Глава 10 (1/2)

— Как ты высоко-о! — протянул Наруто, задрав белокурую голову и раскрыв ротик, и даже приставил руку ко лбу козырьком, как бы закрываясь от солнца.

Какаши рассмеялся такой бурной реакции и сделал широкий шаг вниз по стволу дерева.

— А так?

Мальчик состроил задумчивую мордашку, склонив голову.

— А так попробую!

И вприпрыжку отбежал. Остановился. Решительно нахмурился, как делал часто перед новой сложной задачей. И понесся обратно — к своему сенсею, стоявшему на дереве параллельно земле.

Разбег удался. Мальчишка подпрыгнул — куда выше, чем смог бы только с физической силой, — и уцепился за протянутые руки наставника. Заулыбался во весь рот, повиснув. Но расслабляться было рано. Следующая часть упражнения заставляла сердце Какаши болезненно сжиматься. Он повторил еще раз, на всякий случай:

— Теперь — думай о ногах. Ты должен пружинить ими, как мячик — ты это умеешь. Но при этом представляй, как будто ты хочешь проломить землю под собой. Как будто твои ноги очень-очень крепкие, как в железных ботинках, которые тебя защищают.

— Ага!

Сделав над собой огромное усилие, убеждая себя, что это необходимо, чтобы избежать дальнейших возможных неприятностей, юноша разжал пальцы. И отпустил Наруто. Который полетел вниз. Кажется, приземлился нормально… Нет, всё равно повалился набок.

Мальчик сел, потирая свою тонкую ножку, задрал вмиг опечалившуюся моську на сенсея.

— Не больно?.. — участливо спросил Какаши, хотя наверняка гораздо больнее было ему самому — раз за разом видеть, как его малыш ударяется, и будто бы переживать полученную им боль стократно…

Но нельзя было учить ребенка прыгать с помощью чакры, не научив при этом правильно приземляться. Элементарная техника безопасности — иначе он попросту разобьется…

— Нет, — выдохнул Наруто. И, что всегда поражало Какаши сильнее всего, снова поднялся на ноги, отряхнув ручки. Он не жалуется. Потому что не привык жаловаться. Потому что жаловаться было попросту некому…

Никто не пожалеет. И никто не поможет. Потому что никому нет до него дела. У него есть только он сам.

Если ребенок усвоил эту жестокую истину — еще одну ужасную истину — в таком малом возрасте… неужто всё было напрасно? Та война, унесшая жизни множества людей. Забравшая и отца Какаши, и Обито, и Рин… Их жизни были отданы зря. Ведь даже сейчас, когда наступил «мир»… сын Минато потерял родителей. И живет как бродячий котенок, не нужный никому.

Если он сам не заварит себе рамен — никто не сделает этого за него. И нет смысла плакать. Нужно просто встать и сделать это самому…

— Неко-чан! Неко-чан! Лови!

Какаши вынырнул из гнетущих мыслей — с облегчением. Погружаться в них, пожалуй, и не было смысла. Но осознание несправедливости судьбы не могло не угнетать. Особенно когда это отражалось на его дорогом ребенке…

Но юноша улыбнулся: сначала просто механически, для того, чтобы голос звучал бодрее, а потом — совсем искренне, когда вновь всмотрелся в блестящие синие глаза.

Синие глаза… которые смотрели на него десять лет, еще до рождения Наруто… Или нет?..

Но их лучезарности в любом случае хватило, чтобы разогнать тучи с его души.

— Давай, рыбка, ловлю.

Новый воодушевленный прыжок. И новое глухое падение. Но — новый подъем, раз за разом. До тех пор, пока мальчик совсем не запыхался, так что в очередную попытку повалился на землю тяжелым мешком. И так и остался лежать на спине.

— Фу-ух, — только выдохнул он, его худая грудка быстро вздымалась и опадала. Какаши сразу же спрыгнул вниз и присел рядом.

— Как ты, кроха? Что-то болит?

— Не… Я немножечко устал.

— Конечно, устал, ты ведь тратишь очень много чакры. Особенно так — с непривычки… Давай-ка сделаем перерыв. И что-нибудь съедим, мм?

— Я не хочу! — вдруг решительно объявил Наруто и снова подскочил. — Я хочу прыгать!

