Часть 40. И мельтешения и пробуждения (1/2)

О том, что магия не всесильна, жалел и Гертмунд. Досталось ему преотлично, поэтому и восстанавливаться пришлось дольше всех.

На следующий день после неудачи с апгрейдом защиты возле его койки собрался целый консилиум из лекарей, решающих сколько кругов ада должен пройти бедный минотавр на пути к выздоровлению. Соня тогда пришла не очень удачно, магу как раз прокапали несколько капельниц и содрали ту пленку, что в своем время помогла Юн Мину залечить конечности после встречи с внутренностями каргалов. Здесь же… раны на ногах начали гноиться, набухать сукровичными накоплениями и всячески сигнализировать, что данная вещь этому телу не подходит. Так что, практически заново освежованный до самых колен, маг был в ужасном настроении и рычал громче обычного. Вот и верь после такого, что бык травояден.

Целые сутки решений, постановление, рекомендаций и будем честны — экспериментов. И вот, наконец, многострадальные ноги замотаны и перемотаны пропитанными отварами и мазями бинтами, кровь почти всю заменили на коктейль из антибиотиков и прочей дряни, а в желудке вместо привычной кислотной среды плещется микс из восстанавливающих зелий. Раз в час подходил свободный дежурный лекарь и, совсем не по лекарски, ставил несколько обезболивающих уколов. Не обошлось и без казусов, поскольку, сперва хотели наложить блокирующее боль заклятие, но в итоге оно едва не привело к отеку квинке, и Герт, скрипя зубами, лежал с красной мордой в аллергических бляшках. Шевелюра, несмотря на помывку, все еще воняла дымом и сгорела практически на половину длинны. Звериная его ипостась так же была починена максимально возможными способами. Несчастного, страдающего почесухой, мага транспортировали в его покои, чтобы не пугать зверским выражением лица и скрипом зубов новичков, снующих по лазарету.

Спалось под обезболивающим не плохо, толстый слой мази унял ужасный зуд, и к вечеру третьего дня, пока Верховный и Су разбирали завалы книг, в дверь постучали.

— Войдите, — буркнул сиплым басом минотавр, с неудовольствием проследив, как забинтованные руки с вилкой в неуклюжих пальцах, несколько минут в неудачи своей пытались подцепить макаронину. В итоге, от стука неведомого посетителя, предательская завитушка соскользнула насмешливо с гладких зубчиков.

В комнате пахло травами, антисептиком и какой-то химией. Сейчас к смеси ароматов прибавился вполне себе приятный запах мясных котлет и макарон с подливой. Все это стояло на специальном складном столике, водруженном поверх одеяла.

Досадливо сморщившись, мужчина повернулся ко входу в спальню и, только увидев посетителя, сразу растерял все недовольства.

Тонкая хрупкая фигура Юр Мин стояла, закутавшись в несколько слоев местного одеяния и, комкая в пальцах крупной вязки большой свитер, натянутый сверху и болтающийся едва ли не на уровне колен. Она обхватила себя руками и смотрелась ужасно больной и жалкой. На ее фоне даже Герт виделся пышущим здоровьем и силой.

— Юри! — минотавр аж привстал на руках, но тарелки предупреждающе звякнули, приводя обоих в себя.

— Привет, — она бледно улыбнулась и приблизилась, приложив тонкую ладошку к его лбу. — Горишь весь. Давай помогу.

Непреклонно, не слушая возражений и вялых попыток к сопротивлению, она пристроилась на краю кровати и взяла в руки тарелку, подозрительно принюхавшись. Найдя блюдо вполне съедобным, лисичка отломила кусочек мясного блюда и поднесла ко рту мага.

Герт послушно открыл рот и, получив еду принялся жевать, не сводя голубых глаз с ее осунувшегося личика.

— Ты извини, что я вот так, не предупредив, просто… у меня нет сил сидеть в одиночестве и ничего не делать.

— Пустое, — он хотел ответить нормально, но стоило открыть рот для ответа, как в него снова сунули котлету. Она, казалось даже не заметила этого. — Тебе нехорошо? Мне рассказали про Гуна, — зачем напомнил? Идиот, а под несуразно большим свитером вздрогнули хрупкие плечи.

— Про какого? — тихо уточнила Юри, размазывая макароны по тарелке.

Полумрак комнаты навевал еще больше грусти, чем было, поэтому Герт каплями просочившейся в тело магии зажег светильники и уточнил.

— В каком смысле про какого? Аро дал о себе знать и снова действует тебе на нервы? — он нахмурился, в порыве нелогичном, но сильном вновь вскочить и раскидать обидчиков маленькой кицунэ.

Искусанные губы на мраморном лице казались вымазанными чем-то ярким, и больно даже думать, что кровью, а карие глаза и вовсе запали и приобрели глубокие тени.

— Аро развоплотился, отдав себя Гуну. А моего малыша без сознания погрузили под воду на попечение Сони.

Минотавр выругался, в изумлении своем не справившийся с наплывом противоречивых чувств.

