Глава 9 (1/2)
Какаши молчал. Поправил принесенные белые лилии. Открыл было рот, но что-то мешало говорить. То ли что-то снаружи — пристально наблюдающее за ним из-за деревьев, то ли что-то внутри — слишком сильно сжимающееся и не дающее звукам пройти…
Собравшись, он всё-таки присел. И проговорил, очень тихо:
— Я так редко прихожу к тебе, что мне как-то… трудно. Я не знаю, с чего начать. Хотя… не я тут должен извиняться, мне кажется, — в словах против воли появлялась едкость, обжигающая язык. — В общем… привет. Наверно. Мы ведь даже не попрощались. Но ты-то прощался, вроде как… Знаешь, я даже не помню наш последний разговор. Я же не знал, что он будет последним. Хотя потом я так много раз прокручивал его в голове… Как тогда ты укладывал меня спать. Ты улыбался, но не так, как обычно. Ты давно улыбался не так, как обычно. Я же понимал это… но ничего не сделал. Я ж даже не представлял, что всё может так…
Голос задрожал: Какаши никогда не говорил этого вслух. И почему-то сделать это оказалось куда труднее, чем он думал.
В голове — лишь эфемерные мысли. Но стоит их произнести — и они будто бы обретают вес, плотность… становятся более реальными. И режут еще больнее, по незаживающей ране.
— Тогда ты сказал мне: «У тебя всё будет по-другому». Только это и помню. А утром… — он застыл, перестав даже моргать, надеясь, что глаза высохнут и не осмелятся снова намокнуть. — А я воспринял твои слова слишком буквально. Я говорил тогда с Минато… Он был единственным, с кем я мог тогда говорить. Он просто сидел рядом со мной, подолгу. А я ведь даже не знал его. Он вдруг просто появился… когда ты ушел. И был рядом… И я тогда спросил у него, почему ты… это сделал. Сам я не мог еще додуматься. Он объяснил. И тогда я решил, что никогда не стану таким, как ты. Никогда не буду настолько…
Он стиснул зубы, всё-таки закрыл глаза. Лицо под маской горело.
— Ладно… Я не за этим пришел, — открыл было рот, чтобы извиниться. Но не стал. — Ты ведь тогда знал, что наш разговор — последний. Ты попрощался со мной. И Минато тоже попрощался, тоже знал… Вы оба попрощались со мной. И оба бросили… А я… — он горько усмехнулся. — А я, видимо, всё тот же истеричный ребенок, которого я в себе так ненавижу. Ненавижу… Это, как говорят: чем кувшин наполнен, то из него и польется, если он треснет. Видимо, мой кувшин наполнен говном. Хотя Минато говорил мне… Минато так много чего мне говорил. Но толку вот от ваших слов?..
Какаши медленно выдохнул, выпуская воздух через рот. Огляделся: он по-прежнему на кладбище один.
— Я почему пришел… Я смотрю на Наруто и будто бы вспоминаю себя в детстве. Не потому что он похож на меня… Я думаю про нас с тобой. А Наруто… он такой взрослый, хотя и маленький. Но в то же время… такой ребенок. Такой… чистый и веселый. Совсем не такой, каким был я… Я никогда не хотел детей. После тебя — уж точно решил, что их не заведу. А потом понял, что не интересуюсь женщинами. Ну и… вопрос как бы решился. А теперь вдруг — появился Наруто. И я так ждал его. Когда Кушина была беременна… Тогда я впервые захотел нянчить ребенка. И теперь… Знаешь… Может, я и должен сказать тебе «спасибо»? Хотя ты бросил меня… я пытаюсь, я правда пытаюсь, но не могу… простить.
Горло сдавило, начало саднить от попытки сдержать эмоции, мысли спутывались, но юноша продолжал:
— А Минато бросил Наруто. Не так, как ты меня. По-другому, но тоже бросил. Да и я хотел… я хотел уйти за Минато. Не знаю, что остановило меня, я вообще это смутно помню, не помню, о чём думал тогда… Но, может, где-то в подсознании у меня всё же сохранилось то самое правило… То, что я пообещал себе никогда не становиться таким, как ты. Я не сбежал как трус… я… наверно, даже благодарен за это. Но… не ты меня остановил. Нет, не ты. Меня остановил Минато. Он всегда был мне ближе, чем ты, он всегда… поэтому я и прихожу к нему, так часто прихожу, а к тебе… Да что же это такое?!
Из груди вырвался смешок: почти нездоровый, отчаянный, насквозь пропитанный горькой сыростью.
