Глава 4 (2/2)
— Идем?
— Да… — парнишка всё же повернулся к Кушине. — Спасибо за ужин, Кушина-сан. И за всё остальное…
— Ой, на здоровье! Заходи еще, поболтаем, приятно наконец познакомиться с тобой лично!
Кивнув, надеясь, что был достаточно вежлив, Какаши пошел вперед, к прихожей, на ходу натягивая протектор обратно на лоб. И услышал едва различимый звук — характерный чмок. Прощальный поцелуй.
И только тогда к нему по-настоящему подобралось осознание. Не бессмысленные «умные» разговоры. Жизнеутверждающие разговоры о будущем… о каком-то далеком будущем, которое будто бы случится и не с ним, а может и вовсе не случится…
А реальность. Его реальность. В которой он снова остается один. Теряя дом. Теряя смысл. Теряя Бога…
Быстро надев обувь и подтянув маску, Какаши выскользнул за дверь, ничего не сказав. Не нужно его провожать, зачем это?..
Он спустился по лестнице, пошел по освещенной фонарями вечерней улице. Ноги едва отрывались от земли — тело стало таким тяжелым, неповоротливым. Из-за тяжести в душе, которая сдавила его сердце…
Но — быстрые шаги позади. И Минато уже шел рядом с ним. Какаши обдало огнем от его близости, и он глянул на сенсея, который тоже смотрел на него сверху вниз.
— Ну, как ты?
Парнишка качнул головой. Сдерживался как мог. Потому что еще хоть слово…
Шли молча. Но, когда свернули на безлюдную улочку, Минато остановился. Притянул Какаши за руку, прижал к себе.
— Ты просто умница, — тепло прошептал он парнишке на ухо.
Прижимаясь к его груди, чувствуя тепло его рук… Какаши не хотел… но сам не понял, как заплакал.
Мужчина обнимал его, гладил по голове. Он — и причина боли, и спасение от нее же.
— Я просто… просто думал… — бормотал мальчик, всхлипывая, — …что мы с вами будем вместе… Я не знал… что будет так…
— Но мы с тобой вместе. По-другому, но вместе, — звучал спокойный голос Минато. Размеренный, будто знающий всё на свете. — А время всё расставит по своим местам, просто доверься ему.
— Но я… — он сморгнул слезы. — Я по-настоящему вас люблю. Не так, как вы говорите. Я не знаю, как буду… дальше…
Минато молчал. А Какаши израсходовал слишком много моральных сил за этот ужин, и на истерику их попросту не хватало. И к счастью.
Маска и бандана стали отвратительно мокрыми. И, сумев кое-как успокоиться, Какаши отпрянул.
— Не нужно меня провожать, сам дойду, — бросил он, не оборачиваясь. Не понимая, злится ли на Минато, или же просто стыдится своей несдержанности. Своей жалкости…
— И всё же я провожу, — сенсей уже нагнал его. — Я же сказал, что ничего не изменилось… И спасибо за этот ужин. Я знал, что ты меня не подведешь… ну…
Мужчина неловко замолк. Конечно, благодарит, что Какаши не закатил истерику прямо за столом… Уж лучше бы они вовсе из-за того несчастного стола не поднимались. Пока они сидели там, реальность словно оставалась за дверью. Были только чувства в моменте. Вкусная еда, веселые разговоры, теплые голоса и взгляды… Тогда Какаши будто был с ними. Или, точнее, будто бы он был с Минато, а Кушина просто к ним присоединилась. Такой вариант мог его устроить.
Но — не так… Не когда ему приходится уходить из дома любимого человека одному…
Минато опустил руку ему на плечо. Его прикосновения всё еще ввергали в трепет. К ним невозможно было привыкнуть…
— Она хорошая, — кое-как проговорил Какаши. Слезы стояли в глазах, но плакать больше не хотелось. — Она лучше меня. Больше вам подходит…
— Кушина — женщина, а женщины другие. Это несравнимые вещи. И ты никого не «хуже».
— Но всё же… — речь стала совсем тихой, но усталость словно не давала ему выставить некий заслон, чтобы оставить болезненные мысли глубоко в себе. — Значит, недостаточно хорош… раз вы выбираете ее…
— Какаши, — знакомые нотки строгости. Причины понятны: Какаши не хочет слушать, не хочет понимать. Но терпения сенсея достаточно, чтобы снова объяснить. — Я «выбрал» ее, потому что она женщина. Ты понимаешь? «Женой» может быть только женщина. Родить детей может только женщина. Создать семью…
— Двое мужчин не могут создать семью? Даже если любят друг друга? — Какаши повернул к нему голову. Видел на лице мужчины напряженность. — Или вы скажете, что «это третий этап «Обычая самураев», поэтому нужно жениться»? Но дело же не в «обычае», да?
