Глава 2 (1/2)

В последние годы Ки Хуну кажется, что главные постулаты его жизни — упрямство, чувство вины и ненависть к себе. Именно последняя заставила его вновь напиться до беспамятства — больше некому. С разговора в ресторане прошло три дня — долгих, отвратительных дня, наполненных злостью, чувством бессилия и алкоголем. Он же обещал себе больше не пить в таких количествах, дурья голова!

Его снова мучили кошмары: призраки прошлого с удвоенной силой настигали его, стоило поддаться алкогольному дурману. Ку Хун сжимает переносицу, заставляет себя подняться на ноги и добрести до ванной.

Прохладная вода переливается через бортики грязной ванны от каждого его движения. Ки Хун делает долгую затяжку и так же медленно выдыхает дым через нос. Окурок сигареты падает на мокрый пол. Все, что сказал Ведущий, имело смысл, но требовало колоссальных усилий и времени. Слишком много времени. И жертв. А еще не обещало остановить игры, лишь изменить критерии отбора. Звучало заманчиво, но долго и трудно. Из-за этого он, собственно, и напился. Ки Хун был импульсивным, был человеком действия, а план Ведущего походил на детскую пирамидку — твердый фундамент, куда кольцо за кольцом собирается вся фигура. Ки Хуну же проще бросаться деталями, чем планомерно выстраивать из них что-то грандиозное. Может, поэтому к своим годам он не смог реализоваться ни в работе, ни в семье?

Задержав дыхание, он сползает головой по бортику вниз и позволяет воде заливаться в глаза и уши. Позволяет легким сокращаться от недостатка кислорода, пока остатки самосохранения не выталкивают его обратно — в стылую ванную с залитым водой кафелем.

Он шлепает босыми ногами через комнату, оставляя дорожку следов, и останавливается у окна. Вечерний город живет своей жизнью, в то время как Ки Хуну кажется, что его собственная жизнь зависла где-то на перепутье.

Взяв черный маркер, он чертит на окне фигуры.

Круг.

Треугольник.

Квадрат.

Сжимает губы и бросает пронзительный взгляд в окно.

«Я знаю, что ты следишь за мной.

Я готов попробовать».

***

Наверное, этот кофе варили боги. Ки Хун делает еще глоток и воровато скашивает глаза на второй стаканчик — Ведущий к своему так и не притронулся. Его статная фигура кажется абсолютно неуместной в съемной халупе, которую Ки Хун последние месяцы называет домом. Изнутри поднимается инородное чувство смущения — за собственный помятый вид, за круги под глазами, за потеки на стенах и раздолбанную мебель. Он не испытывал подобного, когда Чжун Хо ворвался к нему в «Розовый мотель», здесь же чувство стыда щиплет щеки, словно ему вновь пятнадцать. Наверное, всему виной Ведущий: никак не удается уложить в голове, что надежный Ён Иль, не сводящий с него взгляда, и жестокий убийца, скрывающий лицо за безликой маской, — один и тот же человек. И этот человек сидит напротив в своем темном облачении и с полуулыбкой следит за тем, как Ки Хун жадно допивает остатки принесенного им кофе.

— Хотите мой? — Он пододвигает в сторону бывшего игрока стаканчик. Его руки не облачены в перчатки, и Ки Хун непроизвольно задерживается на них взглядом. — Я не пил его.

Подумав пару секунд, Ки Хун кивает и забирает стаканчик себе. Брать еду из рук врага — не самое разумное решение, но они вроде как собирались заключить сделку, да и, опять же, если бы Ведущий хотел его убить, давно бы это сделал.

— Вам понадобилось два дня запоя, чтобы решиться на встречу со мной?

— И вся моя вера в людей, — Ён Иль — Ин Хо, его зовут Ин Хо, — вопросительно выгибает бровь, так что приходится объяснять: — Если я хочу остановить игры, мне придется поверить вам. Вновь.

Последнее слово выходит слишком хлестко. Они оба знают, что однажды Ведущий уже предал его доверие. Но Ки Хун либо слишком добр, либо слишком глуп, чтобы не попробовать снова.

— Я ценю ваше доверие. В этот раз все будет иначе.

Он не слишком хорошо разбирается в людях, но в тот момент Ки Хуну кажется, что в темных глазах мелькает облегчение. И надежда? Он отхлебывает кофе и в упор смотрит на собеседника.