И, что-то энергично напевая, он вприпрыжку побежал по полянке, подлетая при каждом прыжке. Его бодрости можно было позавидовать, да и увлеченности тоже. Кто еще может так заиграться, что забудет про голод?.. Разве что, Гай. Наверно, он мог бы сказать, что Наруто преисполнен этой самой «силой юности»… если, конечно, она не означает ничего неприличного между строк.

Какаши смотрел на подопечного с улыбкой. Чувствуя прилив густой, обволакивающей сердце гордости: возможно, иметь такой характер даже лучше врожденного таланта? Внутренний стержень — это жизнь, живость, это тепло. А бремя гениальности — это безупречность… и холод, ей порожденный.

Хотя… Минато ведь сочетал в себе и талант, и тепло. Наверно, мир всё-таки не настолько полярен, не делится пополам на черное и белое, на холодное и теплое, на талант и бездарность, а имеет множество оттенков…

На этом остановил поток размышлений Какаши. И так и раскрыл рот, когда его мальчик, непринужденно подпрыгнув, ухватился руками за ветку дерева на приличной высоте от земли. Сердце сдавило, юноша импульсивно дернулся вперед, чтобы поймать Наруто, но тот преспокойно спрыгнул на землю, продолжая скакать дальше.

— Получилось, — прошептал Какаши, медленно осознавая. И крикнул громче:

— Наруто! У тебя получилось!

Мальчик развернулся к нему, его глаза горели. Он, хохоча, побежал в обратном направлении. Снова допрыгнул до ветки, раскачался на ней и совершенно правильно приземлился, защитив ноги, а вместе с ними и весь позвоночник чакрой, как и объяснял ему сенсей — кажется, тело поняло, что от него требовалось, и к делу подключились инстинкты.

— Получилось! Ура-а! Наруто-прыг! Наруто-прыг!

— «Наруто-прыг»? Это твоя новая техника шиноби, да? — засмеялся Какаши, а мальчишка уже взлетел к нему в руки и крепко обнял за шею.

— Да! Да! Техника «Наруто-прыг!». По крышам хочу прыгать! — восторженно верещал ему в ухо Наруто, не переставая дрыгаться, совсем как в младенчестве.

— Обязательно, но немного позже, ладно? Надо сначала твой «Наруто-прыг» по деревьям закрепить. Ну, выучить совсем хорошо, чтоб ты не падал.

— Угу!

— И покушать еще.

— Не! Прыгать, прыгать дальше!

Однако тут у мальчика громко заурчал желудок, вызвав новый умиленный смех Какаши.

— Да, да, и в животе бурлит совсем не у Наруто, да?

— Да! Не у Наруто. У белки!

— У белки? Бедная белка, надо ее накормить. А то сил не будет по деревьям скакать.

Наруто тепло смеялся, а юноша таял, прижимая к себе свое личное солнышко — освещающее мрак его жизни своей наивной непосредственностью.

— Я сегодня ничего с собой не брал, так что давай на рынок сходим, и ты сам выберешь, что хочешь поесть, ладно?

— Угу! А ты меня повезешь! — и Наруто уже начал карабкаться куда-то на плечо Какаши, пытаясь перелезть ему на спину.

— Конечно. Буду делать «Наруто-прыг» по домам.

— «Неко-чан-прыг»!

— Как скажешь, кроха.

На крыше здания Какаши притормозил, глядя вниз, на рыночную площадь, потом отошел к другой стороне и указал вниз.

— Сейчас я спущусь вот сюда, в этот переулок, сниму тебя, и ты сам сходишь и купишь еду, хорошо? Мне там на рынке нельзя показываться.

— У, секреты! Секретная миссия! — хихикнул Наруто.

— Ага, секретная миссия по добыче еды. Когда купишь, вернешься сюда же. Вон там напротив большая красная вывеска, видишь?

— Да! На попу похожа!

— Разве ж на попу?.. А мне казалось, что это миска… Ну, допустим. Если потеряешься — ищи ее, эту красную миску… ну или попу. Понял, Наруто?

— Угу! Куплю еду и вот сюда приду! Ищу попу!

— Да, всё правильно.

