Глава 47. И Соль и сон (1/2)

Дел в океане всегда невпроворот. Даже для такой неповоротливой туши, как мое новое одиночное вместилище. В нем, конечно, только я, а не вся мама в целом, да и размеры не как у кита, так что, наверное, грех жаловаться.

Нет, не грех.

Смешное слово.

Ну, в общем, жаловаться мне не стыдно.

Тело хотело есть, спать, выделять избыток жидкости вовне и всячески мешало вести привычную жизнь.

Я упрямая.

Я любопытная.

Я привыкла.

Привыкла опускаться на дно для восполнения сил, привыкла питаться моллюсками, медлительными рыбками, водорослями. А еще училась многому и постоянно. Как лечить повреждения своего тела, используя все дары океана, как двигаться быстро и ловко, как драться со взбесившейся акулой, не понимающей, что хвост, в целом, моя двигательная конечность, а не ее закуска. Как избегать людей, как правильно перестраивать зрение, глядя на сушу, как прятаться от подлодок и просто плавающих двуногих.

Они были везде! В каждом закутке моего мира, в каждой капле воды и их было так много, что бояться я разучилась, зато научилась злиться.

И даже слово такое узнала, благодаря «брату».

Брат был как я, но не совсем, как мама, но не полностью и как двуногие, но не целиком.

Он приходил, говорил со мной, позволял считывать необходимые мне знания о суше, о ее миропорядке, о речи, которую моя пасть освоить была не в состоянии, и о планете, на которой я появилась.

Ми Гун, так он просил себя звать, и сам многого не знал, потому что родился на другой суше и только учился понимать людей и окружающее его, а так же свои возможности. Оказаться не одной такой было интересно и весело, мы учили друг друга, мы узнавали друг друга. И то, какое количество нового заливалось в мой головной пузырь, давно бы разорвало его, но как и все недавно рожденные, информацию я располагала внутри удобно, быстро и не вызывая дискомфорта. Мне это напоминало мелководные губки, которые очищали очень-очень много воды за день.

Мне поведали об особых двуногих, которых звали магами. Они защищали мир, как я маму и всех жителей под водой. Как пингвины сидят на яйцах, пока второй родитель добывает еду. За пингвинами я приплывала смотреть почему-то часто. Окружающая их твердая вода под названием — лед, такая синяя, что внутри щекотало. Долго я не могла понять, что означает эта щекотка. То ли голод, то ли так Ми Гун назвал холод. Но эти цвета меня успокаивали, если что-то не получалось или происходило нехорошее.

Так вот, магов я видела в первый свой день, маги приходили иногда, но разговор с ними вызывал жуткую боль, отчего я злилась и уплывала, не в силах выдержать такого напряжения.

Брат говорил, что наши «сигнатуры» мозга с ними не совпадают. Сигнатуры это сложно, но, как я поняла, не всякая рыба, живующая в соленой воде, выживет в пресной. Это просто, это я поняла и успокоилась. Иногда слушала их звуковые щебетания, медленно покачиваясь в толще воды, сомкнув веки и ощущая удовлетворение.

Много дел я не боялась, зато боялась того, что молчала мама. И от этой тишины становилось одиноко, я впервые позавидовала двуногим, которых так много.

И тогда тело мое созрело.

О таком я знала тоже, с любопытством рассматривая ложе из водорослей, покрытое ровным слоем икры и в нетерпении крутилась рядом, рассматривая упругие крупинки и побулькивая жабрами от избытка эмоций. У меня будут мальки, и радость их ожидания вырывалась длинными вибрациями из глубин рта, заставляя дрожать все тело и воду вокруг меня.

Много дней я находилась рядом, не ела, не спала, отгоняла хищников, но почему-то чуда не случилось.

«Они не родятся. Уходи»

Я вздрогнула и закрутилась вокруг своей оси, спустя долгое время услышав голос Велламо.

А потом смысл ею сказанного достиг меня, и злая холодная волна плавником раскидала драгоценное гнездо.

Взвыла, и визг, рожденный внутри тела, улетел вдаль, а во мне стало так пусто, как в тот день, когда матушка вытолкала меня в отдельное тело.

А зачем оно мне? Чтобы всегда быть одной?

Я не хочу!

Так и не найдя ни одной уцелевшей икринки, я убежала во льды, забилась в ледяную пещеру и впрервые поняла, зачем люди выделяют влагу глазами. Видела много раз. Брат сказала, так становится легче, ведь когда боли или радости слишком много, внутри она не помещается и нужно вынести ее наружу.

Хотелось плакать, но тело так не могло.

Зло зашипев, обессилев и утратив весь задор новой жизни, я ринулась к сердцу океана, желая расцарапать его когтями. Потребовать ответа или пары, или еще таких же как я.

Ночи во льдах дали подумать и понять, почему икра не могла созреть, ведь для ее рождения нужен самец. Нужна пара. Зачем я миру без пары? Чтобы просто плыть?!

«Мама! Ты жестока! Или забери меня назад или подари народ как у людей. Одной плохо. Одной больно. Нет икры. Нет пары. Нет потомства! Жестокая!»

Я билась, я рвалась, я рычала и лупила по Средоточию, пока на границе потухающего сознания не услышала: «Хорошо.Я рада. Время».

И вся тьма подводного мира хлынула в мой разум.

***Велламо тяжело вздохнула, запертая внутри себя самой и множествами глаз смотрела на опускающееся на дно тело своей первой русалки.

Искусственное течение подхватило исконную и отнесло в глубокую подводную пещеру, с головой накрыв пропитанной силой донной глиной из недр, бережно запечатывая ее в тугой и плотный кокон.