— Давайте еще раз, что мне нужно делать, чтобы прекратить игры?

— Как я уже говорил, вы не сможете их уничтожить. На место этой системы придет новая. Но вы можете помочь хорошим людям ее избежать. Для этого придется потратить много сил и денег. Вы уверены, что не сойдете на полпути?

— Я хочу бороться. И денег у меня предостаточно.

— Нужно больше. Значительно больше. Наши планы потребуют огромных вложений, и тех накоплений, что у вас есть, будет недостаточно. За тот год, пока вы не пользовались выигрышем, на счет набежали неплохие проценты, но этого крайне мало.

— Шутите? У меня почти 43 миллиарда вон!

— Для тех, с кем вы хотите бороться, это ничтожно малая сумма. Мы каждый год перестраиваем часть локаций, собираем взносы на приз победителю, организуем шоу и создаем комфортные условия для наших гостей. Вы себе даже представить не можете, какие суммы на это тратятся.

Ки Хун недовольно поджимает губы.

— Так что ваши сбережения — все равно что бежать с палкой на динозавра, — ухмыляется Ведущий.

— Значит, мне нужно заработать еще!

— Устроитесь на завод? Или хотите принять участие в следующих играх? 45 миллиардов за неделю — быстрые деньги, — темные глаза горят хитринкой, тогда как Ки Хун сжимает кулаки до побелевших костяшек.

— Ни за что!

— В прошлый раз вы были не так категоричны.

— В прошлый раз вы не оставили мне выбора!

— Ки Хун, выбор есть всегда. Вопрос лишь в том, принимаете ли вы альтернативные варианты. Вы даже не рассматривали возможность улететь и постараться вернуть расположение дочери — сразу бросились на борьбу. Но, заметьте, выбор был. Вы просто даже не стали раздумывать над первым вариантом, отмели его как неподходящий.

— Ох, — Ки Хун с нажимом проводит руками по лицу. — Вы так много и высокопарно говорите, но никак не переходите к действиям. Не тратьте ни свое, ни мое время. Что нужно делать?

Лицо Ин Хо дергается в возмущении (презабавное и редкое зрелище), но тут же вновь приобретает нейтральное выражение. Кажется, лишь в глубине глаз таится улыбка.

— Для начала ответьте мне, ради чего вы хотите остановить игры?

— В смысле?

— Какая у вас мотивация? Вы стараетесь для…?

— Я хочу остановить поток смертей.

Ведущий выглядит так, словно Ки Хун задорно предложил ему навернуть дерьма на завтрак.

— Люди умирают каждый день. Вы, к счастью, не Господь Бог. Попробуйте еще раз.

— Я хочу… — Ки Хун молчит, впившись взглядом в обшарпанную поверхность стола. Что действительно движет им? Или кто? — Я хочу… Хочу, чтобы смерти Сан Ву, Сэ Бёк, Чон Бэ и остальных не были напрасными…

— Искупление вины перед умершими — плохая мотивация, — качает головой <s>Ён</s> Ин Хо. — Вы никогда не получите их одобрения. Вам всегда будет казаться, что вы делаете недостаточно. Подумайте еще.

Вся эта игра в угадайку бесит и не даёт сосредоточиться. Ки Хун не понимает, почему они не могут перейти сразу к сути, набросать план и начать уже действовать. Но он сам согласился сотрудничать, он нуждается в человеке, который знает систему изнутри. Поэтому, задушив возмущения, он погружается в размышления. Они все — он сам, его погибшие друзья — оказались на играх потому что? У них была нужда. Деньги. Решение многих их проблем. Ки Хун прикусывает щеку изнутри. Если бы ему просто подошли на улице и дали деньги, как он бродяге несколько недель назад, что бы он сделал? Ки Хун тут же говорит себе, что оплатил бы лечение матери, купил бы подарок дочери.! И дает себе мысленную оплеуху. Прежний Ки Хун спустил бы все на скачки в погоне за быстрым выигрышем. Лудомания и самодовольство — одни из причин, почему он оказался на дне. Не будь игр, он бы не осознал это в полной мере. Нельзя давать деньги тому, кто не умеет ими распоряжаться. Нельзя силой заставить наркомана завязать. Он должен сам захотеть бросить. Понять необходимость. У Ки Хуна не было настоящей нужды в поиске нормальной работы. Он <s>крал</s> одалживал деньги у мамы, подрабатывал курьером, считая, что достоин большего, но палец о палец не ударил, чтобы изменить свою жизнь. Он должен помочь другим людям понять, что можно выбраться со дна. Он может предоставить им возможность, дасть шанс на лучшую жизнь.