Убедившись, что в переулке никого нет, юноша спрыгнул вниз, спустил подопечного на землю и вручил ему купюру. Наруто кивнул, сунул ее в карман и заглянул старшему наставнику в прорези маски.

— А тебе что купить?

— Мне?.. Да мне ничего не надо, я не голодный, — сам Какаши так и перебивался пилюлями во время тренировок, чтобы избежать необходимости снимать маску, да и тратить время попусту. Наруто же задумался, но снова кивнул и, помахав на прощание, убежал.

Разлука уже отдалась в груди щемящей болью. Но юноша напомнил себе, что это — совсем ненадолго. Он снова подлетел на дом, наблюдая за своим мальчиком сверху. На душе всё равно неприятно скребло от того, что им приходится проворачивать подобные «секретные миссии». Будто они занимаются чем-то криминальным, предосудительным… а вовсе не спасают друг друга от одиночества.

А всё могло быть иначе. Идти с мальчишкой за ручку, вместе заходить в магазин, покупать ему сладости, игрушки… и — без масок. Хотя бы без фарфоровой, в которой и дышалось труднее — во всех смыслах.

С Наруто хотелось быть без маски. Хотелось, чтобы ребенок мог видеть его мимику, мог считывать всю любовь и нежность, которую Какаши приходилось транслировать всеми остальными способами… кажется, всё же успешно. Потому что ответную любовь, совершенно по-детски невинную, он уже видел в глазах Наруто.

Наконец, мальчишка вернулся к условленному месту, благополучно про него не забыв. Какаши с чувством приятного облегчения спрыгнул, подхватил малыша и вернулся обратно, слушая его хохот от быстрого перемещения.

— Ну, что же ты купил? — поинтересовался Какаши, сажая Наруто на бетонный подъем у водонапорной башни.

— Татаяки! — сообщил мальчик, вынимая из бумажного пакета, который уже совсем промаслился, шарик с осьминожьей начинкой, нанизав его на палочку.

— Мм, «такояки»?

— Да, да! Я и тебе взял! — малыш протянул ему пакет. У Какаши свело в груди от умиления, даже глаза снова защипали. Чудо, а не ребенок… И как будто он знал, что из всего фастфуда Какаши терпимее всего относится именно к такояки.

— Спасибо, Наруто.

— Угу! А ты есть не будешь? — удивился мальчик, глядя очень пристально, не притрагиваясь к еде.

— Буду, попозже.

— А ты будешь снимать маску? — теперь его заинтересованность стала более понятной.

— Нет.

— А как ты тогда кушаешь?

— А руками.

— Как?! — глаза Наруто распахнулись.

— У меня рот на руках, — Какаши сложил пальцы в перчатке, прижав большой палец к остальным, чтобы рука напоминала птичий клюв. — Вот так вот ем, — и ухватил смотрящего на него с открытым ртом Наруто за бок. Мальчик взвизгнул и захохотал:

— Щекотно! Ты в перчатках, ты меня не съешь!

— Не съем. Да и я шучу.

— А бывает такое? — малыш принялся жевать первый шарик такояки. — Когда рот на руках?

— Ну, не знаю. Я такого не видел. Думаю, не бывает.

— На одной руке рот, — задумчиво пробормотал Наруто. — А на другой — попа.

Какаши засмеялся, потрепал мальчишку по волосам.

— Ну это ты придумал…

— Одной рукой ест, а другой какает!

— Знаете, Наруто-сан, а вы очень интересный собеседник.

Потом, под предлогом выкинуть мусор, Какаши спустился вниз, в переулок, и всё-таки быстро съел заботливо купленные для него такояки, чтоб не пропадали. Он так давно их не ел. Один не ел… А раньше они периодически затаривались всякой не самой полезной едой вместе с Минато, а потом уходили с шумных улиц в излюбленные уединенные места…

Он не хотел терять Минато. Никогда. Не хотел менять его ни на кого другого. Человека, которого он любил больше всех на свете… И который теперь будто заместился… на его сына…

Но… уж лучше так. Это правда лучше, чем если бы Какаши остался совсем один. Хотя, тогда бы у него и не было бы причин оставаться и страдать…

Мысли всё равно часто атаковали его, облепляли, словно невидимые комары, высасывающие из него все силы, а места их укусов потом долго зудели…

Но Наруто нуждался в нём. В его чуткости, в его любви. Рядом с Наруто он жил не для себя — не был просто движущейся плотью, пищей для комаров. Рядом с Наруто он жил для Наруто.