— Развоплотился? Этот… кхм, извини.

— Ничего, — она спохватилась, взяла ложку нормально и, зачерпнув намученного вилкой месива, виновато поджала губы, принявшись кормить своего добровольного пациента дальше. — Я тоже знала его не с лучшей стороны. А в тот недолгий период, что был так приятен и памятен мне, полагала, что он немного тронулся умом. Я так надеялась, что ребенок… забудь.

Одинокая слезинка, последняя из еще оставшихся, не выплаканных, стыдливо выскользнула из уголка ее глаз.

— Оказалось, мы с малышом никогда не видели его настоящим. Что ж, теперь это не моя беда. Он отдал долг отцовства с избытком, а долг пары я постараюсь ему простить и забыть. Мы с Юном и Юйи видели его дух перед…исчезновением. Он извинился. И Мина назвал братом.

Юр Мин все же всхлипнула и, отложив прибор, зло вытерла рукавом мокрые щеки, невольно придав себе хоть каплю красок, пусть даже таким путем. Чуть распухший нос всхлипнул, и храбрая лисичка его привычно вздернула, демонстрируя миру всю силу духа утомленной, но не сломленной хозяйки.

Герт переваривал услышанное жуя, хотя, заблудившись в мыслях и воспоминаниях, Юри набила ему полный рот еды, отчего щеки раздались как у хомяка, но мужчина мужественно работал челюстью, не прерывая, боясь обидеть маленькую ёкай.

— Малышу ничего не грозит. Он с названой мамой, там ему весело. Соня наделила меня возможностью смотреть во сне глазами Гуна. Мы вместе плаваем, и он мне многое рассказывает и показывает.

Глаза ее загорелись и сгорбленных плечи расправились. Она улыбнулась чуть живее и, в попытке исправить казус, протянула магу кружку с трубочкой, чтобы он запил устроенную ею сухомятку.

— А как пережили известие близнецы?

Длинные темные ресницы ее слиплись от влаги и стали еще гуще и темнее, придавая взгляду какую-то уже совсем навеянную беззащитность.

— Как оказалось, они знакомы с ним полнее, чем я и оттого переживают сильнее. Юн от известий чуть не сошел с ума, сейчас находится с дочерью и Ëн Сук.

Мужчина закашлялся.

— Он узнал?

Юри моргнула и развела руками, вернувшись к кормлению.

— Буквально вчера. Все переживают, ругаются и мирятся. Я не лезла, это не моя семья. Я могу понять эту женщину, и даже благодарна за избавление брата от страха и боли исчезновения ребенка. И хорошо, что именно сейчас, когда мир его постоянно рушится от все новых и новых напастей, есть то, что удержит на краю. Ты знал о моей племяннице?

— Случайно узнал недавно, — повинился Гертмунд, с усилием дернув кадыком в попытке протолкнуть еду дальше в пищевод. — Не стал лезть не в свое дело, так же как и Гун.

Аккуратные дуги бровей взметнулись вверх.

— Он умный мальчик, не выбрал Юна вторым родителем, потому что увидел нити связей с собственным его ребенком. И никому не сказал. Я когда спросил, он у меня уточнил, как можно не знать о таком. Ми Гун очень мудрый мужчина.

— Да, — гордая и чуть мечтательная улыбка повысила настроение обоим. Герт был рад, что черные думы отпрянули в сторону и дали девочке вздохнуть спокойней. А она отвлеклась от болезненной темы потери мужа. — Теперь понятно, почему Соня. Знаешь, я долго думала, почему же Юми не заменила ему Аро. Почему незнакомая девушка, пусть и дух имеющий сродство с нашей сущностью, был приоритетнее для него чем родная тетя.

Мигнул светильник, и далекий уличный шум восточного города стал ближе.

Юри помогла убрать столик, поправила одеяло и приблизилась к окну, распахнув его во всю ширь, впуская в зябкое мрачное помещение яркость жаркого дня и раскаленные струны воздуха. Стало мгновенно душно в шерстяном свитере, и ёкай стянула его через голову, зажав колючий комок в обеих руках, сворачивая и сворачивая покомпактнее. Она смотрела на город, на редкие незнакомые фигуры совершенно других людей, не тех, что привыкла видеть всю жизнь. Эти были громкими, смуглыми, в пестрых одеждах и, в большинстве своем, слишком сильно пахнущие. Гул бензинового транспорта, пыль и красноватая земля под их ногами. Лишь от такой непохожести на родину, дискомфорта обстановка не приносила, наоборот, пришло облегчение и…свободы?

— Я думал над этим так же и пришел к выводу, что помимо стерильности физической, скорее всего она стерильна и энергетически.

