Глава 1 (1/2)
Ки Хун просыпается.
Над головой темнеет замызганный потолок халупы, которую он привык называть домом. Тело мокрое и липкое — снова снилась забастовка на производстве. Снова баррикады, крики возмущенной толпы, скандирующей лозунги против закрытия «Dragon Motors». Он отдал этой компании шестнадцать лет и не был готов к тому, что его пнут под зад, как вшивую шавку. Лицо лоснится от пота, и Ки Хун раздраженно трет его ладонями. Он также не был готов к тому, что их забастовку будут давить силой. Этот кошмар настигает его в самые темные ночи, заставляя просыпаться на сбившихся застиранных простынях. Он трет веки, пытаясь стереть вылезшие наружу воспоминания: слезоточивый газ, взмахи полицейских дубинок и отчаянный крик друга: «Ки Хун, помоги!».
После произошедшего он пил несколько дней и пропустил рождение дочери — это стало любимым аргументом бывшей жены во время скандалов. Как будто она не понимала, что на его глазах убили человека! Она должна была его поддержать! Как там говорят: «И в болезни, и в здравии»? Она подвела его по всем статьям. Еще и дочку отобрала.
Ки Хун тихо ругается себе под нос (не дай бог разбудить мать — разорется же) и переворачивается на бок. Он ведь пытался найти работу, даже несколько раз открывал бизнес, но что взять с одного из самых бедных районов Сеула? Ему просто тотально не везет! Не то что Чон Бэ. Вон у того есть паб, который приносит какие-никакие, но деньги. И жена, пусть и склочная, но хваткая. Вот будь у него самого такая, может, и закусочная была бы до сих пор на плаву!
Жалость к себе захлестывает Ки Хуна с головой, и некоторое время он лежит без сна, упиваясь несправедливостью этого мира к собственной персоне. Вот были бы у него деньги, вот тогда бы он зажил! И дом бы купил поприличнее, и магазин бы матери открыл вместо ларька, и накупил бы Сон Ка Ён таких подарков, которые ее отчиму даже не снились! Да-а-а-а-а. Вот это была бы жизнь! Ки Хун хмыкает и кутает замерзшие ноги в тонкое одеяло. Ничего-ничего, завтра немного подзаработает извозом, а потом сорвет куш на скачках. В этот-то раз ему точно повезет!
***
Ночь после игры в шарики Ки Хун проводит без сна. Над ним — белый потолок общей комнаты. Свинья-копилка слабо светится желтым, суля такую сумму вон, о который он и помыслить не мог. В какой-то момент ему кажется, что края пятитысячных купюр становятся красными. Кровавые деньги. Глаза печет. Это от недосыпа, уверяет себя Ки Хун. Ему просто нужно поспать. Он пытается отвлечься, отдохнуть перед завтрашней игрой, но пальцы перекатывают в кармане маленький стеклянный шарик, а в голове набатом стучит имя старика. О Иль Нам. Дед пожалел его. Уступил место. Ки Хун понимает это, лишь покинув игровое поле. Оставив позади оглушающий выстрел, унесший жизнь его кганбу.
Он прокручивает в голове последнюю игру, их разговоры и ощущение собственного бессилия, когда старик в очередной раз впадает в маразм и начинает блуждать в воспоминаниях, не понимая, что на кону стоят их жизни. Ки Хуна вновь затапливает удушающее чувство вины, стоит вспомнить, что Иль Нам знал, что он дурит его. Забирает шарики, думая, что дед забывает озвученный изначально ход. Вина болезненным комом застревает в горле, не давая нормально дышать, и Ки Хун делает судорожный вдох ртом, пытаясь оставаться тихим. Теперь он остался среди волков. Нельзя показывать свою слабость. Глаза снова печет. Он смаргивает непрошеные слезы и опускает веки, пытаясь забыться сном хотя бы на пару жалких часов. Ему завтра понадобятся силы. Он старается не думать об Иль Наме, Али и остальных погибших. Он должен отдохнуть. Чтобы их смерти не были напрасными.
***
Он просыпается от собственного крика. Заученным движением выхватывает из-под подушки пистолет и резко садится в постели. Дуло мечется из стороны в сторону в поисках цели, а палец на курке мелко дрожит. В комнате никого, лишь за окнами приглушенно воет полицейская сирена на фоне ночного шума улиц.