Сила русалок велика и прятать для ритуала их необходимо как можно глубже, потому что боль изменений женской особи сравнима с болью новорожденного человека.

Будучи сама богиней, Велламо была готова нелепо взмолиться выше, туда, где, наверняка, есть кто-то могущественнее ее. Тот кто сможет вернуть в новое тело душу смелой девочки из другого мира, которая не должна была, но сделала так много.

Короста панциря нарастала, слой за слоем, высыхая и снова намокая, и свет изменения, благословенного матерью, проник в бессознательное тело, вырываясь первым криком.

Криком, которых будет еще много.

Криком, всколыхнувшим океан и напугавшим часть ее обитателей.

Глухо и болезненно сжалось сердце Велламо и голос ее, тихий и успокаивающий коснулся измученного сознания своей дочери, хотя бы так успокоить и поддержать.

Спи дитя. Меняйся и обрети своих судьбу.

***Боль.

Боль везде.

Боль в руках, хвосте, спине и пальцах.

Боль в плавнике и, кажется, сама чешуя тоже болит. По ощущениям, каждая чешуйка врастала во внутрь меня и резала сами кости.

Низ живота разрывался, словно в нем ворочались раскаленные камни, а грудь распирало и дышать было нечем.

Сколько длилась эта агония изменений, мне неведомо. В сознании держал только голос матери, за который я цеплялась изо всех сил, когтями и зубами, выгрызая себе путь к жизни.

Я знала, что происходит. Я видела подобные воспоминания в общем с мамой сознании, но не думала, что становиться похожей на двуногих так больно.

Наконец, послышался треск. И не в голове, а снаружи, что заставило меня замереть и с облегчением прислушаться к себе. Впервые за долгое время ничего не болело, эхо происходящего еще путалось в теле, но новых вспышек не было.

Но почему-то двигаться не получалось.

При попытке дернуться, что-то вновь заскрипело, заохало, зашуршало и правая рука смогла немного поелозить внутри моей раковины. Или в чем я?

Я принялась возиться сильнее, заново изучая те команды мыслей, которые заставляли двигаться мое тело. Кажется, к подобного рода изучению можно бы уже привыкнуть.

Ловушка не сдавалась, я тоже.

Я упрямая.

Я любопытная.

Я не для того столько вытерпела, чтобы не справиться с какой-то стенкой между мной и новой жизнью, в которой я смогу больше не быть в одиночестве.

Это придало сил и, извиваясь подобно угрю, усилила натиск. И вот, наконец, с оглушающим треском, согнулась пополам, как из-под застывшего песка выныривая в полумрак пещеры.

Судорожный вздох…не жабрами, вызвал шок и я испуганно вцепилась руками в шею. Жабры были, а еще что-то мягкое коснулось спины, живота и хвоста.

Так много ощущений.

Почему я не в воде? Я не задохнусь?

Взволнованно озираясь, нашла спуск и съехала по влажному илу в воду.

В шее и под ней внутри все заложило, стоило только погрузиться.

Какой кошмар!

Белый мех, вместо стрекал стекал по головному пузырю, ставшему твердым и тяжелым. Руки побелели, и живот тоже. На ребрах появились внешние выпуклости, покрытые мягкими чешуйками. Спереди головы вырос странный отросток, Гун называл его носом. В нем были дырочки, забавные настолько, что я не удержалась и поочередно сунула в них пальцы.

«Мама, я теперь, тоже страшненькая?»

Это было обидно. Но так интересно.

Мама усмехнулась, но не ответила.

А я крутилась в воде, рассматривая себя со всех сторон, насколько могла, и не знала, расстраиваться теперь, что я страшная или радоваться, что больше похожа на брата. Остается надеяться, что верхним самцам нравятся такие некрасивые самочки.

«Брат поможет! Брат расскажет. Брат удивится!»

Я аккуратно вычистила из себя остатки серо-зеленого грязи, которая забилась везде, и прополоскала длинную шерсть с головы. Она свалялась в жгуты, склеилась и была очень цеплючей. На нее ушло больше всего времени. Закончив когтями распутывать это безобразие, обмотала свисающие концы вокруг плеча и ввинтилась в водную гладь, спеша обрадовать и увидеть брата!

***Есть такое понятие, ставшее послевоенной реальностью — сын полка. В основном, так называли детей-сирот, которых мог пожалеть военный гарнизон и, так сказать, «усыновить».

Новорожденная русалка, выбравшаяся на сушу, сделалась своеобразной вольной метаморфозой этого определения, потому как гордо могла теперь именоваться — дочь Камар-Таджа.

Обитель встретила девушку радостно, так же как и Верховный, сперва обманувшись знакомым лицом. Но несоответствия стали заметны и понятны сразу.

Это не Соня.

Русалка Соль, намертво прилипшая к своему «брату», стала тихим ужасом и болезненной занозой в жизни всех магов.

Давайте же разберемся, что же в ней кошмарного? Ведь опора и надежда стабильности всего мира…

Смешно.

Сперва девушка робела, пряталась и весьма нервно реагировала на других людей, но постепенно расслабилась и осознала окончательно, что в обители ее НИКТО не обидит.

И начался ад!

Учиться она не хотела. Вообще.

Освоив базовые навыки и понятия жизни суши, все остальные уроки девушка саботировала. Могла исчезнуть в середине урока, если ей становилось скучно. Перестать слушать, начать играть в салочки с учителем или банально выпрыгнуть в окно

Отказывалась осваивать речь, без зазрения совести используя свои ментальные способности для общения с окружающими, отчего после недели таких бесед, маги повально начали мучаться от головной боли, потому как регулировать громкость своих разговоров, выбирать собеседника и общаться только с ним, русалка не стремилась. Это был огромный бессовестный ретранслятор, который долбил на всю обитель практически круглосуточно.