Ближе к вечеру мальчишка растянулся на траве, отдыхая после усиленных «Наруто-прыгов».

— Я хочу тоже уметь по деревьям ходить! — размышлял малыш, указывая пальчиком вверх, на ветвистые верхушки деревьев над ними. — Как ты! Как паук!

— Обязательно, но только позже, — Какаши улегся с ним рядом: он тоже немного устал, в частности, из-за переживаний за своего ученика и стремления сделать свои тренировки максимально эффективными и понятными. — Это еще сложнее, чем прыгать с чакрой.

— Почему?

— Для этого нужно уметь контролировать чакру очень хорошо, очень тонко… Ну, в общем, пока рановато.

— А ты умеешь контролировать чакру очень хорошо?

— Ну… да, я думаю.

— А почему?

К такому «почему» он оказался не готов.

— Наверно, потому что я взрослый.

— А в детстве ты не умел ее контролировать?

— Нет, не умел, — тут Какаши решил приврать, чтобы придать мальчишке уверенности. — Так что, и ты со временем всему научишься, если будешь усердно тренироваться.

— А кто тебя учил?

— Меня мой отец учил, — он смотрел на медленно темнеющее небо через прорези маски.

— У тебя есть папа?.. — прозвучало с такой смесью удивления и болезненности, что Какаши уже пожалел, что ответил честно.

— Был. Он умер, когда я был маленьким.

Мальчик вздохнул — искренне, понимающе, да и не умел он еще притворяться, чтобы выразить таким образом сожаление. Однако Наруто сел, юноша это услышал.

— Плохо, когда умирают, — заключил малыш.

— Да. Плохо. Но нужно жить дальше, ради тех, кто жив.

На это Наруто промолчал, да и сам Какаши не нашелся бы с ответом. Но мальчик вдруг провел рукой по его волосам, так что юноша вздрогнул: он уже и забыл, каково это — когда прикасаются. Даже так — по-детски, нечаянно-небрежно, резковато.

— Ты мягкий. Как настоящий котик, — хихикнул Наруто.

— Правда?..

— Угу. Только котики от меня убегают, когда я их хочу погладить… — новый вздох.

— Пугаются, наверно. А ты за ними не бегай — они, может, поэтому боятся. Лучше сесть и подождать, когда кот сам подойдет.

— О, я буду пробовать!

Тут Какаши парализовало: Наруто снова погладил его по голове. Но это прикосновение получилось другим. Ласковым. Таким знакомым… Оно погнало щекочущий холодок по затылку.

Тело обмерло. Хотело обмякнуть. Как обмякало раньше, в любящих руках… А теперь так было нельзя. Потому что не было больше этих рук.

Никто не заменит ему Минато. Даже такие, случайные касания… это всё не то. Подмена. Фальшь. Иллюзия…

А он хотел снова чувствовать это полноценно. По-настоящему. Хотел объятий любимого человека. Хотел, чтобы всё стало как раньше.

Никому он не позволял притрагиваться к себе. Никому, после Минато… И ему удавалось обманывать себя. Свой организм… Убеждая себя, что этого и не было — никогда не было…

А теперь он с новым приливом отчаяния ощутил, как сильно хочет к Минато. Он уже и забыл, что внутри может что-то так рваться… Рваться и будто говорить: «Это же совсем близко, просто — возьми».

Близко… Как когда-то был близко Минато. Когда Какаши мог прийти к нему и обнять, в любой момент. Всегда, когда он в этом нуждался.

Но больше не мог. И никогда уже не сможет.

Теперь… это другое. Это не то. Совсем не то. А как раньше — никогда не будет. Минато не сможет его обнять. Значит, и никто не должен, не должен прикасаться, не должен напоминать…

Он резко сел. Делая над собой усилие, чтобы не схватиться за грудь, в которой что-то раздиралось на части…

— Ты тоже убежишь от меня?.. — послышался тоненький, дрогнувший голосок.

Это поразило его молнией. Моментально отрезвило расплавленный рассудок.