— Ты тоже так решил? — Юри развернулась, взметнулись лохматым шлейфом перепутанные пряди. Подложив на низкий и узкий подоконник смятый свитер, она села на него и перекинула волосы на грудь, медленно их разбирая и распутывая. — Как лоно ее не способно выносить дитя, так тонкое поле не способно выдержать нагрузку, которую даст ребенок на ауру. Так горько. Я думала, что найду их, и это решит все мои проблемы. Но, иногда, мне кажется, что эта невольная ущербность ее сущности так сильно ее озлила на весь мир. И очень страшно, что спрятанная до поры до времени ярость выйдет ей самой и всем окружающим боком. Ведь теперь, когда Юн, можно сказать, избыл свой недуг и нашел дочь, когда родной племянник предпочел чужую девушку. Не совершит ли она глупости?

— Не думай о плохом, — Герт скривился, ощущая боль при попытке сесть удобнее. — Ей слишком много лет, чтобы идти на поводу у давних обид. К тому же, главную глупость она уже совершила, отдав себя жрецу Сета.

Уцепившись пальцами за деревянную поверхность, лисичка балансировала сидя и поболтала в воздухе ногами, улыбнувшись хитро, отчего вечно вздернутый нос ее смешно сморщился.

— Вот уж не думала, что она так спешно и внезапно решится на брак, да еще и с эти страшным магом. Он же огромный и жуткий, у меня мороз по коже от его силы.

— А Гуну нравится. Да и я бы не сказал, что спешно. Она его мариновала, как жирный кусок кабанины, уже не одно столетие. А он все ходил в ее сторону слюной капал.

Звонкий смех пролетел по комнате и выпрыгнул в распахнутое окно, распугав все тени по углам.

— Забавное, должно быть зрелище — темная слюнявая махина. Но признаю, такой с фамильным норовом должен справиться.

Маг фыркнул и хотел почесать щеку, но вляпался пальцами в густую мазь и пока никто не видит, украдкой вытер о пододеяльник.

— Тебе стало легче?

— Как и всегда после общения с тобой, — искренняя улыбка и честность слов подкупала и радовала сердце. Даже раны уже болели не так сильно.

— Может в слова поиграем? Как раньше? — заполняя неловкую тишину, уточнил изнывающий от безделия и собственной немощности маг.

— В шашки! На малину! — яркие глаза вспыхнули и неуемные хвосты рванули наружу, выдавая нетерпение и избыток эмоций. — Только не долго, у меня мясо маринуется на ужин и тесто стоит на булочки. Я сейчас принесу!

Хлопнула за спиной ее дверь и маг откинул голову, рассматривая не такие уж и мерзкие темные балки и выпуклую кирпичную кладку голой стены напротив.

— Мясо у нее маринуется. Как у сестры, не иначе. Только не кабанятина, а бык, зато тоже темнокожий.

— Мастер, время укола.

С виду, явившаяся, медсестра медсестрой. И как и во всякой больнице, таких в халатах и масках с доброй улыбкой вивисектора больные не любят, но кряхтя и пыхтя поворачиваются на бок, предоставляя…простор для маневра. Главное, чтобы Юри быстро не вернулась. А то влетит, довольная, кареглазая и смутившись, развернется, пряча веселье. И долго потом хихикать будет, припоминать и хитро щуриться.

«Да и на здоровье»! — внезапно решил сморщившийся от инъекции Гертмунд. Главное, чтобы больше не плакала и не грустила. А уж такой мимолетный позор можно и потерпеть.

***Чем древнее дом, тем глубже у него подвалы, и это отнюдь не народная мудрость, а жизненная необходимость.

Пристраивать для бытовых нужд новые помещения Пич не считал нужным, а вот расширить и укрепить стены подземных уровней было куда функциональней, тут и защита требуется не такая сильная как на поверхности, да и естественная звуконепроницаемость снимает множество лишних проблем. Но, нужно сказать, что зарыванием в землю он тоже не злоупотреблял, в отличии от Ëн Сук, которая успешно могла спрятать под основным домом две атомных подводных лодки целиком, и в жизни бы их никто не нашел. У Пича имелось всего несколько скромных уровней помещений, одним из которых был огромный тренировочный зал, со всеми возможными за развитие истории тренажерами, турниками, стеллажами оружий и даже боксерским рингом. Второе помещение занимала надежно охраняемая библиотека, личная, в обязательном порядке согласованная с основным архивом Камар-Таджа и действующим Хранителем знаний. Оригиналы и копии хранились, тут требуется упомянуть, у каждого члена Совета, ведь не придумать ничего глупее, чем сложить все яйца в одну коробку и успешно их разом прос…потерять.

Бессмысленно думать, что враг глупее или слабее, поэтому, если вдруг случится такая неприятность, как утрата обители, знания утеряны быть не должны.

Справедливости ради, каждый Мастер гордился своими запасами и весьма неохотно отдавал в Камар-Тадж узкоспециализированные книги по интересующей его тематике, поэтому в архиве находилось множество магических копий, впрочем, ничем не уступающих оригиналам, просто пожилые засранцы весьма…трепетны и чувствительны.

Это Пич тоже признавал и, что не менее обидно, признавал даже то, что свитки, относящиеся, к новомодному слову «комьюнити» жрецов Сета, выпустить из рук был не способен до собственной своей смерти (а впрочем, с учетом специфики своих сил, то и после), о чем свидетельствовала тьма печатей и проклятий, навешанных на показательно ломкий папирус.