Спустя еще дней двадцать, весь Камар-Тадж страдал от мигреней и недосыпа.

Повлиять на нее не мог никто, как ни старались озверевшие маги. Му Гуна она слушала, кивала и спустя пару минут забывала все данные ему обещания.

В конечном итоге, мук своих подопечных не вынес Верховный, который по всем понятным причинам, старался свести общение с Соль к минимуму и только если не было выхода.

На утренней зарядке, пока русалка ушла в океан, Стивен вышел к ученикам и объявил, что с этого дня всем запрещается разговаривать с русалкой ментально, нельзя отвечать ей, реагировать, выполнять просьбы и так далее, пока требуемого она не попросит вслух. Для облегчения жизни, в лазарете, которым уже долгое время заведовала Фирузе, наконец, сварено и опробовано зелье для блокировки и снижения ментальной активности.

На справедливые упреки магов, почему эту штуку давно не споили русалке, Вонг, стоящий рядом, признался, что на протяжении пары дней во все блюда и напитки зелье вливается Соль в столовой, но так видимо просекла снижение сигнала и, как истинная повелительница воды, просто вывела все посторонние жидкости из организма.

Тем не менее, все обрадовались и сильно, потому как уже были готовы самым примитивным способом носить на голове дуршлаги и шапочки из фольги, лишь бы убрать из черепа эту жуткую радиостанцию.

Гуну так же было сделано внушение по поводу общения и, радостно употребив зелье, все сцепили зубы и приготовились ждать разрешения ситуации, не сомневаясь в недовольстве девушки на подобный финт ушами от смертных

Соль, как любой молодой и залюбленный стихией дух, была капризна, избалованная, беспечна и совершенно неуправляема.

Осознав, что на нее никто не реагирует, все молчат и только блаженно улыбаются, вместо воплей ощущая лишь незначительный тихий шум не периферии, устроила истерику.

Она валялась на полу, рыдала, портила когтями пол и выла.

Потом, когда силы закончились, начала злиться.

Интенсивность звуковой атаки стала так масштабна, что радиус действия не ограничился Камар-Таджем. Пич забрал большой запас зелья и вылил его во все источники пресной воды Катманду, потому как начало уже страдать местное население, чего допускать никак нельзя.

Утвердившись в тщетности своих попыток, девушка попыталась общаться жестами, являться в комнаты к любому из выбранных жертв и пыталась добиться своего.

Все терпели, пили зелья блокираторы и отвары для успокоения и, наконец выдохнули, когда спустя четыре дня бунта магов, Верховный маг нашел под дверью в Санктуме сдержанно рыдающую девушку, которая была уже окончательно напугана и расстроена игнором окружающих. Заплетающимся языком она признала, что будет учиться говорить, только пусть все не молчат.

Это была победа.

Одна из старших учениц, Мириам, в мирской своей жизни работала с детьми с нарушениями, поэтому косноязычную полунемую русалку всучили ей для поправки дикции. Соль действительно не могла управлять своим ротовым аппаратом, потому как ранее ее мышцы просто никогда не использовались в нужном направлении. Благо обучаемость у той был феноменальная. Любую нужную ей информации она запоминала на слух, считывала напрямую с нужных ей магов и, в целом, если бы не упертость и лень, могла бы в кратчайшие сроки ассимилироваться в среде людей. Но нет. Упертости там хватило на двух быков, да простит нас за сравнение Гертмунд.

Уж на что Ëн Сук была непоколебима и хладнокровна, но русалка ухитрилась и ее довести до нервного тика

Однако, самой большой бедой для всех стала не речь, еще ужаснее было то, что одежду русалка не признавала категорически и всячески отказывалась надевать на себя что-либо.

Поначалу, это казалось даже забавным, особенно среди мужского населения обители, которое улюлюкало и посвистывало нагой нимфе вслед. Но смех быстро прошел. Будь Соль похожа внешне на ребенка лет хотя бы пяти, это бы не вызывало таких проблем, потому как детям многое прощается в силу возраста. Но половозрелая, с виду, особь с «куриным мозгом», как нелестно припечатал ее Юн Мин, вызывала нервный тик своим видом и повадками. Поскольку была больше похожа на умственно отсталую, с точки зрения взрослых людей. А какое влечение может быть к слабоумной девушке, будь она хоть трижды красива? Таких нездоровых в обители не нашлось.

Проблема решалась долго и муторно, поскольку ни жара ни холода она не боялась. Зато, все резко поднаторели в искусстве иллюзии и споро научились навешивать на появляющуюся в зоне видимости Соль хотя бы морок одежды.

Девушка была не против таких действий, хотя и искренне их не понимала, но малейший всплеск ее сил или же конфликт стихий, и иллюзия исчезала. Увы, не всегда в подходящий момент.

Дольше всего держались заклятия Ми Гуна. Но парень был по маковку засыпан делами и, хоть и старался не выпускать русалку из виду, быть с ней ежесекундно не мог.

Как ни странно, данный конфликт помогла разрешить Юр Мин.

Будучи кормящей матерь с младенцем на руках, из обители и храма ей пришлось удалиться. Гертмунд категорически настоял вывозе своей семью подальше от Камар-Таджа и купил где-то в Швецарии небольшой домик, куда и отселил себя, жену, дочь и пасынка. Однако, метаморф вместе с приемным отцом все-равно почти все свободное время куковали в Камар-Тадже, не имея возможности кинуть работу и учебу.

Так вот, в один из дней, уставшая кицунэ, оставила дочь с мужем и пришла в обитель, взяла неуемную русалку под руку и что-то ей сказала.

