Агата замерла.
Рио остановилась на шаг позади.
Агата чувствовала её присутствие без необходимости видеть.
— Я замужем, — сказала она, как приговор. Как проклятье.
— Да, я видела, — голос Рио был безмятежным. Слишком безмятежным.
Агата сжала кулаки. Внутри клокотало нечто похожее на ярость, но горькое, как пепел.
— Вам, наверное, было ужасно весело смотреть, как меня ведут к виселице.
Рио медленно сделала шаг вперёд, сократив расстояние.
— Ужасно, — повторила она, растягивая слово. — Это то, что вы сейчас испытываете, да?
Агата развернулась, её голова слегка закружилась от резкого движения, но она не дала слабости одержать верх. Она смотрела прямо на Рио — на её лицо, на её безупречные черты, на этот чёртов взгляд, в котором не было жалости.
— Вы так много знаете, леди Видаль, — её голос был низким, с хрипотцой. — Скажите мне, раз уж вы так искусны в наблюдениях, что, по-вашему, я чувствую?
Рио приподняла бровь.
— Страх.
Агата усмехнулась, хотя в ней не было ни веселья, ни легкомыслия.
— Вам хочется верить, что я боюсь, потому что так проще.
Рио молчала.
И это бесило её ещё больше.
— Как легко вам рассуждать, когда для вас это — просто развлечение, — голос Агаты стал резче, она сделала шаг вперёд. — Пока вы сидите в своих ложах и смотрите на спектакли, пока вы пьёте своё вино и смотрите, как других ведут на заклание.
Рио чуть склонила голову набок, и её взгляд стал темнее.
— Вам кажется, что я развлекаюсь?
Агата сделала ещё один шаг. Теперь между ними почти не осталось расстояния.
— А как мне должно казаться?
— Мне должно быть жаль вас, миледи? — Рио произнесла это медленно, почти с нежностью, но в её голосе была сталь. — Вы думаете, я не знаю, что такое не иметь выбора?
Агата чуть приоткрыла губы, но не успела заговорить.
— Вы думаете, что страдаете больше других? — голос Рио стал чуть ниже, в нём появилось опасное очарование. — Вы думаете, что ваш крест тяжелее?
Агата почувствовала, как её сердце сжалось.
Потому что в голосе Рио не было лжи.
Только тьма.
Только истина, которую Агата не хотела видеть.
— Вы ничего обо мне не знаете, — её голос стал тише.
— Зато я знаю, как вы смотрите на меня.
Сердце ударило сильнее.
— Вы видите то, чего нет.
— О, нет, миледи, — Рио чуть улыбнулась, но в этой улыбке не было ничего доброго. — Это вы отказываетесь видеть.
Тишина упала между ними, как петля на шею.
Агата сглотнула.
Она не могла дышать.
— Что бы вы хотели увидеть? — наконец, спросила Рио.
Агата не ответила.
Она не могла ответить.
Она просто развернулась и пошла дальше.
Но Рио пошла за ней.
Тихо. Легко.
Как тень, которая неотступно следует за проклятой душой.
Агата чувствовала её присутствие даже без необходимости оборачиваться. Оно жгло спину, оно дразнило её разум, оно разъедало самоконтроль, который и без того держался на тончайшей нити.
Она ускорила шаг.
Она чувствовала, как в груди нарастает что-то неуправляемое, что-то горячее, что-то, что не должно существовать.
— Вы… — её голос был низким, сдавленным, но с каждым словом становился громче. — Вы думаете, что можете говорить со мной так, будто у вас есть на это право?
Она не оборачивалась.
Она просто шла быстрее.
Она чувствовала её за собой.
Она знала, что Рио не отступит.
— Вы смеете… — её голос дрогнул, но она не позволила ему сломаться, она заставила себя продолжить. — …вы смеете говорить мне, что видите, что я чувствую?
Ноги ступали по гравию всё быстрее, и теперь её шаги были почти бегом.
— Вы смеете высмеивать меня, зная, что я не могу ответить вам так, как хочу?!
Голос её взлетел выше, звеня в воздухе, как лезвие, которое слишком долго точили.
Рио шла за ней.
Безмолвно.
Без лишних слов.
Без ложных оправданий.
Она не защищалась.
Она не останавливала её.
Она просто была рядом.
И это бесило.
Агата сорвала первую заколку.
Её волосы обрушились на плечи тяжёлой волной.
Она сорвала вторую.
Тёмные локоны разметались по спине, разрывая строгую прическу.
Она разорвала пуговицу на платье, даже не понимая, зачем.
Ткань дрогнула на груди, распахиваясь, но ей было плевать.