Но сейчас мы не об этом.

Сегодня больший интерес, чем спортивный уголок и островок для чтения, нас интересует скромная ритуальная, имеющая собственный выход на поверхность, в добавок к грузовому лифту, и менее всего защищенная. Да и кому в здравом уме придет мысль лезть в логово жреца, где тот отдает почести и уважение своему богу?

Колени уже давно не затекали от долгого сидения в неудобной позе, спина не жаловалась на чрезмерные бездвижные нагрузки.

Дисциплинируя ум и тело, синхронизируя их, можно воистину достичь многого. Спокойную и, даже можно сказать, обыденную медитацию в высеченном на камне рунном круге, щедро сдобреном собственной кровью, Пич проходил уже около часа, искренне наслаждаясь ровными и стабильными перекатами своей силы. Она впервые за долгие столетия, насытившись и уравновесившись чужим светом, лениво двигалась послушными волнами, то заполняя мужчину целиком, то выплескиваясь наружу и исследуя пространство. При этом тело не испытывало ни капли прежней тяжести, которой так требовал самоконтроль, железной волей связывающий магию.

После полного обряда слияния с Юй Мин, инициативой которого он и вовсе не был, выбеленная, уравновешенная и расслабленная сила стабильными потоками стелилась по ауре и не доставляла дискомфорта.

Тихие, но уверенные шаги не напрягли ни капли, пусть и принесли с собой в полную тьму полу ангара непривычные ранее запахи старого камня, лишайника и, как ни странно, летучих мышей.

Не открывая глаз, Пич нахмурился. Он узнал эту поступь, за давностью лет не потерявшую своей спокойной уверенности и, кажущейся простой, легкости.

— Брат Кани, — страх и радость встречи нарушили покой и яркий свет электрических ламп не сразу развеял мрак, вызванный не темнотой, но концентрацией выпущенных сил, которых лишь на мгновение ласково коснулась смуглая до черноты рука некогда ей знакомая. Если бы кто-либо знал, что эти мужчины рождены в разные поколения и от совершенно разных родителей, все равно бы мог ошибиться и принять их за братьев. Та же выправка, не согнутая годами, та же тяжесть и завистливая сухость крепких мышц. И только взгляд мог пожалуй нарушить миф родства, или седина, крупной солью припорошившая ранее черный перец его волос. Помнится, в последнюю их встречу, жесткие пряди Кани были свалены в тугие плотные жгуты, ничуть не похожие на неопрятные колтуны, которые носит Навин. Сейчас же череп обрит налысо, щедро натертый пахучим маслом, агрессивно клубящимся и заглушающим прочие ароматы не только пещеры, в которой он обитал последние годы, но и…тлена?

И эта обритость и ядовитость нового запаха так обманчиво дает иллюзию, что прошедших столетий не было и разум Пальца Длани Сета все так же молод и гибок, а не является закостенелым и давно не гнущимся. Живая плоть и мертвый разум, затянутый серой пленкой некогда темных глаз. И тот день, когда безобидная серость сменится белым саваном, станет последним в жизни этого воина.

— Брат Первый, — воззвание повисло в воздухе, вызывая чуть ли не детскую обиду, по крайней мере болезненный укус сердца был следствием этого игнорирования его, Пича, личности. Желанием старика вычеркнуть их общее прошлое, их былое общение, их связи, и обезличенное его обращение не к другу, а к сущности Первого, ныне размазанной по жалким остаткам души самого Седьмого. Но как бы не тяжела была ноша, Пич нес ее всяко с большим достоинством, чем этот жрец, ставший забывать, похоже, даже собственное имя.

— Брат Третий, — поправился насмешливо Мастер, поднимаясь с пола и всем своим видом демонстрируя эту насмешливую решительность. — Вот так вот-то, ты просто решил навестить меня? Рад.

— Тебе пора забрать меня…нас. Время пришло, — прямой как скала и такой же недвижимый нубиец смотрелся жалким в своей попытке и демонстрации равнодушия. Этот избыток гордости в купе с унизительной просьбой…отвратительно.

— Нет, — жестко отрезал Пич. — Твое время еще не пришло, завет должен быть исполнен до края. Вот так, не ожидал от тебя подобной трусости.

Серое бельмо ожило и прибавило в плотности, ровные белые зубы выступили из-под приподнятой губы, должно быть в попытке продемонстрировать угрожающий оскал.

— Сопляк! — почти сплюнул старик, хотя почему почти. На пухлой губе повисла капля вязкой слюны, пузырясь и лишая облик бывшего некогда братом, грозности.

И как никогда ранее, проступила меж ними разница, и выбрался наружу истинный возраст мужчины, лопатки разъехались, делая спину горбатой, острый кадык почти прорезал линию некогда широкой шеи и смотрелся уродливым наростом. Пальцы мужчины скрючилась, демонстрируя неровные, местами обломанные или обгрызенные ногти. Кожа утратила благородную темноту горького шоколада и стала, и вправду, горькой, землистой, развеивая иллюзию молодости.