Какаши обернулся к Наруто. Который так и сидел на траве позади него. Сжавшись, глядя куда-то сквозь землю, поджимая губки… а маленький подбородок грозил вот-вот затрястись…

— Не убегу, — выдохнул Какаши, склонившись к нему. — Ни за что не убегу. Прости меня…

Он больше не один. Не только «не одинок». Но и «не один» — потому что должен помнить о том, что рядом с ним находится другой человечек. Который видит и слышит его, который зависит от него. Крохотный, уязвимый, чувствующий так тонко…

Наруто пристально всматривался в него.

— Что случилось? — спросил он прямо и, почему-то, будто по-взрослому. Так что и Какаши растерялся.

— Сложно объяснить…

— Тебя тоже обижают?

Вопрос — с трепетной искренностью. А синие глаза вглядывались в самую душу, сквозь миллион масок. Так всегда смотрел на него Минато. Внутрь него, словно мог увидеть внутри каждую клеточку, каждую косточку… словно это у него был шаринган, или даже бьякуган, позволяющий прочитать самые запрятанные чувства…

Мальчик встал. Подошел вплотную. И молча обнял его за шею.

Какаши прижался к его плечу. Всё так же в маске. Не мог ее снять. А глаза горели от подступающих слёз.

Он опустил веки. Проваливаясь…

Сандаловый запах. Полумрак. Детский плач, стихающий. Тихое улюлюканье.

Глаза — такие же тяжелые, как сейчас. Пытающиеся выдержать всю тяжесть этого мира и не закрыться. И при этом очень хотящие закрыться, навсегда… уйти вслед за ушедшей любовью…

И маленькие ручки, хватающие его за пальцы. Улыбающееся ему беззубой улыбкой личико.

Потом — личико взрослее…

А теперь… он чувствовал его плечо. Хрупкое, тонкое плечико… которое почему-то выдерживало навалившийся на него вес. Которое не гнулось к земле. Какаши чувствовал, как мальчик напрягся. Чтобы выстоять. Не пытался по-детски извернуться, а терпел слишком сильное давление…

Юноша пришел в себя, выпрямился. Заглянул Наруто в лицо — серьезное и внимательное. Он снова чувствовал под ногами землю. И — опору. То, что не даст ему упасть. Не даст сорваться. Не даст утонуть, даже в самом себе.

Кто бы мог подумать, что в этом малыше кроется так много силы… которой хватает даже на то, чтобы привести в чувства взрослого. Взрослого…

— Прости меня, — снова попросил Какаши, ровно, обретя над собой контроль. — Я просто вдруг вспомнил кое-что плохое.

— Про что?

— Ну…

— Ты думал про папу?..

— Да, — выдохнул юноша, но на миг его прожгло. «Про папу». Они ведь говорили про отца Какаши… а сам Какаши думал… про отца Наруто. «Про папу»… И ведь не соврал.

— А-а… — понятливо протянул малыш и снова уселся на траву. Глянул на старшего товарища с читаемым вопросом — и юноша без лишних колебаний лег обратно. Прислонил голову к коленке Наруто. Он всё еще боялся, что мог обидеть мальчика своим внезапным бегством, поэтому хотел показать, что вовсе не избегает его. Не убегает, как кот… И, к облегчению, ощутил маленькие пальцы в своих волосах.

Значит, не спугнул, не разбил доверие подопечного… Медленно выдохнув, Какаши позволил себе прикрыть глаза. В очередной раз подумав, что Минато хотел бы этого для них. Хотел бы их дружбы, хотел бы их совместных тренировок…

Так было бы в любом случае. Эти мысли успокаивали. Как и мягкие поглаживания…

Они не были такими, как у Минато. Да и не должны были быть как у Минато.

Сейчас Какаши здесь. С Наруто. А потом вернется к Минато. И еще почувствует его прикосновения… Но об этом пока лучше не думать. Всё равно он вернется к любви всей жизни. Потом. Позже. А чтобы вернуться — надо позаботиться о ребенке. Чтобы хотя бы Наруто был счастлив.

Кажется, этим Какаши и руководствовался в первые недели. В первые месяцы без Минато…

— А ты же не старый? — вдруг спросил Наруто.