Она ненавидела это платье.
Она ненавидела этот вечер.
Она ненавидела себя.
Она ненавидела её.
Она бежала.
И Рио шла за ней.
С лёгкой, бесстрашной уверенностью.
Как если бы знала, что этот момент неизбежен.
Как если бы знала, что эта ночь изменит всё.
И в этот миг, когда её ноги уже несли её на самый край сада, туда, где начинался высокий кованый забор, туда, где заканчивалась её дорога, туда, где у неё больше не оставалось пути вперёд, Рио схватила её за руку.
Рывок.
Резкий.
Твёрдый.
Не позволяющий уйти.
Агата резко развернулась.
Запыхавшаяся.
С растрёпанными волосами.
С распахнутым платьем, скользящим по плечу.
С дикой злостью в глазах.
Она замахнулась, чтобы ударить её.
Но Рио перехватила её другую руку.
— Отпусти меня, — выдохнула Агата, но её голос уже не звучал уверенно.
— Нет.
— Чёрт тебя возьми, отпусти!
Она рванулась, пытаясь вырваться, но Рио не отпустила.
Её пальцы скользнули выше, по запястьям, по плечам, по лицу.
Они схватили её за щеки.
Сильные, тёплые, без колебаний.
— Ты ненавидишь меня, да? — Рио смотрела прямо в её глаза, и Агата больше не могла дышать.
— Да! — прошипела она, и её голос сорвался на гортанный хрип.
Рио улыбнулась.
И поцеловала её.
Сразу.
Резко.
Грубо.
Без предупреждения.
Без мягкости.
Как огонь, который охватывает сухую древесину.
Как стихия, которая не спрашивает разрешения.
Агата застыла.
Секунду.
Две.
Потом её тело рванулось вперёд.
Она отталкивала её, она ненавидела этот поцелуй, она ненавидела то, что он разрывал её на части.
Но она отвечала на него.
Губы Рио были жаркими, вкус её дыхания пьянящим, её пальцы слишком крепкими, слишком уверенными, слишком правильными, чтобы быть ошибкой.
Агата должна была сопротивляться.
Она должна была остановиться.
Но её пальцы уже впились в волосы Рио.
Её тело уже тянулось ближе.
Её губы уже раскрывались, впуская этот поцелуй глубже, позволяя ему проникнуть в самую суть её естества.
Она хотела её.
И она ненавидела себя за это.
Каждое движение было борьбой.
Каждое касание было преступлением.
Каждое прикосновение разрушало её больше, чем любая боль.
Но она не могла оторваться.
Не могла остановиться.
Не могла прекратить этот огонь.
И когда, наконец, Рио отстранилась, глядя на неё с тем же дерзким, ленивым выражением, которое она ненавидела, Агата поняла.
Она виновна.
Агата тяжело дышала.
Губы горели.
Кожа горела.
Грудь вздымалась резко, неравномерно, как у человека, только что вынырнувшего из ледяной воды, но не уверенного, что хочет дышать.
Она не хотела смотреть на неё.
Но смотрела.
На её губы, всё ещё чуть влажные после поцелуя.
На её пальцы, которые только что держали её лицо.
На её глаза, в которых не было раскаяния.
Только уверенность.
Только пламя.
Только знание того, что случилось.
Агата сделала шаг назад.
Но Рио не последовала за ней.
Она не пыталась удержать её.
Она просто стояла.
Слишком тихо.
Слишком неприлично довольная.
И Агата захотела ударить её.
Захотела разорвать её на части.
Захотела стереть этот взгляд с её лица.
Потому что она знала.
Она знала то, чего Агата не могла сказать вслух.
Она больше не невинна.
Не в том смысле, о котором говорили в церкви.
Не в том смысле, который был важен её мужу.
В худшем смысле.
В истинном.
Она познала.
Она почувствовала.
Она впустила это в себя.
И неважно, что она сделает теперь.
Это уже не изменить.
Это уже не вырвать с корнем.
Это уже в ней.
В её коже.
В её крови.
В её дыхании.
Агата открыла рот, чтобы что-то сказать.
Но Рио её опередила.
— Миледи… — она говорила тихо, почти нежно. — Я знала.
Агата застыла.
Рио улыбнулась краем губ, и в этой улыбке было всё.
Никакой победы.
Никакого торжества.
Только простая истина.
Она знала.
Она всегда знала.
Агата развернулась и пошла прочь.
Быстро.
Рывком.
Шатким, но решительным шагом.
Как человек, который хочет убежать от самого себя.
Как человек, который знает, что ему уже не спастись.