— Черт, — Ки Хун опускает оружие и надавливает на воспаленные веки кончиками пальцев. Очередной кошмар. Они снова приходили к нему, кричали, что он повинен в их смерти, что это он должен был умереть, а не они! Сэ Бёк винила его в том, что он до сих пор не нашел ее мать, что ее брат вынужден расти на глазах чужой старухи, а всему виной он — Ки Хун. А после она хохотала, скалясь окровавленными зубами, пока Сан Ву заходил со спины, чтобы вонзить нож ему в горло.
Предатель!
Предатель!
Мы должны жить!
Не заслужил!
Не достоин!
Он падает обратно на постель, слепо пялясь в розовый потолок. Какая пошлость. Впрочем, когда он покупал этот старый мотель, специфика интерьера его не сильно волновала. Ему нужен был штаб — место в не самом благоприятном районе, чтобы можно было скрыться от посторонних глаз и чтобы никто не вызвал копов, если услышит выстрелы. Старый мотель отлично подошел по всем параметрам. А розовый… Черт бы с ним. Это просто убежище, а не арена для игр, как на том чертовом острове. От воспоминаний о кукольно-розовых коридорах и нагромождении лестниц к горлу подступает тошнота. Ки Хун охотится на Вербовщика уже два года, но пока безрезультатно. Ничего-ничего. Его старания окупятся: Ведущий обязательно пошлет своих пешек набирать новое пушечное мясо для игр.
И когда Ки Хун найдет Вербовщика, заставит вывести его на главного. Дальше дело техники: с помощью слаженной команды и четко продуманного плана им удастся взять Ведущего в плен. А дальше… Конец играм. Конец смертоносной системе, подающейся под соусом добровольного согласия.
Хватит смертей.
***— Я пришел сменить вас.
Ки Хун удивленно поворачивает голову и видит слева от себя Ён Иля. Там же только что сидел Чон Бэ? Или это было несколько часов назад?
— Вам нужно поспать, Ки Хун, — Ён Иль кладет руку ему на плечо и осторожно сжимает пальцы. Мышцы отзываются ноющей болью — настолько он напряжен. Четыреста пятьдесят шестой упрямо качает головой и продолжает слепо пялиться в темноту зала.
— Ки Хун.
Ён Иль терпеливо ждет, пока Ки Хун обернется к нему. Сказать по правде, внимательный взгляд темных глаз Ён Иля иногда пугает Ки Хуна до чертиков. Словно смотришь в бездну, а та смотрит на тебя в ответ. Но все же есть в этом взгляде что-то гипнотически завораживающее.
Они знакомы три дня, но порой Ки Хун ловит себя на мысли, что Ён Иль — отличный союзник. Он внимательно слушает, скрупулёзен к деталям, задает правильные вопросы, тем самым подмечая пробелы в планах, на которые Ки Хун бы даже не обратил внимания. Если им удастся выбраться, было бы здорово сообразить какой-нибудь совместный бизнес. Почему-то кажется, что с таким человеком, как Ён Иль, все должно пойти в гору. Только бы уйти живыми…
— О чем подумали? — бархатистым шепотом спрашивает Первый. — Вы улыбаетесь.
— Подумал о том, что стоит угостить вас соджу, как выберемся.
— Позвольте взять расходы на себя, — Ён Иль улыбается так тепло и искренне, что Ки Хун не может не улыбнуться в ответ. Как же все-таки важно иметь надежное плечо рядом. К тому же, кто он такой, чтобы отказываться от бесплатной выпивки? Как там сказал Чон Бэ: «Король скупердяев»? Ну и пусть.
Они переговариваются еще с четверть часа, и тогда Ён Илю все-таки удается уговорить Ки Хуна вздремнуть хотя бы пару часов. Тот укладывается на нижнюю полку и засыпает, глядя на широкую спину первого игрока и впервые за долгое время ощущая зыбкое чувство безопасности.
***
Просыпаться на полу, когда тебе недавно стукнуло полвека — отвратительная идея. Но еще хуже — просыпаться на полу с похмельем. Голова адски раскалывается, во рту пересохло так, что языком ворочать получается с трудом. Ки Хун медленно садится и тут же охает — спина отзывается адской болью, словно вчера его отпинала толпа ростовщиков. Он на всякий случай ощупывает себя, но не находит ничего криминального, кроме пятна засохшей рвоты на майке. Он недовольно морщится и стаскивает ее через голову. Пошатываясь, поднимается на ноги и бредет на кухню, чтобы выпить пару таблеток от похмелья. Одна уже давно малоэффективна.
Несколько минут он бесцельно стоит под душем, пялясь в одну точку и пытаясь собраться с мыслями. Похмелье начинает отступать, потому он резко соображает, что горячая вода не резиновая, и тянется за шампунем.