— Про Наруто! Не про тебя, не про меня, не про Минато… Про Наруто. Я тут просто понял… Хорошо, что я всё-таки выжил. Не для меня хорошо, но для него. Для Наруто. Хоть для кого-то… Иначе он бы остался совсем один. Я сейчас с ужасом об этом думаю. Я не могу понять Третьего. Пытаюсь, но не могу. У вас, стариков, какие-то свои там мысли… а нам потом это расхлебывать. И жить с последствиями ваших странных решений. Но мне всё равно хочется верить, что вы были правы и знали, что делали. Иначе всё это теряет всякий смысл…
Он снова поправил лилии в вазе. В нос сильно бил их специфический запах. Кажется, поэтому внутри всё так щипало…
— Минато рассказывал, что Джирайя часто говорил ему про судьбу. О том, что у нее есть свои планы на всех нас. Кажется, Минато и сам стал в это верить с годами, не знаю… Но я больше в эти игры не играю. Ты ушел. Минато ушел. Обито и Рин ушли, и даже мама… Но Наруто я не потеряю, какой бы судьбе мне ни пришлось надрать задницу. И сам я не умру. Вы все умерли, ушли от меня. А я не приму такую судьбу. Я останусь тут. Меня здесь ждут. Меня ждет Наруто.
Ноги были слабыми, ватными, но Какаши поднялся. Порывался так и уйти, но остановился. Иначе бы и дальше считал себя полнейшим слабаком.
— Я всё же не могу тебя простить. Пытаюсь, сам видишь… Но раньше я никогда не мог говорить с тобой так долго. Наверно, это уже прогресс. Наверно, это уже хорошо, да?..
Взглянул на могилу еще раз. И прошептал, едва слышно:
— Пока, пап. Я скучаю.
Отвернулся, всё-таки поднял повязку, протирая глаза. Громко выдохнул, почти что всхлипнул, надеясь удержать в себе то, что выплескиваться наружу уж точно не должно.
Выпрямился, огляделся. Не показалось: кусты неподалеку будто бы шелохнулись. От ветра?..
Какаши не выдержал.
— Иди ты в жопу! — в сердцах выпалил он, обращаясь к кустам, словно сама судьба в своем физическом воплощении наблюдала за ним сейчас.
Но его и в самом деле ждал Наруто. Пришла пора надеть маску и снова стать взрослым — единственным взрослым, на которого может положиться его кроха в этом жестоком мире.
Солнце садилось, и дети постепенно расходились с площадки. Но, несмотря на нетерпеливое потряхивание в теле, нужно было дождаться, когда уйдут они все. Приходилось снова наблюдать за маленькой фигуркой издалека. Наруто раскачивался на качелях уже мастерски. Он быстро учится… Да и делать ему явно больше нечего.
Грустными глазами он обводил своих потенциальных товарищей, которые вовсе не спешили таковыми становиться. Подобная тяга к людям была Какаши незнакома. Но вот ее причины, залегшие глубоко в сердце мальчишки, он безошибочно считывал собственным израненным сердцем.
Наконец, последнего уставшего детеныша увели домой родители. Наруто проследил за ними взглядом — сиротским, который ни с чем не перепутаешь, и Какаши еле удержался, чтобы не метнуться в тот же миг, подхватить малыша на руки, как он делал в приюте…
Нет. Теперь у них всё иначе.
Но стоило лишним людям скрыться за поворотом, как юноша соскользнул с дерева, на котором притаился.
Наруто поднял на него светловолосую голову. Худенькое личико вмиг осветила улыбка.
— Неко-чан! — мальчишка спрыгнул с уже замедлившихся качелей, неровно пробежал пару шагов, пытаясь восстановить равновесие и не плюхнуться на землю. Какаши был готов рвануть к нему в любую секунду, но Наруто справился самостоятельно. И, подбежав, остановился перед старшим товарищем, заглядывая ему в лицо — в лисью маску. — Ты пришел! Пришел! А я боялся, что не придешь!
— Как же я мог не прийти? Я же обещал, — Какаши поймал себя на том, что и сам улыбается до ушей. — Ты уже здорово качаешься на качелях, так высоко. Только всегда крепко держись, ладно?
— Угу, угу! Я знаю! Падать больно, — мальчишка хихикнул. А потом спустил взгляд, обратив внимание на мяч, который Какаши держал в руках. Другой мяч, полосатый — желто-красный. Эта расцветка показалась юноше очень символичной, пускай Наруто всё равно этого не поймет. — А ты опять мячик в реке нашел?
— Нет, это тебе, — Какаши протянул ему игрушку. — Это будет уже твой мячик, собственный. Никто не заберет его.
— Ого! Правда?! Спасибо, — синие глаза Наруто раскрылись еще шире. Он принял мячик, обхватил обеими руками, прижал к себе. — А я купил мячик на рынке. Давно как-то. Неделю назад. А он лопнул потом. Старик Третий сказал, что нельзя тратить деньги… на ерунду. Но мячик — не ерунда! Так?