— Не в «обычае». Просто так оно устроено…
— Вы бы нарушили «обычай»? Если бы хотели? — он пытливо всматривался в глаза Минато. — Да? Но вы не хотите. Об этом я и говорю.
— Ты поймешь, о чём я. Потом, когда придет время.
— А вы никогда меня не поймете.
— Да нет, я понимаю… Правда. Понимаю…
И что-то в его тоне подсказало Какаши, что так и есть. Правда, легче ему от этого не стало.
Темнота улицы неприятно давила. Хотя темноты он никогда не боялся. Но сейчас она будто бы… была холодной. Одинокой. Такой же, как и у него в доме. Где он вот-вот окажется один…
— Я зайду к тебе, — ровно сказал Минато.
— Не надо. Вы скоро женитесь.
— Знаю. Но я хочу побыть с тобой.
Рука привлекала к себе, и плечом парнишка прижался к теплому боку. От заветных слов и без того изможденное тело заливала слабость. Забыться, просто забыться в любимых объятиях…
Но перед глазами стояла картина: Минато и Кушина, держащая его под руку. Так искренне и доброжелательно улыбающаяся…
— Это неправильно. А потом вы к ней придете… и будете ее целовать…
— Какаши, наша связь с тобой не преступна и так же законна, — мужчина остановил его, как раз перед поворотом к дому. — Ты — мой «самурайский» ученик. И только я решаю, когда ты перестанешь им быть. А я уже сказал: я тебя никогда не оставлю, пока ты будешь нуждаться во мне. Ясно? — он взял Какаши за лицо, протер большими пальцами его глаза, нырнув правым под повязку. — Маленький мой, я тебя не сломаю. Просто переживи этот день, ладно? Потом всё станет легче. Я тебе обещаю.
В его взгляде в тусклом уличном освещении были чувства. Неподдельные. Грусть из-за того, что он видит боль Какаши. И что-то очень теплое, заботливое. То, в чём мальчик всегда тонул. И утонул сейчас. Безоговорочно поверив — снова, — что Минато вовсе не бросает его.
Просто так было нужно.
— Точно всё в порядке? — очень осторожно спросил Какаши, чуть дрожа.
— Точно. Тебе не стоит об этом переживать, — Минато с улыбкой склонился. Привычно поцеловал мальчика в переносицу. И Какаши ощутил на своих губах вымученную улыбку.
Какаши не смог отказать ему.
Не смог отказать и потом. Поэтому снова лежал на груди любимого мужчины в наступившей темноте. Жмурился от приятного поглаживания по обнаженной спине. Смакуя сладость в теле, после долгих прелюдий, которые обожал. И после нежного секса — на этот раз даже слишком нежного, бережного, почти как в первый раз.
Боль отпустила. Где-то на дне души всё еще болталось неприятное ощущение, как крупицы мяса, плавающие в остатках бульона в пиале…
— А если я никогда не перестану вас любить?.. — вопрос вышел ровным, как он и хотел.
— Значит, до этих пор я буду с тобой, — и серьезный тон не врал.
— А если вы уже не захотите?.. Я же состарюсь…
— Я ведь первым состарюсь, — засмеялся мужчина. Но Какаши почему-то об этом и не думал. Для него Минато был вне понятия времени. Разве время может быть властно над Богом?..
— Не волнуйся, ты разлюбишь меня раньше, — шутливо добавил Минато. И мальчик на этот раз не стал спорить. Потому что и сам знал, что никогда его не разлюбит.
Кажется, Бог действительно не врал. Всё будто бы осталось на своих местах. Они продолжали видеться, тоже не так часто, как и в последние месяцы, когда, оказывается, Минато съехался с Кушиной. Поэтому встречались они в основном у Какаши.
Взгляд сенсея не менялся, и это дарило парнишке надежду. И покой. Он всё еще любим. «По-другому», но любим, желанен, нужен.
В дом Минато же Какаши тоже приходил, но на совместные посиделки. Раздирающее душу чувство внутри сменилось менее острым, стабильно давящим, но с ним можно было жить. Да и Кушина не провоцировала его, иногда импульсивно, кажется, по привычке прикасалась к будущему супругу, но каждый раз отстранялась. Не хотела причинять влюбленному мальчишке лишнюю боль. Какаши был искренне благодарен ей за это. По этой же причине просто не сумел ее возненавидеть, да и не пытался. Он старался думать о ней как о подруге Минато. И это получалось.