— Я хочу, — шелестит он пересохшим горлом. — Хочу помочь людям решить их проблему без риска для жизни.

Кончик его языка скользит по нижней губе, смачивая ее, и Ки Хун замечает, как взгляд Ведущего следит за этим движением. Кожа отчего-то покрывается мурашками.

— Замечательно, — помолчав, говорит Ин Хо. — С такой мотивацией у нас хорошие шансы. Только помните, что вы — не Господь Бог. Вы не сможете спасти всех. Мы говорим о взрослых людях, которые сами вправе решать свою судьбу. Нельзя спасти тех, кто не хочет быть спасенным.

— Почему вы не сделаете все сами? У вас есть знания, люди и ресурсы. Почему не стали действовать раньше? Почему допустили это, не вмешались? Почему, Ин Хо?

— Мне не хватало вашего огня, Ки Хун. Кто знает, может, я ждал именно вас, чтобы начать действовать.

***У их плана были четкие пункты, а потому Ки Хун был полон энтузиазма. Для начала нужно было понять, куда вложить деньги, чтобы получать постоянный доход: Ин Хо предложил выкупить часть акций крупных фармацевтических и строительных компаний. «Легко», — подумал Ки Хун, а после ныл тому же Ин Хо о том, насколько это оказалось затратно. Тот лишь ухмылялся уголками губ.

Таким образом, Ки Хун с ужасом обнаружил, что растаяла значительная часть его сбережений. Он-то надеялся, что откроет пару баров и закусочных — люди всегда хотят есть и не раз на дню! — но после вопроса Ведущего, хочет ли он посвятить ближайшие несколько лет развитию бизнеса, пыл Ки Хуна заметно поугас. Впрочем, он все равно решил, что, как только они разделаются с играми, — точно откроет закусочную!

Так же на волне воодушевления он решил отремонтировать «Розовый мотель». Несмотря на то, что тот располагался в относительно бедном районе, Ки Хун не сомневался, что посетители там будут всегда. За те два года, что мотель служил для него убежищем, туда по несколько раз на дню пытались пробиться влюбленные парочки.

— Решил просто жить дальше?

Чжун Хо переводит взгляд со строительных лесов, окутывающих здание мотеля, на Ки Хуна. Тот зябко кутается в тонкую куртку, сжимая меж губ очередную сигарету. Его волосы вновь немного отросли, щеки покрылись щетиной, под глазами залегли круги, но живой блеск в этих самых глазах и тот пыл, с которым Ки Хун делился с ним планами на мотель, наполняют и самого полицейского детским энтузиазмом. Если бы четыреста пятьдесят шестой стал проповедником, точно смог бы стать новым мессией — настолько его запал был заразителен.

— Я все еще намерен остановить игры, — отвечает Ки Хун на его вопрос.

— Но? Что-то же изменилось.

Ки Хун кивает, вынимает сигарету изо рта и смотрит вверх, туда, где здание отеля упирается в подернутое сумерками небо.

— Подход. Я изменил подход. В прошлый раз я действовал слишком прямолинейно. Это не сработало. В этот раз полагаюсь на четкий план, а не на везение и ораторские способности.

Чжун Хо хмыкает и что-то бурчит себе под нос.

— Что ты там бормочешь?

— Говоришь как мой брат, — громче произносит он. И Ки Хун может поклясться, что слышит в последовавшем дальше сухом смешке невысказанную боль.

— Ты общаешься с ним? — и тут же вскидывает брови, когда видит отрицательное мотание головой. — Почему? Я думал, ты намерен сохранить вашу связь.

— Не могу, — давит из себя Чжун Хо. — Попросил его не забывать звонить матери, но слышать его… понять — не могу.

Они молча следят за тем, как копошатся на строительных лесах рабочие, словно муравьи, как вечернее пурпурное небо стремительно теряет свои краски, а воздух становится холоднее.

— Он скучает по тебе.

Чжун Хо так резко поворачивает голову в его сторону, что Ки Хун пугается, как бы тот не свернул себе шею.