— Так, конечно. Но старик, наверно, хотел, чтобы ты в первую очередь тратил деньги на самое важное. На еду, например. Ты вчера поел?
— Да, да! — Наруто закивал, расплываясь в улыбке. — Такой рамен захомячил!
— Вот и умница. А сдачу сохранил, как я говорил?
Теперь уже мальчишка помрачнел, надул губки.
— Ой. Я забыл. Я их не тратил! Я забыл монетки в баночку положить.
— Ну, ничего. Положи потом, ладно? — Наруто закивал. — И хорошо. Ну что, будем играть?
— Угу! Лови! Я сейчас очень сильно кину!
— Давай, я готов.
Мальчишка же отбежал подальше, развернулся. Весь нахмурился, нахохлился, закрутился с мячом, будто готовясь к самому решающему броску в своей жизни. Кинул — но не настолько далеко, как, вероятно рассчитывал. Более того, мяч вообще полетел в противоположную сторону от предполагаемой цели, куда-то вбок. Но Какаши в один стремительный рывок оказался на нужном месте и успел поймать мяч над землей, чтобы не ущемить мальчишкину гордость — слишком уж кроха старался.
— Ничего себе! Как ты быстро! — малыш аж подпрыгнул от восторга. — Ой, слушай, слушай, а как ты так сюда прилетел? Ты с дерева спрыгнул, да?
— Ага, с дерева.
— А как?! Как это?! Это не больно?
— Нет, если правильно делать. Это у меня такие… особые умения, — юноша покрутил мяч в руках, напоминая себе, что разговаривает с ребенком, который еще почти ничего не знает о мире вокруг него.
— Какие, какие?!
— Ну… так можно делать с помощью чакры.
— «Чакры»? А это как?..
Какаши же вспомнил, как сам он, всего в два года, уже вовсю удирал от отца по стенам и даже по потолку. И как потом он обиделся, когда отец, снимая его, в шутку назвал сына «мухой»…
— Чакра — это такая сила внутри. Она есть практически у каждого. Ты потом тоже научишься ее использовать.
— Ух ты! А ты умеешь, да? — Наруто подбежал к нему, всматриваясь в прорези маски. — А научи меня! А, а?!
— Научить?.. — пробормотал Какаши, смакуя слово.
Научить. Как если бы он стал сенсеем? Уже, сейчас?..
Прийти к Третьему, сказать, что он готов и сам заняться обучением мальчишки. Забрать его себе. Воспитывать его, растить…
…а Третий скажет, что Какаши «собирается манипулировать ребенком, более того, ребенком-джинчуурики, как им самим в свое время «манипулировал» Минато». Ну да, блестящий план…
Однако про то, что малыша нельзя обучать контролю чакры, никто не заикался.
— Научу, конечно. Только не прямо сейчас. Это лучше делать с утра, когда светло и когда сил много.
— Завтра? Можно завтра?!
— Можно завтра. Только на площадке это делать нельзя. Лучше бы где-то в другом месте, — юноша и сам задумался, даже немного заволновался: нужно было не упустить из внимания множество тонкостей. — Только надо бы так, чтобы никто этого не видел. А то не очень хорошо получится…
— Потому что ты из другой деревни? — сам же подсказал ему Наруто.
— А… да. Ты умный мальчик, всё понимаешь.
— Хорошо, я никому не скажу! Ты можешь ко мне домой прийти! Там никого нет. Помнишь, где я живу? Я показывал!.. Ой… — тут мальчишка замялся, опустил взгляд. — Мне же нельзя говорить, где я живу…
— Так ты мне уже вчера показывал твой дом, — заметил Какаши.
— Но ты мог забыть! А я напомнил.
На это юноша рассмеялся.
— Ну, как я забуду? У меня же не как у рыбки память.
Теперь уже призадумался Наруто.
— У рыбки?..
— Да, так говорят. У рыбок короткая память. То есть, они всё очень быстро забывают.
— А… А у меня как у рыбки память, — скорбно сообщил мальчик. — Я всё забываю…
Какаши продолжал умиленно улыбаться.
— Ничего. Сложно же так много чего помнить, да? Не переживай, запомнишь, рыбка ты моя. Покажи-ка еще раз, как ты сильно мячик кидаешь?
— Угу! Давай!
За продолжившейся активной игрой Наруто болтал не переставая. Рассказывал о детях на площадке, о торговцах, которых встречал. О старике Третьем, который якобы кряхтит, когда спускается по лестнице, уходя из квартирки Наруто. Какаши смеялся любопытным подробностям, отмечая… как этот ребенок похож на Кушину. А ведь юноша любил разговаривать с ней. Точнее, молчать с ней. И слушать ее. Ее бурные рассуждения, ее увлекательные истории с эмоциональной жестикуляцией — такие живые, какой была она сама. И, кажется, каким никогда не был Какаши…
Наруто передалась даже ее мимика. Он так же распахивал глаза в приливе оживления.