В очередной раз на ужин была приглашена и Рин. Кушина всё время шутила, совершенно непритворно подмечая, как хорошо Какаши и Рин смотрятся вместе. Мальчик пропускал это мимо ушей, стараясь не придавать значения. Рин же смущенно хихикала и не отводила от него глаз. Он чувствовал ее взгляд, от которого испытывал неловкость. Подруга уже видела его без маски несколько раз, но, кажется, этого ей всё равно было недостаточно…
Ему очень не хватало Обито. Который точно сумел бы в этой ситуации перетянуть внимание на себя. Который шумел бы на пару с Кушиной…
В конце ужина Минато мягко намекнул Какаши проводить девушку до дома. Интересно, Джирайя так же подталкивал своего ученика к Кушине?.. Вряд ли. Тяга Минато к своей красноволосой возлюбленной была абсолютно естественной. А Какаши видел, как неприкрыто их с сокомандницей пытаются свести…
Ученики одевались, а взрослые стояли в коридоре и ждали. Минато приобнимал Кушину за талию. И выглядело это… естественно. Как никогда не выглядели их отношения с Какаши — мальчик это понимал.
Они шли. Рин держала его за руку. А Какаши смотрел себе под ноги.
Женщины — это другое. И по природе, и по «Обычаю самураев». Наверно, можно быть с женщиной. Завести семью. Наверно, это неплохо. Чтоб дома было тепло. Весело, уютно… Нормально.
Вот только Какаши всегда был к ним равнодушен. Возможно, потому что не видел собственной матери, которая умерла при родах… А может и нет.
Уважение, стремление защитить, иногда дружба — вот и всё, что он к ним чувствовал. То же, что и ко всем достойным людям. И к беззащитным детям. Но больше… ничего. Ничего особенного.
Поэтому он не мог понять Минато. Скорее, осознавал где-то в голове, что сенсею это нравится. Но не разделял его вкусы.
Он был не против, когда, дойдя до дома, Рин обняла его на прощание.
Может, так и должно быть? И это не должно вызывать эмоций. Ярких, тревожащих… тех, которые он испытывал с Минато. Может, поэтому и «женщины — это другое»?.. Он решил, что спросит об этом у сенсея.
Ночь была тяжелой. Много мыслей. И без облегчения.
А потом личные дела отошли на самый дальний план. Потому что затишье закончилось. И снова на них обрушилась война.
С какой-то стороны, это помогало отвлечься, погрузившись в работу. Вспомнив о своей сущности, о своем истинном предназначении.
В первую очередь он был шиноби. А уже во вторую — безответно влюбленным человеком…
Но кровожадная судьба не переставала напоминать, что на всё имеет свои собственные планы…
— Почему ты позвал меня?..
Он поднял голову, так и сидя в траве. Подниматься не хотелось.
— Прости. Мне больше не к кому пойти, — он смотрел в лицо девушки, которая, замешкавшись, присела перед ним. — Прости… Я будто пользуюсь тобой…
— Нет, всё в порядке, правда, — в ее глазах — забота, такая настоящая. — Но… почему ты не пойдешь к сенсею?
— В этом и проблема. Оно не проходит. Он говорил, что пройдет… Но ничего не проходит. Только причиняет боль… Я не могу с этим… — от бессилия начинали щипать глаза. — Я не знаю, что делать. Такие ужасные мысли… Я хочу, чтобы они расстались, понимаешь?..
— Но ведь сенсей любит ее. А если ты любишь его, то должен уважать его выбор и желать ему счастья.
— Я знаю! Я и пытаюсь! Но эти мысли…
— Какаши… — она заглянула ему в лицо, на ее глазах тоже выступили слезы сострадания. — Я знаю, что ты чувствуешь, очень хорошо знаю. И я… я бы хотела быть рядом с тобой. Может, так тебе было бы легче. Даже если ты любишь сенсея, даже если потом у тебя будет ученик… Это ничего. Ты же, знаешь, Какаши, что я…
Она хватает его руку обеими руками.
— … я тебя…
Его рука… в ее руках…
Его рука… в ее груди… пробивает насквозь.
Вспышки молнии. И брызги крови.
— Какаши, — шепчет она, и ее глаза стекленеют.
— Нет! Нет! НЕТ!
Он подскочил от своего крика. Ничего не видя во тьме. В той тьме, из которой никак не мог выбраться…
— Какаши! — женский голос. Женский силуэт. Женская рука…
— Нет, нет, прости меня, прости!.. Пожалуйста…
Какаши вжался в спинку дивана. Заморгал…
И в желтом свете настольной лампы разглядел Кушину в ночной рубашке.