Беловолосый страх и ужас Камар-Таджа пропал вместе с лисичкой с радаров на пару часов и вернулся уже одетым.

Не мудрствуя лукаво, Юр Мин разделила гору жемчуга на круги разного диаметра, но одной толщины, и на манер кольчуги, соединила их золотой проволокой, создав полотно, а уже из него некое подобие шорт и топа. Обрядившись в жемчужный зачарованный лисицей костюм, русалка только в нем и ходила, в последствии, ощутив дискомфорт и натирание, сама пришла в дом мамы своего брата, разрешив приделать к костюму изнутри шелковый подклад.

Вот тут все повторно выдохнули, перекрестились (даже не крещеные) и принялись ждать новых подстав от «прелестного создания».

Прелестное создание не подвело, как и все дети оно было лишено эмпатии, сочувствия, понимания и было категорически эгоистично. Оно исправно снабжало Совет седыми волосами, расстройствами психики и желанием, вопреки обещаниям, надрать кое-кому хвост.

Практически доведенный до нервного срыва Пич лишь случайно смог подобрать рычаг давления на девушку, во время очередной утренней тренировки, пообещав пожаловаться на поведении девушки Велламо, та рассердится и отберет у русалки ноги, лишив возможности выходить на сушу.

Соль перепугалась ни на шутку и весь последующий день вела себя тише воды ниже травы.

Тут то все и смекнули свою выгоду. Угрозами не злоупотребляли, чтобы они не смогли потерять свою ценность, но это значительно упростило процесс обучения девушки и смирило ее непростой характер хотя бы частично.

Многое оставалось неизменным и чудаковатым в ее поведении, что переодически ставило в тупик окружающих.

Например, во время урока, девушка легко могла отколупнуть жемчужину или со своих бус или с наряда и громко скрежеща зубами, начать ее грызть и остановить этот травмирующий процесс не получалось.

Залечивая в очередной раз исцарапанное нежное человеческое небо, поврежденное осколками такой закуски, Фирузе предположила, что в жемчуге находятся микроэлементы, необходимые русалки для волос, ногтей и чешуи, помимо кальция и всего прочего.

Эту проблему решили, истерев «слезы моря» в порошок и скрепив водорасстворимым сладковатым составом, сделав из них подобие леденцов. Девушке по мере необходимости выдавали мешочек с этими сладостями и строго настрого запретили грызть сам жемчуг. Угощение Соль понравилось. Она радостно пообещала так не делать в человеческом обличии и принялась таскать драгоценные глубоководные сферы Фирузе на переработку, выбирая страшненькие и кривые, в целом, барочные.

С едой проблем также не было. Ей нравилась человеческая пища и ее сочетания, но поварам пришлось попотеть, чтобы проконтролировать количество съеденного русалкой, которая могла легко переборщить порцией и страдать от этого. К тому же, в ее рацион ввели больше водорослей, рыбы и морепродуктов, снизив потребление мяса, при переедании которого, русалку тошнило, мутило и рвало.

Вопросы гигиены, личной гигиены и всего такого взяли на себя Ëн Сук, Юр Мин и Хана. Последняя, несмотря на то, что считала Соню соперницей, очень нервничала и переживала за ее перерождение в Соль и всячески старалась помочь, чувствуя чуть ли не свою вину из-за произошедшего, хотя, объективно не имела к этому никакого отношения.

По мере заполнения интеллекта большими объемами информации, девушка становилась стабильнее и через семь месяцев постоянной работы и нагрузки уже была мало похожа не дикарку, хоть и вела себя по прежнему эксцентрично.

Взять хотя бы Рождество, на которое, уловив из общего разума Камар-Таджа тенденцию праздничных подарков, утром завалила один из залов морскими карпами, сказав, что это от нее подарок всем магам.

Маги обрадовались сперва, потому что красные плавники и хвосты рыб были созвучны с цветовой палитрой праздника. А потом улыбаться и смеяться всем расхотелось, когда прогретое помещение даже после того, как улов отнесли на кухню, начало пованивать и всем пришлось отмывать липкую мелкую чешую с пола и стен, прочищая зазоры между досками пола, чтобы ни оставить ничего дурнопахнущего и лишнего.

Не примирил с внеплановой уборкой никого даже вкусный рыбный праздничный обед.

Повар Харлам, погладил по голове несчастную расстроенную русалку и попросил в следующий раз раскладывать добычу на кухне по тазам и ведрам. Даже пообещал купить для этих нужд огромный бак.

Конфликт был исчерпан.

Обитель стонала и мечтала о спокойствии, а вечно теперь хмурый Пич как-то в сердцах признался, что Соня была лучшим из зол и, мол, не ценили они тишины и беспроблемности человекоподобной русалки.

***Время шло, отмеряя неделю за неделей и боль обманутого сердца стала во много раз меньше.

Глядя на знакомое лицо, Стивен более не испытывал тревоги или злости, поскольку все в этой девушке Соль было другим: мимика, жесты, пластика, интонации речи и манера поведения.

Это была именно Соль, просто очень похожая на его маленькую попаданку.

Все проблемы и трудности связанные с новорожденным духом позволили успокоиться окончательно и жить дальше.

Большинство забот о своей подруге взял на себя Ми Гун, который от усталости схуднул и приобрел донельзя грустный вид. Он иногда приходил прятаться в кабинет Верховного и просто сидел где-нибудь в сторонке с развлекательной книгой, обучающим гримуаром или просто дремал на диване. Стивен его не гнал.

