Глава 2 (2/2)

Агата встала.

Её взгляд встретился с взглядом Роберта.

Он поднялся медленно, с уверенностью человека, который знает, что победил.

Она скользнула ладонью по юбке, поправляя ткань, и кивнула.

— Буду рада, лорд Лестрейндж.

И она подала ему руку.

Он взял её.

Клетка захлопнулась.

Рука Роберта была тёплой, уверенной. Его пальцы легко обхватили её запястье, но хватка не была нежной. Она была владельческой.

Он не держал её. Он владел ей.

Агата не дрогнула.

Она улыбнулась, потому что это было правильное поведение.

Потому что женщина должна быть грациозной, любезной, доступной, но не слишком.

Потому что это был последний шаг перед тем, как её продадут окончательно.

Они вышли в сад.

Воздух был прохладным, влажным, с ароматом земли, осени и увядающих цветов.

Старые фонари отбрасывали тёплый свет, но он не создавал уюта.

Он создавал декорацию.

Как в постановке, где финал уже написан.

Шаги были медленными.

Она позволила ему вести себя, сохраняя безупречную осанку, держа голову ровно, но не гордо.

Они прошли мимо кустов роз, где лепестки уже теряли цвет,

мимо скамьи, на которой когда-то сидела её бабушка,

мимо фонтана, в котором давно не было воды.

Этот сад был таким же, как дом.

Стараясь казаться живым, он медленно умирал.

— Вы не задаёте мне вопросов, леди Агата, — сказал Роберт, его голос был ровным, но изучающим.

— Вы и так знаете, что хотите на них ответить, милорд, — сказала она спокойно.

Он усмехнулся.

— Умно.

Она не ответила.

Они остановились у балюстрады, где виднелась дальняя часть сада, с аллеей, ведущей к старым воротам.

Агата не двигалась.

Она чувствовала его взгляд.

Он изучал её.

Но не как мужчины в гостиной.

Они смотрели на товар.

Роберт смотрел на будущую собственность.

— Вы не боитесь меня, леди Агата? — тихо спросил он.

Она чуть повернула голову.

— А должна?

Он улыбнулся.

— Боязнь — часть уважения.

Она встретила его взгляд.

Его глаза были глубокими, холодными, с тенью развлечения.

— Тогда мне остаётся надеяться, что уважение можно заслужить и без страха, — сказала она мягко, но твёрдо.

Роберт медленно склонил голову, будто соглашаясь.

Но в его глазах не было подчинения.

В них было терпение охотника, который не спешит.

Она знала, что это конец.

Она не была свободна.

Она не выбирала.

Она могла играть.

Могла быть искусной.

Могла даже манипулировать, но это не меняло суть.

Она была птицей в клетке,

с блестящими перьями,

с красивыми словами,

но с золотыми прутьями вокруг шеи.

Роберт знал это.

И ему это нравилось.

— Вы станете прекрасной женой, леди Агата, — сказал он спокойно, как человек, который уже получил желаемое.

Она не ответила.

Она лишь улыбнулась.

Так же ложно, как эта ночь.

Так же мертво, как этот сад.

Ночь дышала холодной усталостью, и Агата, замершая у каменной балюстрады, чувствовала, как эта усталость медленно оседает на её плечах, словно невидимый груз.

Роберт стоял рядом, не слишком близко, но и не слишком далеко, вымеряя расстояние так же точно, как взвешивают золото на весах. Он был величественно спокоен, собран, с тем безупречным хладнокровием, которое бывает у людей, привыкших к власти.

Огонь фонарей отбрасывал дрожащие отблески на его лицо, подчёркивая резкость скул, линию рта, но глаза оставались затенёнными, и в этом было что-то тревожное — как если бы он мог видеть всё, но не позволял видеть себя.

Агата смотрела на сад, чувствуя в воздухе неизбежность.

— Вы знаете, что это единственный выход, леди Агата.

Роберт произнёс это ровно, без надменности, без просьбы — просто как факт, как нечто, что невозможно изменить.

Она не ответила.

Он медленно провёл пальцами по краю перил, почти лениво, будто никуда не торопился.

— Мы можем провести несколько месяцев в танцах, прогулках, любезных беседах. У вас будет время поиграть в кокетство, позволить мужчинам восхищаться вами, убедить себя, что у вас есть выбор.

Он сделал паузу, словно давая ей возможность насладиться этим сценарием.

— Но у вас нет выбора.

Его голос прозвучал тихо, но отчётливо, и в нём была не угроза, а непоколебимая уверенность.

Он наклонился вперёд, не касаясь её, но создавая ощущение близости.