— Нет, вообще не старый.

— А почему волосы такие? Как будто эти… ну… как у деда…

— Седые? — засмеялся такому обороту юноша.

— Угу!

— Не знаю, цвет такой просто. У моего отца тоже такие были.

— А у мамы?

— Вроде бы, у нее были темные волосы. Отец мне мало про нее рассказывал. Она тоже умерла, я ее даже не видел… Наверно, ему было от этого слишком больно…

Но Какаши умолк, не ожидав от себя такой болтливости. Про родителей он говорил только с Минато. И то — нечасто. Возможно, дело было и в том, что ребенок всё равно не поймет большего, чем может в силу возраста, да и не станет анализировать или давать советы… но…

Неожиданно для себя юноша осознал деталь, о которой раньше никогда и не задумывался.

А мог ли собственный отец возненавидеть его? Хотя бы на секунду? Ведь мама Какаши умерла при родах. Умерла, подарив ему жизнь… Вот, что получил отец. Потерял любимого человека. И остался один, с ребенком на руках. Который мог бы и не рождаться, и тогда всё было бы хорошо…

Думал ли отец так? Допускал ли такие ужасные мысли, пытался ли гнать их долгими ночами?

Нет. Вряд ли. Какаши ведь и сам переосознал свое отношение к Наруто, стоило ему взять кроху на руки. Да и отец любил его — любил за обоих. Но новое внезапное открытие всё равно засело в голове. Он и не предполагал, насколько похожими окажутся у них с отцом судьбы… как бы сильно он ни жаждал избежать отцовских ошибок и идти своим путем, «правильным»…

Различие всё-таки было: отец ушел. Сдался. Дождался повода — и ушел. Оставив ребенка одного. А сам, наверно, воссоединился с любимой женой…

На долю секунды Какаши показалось, что он понял всё — просто всё. Вещи стали очевидными, кристально ясными, и ведь до этого он не мог додуматься всеми усилиями…

Но озарение одного мига рассеялось так же внезапно. И юноша, наконец обратив внимание на удивленное личико Наруто над собой, выдохнул:

— Да, в общем, я с такими волосами и родился.

— А у меня тоже что-то такое странное, — мальчик, вдруг опечалившись, поднял руку к своему лицу. — Полоски какие-то на щеках. Я не знаю, что это. Старик Третий тоже не знает. А меня дразнят…

Ненужные мысли тут же выветрились, и всё внимание переключилось на кроху. Какаши сел, развернулся к нему и бережно погладил по голове.

— Это же у тебя родимые пятна. Ну, как родинки, знаешь…

— Они странные.

Юноша и сам помнил, как с удивлением рассматривал эти полоски, трогал их, когда Наруто был совсем малышом — однако кожа была совершенно гладкой, и отметины никак не ощущались. Джирайя тогда предположил, что это из-за того, что Наруто — сын джинчуурики. У Кушины никаких полос не было, значит, они не могли просто так появиться даже при запечатывании Хвостатого, и мальчик на самом деле с ними и родился.

— Почему же странные? Мне кажется, они симпатичные. Прям как усики у зверюшки.

Такое сравнение заметно воодушевило Наруто, он заулыбался, прижав руки к щекам.

— А вдруг я не человек? — распахнув глаза, с придыханием выдал он.

— Думаешь? А кто же тогда?

— Котик? Или собачка? А у кого еще есть усики?

— Много у кого есть. У лисы, например…

— А я не видел лисичек. Только в книжках видел. На картинках.

— А я видел… — пробормотал Какаши, вспоминая огромную оранжевую тварь с множеством хвостов над крышами домов. Оранжевую… как и ползунки Наруто. Так идущий ему оранжевый цвет… Еще одно совпадение. Может ли это означать, что сама судьба вела к этому?.. Или же судьба…

Нет, судьба идет бодрым шагом в самую глухую задницу — так он решил для себя.

— А у лисички были усики? — поинтересовался мальчик.

— Знаешь, я как-то не разглядел.

— Тогда я буду котиком! Мяу!