Глаза. Глаза матери. Но — такого же цвета, как у отца.
И улыбка. Улыбку он тоже унаследовал у Минато. Какаши знал ее слишком хорошо. Потому что видел ее так часто, запечатлял ее в памяти, в душе. Обращенную к нему улыбку Бога…
Теперь же он буквально видел, что оба человека, которых он любил и считал своей семьей, продолжают жить. В этом ребенке. Словно их смерть — лишь фальшивка, глупый страшный сон, и они вот-вот появятся здесь, выйдут из-за деревьев…
Или они уже стоят здесь, в стороне? Наблюдают за ними украдкой. Кушина блестит глазами, а Минато улыбается… совсем как это делает Наруто за них обоих…
Но очень скоро малыш совсем устал: кажется, день у него выдался непростым. Он кинул мячик, а сам зевнул и начал тереть глаза.
Какаши поймал мяч.
— Давай на сегодня закончим? Домой уже пора, спать…
— Не-ет… — протянул Наруто, совсем по-детски — как и должен был в своем нежном возрасте. — Не хочу…
— И покушать зайди, как вчера. Ладно?
— Не-ет. Не хочу домой… еще играть хочу… — заныл мальчик, заставив Какаши растеряться. Раньше он мог обнять кроху, сказать, как любит его, постараться отвлечь… Многое ли изменилось за полгода?
Да, многое. Но сама мысль о том, чтобы уговаривать или даже заставлять ребенка прервать долгожданную игру, чтоб вернуться в пустой холодный дом и снова остаться одному… это слишком жестоко.
Однако внутри завибрировал голосок интуиции, который и в былые годы не раз выручал юношу в подобных ситуациях.
— Но мы ведь собирались устроить тренировку завтра с утра, помнишь? А для этого надо хорошо покушать и выспаться, иначе чакры не будет…
— Ой! Ой, да! Ты учить меня будешь! Завтра утром! — Наруто тут же передумал хныкать, его уставшее личико просияло. — Неко-чан! Спасибо!
Вдруг мальчишка побежал к нему. Не затормозил, не остановился. А прильнул вплотную. Обвил ногу Какаши руками. Так что у юноши дрогнули колени, стали совсем слабыми, от ощущения прижавшегося к нему тепла. От которого он совсем отвык, за последние семь месяцев… или за все три года…
Какаши смотрел сверху вниз на желтеющую маленькую макушку. Не дышал. Не мог пошевелиться.
Нет. Нельзя. Тут и Третий прав, и Джирайя, и все на свете. Нужно сохранять дистанцию. Так, как раньше, когда он был опекуном Наруто, уже не будет. Сейчас они — почти посторонние люди. Поэтому нельзя вести себя так вольно, так бездумно. Ему нельзя…
…рука в перчатке двинулась сама. Опустилась. Прикоснулась к волосам мальчика.
Наруто поднял голову. Посмотрел ему в глаза. И Какаши понял: это конец. Конец для них обоих. Нет больше шансов на спасение. Слишком крепко их жизни связались, переплелись… задолго до этого вечера.
Кажется, так было всегда. «Всегда»… Чьё — всегда?.. Всегда — вся недолгая жизнь Наруто?.. Или всегда — начиная от этого момента и до бесконечности?..
Какаши не знал. Совсем потерялся. Хотел винить себя за несдержанность, хотел отстраниться. Но вместо этого улыбался мальчику, пусть тот и не мог увидеть его лица под слоями масок. Но, кажется, Наруто всё-таки его видел. Потому что тоже улыбался в ответ. Прижимался щекой к его бедру. Маленький, доверчивый…
Юноша погладил Наруто по голове еще раз. Поражаясь размеру собственной ладони. А когда-то руки Минато казались ему такими большими…
Но мальчишка совсем прибился, закрыл глаза, будто бы готовый уснуть вот так, стоя, приникнув к теплу… к человеку, который не гонит его без причины…
«Манипуляции». Теперь эта мысль накрепко засела в голове, настойчиво, навязчиво звенела, заставляя анализировать каждый свой поступок.
«Манипуляция»? Нет же. Просто Какаши не может быть равнодушным к дорогому ему ребенку. Равнодушие — вот, что жестоко. И холод. С каких пор внимание стало считаться злом?..
— Спать пора, рыбка, — всё же проговорил он, но Наруто упрямо покачал головой. — Отнести тебя домой?..
Мальчик тут же распахнул глаза, заглядываясь на него с неверием.
— По деревьям?