— Я знаю о состоянии вашей семьи.

Агата сжала пальцы на холодном камне.

— Я знаю, что ваш дом держится на лжи и кредитах.

Она не отреагировала, но внутри что-то замерло.

— Я знаю, что если сейчас не появится человек, готовый решить этот вопрос, то через год вашей семьи не будет.

Тишина застыла между ними, словно разбитое стекло, и в этой тишине Агата поняла, что он действительно знает всё.

— Вы хотите сказать, что вы — этот человек? — её голос был ровным, но с оттенком издёвки.

Роберт медленно улыбнулся.

— Я хочу сказать, что вы — умная женщина. И не станете играть в наивность.

Он отстранился, но не слишком далеко.

— Брак — это сделка.

Его тон был таким холодным и деловым, что в этом не было ни капли романтики, ни обещания счастья.

Честность.

Жестокая, необратимая честность.

— Вы достойны того, чтобы получить лучшую цену, леди Агата.

Она медленно повернула голову.

— Значит, я товар?

Роберт наклонил голову, словно разглядывая её с новым интересом.

— А разве нет?

Он провёл пальцами по перилам, точно так же, как он мог бы провести по её запястью, и в этом жесте было скрытое превосходство.

— Не обманывайте себя, леди Агата. В этом мире женщины всегда продаются.

Он выпрямился, складывая руки за спиной.

— Разница лишь в том, кто и за сколько их покупает.

Ветер пронёсся по саду, задевая листья, заставляя их шуршать, как шелковые юбки, и Агата почувствовала на языке вкус неизбежности.

Этот мужчина был хищником, но не грубым, не неуклюжим.

Он был тем, кто сжимает петлю так мягко, что жертва не замечает удушья.

— Значит, вы покупаете меня? — голос её прозвучал ровно, без истерики, без надрыва.

Она не собиралась давать ему удовлетворение видеть её эмоции.

Роберт чуть наклонился вперёд, позволяя себе медленный, ленивый вдох.

— Я делаю вам предложение.

Он выдержал паузу.

— Лучшую сделку из всех возможных.

Он посмотрел прямо ей в глаза, и в его взгляде было что-то непостижимо холодное, как гладь воды перед тем, как кто-то пойдёт ко дну.

— Вы получите деньги, статус, защиту.

Он чуть усмехнулся.

— И свободу.

Агата приподняла бровь, её губы тронула холодная, сухая улыбка.

— Свободу?

— Конечно.

Роберт слегка наклонил голову, как будто размышляя.

— Вы сможете жить так, как вам хочется. Никто не будет вас контролировать. Никто не будет следить за каждым вашим шагом.

Он сделал небольшую паузу, его взгляд чуть опустился к её губам, затем снова поднялся.

— Вам не придётся играть роль послушной жены, если вы не захотите.

Он сказал это тихо, но каждое слово тонули в воздухе, как свинцовые капли.

Агата не ответила сразу.

Её пальцы осторожно скользнули по ткани юбки, прежде чем она снова посмотрела на него.

— Вы хотите сказать, что позволите мне вести себя… как угодно?

Роберт улыбнулся, но в его улыбке не было тепла.

— Я хочу сказать, что мне безразлично, чем вы будете заниматься, леди Агата.

Он спокойно сложил руки на груди, словно наблюдая за её реакцией.

— Пока вы ведёте себя достойно.

Тишина.

Она почувствовала, как медленно сжимается ловушка.

Он не лгал.

Он действительно не заботился о её личной жизни.

Пока она выполняет свою роль.

Пока она остаётся идеальной леди Лестрейндж.

Пока она соответствует своему статусу.

— А если я откажусь?

Она сказала это тихо, не из-за страха, а из-за странного желания проверить границы его терпения.

Роберт замолчал на миг, а затем приподнял бровь, будто она задала ему интересный вопрос.

— Вы не откажетесь.

Он всматривался в её лицо, словно видел что-то, чего она не видела сама.

— Потому что вы знаете, что это неизбежно.

Он наклонился ближе, не касаясь её, но создавая ощущение присутствия.

— Вы сделаете правильный выбор. Потому что умны.

Его голос был мягким, почти ласковым, как шелк, скрывающий лезвие ножа.

— А умные женщины не совершают глупостей.

Агата не ответила.

Она смотрела на него, понимая, что он прав.

Это уже решено.

Это было решено задолго до этой ночи.

Она не была глупа.

Она не могла отступить.

Она кивнула.

— Я согласна.

Роберт улыбнулся.

И в этот момент всё закончилось.

Ловушка захлопнулась окончательно.