Какаши нежно улыбался, наблюдая, как Наруто, согнув кончики пальцев, изображая когти, «царапает» его ногу, при этом активно мяукая. Что-то очень знакомое. Как и полгода назад, в приюте…

Стемнело, да и все силы этого дня были потрачены, поэтому юноша отнес своего подопечного домой. Наруто, забежав в комнату, снова выскочил на балкон и вручил Какаши рисунок.

— Вот! Это тебе! Я завтра новый нарисую!

И, быстро, но крепко обняв его за ногу, малыш вновь исчез. Закрыл балконную дверь, помахал Какаши из окна. И юноша, прижав рисунок к груди, простоял еще несколько минут, глядя в окно, в котором загорелся свет. Видел только щель через занавески — он сам просил Наруто всегда зашторивать окна вечером.

И, силой вытаскивая свои мысли из-за штор, куда они буквально летели, как бабочки на свет, тоже спрыгнул с балкона. Отправился домой. В свой темный и холодный дом… Но там он поспешил включить свет, чтобы тоже почувствовать хотя бы намек на уют. Прошел в спальню. Где наконец-то снял маски и раскрыл криво сложенный подаренный ему рисунок.

Как Наруто и обещал. Там была мордочка котенка, почти такая же, как и на импровизированной копилке мальчика — коробке из-под рамена. Котенок с широкой улыбкой и торчащей во все стороны рыжей шерстью, похожей на иголки у ежика. Какаши и сам заулыбался. Прелесть…

Он положил рисунок на подоконник. Туда, где раньше стояли фотографии. Сначала — фотография их команды. Минато, Обито, Рин… Потом эту фотографию пришлось убрать. А вместо нее появилось другое фото — он вместе со своей семьей, с Минато и Кушиной. Они сидели на пледе у реки, на пикнике. Женщина уже была беременна, только живот еще не был заметен. А Минато долго возился со штативом, потому что раз за разом ставил его на какие-то камни, так что штатив бесконечно шатался…

Потом и эта фотография исчезла. Джирайя убрал обе рамки в коробку и поставил ее в шкаф Какаши, на верхнюю полку. Тогда… когда родился Наруто. Когда Какаши жил у Отшельника… а потом, перед своим уходом, Джирайя помог юноше навести порядок в квартире. Вернул ему ножи… и разобрался с фотографиями. Потому что смотреть на них было нельзя.

Фотографию убрали и с могильной плиты Минато, где она простояла несколько дней после похорон. И облик любимого теперь можно было увидеть лишь на горе Хокаге. И то — каменный, застывший, не похожий на настоящего… И во снах. Какаши всё еще видел его во снах…

Но теперь, когда он по привычке повернет голову к подоконнику… ему будет, на что смотреть. Не фотография — но рисунок, такой яркий и живой. Напоминающий… что смысл есть. Всё еще есть…

Так и получилось: проснувшись, Какаши первым делом глянул на рисунок, освещенный солнечными лучами. И грудь снова заполнилась теплом, словно этот улыбающийся корявенький котик был проводником от солнца к его сердцу.

Его кроха. Его маленькое солнышко. Ждет его. Нужно идти…

Тело буквально сочилось бодростью, вновь вернувшейся в него живой энергией. Позавтракал Какаши с аппетитом, привел себя в порядок и собрался — с улыбкой. И обнаружил, что у него есть еще двадцать минут до назначенного времени. Наруто ждал его к десяти утра, а беспокоить мальчика раньше не хотелось, поэтому юноша решил на этот раз закупиться едой, чтобы снова перекусить в лесу, никуда не бегая, как вчера.

Сначала он отправился на рынок, намереваясь оттуда уже зайти за подопечным. Но каково же было удивление Какаши, когда он заметил белокурую макушку на другом конце улицы: глаз — обычный, без шарингана — считал знакомую фигурку моментально, и в груди снова приятно свело. Однако Какаши решил не рисковать, поэтому поднялся на крышу, чтобы проследить за его крохой с высоты.