— Ну… да. Так оно быстрее получится, — и незаметнее…
— Хочу, хочу! — Наруто шагнул назад и затоптался, потряхивая руками, переполняемый нетерпением, сменившим усталость. Подхватить его на руки было бы проще всего. Проще… Это хотелось сделать. Чтобы прижать его к себе — наконец-то…
Но на этот раз Какаши удалось совладать с эмоциями и всяческими «хотелками». Слишком вольное поведение может быть опасно и для Наруто: вдруг мальчишка посчитает это нормой и потом будет льнуть к каждому, кто с ним заговорит? Мало ли, какие у других людей мотивы…
Юноша присел и кивнул Наруто назад.
— Иди сюда. Забирайся.
— На спину?
— Ага.
— Ого! Круто! Я видел, так катают!..
«Ты и сам так катался», — едва не произнес Какаши. С теплом вспоминая сиротский приют. И то, как он точно так же катал Наруто на спине — бегая по коридору, уворачиваясь от снующих нянек, ликуя от тоненького хохота малыша…
Мальчик же этого не помнил. Но подошел сзади сейчас, почти уверенно. Какаши почувствовал тепло. И почувствовал, как маленькие ручки обнимают его шею. Заулыбался, едва сдержав смех, от которого дрожала грудь. А, может, не только от смеха…
Но подхватил Наруто под ноги, встал, слегка подкинул его, размещая удобнее.
Мальчик довольно выдохнул. Привалился головой к его плечу, к лямке жилета АНБУ. Касаясь теплой, мягкой щечкой и голой кожи.
«Жив», — почему-то подумалось Какаши. Наруто жив. И сам он тоже жив. Раз еще способен что-то чувствовать. Чувствовать так много… Ощущать тихое дыхание мальчика — его звук, его тепло.
Жив. Живой. В его жизни еще остался кто-то живой. Тот, ради кого, кажется, все остальные и умерли…
— Ой, а мячик!
— Да… Да, точно, — очнувшись от секундного транса, Какаши подобрал и брошенный на земле мяч, поддерживая Наруто одной рукой.
— Готов?
— Да!
— Держись крепко. Но… я поймаю тебя, если вдруг что. Никогда не дам тебе упасть…
— Угу… — тихо, сонно. Какаши улыбнулся, с какой-то стороны и радуясь, что мальчик еще не может понять смысла всех его неосторожных слов.
Взглянул вверх. И, вложив чакру в прыжок, оттолкнулся, подлетел на ветку ближайшего дерева. Наруто взвизгнул, крепче обвил его шею. Но тут же засмеялся — весело, но всё еще устало.
— Не страшно?
— Нет! Я тоже так хочу!
— Завтра будем учиться, и ты тоже так сможешь.
Какаши начал осторожно перемещаться с дерева на дерево, чувствуя, как при каждом перелете мальчик плотнее прижимается к нему. А еще он прислушивался к своему организму, отмечая мельчайшее высвобождение чакры для нового толчка. Ясное дело, что обычно он делал это совершенно автоматически, как усвоилось с детства — вместе с умением ходить, говорить и попадать ложкой, а потом и палочками в рот во время еды…
Но завтра ему предстояло обучать Наруто. Тренировать, по-настоящему! Поэтому он, с трепещущим внутри волнением, уже заранее думал, как нагляднее донести информацию до подопечного… как если бы он собирался объяснять ему основы дыхания…
Деревья на пути кончились, и Какаши спрыгнул на крышу дома. Оглядел ночные огни Конохи. Перевел взгляд на темный лес.
Бежать. Вот так, вдвоем. Туда, где никто не станет оценивать его действия, не станет говорить про «манипуляции», про то, как «важен джинчуурики для деревни», как «им нельзя рисковать». Им нельзя рисковать, да-да. Его нужно просто изолировать от людей, чтобы деревня стала его клеткой…
Наверно, Минато тоже предупреждали о том, что строить семью с Кушиной опасно. Но, зная сенсея… он точно никого не стал слушать.
Может, зря? Прислушайся он к опытным людям… он мог бы всё еще жить. Мог быть рядом с Какаши…
Наруто что-то причмокнул, будто бы в полудреме. Какаши не стал крутить головой — поле зрения маски лисы не дало бы ему ничего увидеть.
И, перемещаясь по крышам в тишине своих мыслей, он добрался до дома Наруто. Запрыгнул на балкон, крайне удобный для завершения таких прогулок, но остановился в раздумьях.
— Ты ведь запираешь эту дверь изнутри?
— Мм?
— Спишь?
— Угу…
— Мы на месте, Наруто. Но через балкон не пройдем, да? Он закрыт?
— Угу… Да… Там дверь у меня есть. Дальше… Входить куда…
— Я понял, сейчас.