Девушка сидела на диване рядом с ним, с тревогой всматриваясь в его лицо. Какаши била дрожь, он потерянно оглянулся, ища спасение.
— Минато спит, — тихо пояснила Кушина. И в ее мягких словах просто слышалось: «Пусть спит». Значит, сюда пришла она… чтобы не будить мужа.
— Простите… — прошептал Какаши, стирая слезы с щек, надеясь провалиться сквозь землю. — Мне лучше уйти домой… Теперь и вы не спите из-за меня…
— Нет-нет, ты останешься здесь, — она придвинулась ближе и погладила его по спутанным волосам.
У него дрогнули губы. Но оттолкнуть ее он не мог. Но хотел. Хотел. Потому что чувствовал, что вот-вот станет слишком поздно.
— Я… — он всхлипнул, — …не хотел мешать вашей жизни…
— Ты и есть часть нашей жизни. И здесь ты не только из-за Минато, — она умела говорить очень ровно, совсем не сбивчиво. — Я тоже не хочу, чтобы ты оставался один. До сих пор не могу забыть, как тогда…
Какаши качнул головой: он не хотел это и вспоминать…
Как в первую ночь, когда он вернулся домой, оставшись один на один со случившимся… Как он метался по квартире, пытаясь спрятаться от преследующего его призрака. Тянущего к нему кровавые руки из каждого темного угла. Как не мог укрыться от голосов в своей голове. Не мог их заткнуть, не мог перекричать. И как, не помня себя, в итоге очнулся под утро у двери дома сенсея.
Как смотрели на него Минато с Кушиной. Шокировано, но с таким состраданием… Наверно, весь испытанный ужас был отпечатан на его лице. И теперь, видимо, им было легче вовсе оставить его у себя.
— Простите… Я всё порчу… всегда… — голос дрожал. Надо было замолчать, но стыд заставлял искать оправдания. — Из-за меня все умирают… все страдают…
— Маленький, — вдруг протянула Кушина со странной нежностью. И, подвинувшись, притянула его к себе. Он застыл в ее объятиях. Прислонившись к непривычно узкому, хрупкому плечу. — Такой кроха, а столько пережил. Ты ни в чём не виноват.
— Но… я… убил ее… я не хотел… но… — речь сбивалась, срывалась. — Она… а она любила меня… если бы я… если бы… вдруг… всё могло…
Но слова кончились. А объятия были слишком мягкими. И он просто зарыдал, прижимаясь к ней. Всё еще думая о Рин. Почему-то думая, что так могло быть с ней. И… думая о матери, которой никогда не знал…
Чувства выходили так легко. Свободно, как бурная река через пробитую плотину. А чужие руки и чужие слова пытались его утешить, успокоить. Тем самым словно подбадривая. Позволяя отчаянным слезам и воплям вырываться наружу. Позволяя ему чувствовать…
Но, услышав тяжелые, неровные шаги, Какаши резко оглянулся. Почему-то испугался, увидев Минато — сонного, в одних трусах. Который молча оценил ситуацию и, подойдя, сел с ними рядом. У парнишки всё стянуло в груди: он боялся реакции, словно сделал что-то непозволительное.
Но Минато погладил его по волосам, потом стер с его лица слезы. И мальчик притих. И снова ощутил в груди трепет. Странный, совсем новый трепет.
— Где успокоительное? — спросила у мужа Кушина. — Оно кончилось? Я не нашла.
— Оно всё равно уже не помогает. Завтра попрошу в больнице что-нибудь посильнее.
— А сейчас что дать? Нельзя же так оставлять.
— Нельзя… До утра осталась пара часов. Ты иди, поспи, мы досидим. А потом я в больницу схожу…
— Ты уже весь никакой, иди спать, а я останусь. Утром проснешься и сходишь.
— Нет, что ты…
Какаши же просто никак не мог понять… Неужели он так важен?.. Он — по сути, убивший обоих своих товарищей… своей неосторожностью, глупостью. А теперь — мешающий семейной жизни дорогих ему людей…
— Простите, — едва слышно прошептал он, понурив голову.
— Какаши… — даже в усталом голосе мужчины звучала нежность. Он вдруг обнял их обоих разом — и жену, и мальчика. И Какаши зажмурился. Наконец-то поняв то, что уже давно вызывало у него смятение.
У него есть семья. Снова. Впервые после смерти отца. Есть любящие его люди. Почему его любила Кушина — он не знал, но чувствовал и ее неподдельную заботу.