Русалка опасалась и побаивалась сурового руководителя Камар-Таджа и старалась меньше попадаться ему на глаза, потому что если вмешивался Доктор Стрэндж, расхлебывать последствия ей приходилось долго, нудно и скучно. Ментальное воздействие, обаяние и даже слезы на черствого мага не действовали. И как только по уровню развития девушка перестала быть младенцем, все результаты косяков или же проблем, приходилось решать ей самой или же тем несчастным, кто случайно попадал под воздействие неспокойного духа воды.

За девять месяцев ее периодического пребывания в двуногом облике, постепенно все утряслось, нормализовалось и принятая неизбежным злом Соль спокойно вживалась в мир суши.

Правда, все так вымотались, что напрочь забыли о еще одном нюансе русалок.

***Утро было странным. Стивену снился довольно нелепый сон.

Рассветный берег, журчание воды, шелест гальки и крики горластых чаек. Он стоит у кромке воды и молча смотрит на пляшущие волны.

Океан дышал прохладой, отголосками будущего зноя и мелкие капли касались теплой ото сна кожи, а ленность навеянного сна обещала покой и расслабленность.

— Предки милостивые, — негу разорвал густой бас Гертмунда и сочный мат с противоположной от него стороны.

Стивен моргнул раз, потом второй и непонимающе повернул голову.

Их было четверо.

Точно так же как и он в своих ночных нарядах на берегу стояли в ряд Гертмунд, Юн Мин, Пич и сам Стивен. Осознание пришло первому, кто проснулся и опознал реальность происходящего.

— В жопу подобные перспективы! — бранился Лис, скидывая с ног промокший насквозь тапки. Штанины его щегольской пижамы намокли и облепили голени, видимо, придавая неприятных ощущений. — Я отказываюсь, слышите? Пич, твой предыдущий план тоже пусть туда же идет. Вот ты отдувайся, раз самый умный. Не, ну потрясающе! Эй, рожа коровья, ты с хрена ли тут делаешь? Я сестре пожалуюсь! Герой любовник, мать вашу. Да я лучше на собственном хвосте удавлюсь!

— Заткнулся так-то! — не вынеся утром Юна в большой концентрации, Пич потер свою обритую налысо голову и рассеянно повернулся к Верховному. — Стрэндж, в прошлый раз так же было?

— В прошлый раз? — Стивен отрешенно перевел взгляд на свои мокрые ступни и в голове щелкнуло, заставив очухаться в мгновение. — В прошлый раз?! В прошлый раз я утром проснулся с русалкой в кровати.

Мин открыл и закрыл рот, не издав ни звука, кроме скрежета захлопывающейся пасти. Вся бравая четверка ошарашено уставилась на закат и замерла то ли в ужасе, то ли в недоумении.

— Я женат, и я против подобного, — тихо отозвался Гертмунд, закручивая свои длинные волосы в тугой пучок на затылке. — Юн прав, таких потрясений нам и с доплатой не нужно. Ты уж прости, Стив, но если про Соню еще можно было подумать, то Соль… я лучше ее на перерождение снова отправлю. Может выродится потом что поприличней.

— И я, и я женат, — китайским болванчиком закивал Юн, отходя опасливо от воды. — Счастливо женат, дважды и на одной. А Пич вдовец, у него траур, ему тоже нельзя. Обет безбрачия, аскеза на воздержание. Вот! Да?

— Да! — откликнулся на удивление солидарно с Лисом нубиец. Кицуне аж вытаращился на него с непривычки.

Вся команда бравых и смелых одним слитным движением повернулась к Стивену. И перепалка заглохла на корню. Всю дурашливость смыло с лица мужчина, зато некоторое сожаление даже проклюнулось и больно укусило.

— Извини, — буркнул Герт.

— Пустое, — спокойно отозвался Стивен, подставляя лицо солнцу и небу. — Но этот груз я не взвалю на себя, даже во благо Камар-Таджа и всей планеты.

— И чего делать будем? — Юн вгрызся нервно в заусенец правой руки на большом пальце. — В идеале были бы русалы, но малькам Навина пока рано. Самый старший пятнадцать лет, остальным десять и семь. Твою мать, как не вовремя. Не могли еще лет пять подождать…ну хотя бы три…

— Будем искать смертных или жителей обители вот так вот-то, — Пич еще раз провел рукой по черепу. — В силу происходящего, пару дней в запасе так-то есть. Нужно только не сорваться. Стрэндж, есть возможность блокировать эту дрянь?

— Зеркальное измерение, — тихо отозвался Стивен. — Но не более часа после начала активной стадии Зова. Думаю, если мы туда войдем, то за это время она уже изберет более слабого и недальновидного связанного. Повяжем его кровью и тогда мы свободны. Только не пить с ней из одной емкости, не касаться, не целоваться, не есть одними приборами и лучше вообще подальше быть, а то не успеете моргнуть, как окажешься в постеле и связке.

Юн Мин передернулся, сплюнув отгрызенный кусочек кожи. Гертмунд скривился, скрестив руки на груди. Сам Стивен сцепил пальцы за спиной, выпрямившись и пытаясь понять, что чувствует.

Правильным, было бы, если бы один из них занял место подле русалки. Но каждый из этих магов уже отдал свой весомый вклад в благополучие планеты… жестоко. Двое лишились своих женщин, один детей и сестры, третий родины.

И эта Соль… ждать ее взросления, растить и пестовать…жаль Ми Гуна здесь нет, хотя и ему бы рановато. Но вот он бы вынес все тяготы и стал бы хорошим супругом. Была бы идеальная связка с сильным потомством, но, видимо парень не подходит. Жаль.

— Пошли что ли позавтракаем все вместе, обсудим, — Герт оторвал взгляд от воды и неуверенно дернул плечом. — Приглашаю всех к себе, одногоремники.