Какаши перебрался к лестнице, ведущей ко входной двери в квартиру. Присел снова, спуская мальчика вниз. Наруто медлил, но всё-таки слез. Юноша же поспешил подняться и шагнуть в сторону, чтоб не наделать лишнего.
Мальчик смотрел на него, медленно моргая. Совсем маленький в темноте, одинокий в свете далекого фонаря. Оставлять его не хотелось. Уж лучше бы простоять так всю ночь, если другого им не дано… Но уставшему ребенку требовался нормальный отдых.
— У тебя есть, что покушать? — спросил Какаши и вручил ему мяч.
— Угу…
— Хорошо. Поешь и ложись спать. А завтра приду к тебе. Туда, на балкон, чтобы ты мог меня увидеть.
— Когда?..
— Утром. Можно не очень рано, часов в девять…
У Наруто аж глаза от ужаса раскрылись.
— Или это рано? Да? Давай в десять? В одиннадцать?..
— В десять! — решил Наруто, прижимая мячик к груди. — Ты только приходи!
— Приду обязательно.
Мальчик сонно выудил из закрывающегося на молнию кармана шортиков ключ, отпер дверь. Вяло помахал на прощание, более не пытаясь выдавливать из себя эмоции, и скрылся. А Какаши так смотрел сквозь дверь, чувствуя, как дрожат его ноги.
Дрожь не унималась и тогда, когда он оказался в собственной прихожей. Наоборот, теперь, в безопасности окруживших его стен, тело заколотило еще сильнее.
Его не трогали три года. Три года он не чувствовал тепла. Такого тепла, как было с Минато…
Но… нет. Было ведь тепло. Было…
Он скинул обувь. Чувствуя, как его рассудок засасывают воспоминания.
Воспоминания.
Запах детской смеси. Сандалово-деревянный запах дома Отшельника. Полумрак. Запах и вкус слёз. Ощущение слёз где-то в горле, в носу. Тяжесть в слипающихся глазах, от рыданий и бессонных ночей.
Воспоминания. Плотные, как дверь. Не пускающая дальше, в то, что было до них. Те недели… первые недели после разверзшегося ада. Втроем, у Джирайи… Тогда было тепло. Другое тепло. Но оно было.
Тепло… То самое тепло. Скрывающееся за дверью.
Какаши вжался лбом в стену, словно пытаясь сдвинуть эту самую дверь…
Дверь… за которой… слепило глаза от яркости.
Улыбка Минато. Суженные от солнца глаза, такие же улыбающиеся. Светящиеся на солнце волосы, такие же солнечные.
Река, играющая искрами на солнце. Минато сталкивает его в воду. Хохочет. Макает его под воду с головой…
С головой… и не всплыть… больше он никогда не всплывал.
А потом…
Луна. Холодная и желтая. Не желтая. Мертвенно-бледная. Мертвенно-бледное лицо в свете луны. Мертвое…
Крик. Крик… Легкие выворачиваются наизнанку.
Хлопок. Тяжелая дверь захлопнулась. Нет… он просто стукнул себя лбом об стену. Боль была привычна ему, но немного отрезвила.
— Почему… — этот вопрос Какаши задавал себе чаще всего. — Почему, Минато?.. Не надо было тащить меня в реку. Не надо было топить меня. Не надо было умирать…
На автомате он прошел босиком в кухню.
— Не надо было… рассказывать мне… «обычай»… те травинки… я хранил их… потом они рассыпались. Уже тогда… не надо было… этого… если собирался умирать…
Но замолк, втянул ртом горький воздух. Он же клялся себе так не делать. Не разговаривать с самим собой. Так он выглядел совсем сумасшедшим. Нельзя. Говорить можно только на могиле…
Прокручивая бессвязные мысли, Какаши привычно потянулся к полке за каплями. Но вспомнил…
Завтра у него тренировка. Снова тренировка. С Наруто.
Точно. Наруто. Маленький Наруто. У которого в этом мире больше нет союзников…
— Только ради него, Минато, — пробормотал Какаши, закрыв дверцу полки. — Только ради него.
Но ночью ему не спалось, пришлось всё-таки капли выпить. Пропорции он рассчитал верно, поэтому пробудился даже раньше запланированного времени. Собирался — нервно, всё время одергивая себя и призывая замедлиться и мыслить трезво. Спешить было некуда, приходить заранее — незачем. Так он только смутит Наруто и заставит торопиться…
Поэтому ровно в десять Какаши был на балконе мальчика. Сердце будто бы носилось по груди, гоняя по ней бешеное беспокойство.
Он никогда никого не учил. Ну, разве что, кроме Обито… И то, не учил, а просто немного помогал в спаррингах…
Но шторы по другую сторону окна дернулись, сдвинулись. И на него уже глядела большеглазая мордашка, на которой в тот же миг растянулась улыбка до самых ушей.
Наруто выбежал на балкон, радостно пища.
