Глава 3 (2/2)
Её дыхание сбилось, но она не дрогнула.
Она не позволяла себе дрожать.
Рио сделала шаг навстречу, но не коснулась её.
Между ними оставалось всего ничего — несколько шагов, несколько мгновений, несколько слов, которые могли бы сорваться с губ.
Агата ощущала огонь, который рождался в ней, сталкиваясь с холодом воды.
Она не понимала, что ею движет.
Она не знала, почему стоит здесь.
Она не хотела знать.
Рио наклонила голову, её взгляд скользнул по рубашке Агаты, которая стала полупрозрачной, прилипая к телу точно так же, как вода прилипала к её собственной коже.
Она не торопилась.
Она растягивала этот момент, позволяя ему тянуться, как незримая нить между ними.
— Красиво.
Рио сказала это тихо, но слово ударило Агату прямо в грудь, как откровение, которого она не просила.
И тогда Рио сделала ещё один шаг вперёд.
Но не приблизилась.
Она прошла мимо, окружая её, двигаясь по кругу, словно изучая добычу.
Агата не оборачивалась.
Она знала, что если обернётся, если их взгляды снова встретятся, то что-то внутри сломается.
И, возможно, это будет уже не исправить.
Если бы Бог существовал, он бы этого не допустил.
Он бы не позволил ночи разорваться на предрассветный туман, соткав из него завесу, скрывающую грех. Он бы не допустил, чтобы река казалась не водой, а жидким серебром, ласково обтекающим кожу. Он бы не оставил их вдвоём, среди молчания леса, среди колыханий воды, среди непозволительного, которое всё больше теряло границы.
Но Бога не было.
Была только она.
И была Рио Видаль.
Она двигалась медленно, плавно, как тень, скользящая по глади воды. Её тело было идеальным — не в том, как мужчины любят это слово, а в том, как его создавала природа. Ни одной лишней линии, ни единого изъяна, ничего, что могло бы нарушить совершенное равновесие власти и желания.
Вода стекала по её коже, как благословение, которого она не заслужила. Её плечи, её шея, её ключицы — всё это казалось высеченным из камня, но не холодного, а разогретого до жара, будто если прикоснуться, можно было бы обжечься.
Её волосы были тяжелыми, мокрыми, они облепили спину живыми змеями, спутались между лопатками. Когда она провела пальцами по ним, откидывая назад, вода сорвалась с прядей, как капли священного масла, освящая реку под ними.
Рио смотрела на неё.
Как на жертву.
Как на грешницу.
Как на самый интересный объект в этой игре.
Агата не двигалась.
Вода была пронизывающе холодной, но её тело горело.
Рубашка намокла, липла к коже, очерчивая талию, грудь, бедра слишком откровенно. Она чувствовала, как ткань облепляет её так же, как вода облизывает Рио — почти как язык, медленный, изучающий, смакуя каждый изгиб.
Она должна была отвернуться.
Она должна была уйти.
Но ноги не слушались.
Рио подошла ближе, но не коснулась.
Она не касалась — и это было самым ужасным.
Она была слишком близко, настолько, что Агата чувствовала запах её кожи, что-то терпкое, тёплое, чужое. Она была слишком рядом, настолько, что если бы вода не была преградой, их тела могли бы соприкоснуться.
— Вам холодно, миледи?
Голос был тихим, но насыщенным, как вино, слишком терпким, слишком глубоким.
Агата не ответила.
Она не могла.
Рио медленно наклонила голову, её взгляд скользнул по мокрой ткани рубашки, изучая, впитывая.
— Бог не должен был вас создавать.
Это не был комплимент.
Это был приговор.
Агата впервые вздрогнула.
Рио почувствовала это.
И улыбнулась.
— Хотите знать, почему?
Агата смотрела на неё.
В её глазах не было страха.
В них было то, чего не должно было быть.
— Потому что вы слишком хорошо выглядите в грехе.
Рио произнесла это шёпотом, её губы почти коснулись её уха, но не коснулись.
Потому что она не нуждалась в касаниях.
Потому что она уже победила.
Агата не ответила. Она не знала, что сказать. Даже если бы знала, её голос не сумел бы пробиться сквозь пульсацию крови в висках, через этот липкий жар, разливающийся по телу, через осознание того, что её ловко, безжалостно втягивают в нечто, что не имеет названия.