Пич болезненно качнул головой. Привкус пыли и пепла на губах, на кончике языка вызвал отчаянное неудовольствие.

Когда уходил Бара, то судьбу свою он принял с достоинством, растворять в веках воином и оставляя за собой след достойно выполненного долга.

Кани не справлялся. И не старик он вовсе, лишь на пару десятилетий старше Пича, а так размыт, хотя тяжесть покровителя и душа Первого ударила именно по нему, лишая разум остроты и крепости сна.

Может в этом все дело? Может Третий мечтал быть первым?

— Что ты знаешь о моей судьбе? — вихри силы Мастера Камар-Таджа брезгливо отпрянули от гостя, нашептывая о том, что Пич знал и так.

— Ровно столько, сколько нужно. — равнодушно отозвался маг, сложив руки на груди. — И, надеюсь, не узнаю и впредь, поскольку истерзанная твоя душа перейдет не мне, но моему ученику. И вот до тех пор, пока он не вступит в пору взрослой зрелости, ты нести будешь свои жизни сам. Оглянись, Кани. Мы не такие уж и разные, но вот то, кем стал ты, и какую дорогу выбрал я.

— Нет Кани, нет больше Кани! — визг был неприятен, как и ставшая больше, слюна. Мастер, кажется, даже слышал подобные интонации в фильмах современности, только звучали они как: «Моя прелесть»!

Стало смешно, и смешок этот подавить не удалось, хоть маг старательно прикрыл ладонью нижнюю часть лица. И смех этот, казалось должный выбесить нубийца еще сильнее, будто ненадолго привел его в чувство.

— Пич… тебе видно, я не справляюсь. И ждать больше нет возможности. Близится Излом, и я безмерно страшусь стать его причиной. Ты знаешь, Младшая перешла ко мне и вся паскудность ее многих свершений сводит с ума. Забери нас, запечатай, и отдашь преемнику, когда он будет готов.

Кани качнулся и упал бы, если бы не сильная рука на локте.

Почуяв призрачную вменяемость брата, Мастер без сожалений поделился с ним чудотворной силой последствий своего брака, стабилизировав рвущие потоки друга. А ведь раньше это было непосильным. Сейчас же тонкие перегородки, похожие на стенки рыбного пузыря, одни за другой восставали в сознани пришедшего, разграничивая каждую из пятерки содержащихся в нем душ.

— Знал бы о твоих способностях, пришел бы ранее.

Улыбка более не виделась сумасшедшей. И серость полностью сползла с одного глаза. Мужчина выпрямился и вдохнул полной грудью, будто бы давно эту способность утратил, и вот сейчас вновь приобрел.

Однако запах разложения, пусть и уменьшился, но не исчез целиком, намекая на временность этих мер.

— Вот так-то известно, это не надолго.

— День или два, неделя или месяц. Я буду рад и этому, поскольку ужасно утомился быть ничтожеством и тенью себя прежнего. Но, где ты раньше был, шельмец, со своей инициативой, а… вот как.

Кани дружески хлопнул брата по спине, однако, покачнувшись сам, что стало новой причиной улыбки. Даже смеха, а еще поздравлений. Искренних и приносящих радость.

Пич кивнул, испытывая грусть. Таким он брата знал, помнил и искренне любил. Видеть его прежним, хоть и временно, стало не облегчением, а еще большей болью.

— Не кривись, Седьмой. Твоя постная рожа обрыдла мне еще в позапрошлом столетии и, наверняка, бесит новую твою магическую семью, я даже удивлен, что нашлась та, что связалась с тобой. Должно быть, весьма скверная и неприятная особа, еще хуже чем ты.

— А я так-то все думал, кого мне ее братец с дурными манерами напоминает. Не беспокойся, вижу Излом и не я один. Мой новый подопечный повелитель так же способен зреть сквозь время, но знаешь и ты, что если близится Он, за его завесой можно уловить лишь смутные очертания итога. Мне этого достаточно, чтобы молчать и знать. И тебе, я полагаю, тоже.

— Мне нет места за стеной Излома, — тихо отозвался Кани. — Этот момент истории, как и всегда, либо уничтожит мир, либо в новом его витке не должно быть меня.

— Терпи, брат, — жесткая ладонь приговором сдавила плечо нубийца, тряхнула, разворачивая лицом к лицу к тому, чьи глаза еще были так глубоки и черны. — Мальчик не готов. Ми Гун не справится с нашей силой.

— Я такой тонкий стал, как истертая изнутри амфора, хрупкая и ненадежная. Услышал я тебя и благодарен за эти мгновения чистого разума, но, к сожалению уже виновен. Прокол мироздания состоялся, те, кто должен был, свершили предательство, таковым его не полагая. Это существо приходило ко мне, ища пути связи с темным измерением. И не отпугнуто было не пребыванием на горе Вундагора, которую я храню, не тем фактом, что мы Пальцы одной Длани. Но я не помню. Не знаю кем он является, даже не уверен, что это мужчина, но безумия в нем более, чем во мне.