И… так ему было комфортно. Оказывается, даже в их положении можно было чувствовать комфорт. Ведь они с Кушиной оба, и в буквальном смысле тоже, могли быть в руках Минато. Одновременно. По-разному. Но на равных…
— И всё же… — начал было Минато, но Кушина повысила голос, в котором мелькнула настойчивость:
— Иди спать, говорю тебе.
Тогда мужчина вздохнул. Поцеловал в висок Какаши, потом чмокнул в лоб жену и всё-таки послушался, ушел назад в спальню. Без его тепла парнишка ощутил себя уже не так уверенно. Голова гудела от бессонных ночей, да и от пробуждения посреди неспокойного сна он чувствовал себя неважно. И всё еще очень неловко.
Кушина же встала, взялась за его подушку. Перевернула, взбила ее. Затем подняла одеяло, которое он во сне скинул с дивана на пол.
— Ложись.
Он не имел права ослушаться. Не в его ситуации. Поэтому лег. А девушка вдруг укрыла его, подоткнула одеяло — и стало так уютно. Она села рядом, склонила голову, глядя на него из-за длинных волос с мягкой улыбкой.
— Я посижу с тобой, — и погладила его по голове. — Засыпай спокойно.
Какаши смотрел на нее. На ее доброе, кругловатое лицо. На ее улыбку. Чувствуя ее пальцы в своих волосах. Он раньше такого не ощущал. Это не было так, как с Минато. Это было просто по-родному нежно.
Улыбка. И ее глаза. Не такие, как у Минато. Широко распахнутые глаза, большие. При свете — синие, но темнее, чем у мужа, с примесью серого или фиолетового… Какаши медленно моргнул, на секунду подумав, будто Кушина действительно составляет со своим мужем единое целое. Она — как продолжение Минато. Поэтому он и чувствует себя так рядом с ней. Поэтому и она тоже смогла его полюбить…
Глаза слипались, но всё равно было страшно их закрывать. Там на него нападут кошмары. Треплющие его душу острыми клыками…
Бездумно, Какаши протянул к девушке руку. Застыл, вытаращившись. Видя, как по его пальцам — нет, по всему предплечью… Кровь. Кровь покрывает кожу. Стекает по руке, капает на диван…
Но Кушина взяла его за руку, погладила по запястью. Нет. Крови не было. Всё-таки не было, иначе бы девушка ее заметила… И в самом деле — рука снова оказалась чистой.
Какаши хотел сказать, как благодарен ей. Но смог только слабо улыбнуться.
На этот раз вырваться из кошмара удалось без крика. По счастью. Осторожно приподнявшись, Какаши обнаружил, что Кушина тоже дремала, сидя у него в ногах, привалившись к спинке дивана. Светало. И хорошо…
Пролежав еще пару часов без движения, он дождался, когда дом начал оживать. Из спальни вышел Минато. Тихо подошел, заглянув за спинку дивана. Одарил Какаши улыбкой, погладил по голове и направился в ванную. Затем, судя по звукам, на кухню. Негромко застучал посудой.
Потом, зашевелившись, проснулась и Кушина. Выглядела слегка удивленно. Но, кажется, вспомнила все «веселые обстоятельства» и сфокусировала взгляд на мальчике.
— А тебе хоть удалось поспать?
Какаши кивнул. Но молчал. Не мог проронить ни слова. Ему было стыдно, слишком сильно стыдно. За то, что он откровенно мешал людям, а они лишь терпели и говорили, что он ни в чём не виноват.
Так же молча он сидел и за кухонным столом. Есть не хотелось, аппетита не было. Но кое-как засунуть в себя вареное яйцо с хлебом удалось.
Минато поднялся, закинув тарелку в раковину.
— Сразу тогда сбегаю в больницу. Я быстро.
— Кто бы сомневался! — хохотнула Кушина. Мужчина же склонился к ней, коротко поцеловал. Потрепал по голове Какаши и ушел в коридор. Но Какаши и не возражал. Так было можно. Оно больше не болело. Или же болело не так сильно на фоне всего остального. Да и он знал, что это не заберет у него Минато. Любимый мужчина всё еще с ним…
Он помог Кушине прибраться на кухне. Девушка всё время что-то болтала — но далеко не от глупости, как ему могло казаться раньше. Она старалась отвлекать его, не давать погружаться в мысли. Хотя он и видел, как сама она плакала в ванной — тоже успела привязаться к погибшей подопечной Минато. Да и самому сенсею было тяжело. Он тоже винил себя. Какаши и это знал. Все они жили с чувством вины. Каждому казалось, что трагедию было можно предотвратить. Сделать хоть что-нибудь…
Но Какаши просто не мог это понять. Понимание не желало укладываться в голове, отторгалось умом.