— Неко-чан! Неко-чан!..
Он снова с разбегу прильнул к ноге Какаши, заставив того покачнуться. Юноша засмеялся, зарывшись пальцами в пушистые светлые волосы.
— Привет, привет, Наруто.
— А я готов! Я рано встал!
— Вижу, умница.
— А, а! А еще! Смотри! Сейчас! — он так же быстро убежал и выскочил обратно с картонной коробкой из-под рамена, на дне которой позвякивали монетки. А на одной из сторон коробки черным фломастером была нарисована кривая кошачья мордочка. — Вот, смотри! Как ты сказал, так сделал!
— Ого. Какой ты молодец. А это ты сам рисовал?
— Ага, ага! — но вдруг мальчишка приуныл, повернул коробочку к себе. — Некрасиво, да?..
— Почему это? Очень красиво.
— Да? Правда? — Наруто вмиг засиял, раскрыв рот в неверии.
Вот — каково оно. Когда ребенок совсем один. И никому нет дела ни до него, ни до его рисунков. Некому даже похвалить его за старания…
«Манипуляции»? Нет! Разве может быть манипуляцией то, что он искренне любит этого кроху? Как любил бы, если б им посчастливилось жить при ином раскладе, в другом мире… Где Какаши мог бы быть ему старшим братом и наставником. И любить его так же, как любили и Минато с Кушиной… но…
— Нарисуешь потом что-нибудь для меня? Чтобы я мог оставить рисунок себе на память.
— Конечно! — Наруто унес импровизированную копилку в квартиру и вернулся. — А что нарисовать? Котика?
— Можно котика. И еще можно собаку.
— Ты собак любишь? — спросил мальчик очень серьезно, заинтересовано.
— Да, люблю собак. А ты?
— Ой, а я всех люблю! И кошек люблю, и собак люблю! Я хочу себе собаку, — он вздохнул, берясь за перила балкона. — У меня был бы друг. Собаки — самые лучшие друзья, да? Так говорили.
— Это точно. Но и люди тоже такими бывают.
— Какими? Бегают на четырех ногах? — изумился мальчишка, на что Какаши засмеялся.
— Ну, нет. Но бывают такими же верными.
— А это как? «Верными»?
— Ну, это… когда собака привязана к одному человеку. К своему хозяину. И когда она всегда рядом с ним. Переживает за него, охраняет его, следит за ним, чтобы никто его не обидел. Всегда прибегает по первому зову, всегда его ждет. Радуется, когда он приходит, и ей просто хорошо, когда хозяин рядом… И она никогда не променяет его ни на кого другого.
Наруто поднял голову. Посмотрел на Какаши очень внимательно, будто бы проверяя, не шутит ли он. Хотя, казалось бы, чего тут шутить? Но, может, мальчик просто никогда за свою осознанную жизнь не сталкивался с таким явлением?..
— А кошки тогда какие?
— Кошки… Я мало знаю о кошках. Но, говорят… Кошки сами себе на уме. Делают то, что считают нужным. Приходят тогда, когда захотят. Они… эгоистичны и заносчивы… и считают себя лучше других, поэтому смотрят на людей свысока… — он осекся, понимая, что говорит уже вовсе не о животных. Во рту от этого сделалось горько, да и он видел, как помрачнело личико мальчика. — Но таких вредных кошек мало, на самом деле. А, вообще, кошки тоже умеют любить. Умеют привязываться. Умеют быть верными и ласковыми… Ну, вообще, я думаю, кошки всякими бывают, как и собаки. И, уж точно, людям есть, чему у них поучиться… Животные в этом плане лучше людей. Они не умеют врать.
Наруто вздохнул, глядя куда-то вниз. Какаши тоже посмотрел на улицу, на проходящих по ней людей. Наблюдая за Наруто из тени, он тоже замечал, как мальчик завистливо заглядывается на жизнь вокруг него, которую не может познать изнутри.
— А ты много врешь? — вдруг спросил малыш.
— Я… — этот вопрос поставил Какаши в тупик. — Ну… Если я скажу тебе «нет», то получится, что я вру. А если скажу «да»…
Но, кажется, Наруто особо ничего не понял. Только нахмурился, пытаясь вникнуть в слишком уж сложные обороты. Тогда Какаши объяснил просто:
— Иногда мне приходится врать. Всем приходится…
— А мне?.. Мне тоже врут?..
Какаши снова оказался обескуражен. Когда его ребенок научился размышлять на такие взрослые темы?.. Прошло всего лишь полгода… но за них, кажется, произошло слишком много значимых событий…
Юноша встал рядом и облокотился на перила. Посмотрел на мальчика, такого маленького, ростом ему по бедро.
— Кто тебе врет?