Смешки были нервные и заразные. Смешно и грустно стало всем и каждый проклял тот день, когда белобрысое чудовище выползло на сушу. Не сиделось ей, мать вашу, в воде!

***Гун утомился быть взрослым и серьезным. Устал от ответственности и ежедневной слежки за непоседливой Соль, и тысячу раз пожалел, что так быстро вырос.

Но делать было нечего.

— Брат, брат, вставай! Уже утро! Брат! Солнце встало!

Вчера Ми Гун так замучился, что опрометчиво решил заночевать в Камар-Тадже, чтобы не будить маму и сестренку своим топаньем по дому. Маленький малыш это так мило, но хлопотно. Эви росла веселой и активной. Ее все любили и оберегали, особенно чуткий детский сон, который прервать было плевым делом.

Поэтому Гун решил поспать в своей комнате Камар-Таджа. В храме дяди ночевала сестра Хана и тетя Ëн Сук, так что туда он решил не соваться так же. Шарахнуло болью потери по всем, а дядя так и вовсе восставал из пепла, поэтому пусть с ним будут самые нужные и близкие. Муну и тут нормально спится.

— Брат!

Парень со стоном сел на узкой одноместной кровати, скрипнувшей всеми своими сочленениями от перераспределения нагрузки. Глаза открывать не хотелось, тело стонало и молило о пощаде. А еще молила мебель, на которую рядом с размаху плюхнулась русалка, нарушая все личные границы разом и замерев нос к носу с названым братом.

Гун с усилием разлепил веки и наткнулся на горящий взгляд бирюзовых глаз, занимающих почти половину девичьего лица. Отметив внимание к себе, девушка вспыхнула радостью и схватила его за щеки обеими руками.

— Ты проснулся! Привет! Скорее вставай, мы должны успеть! Нужно спешить!

Она потискала метоморфа и вскочила на ноги, кружа по маленькой комнате и швыряя в брата его же вещи.

Душераздирающе зевнув почти до вывихнутой челюсти, Гун перехватил летящие к нему в лицо штаны и снова зевнул.

— Соль, ну чего ты так рано? И чего радостная такая? Мы же вчера вместе упахались и на тренировке и на занятиях, но у меня нет столько энергии, как у тебя. А-а-а!

Последняя фраза захлебнулась возмущениями. В буквальном смысле. На парня вылилось чуть ли не ведро холодной воды, взбодрив капитально.

— Соль! — рявкнул Мун, отплевавшись и силами своими вытянув лишнюю влагу из себя, белья и натекшей мигом лужи на полу. — Я ж просил так не делать.

Невыносимое создание с ногами сидело на стуле возле двери, обняв себя за ноги и вытянув губы трубочкой. Она попыталась посмотреть налево через правое плечо, но осознав предел возможности позвонков, вздохнула от избытка бурлящей энергии и поменяла позу, сев бабочкой и помахивая коленками. Ее неизменный жемчужный наряд шуршал и бряцал. За щекой просматривался бугорок, значит опять грызет конфеты из эмали.

Лохматый от душа и резкого высушивания маг, спустил ноги на пол и пошевелил пальцами, грозно из-под челки глядя на русалку.

— Куда спешить надо?

— Твой дракон вылупляется. Я с утра слышу скрежет. Ты опоздаешь, и он выберет мамой Вонга.

Она хихикнула, обнажив все зубы разом, отчего находящийся за щекой леденец выскользнул и шлепнулся на пол.

Ойкнув, девчонка попыталась его подобрать, но шлепнулась вслед за сладостью туда же, запихнув конфету обратно в рот.

Гун фыркнул невольно от смеха и принялся натягивать штаны, как слова сказанные Соль, наконец, добрались до его разума через завесу не до конца развеявшегося сна.

Парень замер с одной ногой в штанине и резко подскочил.

— Ди Лун вылупляется?!

— Да! — радостно кинвнула русалка, хрустя леденцом. — Говорю же вылупляется с ночи.

В пару секунд Гун впрыгнул в штаны, натянул футболку, вздернул за руку подругу и распахнул дверь, выбегая в коридор.

— Бежим!

— Летим! — засмеялась девушка, болтающаяся как белье на веревке в ветреную погоду. — Уиииии!

***— Соль, будь серьезнее.

Интересно как? Все требуют от меня серьезности, но никто не объясняет что это.

Серьезность это вечно злое лицо Мастера Пич, который нас тренирует на улице?

Серьезность, это постоянно нахмуренные брови Верховного мага?

И никто не расскажет.

Меня понимает только брат, хоть и постоянно глаза крутит вверх так, что кружочек в центре исчезает и те становятся белыми. Еще у него хорошая мама, не как моя, но тоже приятная. Она вкусно кормит, спрашивает о самочувствии, слушает о проблемах и у нее просто замечательный малёк.

Сперва он был похож на червячка, но потом рос и расправлялся, учился ползать, сидеть, стоять и громко высказывать возмущения. Я иногда приходила поползать с ней вместе, если Мастера Гертмунда не было дома, это было весело и малек хихикал. Юри улыбалась нам и не мешала играть.

Когда нибудь у меня тоже будет такой. Про размножение двуногих объясняла магиана Ëн Сук, с картинками, разрезами и внутренними органами. От меня ничего не скрывали, да и смысл, все равно узнаю. Люди рождались тяжело и совсем не из икры, а еще это было больно.

Мне поведали о первой русалке суше и том, как она умерла после рождения детей не вынеся боли. Я тогда рассердилась и сказала, что та русалка глупая и совсем с пустым головным пузырем.