Ему приходилось убивать. Но врагов. Плохих людей, собиравшихся нанести вред. Он их уничтожал. Истреблял. Но…
Видеть, как угасает жизнь в глазах близкого человека. И это отвратительное, вязкое ощущение на руке… сводящий с ума запах крови. От которой он не мог отмыться.
Когда только что человек был с тобой. Доверял. Любил. И в одну секунду осознаешь непоправимое. Всё. Больше так никогда не будет.
Хочется моргнуть. Хочется каким-то образом повернуть время назад. Это была лишь секунда. Такая неосторожная секунда. И…
Какаши вздрогнул от хлопка входной двери. Минато вернулся, и в самом деле совсем скоро. И вошел на кухню, где парнишка и замер.
Мужчина приблизился, и Какаши поднял на него голову.
Бог. Всё еще Бог. Сияющий даже в своей утомленности. Минато погладил его по лицу. Притянул к себе. И мальчик податливо прильнул к его груди. Закрыл глаза, чувствуя, как мир вращается, и земля уходит из-под ног, будто он вот-вот уснет.
— Мне дали сильное снотворное. Сказали, это крайняя мера, но обычно помогает, — проговорил Минато в его волосы.
— Угу.
— Выпьешь сейчас, хорошо? На тебе лица нет.
— Угу…
Теплый смех вызвал на губах Какаши вымученную улыбку. Минато поцеловал его в лоб и отошел к столу, поставил на него маленькую баночку. Парнишка облокотился на спинку стула, наблюдая, как мужчина моет руки и начинает тщательно отмерять жидкость пипеткой. К наблюдению присоединилась и подошедшая Кушина. Наконец, Минато протянул Какаши стакан с водой. Жидкость сильно пахла какой-то непонятной травой. Зажмурившись, парнишка выпил залпом. Не удивился бы, если бы тут же рухнул в обморок… На языке остался неприятный, терпкий привкус.
— Иди к нам в спальню, а то мы здесь шуметь можем. Выспись, — Минато приобнял его за плечо, направляясь к упомянутой комнате.
— Да я бы лучше к себе пошел…
— Пойдешь, когда тебе полегчает. Я тебя никуда не отпущу.
Доведя его до кровати, мужчина задвинул шторы на окне, и через ткань пробивался тусклый желтоватый свет. Освещение в комнате стало уютным. «Домашним». Какаши забрался на кровать — кровать, которую когда-то считал своей. Лег. Как уже ложился раньше — пускай теперь ее запахи стали другими… Он лег на подушку Минато — этот запах был запахом его дома. Глаза начали слипаться.
— Медики сказали, что снов быть не должно, — плавно проговорил сенсей, укрывая его одеялом. — Поэтому можешь не бояться ко…
…кошмаров?..
Голова гудела, тело тоже. Кое-как продрав глаза, Какаши обнаружил, что в комнате темно. Проспал до вечера…
Кошмаров не было. И в самом деле. Часы пролетели как несколько секунд. Он сел. Ноги — ватные… а мочевой пузырь переполнен. Плохо… Еле-еле поднялся, заставляя себя удерживать вертикальное положение, вышел.
Тихо работал телевизор. Из-за спинки дивана он видел две макушки — пшенично-желтую и огненно-красную. И обе обернулись на его шаги.
— Какаши! — Кушина среагировала первой, заулыбалась. Так что парнишка даже не понял ее веселья, озадаченно замерев. А девушка уже оббежала диван и вдруг обняла его, крепко стиснув… отчего, кажется, и без того сильное давление на некоторые органы увеличилось, и Какаши охнул.
Минато тоже подошел и накрыл их обоих руками.
— Так ты в порядке? — уже заглядывала ему в лицо Кушина. — Ничего не болит?.. Понимаешь, где находишься?..
— А… что…
— Ты проспал почти два дня, — наконец, объяснил Минато. Сам мужчина выглядел достаточно хорошо и свежо, как и его жена. Видимо, сумели выспаться в тишине… такой была первая мысль Какаши.
Вторая же мысль заставила его захотеть уснуть обратно. Он осознал, какие неудобства, должно быть, доставил паре… Как же они спали?.. Думать об этом не хотелось, спрашивать — тоже.