Мальчишка бежал по улице вприпрыжку — такой же радостный… Видимо, так устал вчера, что сразу же уснул, поэтому и выспался, и даже встал раньше. И теперь пошел по своим делам, совсем взрослый и самостоятельный. Юноша с умилением наблюдал за его перемещениями. Но подумал, что, возможно, у малыша уже кончилась еда… Пускай Какаши принес ему вчера утром приготовленное мясо, которым, как он предполагал, ребенок поужинает… Или запасы заварного рамена тоже иссякли?.. Нужно будет поднять этот вопрос, сходить в магазин, потом снова что-нибудь ему приготовить…

Но тут Наруто остановился у пекарни. Замер на пару секунд, видимо, принюхиваясь — сладкий аромат свежей выпечки исходил оттуда божественный, так что у Какаши тоже почти что потекли слюнки, пускай он и не был фанатом пирожков… А мальчишка уже исчез за дверью. И буквально через пару секунд оказался вышвырнут на улицу пинком. Вслед за ним вывалился пекарь, восклицая на всю улицу:

— Что я тебе говорил, выродок?! Еще раз сюда сунешься — кочергой огрею!

…Какаши застыл.

Реальность странным образом завибрировала. Потемнела. Стала серой.

Он видел, как его мальчик потирает ушибленный зад, как со слезами подскакивает и убегает…

Что-то сильно дрожало в груди. Сдавило — как сжались кулаки, как стиснулась челюсть.

«Дыши». Надо просто выдохнуть. Просто…

Какаши спустил на лицо фарфоровую маску.

Мгновение — он тенью соскользнул вниз.

Мир дрожит. Бледно-серый мир. Картинка перед глазами меняется. Стремительно.

Пекарня. Пустая пекарня. Серая и пульсирующая.

Мужик-пекарь отходит от двери к прилавку. Что-то бормочет под нос, недовольно.

Еще секунда — еще удар сердца — и он позади пекаря. Крепко хватает со спины удушающим захватом.

Звенит кунай. Прижимается холодным лезвием к горлу мужика, под самым подбородком. Тот не может и пикнуть.

— Только тронь этого ребенка снова, — шипит незнакомый голос, пропитанный холодом и смертью, — кочергой не отделаешься. Понял?

— Да… — сдавленный выдох.

Захват сильнее — чтоб немного придушить. Чтоб выиграть время на возвращение. И, пока пекарь кашляет и приходит в себя, подняться на крышу…

…Солнце ударило в глаза — Какаши зажмурился, выставил руку, словно пытаясь защититься. Потом моргнул. Позволяя осознанию догнать себя, запрыгнуть на крышу следом…

Ноги задрожали.

Юноша медленно опустился на колени. Сел, вперив взгляд перед собой. Не мог двинуться, не мог поверить.

Сердце сходило с ума. Пульсировало в ушах. Сквозь его стук доносились голоса с улицы. Обычный гул рынка… как и всегда…

Никто ничего не заметил. Конечно. Он ведь профессионал.

Но…

…он только что угрожал мирному жителю? Угрожал кунаем…

Руки тряслись. Желудок скручивало, подташнивало. Какаши моргал.

Этот ублюдок обидел Наруто. Он заслужил наказания. И ведь испуг — не такое уж и ужасное наказание. Пекарь, максимум, в штаны наложил… Какаши его даже не ударил.

А он ударил Наруто.

Но…

Юноша стянул маску лиса, провел рукой по лицу, пытаясь прийти в себя. Почувствовал на пальцах влагу пота, скопившегося на висках — перчатки болтались на поясе, он их еще не надел.

Только бы этого в самом деле никто не видел. Так же нельзя. Нельзя было…

…и нельзя было бить Наруто.

Нет, всё правильно. Если не поставить их на место — ничего и не изменится. И они продолжат издеваться над беззащитным ребенком…

…который… где?..

Точно.

Проснувшись от наваждения, Какаши снова нацепил маску и понесся на поиски.

Мальчика он обнаружил на ступенях его дома — куда и направился в первую очередь. Наруто сидел на лестнице, прижавшись к стене, и шмыгал, протирал руками личико. Но поднял голову, когда Какаши приземлился рядом с ним — вокруг, по счастью, никого не было.

— Неко-чан! — воскликнул Наруто, подбежал, и Какаши подхватил его на руки, сразу же подлетев на крышу. Там уже посадил мальчика, внимательно осмотрел, но никаких очевидных следов побоев не нашел.

— Что случилось, Наруто? — спросил он, потому что должен был спросить, хотя его сердце всё еще раздиралось от увиденного им… и от собственной непредсказуемой реакции…