Отделять от мамы больно. Становиться двуногой больно. И рождать двуногих тоже больно. Столько пройдя на своей жизни, получив возможность хотя бы так получить потомство, а потом вот так вот просто убиться и лишиться всего, чего достигла? Этого я понять и принять не могла. Я была на ее месте, я испытала отчаяние и боль. Но жизнь!

Лишиться жизни, получив долгожданное продолжение… очень, очень глупо.

Эта история долго тревожила ночами, заставляя уходить в океан и думать много, думать долго и много-много читать в обители. Человечки за свою историю миновали множество этапов развития, но неизменными оставались семьи и отношения, самое сложное и самое важно. Вот там и нужно искать решение.

В конечном счете, я больше поверю в то, что мою предшественницу чем-нибудь напоили и подтолкнули с камней вниз, может испугались, что она заберет мальков в воду и не вернется. Может она им вообще не нравилась и мужчину решили так лишить необычной жены. Или это другая самка посягнула на занятого русалкой самца и устранила ее. В общем очень жаль, что ничего не известно о жизни этого двуногого после смерти русалки. В живых, я узнала, сын этого смертного, но дух огня так орал на меня, когда я хотела с тем встретиться, что больше я ни у кого не спрашивала.

Жизнь на земле была очень сложной. У них столько правил, столько запретов, столько информации. И надо учить, учить, учить. Ужас!

Ходить без лоскутков на теле нельзя, говорить со всеми мысленно постоянно нельзя, есть блестящими приборами, писать только в специальных помещениях, спать только на специальном приспособлении и куча еще всего непонятного и странного.

И все у них личное, все не общее. Даже кусочки суши кому-то да принадлежат, как и комнаты и стулья и книги. Все чье-то, а как получить свое тоже не понятно! Тут сидеть нельзя, это Вонга. Отсюда пить нельзя, это Верховного. Это трогать нельзя, это Хамира. Вот объявлю всю воду своей и будут они у меня непитые и грязные ходить!

Это очень утомляло. Я сбегала. Они пытались сделать из меня себя не только внешне, но и внутренне. Даже не себя…какую-то Соню. В самом начале я часто слышала, как они меня так звали, но думала им сложно произносить мое имя.

Нет же. Соня!

Кто-то двуногий похожий на меня, ее картинки висели в комнате Ми Гуна. Их тоже нельзя было трогать.

Это обижало. Очень! Никто в Камар-Тадже не был по настоящему рад мне. Они видели во мне свою двуногую и переживали, что я не она. Я, именно Соль, не нужна была никому. И снова одиночество. Даже находясь среди почти таких же как я, вновь была одна.

Поэтому Зова ждала очень сильно и даже стала, как и просили — серьезнее. Не шумела, не спрашивала, не лезла и училась.

День настаёт, я чувствую, скоро у меня будет Связанный, который будет любить Соль и подарит ей свое средоточие. Тогда я выучу все как у людей и уйду из Камар-Таджа. У меня будет свой дом, свой Связанный и свои дети. И никто больше не будет меня обижать или ругать.

Приятные мысли, приятное ожидание. Все это вернуло мне яркость жизни и подняло настроение.

Нельзя грустить. Брат меня вот любил даже нечеловечную. Может ему я не в тягость.

Мы влетели в хранилище артефактов, и Ми Гун, наконец, выпустил, осторожно поставив на пол, потому что я так задумалась, что последние два коридора он нес меня на руках.

— Доброе утро, Хранитель, — я поздоровалась как примерная человечка со стоящим возле возвышения Вонгом.

Тот повернулся и молча кивнул нам, вновь сосредоточив свое внимание на раскачивающимся яйце.

Мама создала его. Я чувствую. Наверное, хотела сделать мне друга, но непонятно, почему отдала его людям.

Брат рассеянно почесал шерсть на голове и, приоткрыв рот, так же замер, глядя на синий «камушек».

Белые прожилки то появлялись, то исчезали. Недовольное стрекотание внутри головы становилось громче и снова затихало.

— Давно он так?

— С полуночи, — отозвался Вонг. — Не стал тебя будить, потому что сперва он просто дрожал. Я поставил заклятие сигнализацию и пошел спать. Вот, пару минут назад сработала, и я пришел. Хотел вас позвать, но вы уже прибежали.

— Соль сказала, слышит вылупление.

Ми Гун провел рукой, не касаясь скорлупы и отправил голубую ниточку внутрь яйца, нахмурившись, когда она мигнула и вернулась обратно.

Я с любопытством слушала и рассматривала магов. Они суетились, обсуждали, почему так долго и надо ли вмешаться.

— Соль, ты что думаешь?

— Я? — поморгав, наклонила голову на бок, смотря на брата перевернутого в таком положении. — Я думаю о еде и вас слушаю.

— Да нет же, — брат нетерпеливо похлопал ладонью по бедру и фыркнул, как китенок. — Что ты можешь сказать о яйце.

— Красивое, — честно сказала я, выпрямляясь. — Нет? Но красивое же, а зачем вы его мучаете? Так надо? Мама так сказала?

У Вонга вытянулось лицо, он посмотрел на меня, потом на Ми Гуна и снова на яйцо.

— Соль, как мы его мучаем?

Я пожала плечами, и, встав вплотную к постаменту, взяла яйцо в руки, создавая вокруг него большой, толстый пузырь, наполненный соленой водой. Потом подошла с ценной ношей к брату и, взяв его руку, укусила за палец и, не слушая возмущений, сунула кровоточащий ранку в сферу.

Вода тут же забурлила, скорлупа на глазах начала растворяться, как кусочек соли в горячей воде, и я впихнула ошалевшему Ми Гуну в руки шарик с радостно дергающейся внутри ящеркой.