Рио не торопилась. Она наслаждалась каждым мгновением, каждым сантиметром пространства, который сокращался между ними. Она умела ждать. Она знала, что самые изысканные удовольствия требуют выдержки.
Она провела рукой по воде, и её запястье, едва касаясь поверхности, оставило за собой круги, нарушая прежнюю гладь. Её пальцы лениво скользнули по собственному животу, по рёбрам, вверх, к шее. Каждый её жест выглядел так, будто она смаковала прикосновение, будто ласкала саму себя неосознанно, но так, что это невозможно было не заметить.
Агата пыталась смотреть мимо, но взгляд сам собой возвращался к тому, что было запрещено, что вбивалось в память, словно клеймо.
Рио откинула голову назад, обнажая влажную линию горла, и зажмурилась, будто на мгновение позволяя воде забрать всё, что в ней было смертного. Вздох сорвался с её губ, короткий, едва слышный, но от него Агату пронзил озноб — не от холода, от чего-то иного.
И в этот момент Рио снова посмотрела на неё, и в её глазах было не просто развлечение. Там была бездна, затягивающая, раскрывшая пасть, дразнящая своей тьмой.
— Вы дрожите, миледи.
Агата всё же отвела взгляд, но не сделала ни шага назад.
— Вода холодная.
— Вода всегда холодна, если не знаешь, как согреться.
Она сделала шаг вперёд, и теперь между ними было не больше вытянутой руки. Агата чувствовала, как капли, сорвавшиеся с её плеч, стекали по поверхности воды, как их дыхания смешивались в сыром воздухе.
— Вы, должно быть, ненавидите меня.
Агата резко посмотрела на неё.
Рио улыбнулась, медленно, лениво, как будто не сомневалась в ответе.
— Ведь так?
Агата не ответила сразу. Она знала, что любая фраза, любой звук, даже вдох могут выдать её больше, чем она хотела бы.
— Вы слишком высокого о себе мнения.
— О нет, напротив. Я реалистка.
Рио провела пальцами по воде, словно пробуя её на вкус.
— Я знаю, как смотрят на меня мужчины. Их взгляды голодные, нетерпеливые, простые. Они смотрят так, будто могут меня съесть.
Она снова подняла глаза, чёрные, глубокие, слишком знающие.
— Но вы… вы смотрите иначе.
Агата сжала пальцы, но они снова разжались, потому что ткань рубашки уже прилипла к ладоням, став влажной.
— И как же я смотрю?
— Как человек, который хочет отвернуться. Но не может.
Слова ударили в грудь сильнее, чем холод реки.
Агата поняла, что стоило бы отвергнуть сказанное, рассмеяться, отвернуться, наконец, уйти, но вместо этого её губы дрогнули в лёгкой, почти снисходительной улыбке.
— Вы ошибаетесь.
— Возможно.
Рио прищурилась.
— Или, возможно, я единственная, кто говорит вам правду.
Она шагнула в сторону, неторопливо, её бедро коснулось воды, вызвав едва заметное рябь.
— Если бы Бог существовал, он бы этого не допустил.
Агата замерла.
Рио снова улыбнулась.
— Но, кажется, он нас оставил, миледи.
Агата не знала, что разозлило её больше: то, что Рио была так уверена в своей правоте, или то, что её слова… звучали слишком правдиво.
— Вы слишком самонадеянны.
— Я просто не притворяюсь.
Рио сделала ещё один шаг, снова оказавшись слишком близко.
— В отличие от вас.
Агата сжала челюсти.
— И в чём же моя ложь?
— В том, что вы пришли сюда просто так. В том, что вы стоите здесь, мокрая, дрожащая, и убеждаете себя, что ничего не чувствуете.
Рио медленно обвела её взглядом, скользя от мокрых локонов, прилипших к лицу, вниз, по очертаниям плеч, талии, по тонкой ткани, сквозь которую вода уже очертила её тело.
— Но я же вижу вас, миледи.
Это было неправильно.
Это было невозможно.
Но каждое её слово прожигало.
Рио наклонилась вперёд, и в какой-то момент Агата почувствовала, как их дыхания смешались.
