Костюм (2/2)

Чтобы подобное не повторилось, он предложил Эдварду сесть, указав на диван. Боль пореза пульсировала, настойчиво отдаваясь резкими толчками в предплечье. Ткань костюма поддавалась с трудом, плотно облегая ноги. Особенно упорно держались ”ботинки”, неотделимые от костюма, словно приросшие к ступням. Наконец, с последним рывком, они справились и с этим, и костюм черной массой осел на пол, к ногам Эдварда.

Эдвард застыл, ощущая себя совершенно голым и выставленным напоказ. Словно с него сняли не только костюм, но и саму оболочку привычного ”я”. Кожа горела от стыда, каждый нерв натянулся до предела от неловкости. Он попытался инстинктивно прикрыться ножницами, но это только усилило ощущение полной беспомощности и беззащитности. Время тянулось вечностью.

Джон уже подошел к нему с подготовленной одеждой в руках.

Эдвард, смущаясь, поднял на него глаза и пробормотал:

— Я... сам.

Его слова удивили Джона. Возможно, в пригороде его учили одеваться… Он понимал его желание сохранить хоть каплю самостоятельности, а теперь ещё и уберечь его от новых порезов, но... Сейчас он только поранит себя и испортит всю одежду, не говоря о том, что они потеряют кучу времени.

— Я понимаю, Эдвард, что ты хочешь сам, — стараясь звучать с прежней мягкостью, сказал Джон. — Но сейчас тебе это будет сложно. Поэтому давай я помогу тебе. А когда установим протезы — тогда ты будешь одеваться самостоятельно. Не переживай, мы все сделаем аккуратно.

Даже с помощью Джона процесс одевания шел медленно и неуклюже.

— Ну вот, Эдвард, мы сделали большое дело, — когда наконец все было закончено, подытожил он, удовлетворённый результатом.

Эдвард ощущал всей кожей непривычное прикосновение ткани. Это было что-то совершенно новое, не похожее на привычную жёсткую кожу и металл. Мягкая ткань словно струилась, легко обволакивая тело, и под новым укрытием, пусть и немного странным, ощущение вины, уязвимости и смущение постепенно отступали. Он поднял глаза на Джона, и его губы дрогнули в робкой, едва заметной улыбке.

— Спасибо, — тихо проговорил он.

Джон улыбнулся — контакт продолжал налаживаться.

— А когда… ножницы уберут? — Эдвард произнес это почти шепотом, в котором сквозила мука. Он смотрел на Джона с осторожным, почти робким ожиданием, словно боясь спугнуть надежду.

— Скоро, Эдвард, — в голосе Джона звучала ободряющая теплота. — Тебе для этого нужно будет на какое-то время лечь в больницу. И там же будет часть обследований.

— В больницу? Я... был там. Когда... порезал провод... Случайно, — вдруг поделился Эдвард.

— Сочувствую, что тебе пришлось это испытать, — с участием в голосе произнес Джон. Он хорошо помнил ту сцену из ток-шоу, когда все случилось. — Но раз ты уже был в больнице, то ты представляешь, что там будет — осмотры, нужные проверки.

Джон замолчал на мгновение, внимательно глядя на Эдварда.

— Эдвард, когда ты был в больнице… тебе ничего не говорили о протезах? Никаких вариантов не предлагали, чтобы заменить ножницы?

Эдвард покачал головой:

— Нет, ничего. Я спрашивал про врача… Мне сказали, что таких нет, — в его голосе вновь прозвучала тень разочарования.

— Понятно, — кивнул Джон.

Сейчас ему предстояло перейти к самой сложной части разговора.

— Эдвард, теперь послушай меня внимательно, — начал Джон с мягкой, но непреклонной уверенностью, его взгляд стал серьезным и прямым. — Сегодня вечером мне нужно будет… закрыть твою комнату на ночь. Сейчас так нужно. Это необходимо ради твоей и моей безопасности. — в его голосе прозвучали весомые нотки, он произносил каждое слово четко и раздельно. — Ты теперь здесь — и я несу за тебя ответственность. Если произойдет что-то подобное, что было с тобой в пригороде… не важно, случайно или по ошибке — то ты... не сможешь больше здесь оставаться. — Джон пристально смотрел Эдварду в глаза. — А в другом месте... будет очень плохо. И я не смогу тебе ничем помочь. А я — потеряю эту работу. Поэтому… нужно, чтобы ты понимал, что некоторые вещи — имеют свои последствия. — он отчётливо выделял каждое сказанное слово. — Эндрю тебе все объяснит. Он поможет тебе понять, что нужно запомнить.

Джон выдержал паузу, встретившись с Эдвардом взглядом, в котором читалась настойчивость немой команды — ”Пойми меня”.

— Скажи, тебе это понятно, Эдвард? — в голосе Джона прозвучал ненавязчивый, но ощутимый нажим.

Эдвард тревожно смотрел на него, и на дне его темных глаз страх смешивался с медленно проступающим пониманием. Он кивнул, тихо произнеся:

— Да. Я понял.

Джон слегка улыбнулся, стараясь разрядить напряжение.

— Хорошо. Книги читай спокойно, не бойся повредить.

Он поднялся, жестом показывая, что разговор окончен.

— Все, до завтра, Эдвард.

Джон закрыл дверь, оставив Эдварда одного, и запер ее на задвижку — необходимая предосторожность, когда любой замок для Эдварда не представлял проблемы.

Привыкший к четкости и стремительности, Джон чувствовал себя замедленным, скованным этой выверенной мягкостью и осторожностью, которых требовало общение с Эдвардом.

Он понимал, что и ему самому нужно время, чтобы по-настоящему принять Эдварда. Принять саму идею иной природы, но что внутри... он почти такой же, как они.

Джон пытался постичь этот опыт — провести почти 100 лет в изоляции, вне течения времени, без единого живого слова. Как эта изоляция и депривация повлияли на его мышление, мировосприятие, на его... психику? Эдвард скорее всего не ощущал всей глубины этого вакуума, не понимал пропасти своего отставания от текущей жизни. Но какой-то новый опыт у него уже был. И главное — его способность к обучению обнадеживала.

Сейчас важно было сосредоточиться не на различиях, а на точках соприкосновения. Впереди ждал огромный объем работы, и завтрашний день должен был стать отправной точкой. Научный мир с нетерпением ждал прорывных исследований и публикаций.