Он в ответ положил свою руку на плечо Пича и прислонился своим лбом к его.

— Мы все гордимся тобой, брат, и тем, что тебя не сломить. Ты единственный, кто искал выход, боролся, стремился и нашел. Я буду ждать столько, сколь необходимо и верить в правильность путей Сета.

Прошелестела тьма, обхватив своих детей мягким шарфом и застыла, питаясь болью их, сожалением, сомнением и еще много чем ненужным, разрушающим, лишним.

Храбритесь. Мужайтесь. Крепитесь.

Грядет Излом, и на острие его повисли миллиарды жизней.

Мужайтесь. Крепитесь.

И соберутся нити судеб в единственную двухцветную дорогу над бездной.

Крепитесь.

Да родится из пепла разрушения новая эра.

***— А так вы что-либо чувствуете? — Юй Мин так и эдак осматривала ауру Джулии Банерджи, обходя женщину по кругу, заставляя наклоняться, поднимать и опускать руки, вертеть головой, а то и вовсе медленно крутиться. — Ну что же, милая, вы действительно в норме более, чем когда бы то ни было. Истощение избыто, артерии забиты под завязку, я бы даже сказала с избытком. Да и оттока я более не наблюдаю. Прелестно. И тут нет неприятных ощущений?

На голову выше Лисы, и с виду много старше, женщина смутилась и помотала головой, когда маленькая ручка коснулась живота чуть ниже пупка.

— Не знаю, важно ли это, но у меня вернулся цикл.

Оборотница вскинула тонкие брови и жестом показала на диван, разрешая присесть. И невдомек ей, привыкшей командовать, что дом этот не ее и, более того, распоряжается она хозяйкой данной квартиры.

— А он пропадал? Почему же вы молчали об этом ранее? — ёкай присела на кресло напротив, взмахнув руками, отбрасывая назад рукава своего длинного шелкового кимоно. Шелк этот, более плотный, и, казалось, грубый, струился тяжелой волной, оттого являл себя более натуральным, чем та дорогая кофточка из гардероба Джулии, на которой смело было заявлено, что шелк в его составе стопроцентный.

Кругом обман.

Чья-то ругань за окном, и лекарка недовольственно сморщилась, сплетая пальцы странным образом, отчего с резким возгласом шумные соседи замолкли.

— Не терплю пустой брани. О чем мы? Вы вроде еще молоды, чтобы иссохнуть. Яичники в норме, трубы без спаек, что в этом городе и даже удивительно. И главный орган так же функционирует. С половой жизнью, я вижу, все прекрасно и по искренней симпатии.

Женщина впервые за, как думалось ранее, длительный срок жизни, смутилась и поспешно коснулась обеих щек тыльными сторонами ладоней, хоть этим прикосновением остудить их, и вернуть себе самообладание.

Гостья склонила голову на тонкой шее набок, отчего тяжелый водопад волос ее, идеально прямых и темных, прошелестел по светлому одеянию и свился за спиной тяжелым кольцом.

И вся она виделась настолько неземной и величественной, что само ее нахождение здесь казалось неуместным, тем более с тяжелой кружкой в хрупких пальцах, держать которым впору было чайную пару из костяного фарфора, тонкого и изящного, как и она сама. А эта несуразная, со смешной надписью, подаренная сыном уже давно на день рождения, не к месту.

Но чародейка не брезговала. Она отпила полупрозрачный напиток из не ферментированных листьев и благосклонно кивнула, будто он и правда пришелся ей по вкусу.

Она поставила чашку на место, даже не заметив, что на столе остался тонкий влажный след от донышка. А Джулии и за этот след было стыдно. Она сделала глоток своего остывшего кофе и слегка встряхнулась.

— Извините, но вы так много делаете для меня и моего сына, что я посчитала глупым отвлекать вас ради решения своих проблем. Я же не маленькая девочка.

— Здоровье женщины не есть глупость, а высший дар, который беречь необходимо тщательно. Не стоит переживать, я не столь высокомерна или чванлива, чтобы упрекать кого-либо в его окружающем мире. Особенно с учетом того, что сама первую половину жизни прожила в пещере, не видя в том проблемы.

Тонкая ободряющая улыбка и сверкнувшие острые клыки, которых не может быть у человека. Да, и Джулия резко вспомнила, что магиана эта и не человек. Стало легче и плечи напряжены быть перестали. Даже дышать стало легче.

Одобрительный кивок дал понять, что все правильно.

— Так что? Когда у вас начались проблемы с лунными днями?

— После рождения Николаса, — врачу ведь нет необходимости врать. — Понимаете, после гибели его отца я была раздавлена, беременность так же здоровее не сделала. И жизнь, она не так легка, как хотелось бы. Они были нерегулярны, но были. Я обращалась к специалистам, мне сказали, что такое бывает. Время у нас такое, много стресса, а женская система…несколько остро реагирует на такие вещи.