Но вместо того чтобы приблизиться, вместо того чтобы сделать что-то ещё более запретное, Рио снова отстранилась, но не ушла.
Она продолжала смотреть.
— Вы можете уйти.
Её голос был мягким, почти ласковым.
— Никто не держит вас здесь.
Агата не ответила. Она знала, что всё это было игрой, змеиной хитростью, очередной провокацией.
Она знала, что её ждут дома, что её ждёт судьба, которая уже предрешена.
Она знала, что если она останется ещё хоть на минуту, то сделает что-то, о чём не сможет забыть.
Но почему же она не двигалась?
Почему вода не выталкивала её обратно?
Почему голос Рио звучал, как музыка, которую нельзя не слушать?
Рио сделала ещё один круг вокруг неё, снова оказываясь за спиной.
Агата чувствовала её, но не видела.
— Останьтесь, Агата.
Эти два слова были сказаны так просто, что от них бросало в дрожь.
И в этот момент Агата задумалась, что, возможно, Рио — не её дьявол.
А её судьба.
Но Агата уже давно не верила в судьбу.
Судьба — это жалкий вымысел слабых. Судьба — это слово, которым оправдывают падение. Судьба — это попытка убедить себя, что ошибки были неизбежны.
Нет.
Рио Видаль не была её судьбой.
Она была её ошибкой.
Агата не повернулась, не дрогнула, не дала ей ничего.
Но внутри всё горело.
Гнев, отвращение, холодная ярость — всё смешалось, превратившись в огненный ком, застрявший где-то внизу живота.
Почему Рио была так уверена? Почему ей казалось, что она видит Агату насквозь?
Почему ей всегда удавалось высмеять её, загнать в угол, заставить сомневаться?
Какое право у неё было произносить это спокойно, лениво, будто они не стояли сейчас в воде, будто не нарушали всех границ, будто Агата не ощущала этот чёртов жар в груди?
— Останьтесь.
Голос был мягким, почти нежным, почти проникающим под кожу.
Агата резко развернулась, так резко, что вода всплеснулась вокруг её тела, разлетаясь мелкими каплями, как разбитое зеркало.
Она посмотрела Рио в глаза, холодно, жёстко, так, как смотрят, когда хотят раздавить.
— Вы лжёте.
Рио подняла бровь, но не отстранилась.
— О, лгать — это ваше искусство, миледи. Я всего лишь подражаю.
— Вы ничего обо мне не знаете.
— Я знаю, что вы стоите здесь, вся мокрая, полуодетая, в воде со мной, хотя должны быть дома, у своей милой, добродетельной матери, репетируя, как изобразите счастливую невесту.
Рио усмехнулась, склонив голову на бок, её взгляд медленно прошёл по лицу Агаты, затем опустился ниже.
— Я знаю, что ваши губы дрожат, но не от холода.
Агата резко сжала челюсти.
— И я знаю, — продолжила Рио, её голос стал почти бархатным, низким, сдавленным, как будто она удерживала смех, — что, если бы Бог существовал, он бы не позволил вам сейчас так смотреть на меня.
Агата ударила.
Не рукой — словом.
— Вы отвратительны.
Это было холодно.
Это было безупречно.
Это было ложью.
Но Рио не пошатнулась, не смутилась, не отвела взгляда.
Напротив.
Она засмеялась.
И этот смех взорвался внутри Агаты, как пощёчина.
— Да, конечно, миледи. Я отвратительна.
Рио шагнула вперёд. Слишком близко.
— И всё же вы не уходите.
Агата не дышала.
Пальцы скользнули по мокрой ткани рубашки, проверяя, можно ли ещё сдержаться, можно ли ещё не сжать её в кулак, не швырнуть ей в лицо эту ложь, это напряжение, эту ненависть, от которой её тошнило.
Рио наклонилась ближе.
— Хотите знать, почему?
Агата не хотела.
Но Рио всё равно сказала.
— Потому что вам хочется посмотреть, что будет дальше.
Агата не выдержала.
Резко развернувшись, она выскочила из воды, мокрые одежды прилипли к телу, холод сковывал движения, но она не позволила себе дрожать.
Она не обернулась.
Но она слышала её смех.
Он преследовал её до самой лошади.
До самой дороги.
До самого сердца.