Из запотевшего зеркала на Ки Хуна смотрит его изможденная версия. Остатки здравого смысла кричат, что пора бросать пить, и память тут же подбрасывает воспоминание, почему он снова приложился к бутылке. Тридцать седьмые игры закончились полгода назад: он пытался спасти их всех, а в итоге стал их погибелью.
Понравилось играть в героя?
Синтезированный голос маски до сих пор поднимает в груди неконтролируемую волну ярости. Ки Хуну часто снится, как он перегрызает Ведущему горло — прямо там, где виднеется полоска светлой кожи между черным костюмом и нижним краем маски. А после… После Ведущий открывает лицо и повторяет тот же вопрос голосом Ён Иля. Ки Хун ненавидит себя за это, но его разрушительная ярость тут же гаснет, превращаясь в одуряющее чувство предательства.
Он опускает глаза вниз, не в силах смотреть на собственное отражение в запотевшем зеркале, и трет кулаком солнечное сплетение, словно так сможет заполнить образовавшуюся там пустоту. Настолько беспомощным и преданным он не чувствовал себя никогда в жизни: ни когда его уволили с работы, ни когда ушла жена, ни когда Иль Нам раскрыл свою истинную роль в играх.
Ки Хун раз за разом повторяет себе, что Ён Иль для него чужой человек, они были знакомы без году неделю, но почему же он так быстро смог прикипеть к нему? Почему продолжает видеть его лицо в случайных прохожих?
Пальцы зачесывают назад слегка отросшие влажные волосы. Кое-где уже серебрятся нити седины, но это последнее, что его беспокоит. Пустая бутылка гремит по полу, когда он задевает ее ногой — в комнате царит откровенный бардак. Ки Хун устало трет лицо руками, в очередной раз обещая себе попытаться вернуться к нормальной жизни с завтрашнего дня. Часы подсказывают, что завтра начнется всего через несколько часов, и Ки Хун не уверен, что у него есть силы, чтобы сдержать только что данное себе обещание. Он поднимает три пустые бутылки и выбрасывает их в мусорное ведро.
После побега с острова он спрятался среди многолюдных улочек Сеула, зарылся в нору, как крот, опасаясь преследования. Ему нужно было затеряться, переждать и выстроить новый план. Сломать систему оказалось труднее, чем он думал. И пока он не поймет, что ему делать дальше, нужно залечь на дно. Два месяца он почти безвылазно сидел в съемной квартире и беспробудно пил, надеясь, что в пьяном дурмане удастся убежать от образов мертвых друзей. Стоило городу погрузиться во мрак, как призраки прошлого тенями скользили по стенам, забирались в его сны, сводя с ума и заставляя захлебываться чувством вины. Он повел людей на убой. Возможно, не подними он восстание, многие бы из них смогли выжить.
— В конце всегда остается один, — сказал ему Ён Иль, заставляя наблюдать через экран, как друзья умирают на очередной игре. — И ты не сможешь этого изменить.
И он действительно не смог. Победил игрок 333 — беспринципный пацан, который в последней игре решил, что деньги для него важнее девушки, носящей его ребенка. У остальных же не осталось даже могилы.
Но эту машину смерти нужно было остановить. Оставалось понять как.
В редкие дни трезвости Ки Хун пытался делать мир лучше. Он нашел дочь игрока 246 и внес недостающую сумму на ее лечение. Искать родственников не пришлось — опеку над девочкой собиралась оформить девушка с пронзительно холодным взглядом.
Почему он запил? Бездомный. Точно.
Он жертвовал деньги на благотворительность и покупал еду бездомным. Виски́ простреливает резкой болью, и Ки Хун со стоном жмурится. Неделю назад он увидел мужчину, просящего пару сотен вон на еду — идеальный клиент для Вербовщика. Ки Хун дал ему кругленькую сумму, подсказал, где можно подешевле снять жилье на первое время. Он искренне надеялся, что, протянув руку помощи тому человеку, поможет ему подняться с колен. Поверить в людей и в собственные силы. Но вчера он увидел бездомного на том же тротуаре, что и несколько дней назад, накинулся на него с кулаками и обвинениями в транжирстве. А после напился.
Желудок сводит судорогой — нужно выбраться в ближайший пхёничжом<span class="footnote" id="fn_39329015_0"></span> и заставить себя что-нибудь съесть. Набросив на плечи затертую куртку, Ки Хун засовывает руки в карманы и замирает: кончики пальцев колет продолговатый кусок картона. В его кармане — золотая карточка с изображением круга, треугольника и квадрата. С обратной же стороны — телефонный номер. Голод пропадает моментально.