Третья мысль — что пора бы уже сходить в туалет… Но терпеть телом он умел куда лучше, чем терпеть душой. Это он уже понял… Тело у него было телом шиноби. Нутро — сначала тоже. Вернее… после смерти отца. Оно было таким же стальным. Но… до «Обычая самураев». Теперь же оно непозволительно размякло. Или покрылось ржавчиной…
— Мне… нужно отойти… — прошептал он, чудом не сказав «отлить» вместо «отойти» — при девушке это вышло бы совсем некрасиво.
— Ой, конечно-конечно, прости! — Кушина тут же отпрянула, неловко улыбаясь. — Мы просто так переживали! Врач сказал, что всё нормально, но я думала, вдруг у тебя кома или что-то типа того, понимаешь?..
— Понимаю. Спасибо за заботу, Кушина-сан.
Он и в самом деле был благодарен. Правда, чувствовал себя как переваренная лапша в рамене… Но, сходив наконец в туалет, приняв душ, уже ощутил себя по крайней мере наполовину человеком.
Казалось, впервые за последние недели. Пока война утихала, и он был вовлечен в разгар действий, спал по паре часов в день — быстро, крепко, глубоко — кошмары не могли догнать его. Как и всегда — настоящий ужас настигал его тогда, когда он был расслаблен. Теперь, когда поговаривали, что новых вспышек агрессии больше не будет, и на этот раз перемирие обернется настоящим миром. И война наконец завершится навсегда…
Но на войне хотя бы можно подписать мирное соглашение. А вот с подсознанием не договориться никак…
Только мощным снотворным. Которое выкинуло его из жизни на два дня… дав людям, которые о нем заботятся, немного отдохнуть.
Уже наступил поздний вечер. Поэтому, поужинав в компании супругов Намикадзе (глупо, но раньше он примерял эту фамилию и на себя), дождавшись, когда они отправятся спать, он сделал то, чего они просили не делать: тихонько выскользнул на улицу.
Он возвращался домой. Звезды проглядывали из-за редких темных облаков. Они освещали путь. Но не грели. Были холодными… Так же холодно и темно было в его квартире.
Темный холод дыхнул ему в лицо. Какаши закрыл за собой дверь, на ощупь снял обувь. Не включал свет. Темнота уже была его жизнью. Но теперь, когда его мозг не спал, он видел, что в углах никого не было. Даже смотрел шаринганом. Никого. Он один.
Один.
Завтра он вернется к Минато. Наверно. Нет, он вернется тогда, когда ему захочется. Если этого желания будет достаточно, чтобы пересилить стыд.
Он любил Минато. Очень любил. И любил Кушину. Потому что она никогда не была его соперницей. Это Минато выбрал проводить больше времени с ней. Жить с ней.
Но девушка приняла и его, хотя не должна была. «Самурайского» ученика мужа. Потому что любила Минато.
Как и говорила Рин. Рин бы тоже приняла его. Хотя знала, что у него был свой Бог. Знала, что их связь не разорвется. Знала, что потом, возможно, у Какаши появится свой ученик. Знала, что никогда не будет для него единственной… Таковы ли были женщины, уважающие «обычай»?.. Или таковы все любящие женщины?
Нет. Все любящие люди. Ведь он и сам позволял Минато быть с той, кого выбрало его сердце. Лишь бы иметь к нему доступ. Лишь бы не лишаться Бога…
На пороге темной комнаты он замер. Рамка на подоконнике отбрасывала тень. Еще более темную тень в темноте.
Рин. Обито.
Он убил их обоих.
Какаши развернулся. Вернулся на кухню. Выдвинул стул, сел. Кажется, новое лекарство блокировало и мысли. Эмоции. Если так, то он будет принимать его всегда.
Он не хотел больше чувствовать. Ничего. Ни боли, ни любви…
Так он и сидел. Слабо гоняя мысли. По кругу. Как на карусели на детской площадке. Кажется, мыслям тоже это нравилось. Просто кататься по кругу…
Облокотившись на стол, прикрыв глаза… Потом — опустившись на стол головой…
В окно заглянули солнечные лучи. Но Какаши просто моргал. Понял, что видит полосы ресниц только одним глазом. Медленно стянул с головы бандану, потом и маску. Зачем вообще надевал? По привычке?..
Странно было. Так тихо. Он долго жил у Минато. Привык к их голосам по утрам. Но теперь тишина навевала покой. Сонная тишина. Первые звуки за окном. Болтовня детишек. Шум, кажется, каких-то ящиков, которые выносили, ставили… Что-то постоянно постукивало за окном. Гремело. Глухо, звонко… Там была целая жизнь. Целая жизнь вокруг…
Стук в дверь. Но Какаши не отвечал. Не слышал, как его звали. Не различал голосов.