Женщина поставила локоток на боковину кресла и немного театрально, на вкус Джулии, прикрыла глаза изящно раздвинутыми пальцами. С другой стороны ей шло, и не выглядело хоть сколько наигранным, как если бы сама Лия захотела повторить это сама.

Пергаментные веки женщины сомкнулись, изящно загнутыми ресницами отбрасывая небрежные штрихи на белоснежную кожу. Она чуть развернула запястье и с силой надавила большим пальцем на точку меж бровей, будто заставляя себя думать чуть лучше.

— Специалисты ваши, коновалы. Хотя я им и лошадь лечить не доверила бы. Нужно подумать. Если восполненный Соней недостаток энергии вернул и восстановил цикл, значит и причину нужно искать именно в этом.

Она говорила все так же, с закрытыми глазами, массируя сковавшую болью натянутую мышцу, что явственно приступила струной на ровном лбу и расчертила его вызывающей трещиной.

— Я оставлю вам свои диагносты, будьте добры, милая, носить их некоторое время. У людей есть такой аналог, сутки необходимо носить портативный аппарат ЭКГ, который записывает показатели за день. Вот и мои артефакты зафиксируют движении вашей ауры, выявят всплески и провалы, если таковые образуются. Возможно, походить придется даже целый месяц.

Джулия в неудовольствии поджала губы, ей уже представилось огромное нагромождение сфер и конусов из хрусталя или кварца, навроде тех, что были расставлены сейчас на полу вокруг них. К тому же, никто не отменял некоторых предубеждений к магам, поэтому мысленно к сферам добавились куриные и заячьи лапки, пучки перьев и трав.

Все эти неприятные мыслеобразы разбил звонкий смех гостьи. Она лукаво бросила взгляд на свою пациентку и не скрывая истинных своих эмоций, рассмеялась вновь, оценив сконфуженное выражение на лице женщины.

— О, дорогая моя, вы просто превосходны. Извините, читать мысли дурной тон, но вы столь громко и образно думаете. Прошу прощения. Не переживайте, все, что я делаю не может быть грубым и простецким.

На коленях матери Николаса появился большой бархатный футляр исписанный серебряными символами, вряд ли служащими именно для красоты.

Коробочка сама по себе распахнулась.

На дне лежал комплект украшений. Тонких, невесомых, когда мнимая простота скрывает убийственную стоимость. Особенно вот эти с виду поделочные камушки в нарочито простой оправе. А по факту похожи на темные винные рубины ограненные необычно в виде кабошона и тонкая дорожка из искорок бриллиантов. Выглядит все аккуратно, невульгарно и ужасающе дорого. И серьги, и кольцо, и кулон на тонкой цепочке.

— Надевайте, милая, этот цвет вам к лицу. И не стоит так переживать о ценности, камни они и есть камни. В большинстве своем драгоценными их делает лишь возможность накапливать и удерживать магическую энергию. И чем дороже в вашем понимании кристалл, тем удобнее на него цеплять заклятия. Собственно и ценить вы их стали, подражая накопительству магов. Но мы не об истории. Как только я сниму с них показания вашего здоровья, комплект останется вам в качестве компенсации от некой вздорной девицы, которая и стала причиной ваших проблем со здоровьем. И не нужно возражений, ей право ничего не стоило выловить их с морского дна. Можете даже выставить русалке счет, и она притащит вам пару таких сундуков. Шутка. Вы прелестно честны и справедливы, но отказаться от этих не позволю.

Джулия не успела ничего сказать, как украшения исчезли и резким холодом оказались на ее коже, быстро нагревшись и перестав ощущаться чужеродными.

— Вот и прекрасно, — лучезарная улыбка и все смущающие оккультные предметы исчезли с пола. — И поскольку мне нужно принести искренние извинения за непростительную невнимательность со своей стороны и от лица Камар-Таджа, то я именно это и делаю. А теперь мне хотелось бы спросить, как себя чувствует Николас? Соня его подпитывает?

Джу нахмурилась, покрутив на пальце подаренное кольцо, которое, впрочем и не думало сниматься.

— Не могу сказать, но визуально и по его словам с ним все прекрасно…

— Но? Да не дергайте, снять его все-равно не получится. Что-то вас пугает?

Джулия вздохнула и перевела взгляд в окно.

— Понимаете, после того случая с девушкой и его признанием. Я понимаю ее и даже благодарна, что она была честна и отказала, не питая Ника бессмысленными ожиданиями. И он вроде бы смирился, сбросил этот груз. А потом резко замкнулся. Может это, конечно, такой этап и нужно просто переждать. Он набрал много ночных смен, перестал гулять с друзьями. Не знаю.

Новый вздох вырвался сам собой и Джу вздрогнула, поймав взгляд ярко алых глаз с пульсирующим вертикальным зрачком. Смотрелось жутко…

— Наверное, он просто переживает.