***
Он проводит без сна уже двое суток, и его ладонь едва заметно подрагивает, когда он притормаживает на крыльце ресторана, чтобы в очередной раз пригладить волосы. Ки Хун сжимает запястье второй рукой, приказывая себе успокоиться. Нужно сохранять трезвость ума. По крайней мере, нужно попытаться. К тому же, он не в первый раз окажется лицом к лицу с этим ублюдком. Если бы Ведущий хотел убить его — давно бы уже это сделал. Швейцар окидывает его долгим взглядом, но все же нехотя распахивает перед ним дверь.
Разумеется, Ки Хун не стал надевать смокинг, несмотря на просьбу Ён Иля. Хвана Ин Хо — тут же одергивает себя. Так его зовут. Ён Иль мертв — его и не существовало никогда. На встречу Ки Хун выбрал привычные черные брюки, футболку и куртку — пусть скажет спасибо, что чистые.
Ему понадобилось несколько часов тогда, чтобы позвонить на написанный на визитке номер.
— Сон Ки Хун. Вы все же позвонили, — ответил ему до боли знакомый бархат голоса.
— Чего вы хотите?
— Поговорить. Между нами осталось слишком много недопонимания. Я бы хотел это исправить.
— Недопонимания? Вы серьезно? — тут же вспылил Ки Хун. — Что может быть непонятного в том, что вы убиваете людей сотнями на потеху зажравшимся богачам?
— Эти люди — мусор. Они добровольно подписывают соглашение на участие в играх. А после голосуют за их продолжение. Кажется, вы плохо усваиваете уроки, господин Ки Хун.
— Вы ставите себя выше других, и все эти слова про демократию, голосования и свободу выбора — красивая обертка для оправдания убийств тысяч нуждающихся!
Из трубки послышался тяжелый вздох.
— Вы слишком упертый, чтобы увидеть суть этого мира. Ваша вера в людей достойна восхищения, но вы еще не устали разочаровываться? Как там дела у того пьяницы, которому вы недавно дали приличную сумму денег? Поднялся на ноги?
Ки Хун резко обернулся и сделал шаг в сторону от окна.
— Следите за мной?
— Скорее присматриваю. Вы слишком непредсказуемы.
— Чего вы хотите?
— Поговорить. С глазу на глаз. Я пришлю визитку с временем и местом встречи. Приходите. Нам есть что обсудить.
Ведущий действительно прислал визитку. А еще коробку со смокингом, которую Ки Хун с особым удовольствием выбросил в мусорку возле дома. И вот он — мнется у ресторана, заставляя себя переступить порог. Напоминает себе, зачем он здесь: если еще есть хоть крохотный шанс остановить игры, он должен им воспользоваться. А если нет — он всегда может вогнать Ведущему нож в прямо глотку.
Хостес провожает его к дальнему столику, кланяется и уходит, в то время как Ки Хун останавливается у свободного стула: пальцы впиваются в спинку, взгляд — в темные глаза Ён Иля. Тот смотрит на него так же, как и полгода назад — изучающе, жадно. Ки Хун не понимал природы этого взгляда на играх, не понимает и сейчас. Эмоции Ведущего для него — манускрипт на неизвестном языке. И вместе с тем, стоит им встретиться глазами, сердце на миг затапливает теплом. Всего лишь на короткое мгновение, тут же рассыпаясь, как волна разбивается о скалы, но та предательская секунда… Точно так же екнуло сердце, стоило увидеть, что Ён Иль остался невредим во время раунда «Третий лишний».
— Добрый вечер, — <s>Ён Иль</s> Хван Ин Хо выпрямляет спину и ставит на стол граненый стакан — там виски на два пальца и несколько крупных кубиков льда. Ки Хун уверен — куски его стылого сердца. — Присядьте. Мне приятно, что вы все же пришли.
Ки Хун опускается на стул, напряженно подмечая детали — пытается отыскать глазами запасной выход или укрытие, оценивает расстояние до других столиков и самих посетителей: кто знает, может, та дамочка — одна из треугольников и прячет под платьем пистолет. Ведущий терпеливо дает ему время оценить обстановку, в то время как сам не сводит взгляда с Ки Хуна. Тот успевает заметить голод в темных глазах. Так дети смотрят на игрушку на витрине магазина, зная, что родители ни за что ее не купят. Впрочем, <s>Ён Иль</s> Ин Хо быстро нацепляет привычную непроницаемую маску и пододвигает меню своему гостю.