Сама же заложила руки за спину и принялась разглядывать новорожденного. Ничего такой, симпатичный.

— Вы его на воздухе держали, а он же морской житель. Значит и рождаться будет в воде. Мама сказала, что когда я буду рожать детишек, то буду это тоже делать в воде, но в двуногом облике. Океан должен принимать своих малышей и никак иначе. Ему без воды было не выбраться, вот он и мучался с ночи.

— Господи, мы ведь даже не подумали, — распререживался Вонг, но я погладила его по плечу и улыбнулась.

— Не нервничайте, внутри же была вода, просто он позлился и все, что так долго не вылезал. Смешной такой. Гун?

Ми Гун нас игнорировал, уверена, он даже не слышал то, о чем я говорила. Он со слезами на глазах смотрел на своего маленького дракона и часто моргал.

— Лун. Лун, это я. Ди Лун, я Ми Гун. Я так рад, что ты вернулся!

Сунув в рот свою конфетку из жемчуга, обратилась к Хранителю.

— А он куда-то уходил? А как? Он же в яйце не мог ходить? Вонг? Почему вы все плачете? Ему же не больно было.

Хранитель утер мокрые щеки и аккуратно погладил меня по голове, растормошив волосы:

— Ничего, милая. Все хорошо, мы плачем от счастья. Ди Лун раньше был большим и сильным драконом и отдал свою жизнь, чтобы нас защитить. За это Велламо разрешила ему возродиться вновь и прожить жизнь заново.

Я покатала на языке жемчужину, чувствуя, вопреки ожидаемой сладости, почему то горечь.

Голубая юркая ящерка замерла у водной стенки и маленькими лапками обхватила просунутый ей палец Ми Гуна.

«Большой Гун! Лун маленький и пищалка. Смешно! Ты больше Луна! Я скучал, но ты кормил! Ты теперь мой папа. Папа Ми Гун!»

Уловив частоту их общения, приблизилась и через плечо брата заглянула в мордашку говорящего монстрика. Судя по тому, что я вижу, он тоже дух воды, как и я, но только другой, а значит не зверек, а тоже родня. Здорово!

Радостно ткнув Ми Гуна в спину, улыбнулась, чуть снова не выронив конфету.

— Гун, он как мы, значит брат?

«Соня?! Соня живеть и хорошеть! Соня! Как ты могла помереть, а я? Как Лун без Соня?»

Улыбка сошла на нет с моего лица, я зло оскалилась, демонстрируя русалочью челюсть и зашипела.

«Я не Соня! Я — Соль! Ди Лун глупый маленький дух и не сметь звать меня Соня!»

— Соль? — Вонг разговоров не слышал, но неудачно влез на пике моей ярости.

Даже и не знаю почему так разозлилась, но было очень обидно!

Гун сделал виноватое лицо и я поняла, что он тоже бы хотел, чтобы я была Соней!

— Я не Соня! Вы! Никто не любит Соль, все ждали Соню. И страшненькие и злые! Вы жестокие двуногие!

Зарычав, раненым зверем, распалась на капли и перенеслась в океан, мотаясь по морскому дну и завывая, пытаясь избавиться от этой боли, от злости и разочарования.

Не хочу быть двуногой! Они жестокие и подлые!

***Стивен зашел в библиотеке как раз в тот миг, когда разъяренная русалка кричала и ругалась, но замер в дверях и не решился двинуться дальше.

Утренний инцидент выбил из колеи и снова заставил рухнуть тщательно возведенное спокойствие.

Хотя мог бы подумать, пусть геном у этой новой русалки новый, но это не отменяет того, что он подошел первой. А значит и для второй сгодится.

Но переживать это вновь с совершенно чужой ему женщиной он не хотел и не мог. Сколько не тверди себе, что долг Верховного… все тщетно.

И стоя в дверях библиотеки, слушая совершенно справедливые упреки девушки, устало потер лицо руками.

Она права.

Все хотели бы видеть в ней Соню, но не Соль. Соль никому не была нужна, они скопом пытались вылепить из духа подобие человека, чтобы упростить жизнь себе, а не ей.

Ведь это им не удобно видеть ее без одежды, им неприятно постоянно слушать ее мысленный щебет. Никто и ни разу не спросил у девушки, как ей на суше, нравится ли, не беспокоит ли ничего.

Обеспечив ей физические условия, о моральных никто даже не заикнулся. А ведь она меняется, подстраивается, старается влиться и понять таких странных для нее смертных, но ни одна живая душа не попыталась понять ее.

Осознание, что все они дружно снова наступают на те же грабли, было болезненным для самолюбия. И если Соню Стивен защищал и отстаивал перед Советом и другими, то одинокую, действительно единственную русалку, Соль, все записали в декоративный элемент или неразумного домашнего питомца, которого не стремились заводить. Лотком пользоваться научили и бог с ним.

Но он же мог предположить, к чему это приведет. Тоже мне, Верховный маг Земли!

— Соль! — Ми Гун дернулся, вскинув руку с двойным кольцом, но Вонг перехватил парня за запястье и отрицательно качнул головой.

— Оставь ее на время, Гуни, мы действительно были не правы. Да, Стивен?

Стрэндж вышел из тени, являя себя друзьям и криво улыбнулся, заметив уменьшенную копию огромного дракона в руках мальчика.

— Здравствуй, здоровяк. Смотрю ты не в форме.

«Главный»

Уныло поздоровался дракончик и свернулся в колечко внутри водной сферы.

«Я радый видеть твое лицо. Лун скучать. А Соня мертветь. Лун не спас Соня, и обидеть Соль. Лун не знать, что Соль не Соня. Лун ошибаться. Не мог ошибаться, но ошибаться.»