— Несомненно. Поверьте, если бы это зависело от меня, я бы отдала ему девушку не раздумывая.

— И вы смогли бы?

— Вне сомнения. Легкое воздействие тут, немного магии там, и они уже любящая и гармоничная пара…

— Но? — улыбнулась Джул, возвращая этой необычной женщине ее же вопрос. И та все поняла правильно.

— Но Верховный не тот человек, с кем нужно ссориться. Не то чтобы этот мальчишка был уж такой всемогущий, просто, — вздох сожаления и раздражения. — Клятва и все такое. Но осложнить мне жизнь он способен вполне. И моему…мужу.

Слово встало поперек рта, но не вызвало у Юй Мин отторжения, наоборот, застыло на кончике языка незнакомой и слегка запретной сладостью. Необычно. И приятно.

— А я, признаться, не люблю сложностей. К тому же у него на редкость, даже для вашей расы, отвратительный характер. В общем, и у девочки не лучше. Так что вам такого счастья не нужно.

— Спасибо.

Юй Мин встала, сложив руки перед собой, сплетая ладони с запястьями в разрезе рукавов, и за ней невольно поднялась и Джулия.

— Ваше общество, милая, весьма приятно. Поэтому слушаем мои рекомендации, настои принимаем и не снимаем украшения даже в душе. А как только этот бессовестной мальчишка перестанет страдать, заставьте его прийти ко мне на осмотр. Я слишком его ценю, чтобы лишиться.

Величественный кивок головы и гостья исчезла. Джулия выдохнула и упала обратно на диван, закрыв лицо руками.

Откуда придет беда, она не знала, но что придет, чувствовала.

Они все ее чувствовали.

Все, чьи жизни были подхвачены и зажаты в кулаке у судьбы.

Мойры плели полотно, пели свои песни и почти равнодушно подхватывали жизни одну за одной, вытягивая, изгибая и встраивая в рисунок.

Равновесие должно быть восстановлено. Эти жуткие дыры заполнены, а мертвые должны, наконец, умереть.

***

Я устала просто катастрофически, и никуда от этой усталости не деться. Нервы натянуты, сон не приносит облегчения и только и ждешь, когда и где случится новый пинок под хвост от этой жизни.

Заночевать теперь где угодно я не могла, и даже провозиться с «работой» дольше требуемого. Спать — только в пещере, только возле источника, с погруженным в него ребенком.

Это выматывало и нагружало нервную систему.

Дормамму затих, как лопухом накрылся. Ни одного прорыва, как затишье перед бурей, я об этом рассказала Стивену, он принял к сведению, и попросил не переживать.

А как не переживать?

Расслойки все равно на мне, а после того как однажды прорыв начался прямо пока я в ней сидела… хорошо тогда Лун был снаружи и магов притащил, зато о том, чтобы подремать или помедитировать там, и мысли теперь не было. Сидишь, скрутившись в спиральку, и дергаешься от каждого звука.

А еще активизировалась всякая посторонняя дрянь, типо контрабандистов, истребляющих китов, разливов нефти, незаконной разработки участков континентального шлейфа и даже тектоника сходила с ума.

Я разрывалась на части.

В один из дней шмальнуло где-то в глубине, мне пришлось сбежать с урока Учителя, который за шесть дней достаточно окреп, чтобы гордо отказаться от подпитки, и вернулся к обучению нерадивой меня. В общем, если бы я волну не придержала, в районе Африки бы смыло поселений десять.

Русалка говорите?

Повелительница вод, прошедшая слияние?

Вы когда-нибудь пробовали прорвавшуюся цистерну заклеить лейкопластырем?

Нет?

Вот и молчите!

Ущерб удалось урезать до одной пятой, зато выжало до состояния разлогающейся тряпочки. На берегу меня выловил в груде мусора и деревьев Пич и галантно отнес порталом в мою пещерку.

Там я отмокала долго, Юри, на нервной почве оккупировавшая кухню Санктума Гонконга, взялась меня кормить несколько раз в день. В то же злополучное утро ей пришлось выпотрошенную русалку бульоном отпаивать. Нет, океан извиняюще поделился силой, ну, а здоровье и изношенный нагрузкой организм кто починит?

Рвало, мотало, бросало в пот. Испугавшись, лисичка убежала жаловаться сестре, которая явилась не одна, а со Стивеном.

Позор.

Зато один держал, вторая лечила. И все счастливы, кроме самого бледного мага, у которого в глазах читалось желание меня повторно отлупить.

Ну, так выжила же!

И я не по блаже дурной во все это влезла, я жизни спасала!

Аргумент был принят со скрипом, зато удалившаяся лекарка позволила хоть чуть времени провести с магом.

Он тоже был занят, я о делах не спрашивала, если посчитает нужным, расскажет сам. Зато, захлебываясь словами, выплескивала на него свои невзгоды и истории. Стивен был не против, он сидел рядом, ел приготовленный Юри паек и кивал, иногда улыбался, иногда что-то советовал, а когда и хмурился.