— Не знаю. Старик Третий… Он не говорит, кто мои мама и папа. Ну… они умерли. И всё… больше ничего не говорит.
— Может, ему больше нечего тебе сказать? Он же может и не знать…
— Или у него память как у рыбки? И он уже не помнит их?
— Может, — вздохнул Какаши, хотя ему на миг захотелось улыбнуться таким умозаключениям.
— А у собак тоже память как у рыбок? Или только у рыбок память как у рыбок?
— Ну… нет, у собак хорошая память. Они помнят, кто делает им добро, и никогда не обидят этого человека. И помнят, кто делает им зло…
— Я тоже помню, — Наруто насупился. Что-то исходило от него… странное, даже пугающее. Какаши уже ощущал это раньше, так что обмер, словно примерз к земле. Это ощущение дискомфорта… почти что страха. Липкого, холодного…
Чем-то таким веяло той самой ночью… чем-то таким был пропитан воздух за минуты до…
— А помнишь еще кое-что? — вырвалось у юноши само собой, насильно вытягивая его из пучин подкрадывающейся паники. И что-то в собственном воодушевленном тоне… напомнило ему Минато. Словно он слышал голос сенсея, как всегда пропитанный оптимизмом и веселостью, которые раньше, в детстве, так бесили Какаши из-за их беспочвенности…
Но с Наруто оно сработало как надо. Обратившиеся к нему синие глаза мальчишки заинтересованно заблестели.
— Что? Что?
— Ну, я обещал кое-чему тебя научить…
— Ой, да, да! — меланхолию как рукой сняло, и Наруто встрепенулся. — А как?! Сейчас?!
— Да, но не здесь. Отойдем немного дальше…
— Сейчас, сейчас! Там сандальки! Принесу! Я быстро!
Он стрелой метнулся в дом, потом выбежал, присел, обуваясь. Прикрыл балконную дверь, оглянулся на старшего товарища.
— Я так оставлю! Чтоб удобно было.
— Ага, — Какаши присел, приглашая его к поездке. — Залезай, если готов.
Наруто, смеясь, запрыгнул на него. И это было так… привычно, так естественно для них. Потому что так бывало уже много раз. В прошлом. В настоящем. В будущем… В том самом будущем, какого у них уже никогда не будет. Но которое теперь Какаши чувствовал так ясно — как воспоминания. Воспоминания о том, чего еще не случилось. И уже не случится…
Это странное ощущение прояснялось в его сознании, пока он бежал по крышам домов, а потом — прыгал по ветвям деревьев.
Они бы оказались здесь при любом раскладе. Здесь, в этом самом моменте. На тренировочной площадке в лесу, куда он держал путь. И Минато с Кушиной наблюдали бы за ними, как они и фантазировали. А Какаши бы обучал своего маленького подопечного, под руководством собственного сенсея. И тоже нес бы кроху на спине…
Однако в их действительности Какаши чуть отклонился от курса, свернув от полигона в более дикую часть леса, где их точно никто не застанет.
Там он опустил Наруто на землю. Выпрямился… и застыл: все мысли вылетели из головы, кроме одной, мерзкой. Стучащей ему изнутри по черепной коробке, напоминающей, что сенсей из него никакой, и он понятия не имеет, как кого-либо учить, и что он даже не придумал, с чего начать, как объяснить маленькому ребенку такие сложные вещи… Очень уж не хотелось ударить в грязь лицом и выглядеть глупо перед человечком, в глазах которого он должен быть сильным и умелым…
Но Наруто уже во всю скакал вокруг него, требовательно потрепал за руку.
— Ну, ну, ну! Рассказывай! Всё-всё-всё рассказывай! Как ты так прыгаешь? И как эта штука… Ну эта!.. Как это… Ка… Кач… ну!..
— «Чакра»?.. — переспросил Какаши, фокусируя тревожно плывущий взгляд на мальчишке, который остановился перед ним с раскрытым ртом, готовый внимать каждому слову.
— Да, да! «Чакра»! Это как? Это что?
— Ну… — отвечать на вопросы было проще, чем придумывать программу тренировки с нуля, поэтому к юноше вернулась уверенность. — Научно тебе объяснят в Академии, когда ты поступишь. А если по-простому…
— Академия… — тут мальчик погрустнел. — А меня туда старик Третий отводил. Там дядьки на меня так смотрели…
— Как?
— Ну вот так, — Наруто изобразил гримаску пренебрежения, сузив глаза и сделав рот корытцем, и Какаши не удержал смешок. — Ну и вот…
— Ты не смог туда поступить, да?
— Да… Но я не помню, что они мне говорили… как рыбка…
— Рыбка ты моя, — с вновь нахлынувшей нежностью протянул Какаши. — Не переживай, в Академию поступают позже, а ты еще маленький.
— А почему меня старик Третий туда отвел?