Всё равно. Сонливо. И всё равно. Сидеть бы так всегда. Когда в голове так чисто. И в душе так пусто. Нет боли. Нет ничего…
Снова стук. Настойчивее, нетерпеливее.
Обито?..
Нет, Обито умер. Он уже давно не мог стучать. Да и стучал редко. Так редко заходил…
Заходил в последние недели. Просил потренироваться с ним. И Какаши делал вид, что соглашается неохотно. Хотя, кажется, на самом деле был рад, что для кого-то значим. Что кто-то смотрит с восхищением. Ценит его общество. И даже говорит с ним будто откровенно.
Друг…
Нет. Обито никогда не стучал ему. Не сюда. Сюда он переехал после смерти Обито…
А Рин?.. Рин… Она не стучала так. Стучала тихо. Да и заходила еще реже. Стеснялась. Обычно он сам договаривался с ней о встрече. Как мужчина. Чтобы не заставлять ее «унижаться». Потому что и так чувствовал, что она отдает и готова отдавать куда больше, чем он может дать ей в ответ…
Да и Рин тоже умерла. Бросилась ему под руку. Дура… Хотя, сделала всё правильно. Да… конечно, правильно. Она хотела спасти всех от себя.
А если и Какаши хочет спасти всех от себя? Если он — причина боли для многих? Может, и ему стоит избавить мир от себя? И себя — от этого мира. Как сделал отец…
Отец… который выбрал для себя избавление. И выбрал оставить своего ребенка совсем одного. Одного. В этом страшном мире. В котором он больше не мог быть ребенком.
Не мог. Не должен был. А, кажется, снова стал… Снова стал ребенком, который хочет, чтобы о нем заботились. Минато говорит, он этого заслужил. Минато…
Нет. Кто тогда стучал?..
Гай. Точно. Гай жив. И хорошо. Гай странный. Нелепый. Но сильный… С ним всё будет нормально. Он слишком простой, чтобы с ним случилось что-то… такое.
Хотя, его может придавить камнем. Или в него могут силой засунуть Хвостатого… и он покончит с собой. Как отец…
Стук надоел. Солнце светило уже вовсю. В животе что-то свело. Кажется, он проголодался. Но нытье тела было ему безразлично. Как и всё остальное…
Только так. Сидеть. И дремать на столе. Наконец-то получив это благословение. Наконец-то ничего не чувствуя…
Его разбудили шаги. И — на плечи опустились руки. Любимые ладони. Он не мог их не узнать.
Какаши не испугался. Кажется, ожидал… Или слышал. Или чувствовал…
— Как ты, маленький?.. — Минато склонился — его голос приблизился. И мальчик медленно поднял голову. Сел ровно. Почувствовал дыхание в волосах. И поцелуй в макушку.
— Не знаю. Мне так пусто….
— Побочный эффект, видимо… Мы за тебя волновались: ты вдруг ушел, и дверь не открывал…
— Знаю. Не нужно было. Я просто сидел тут…
— С ночи?
— Ага.
Вздох. И пальцы мягко сжали его плечи. Пробуждая занывшие мышцы. Пробуждая его самого. И Какаши замлел, прикрыв глаза, впитывая нежный массаж. На этот раз радуясь, что всё еще умеет чувствовать.
— А как вы… а…
— Да. Ты всё еще хранишь мой кунай.
Конечно. Минато переместился к кунаю, прямо в его спальню… потому что Какаши не открывал ему входную дверь.
Слабо улыбнувшись, мальчик склонил голову в сторону, прислонившись к руке сенсея.
— Я же говорил, что всегда буду носить его с собой.
— И правильно. Я хочу всегда знать, что с тобой всё в порядке. Мой мальчик…
Мягкий поцелуй в шею. Какаши вяло мурлыкнул, и Минато засмеялся. Поцеловал его в щеку.
— Пойдем?
— Мм? Куда?
— Погуляем. Только ты и я. Как раньше. Купим чего-нибудь вкусного. Сядем ото всех подальше, поедим. Поболтаем… Я хочу тебе кое-что рассказать. И хочу побыть с тобой.
Других приглашений и не нужно было. В душе снова цвело что-то. Сладкое, нежное и тревожное. И Какаши поднялся на чуть дрожащие ноги, принимая протянутую руку Бога.
Всё как раньше. Солнечный день. Всё тот же рынок. Он держит Минато за руку, прижимаясь к нему еще сильнее, чем обычно. Всё те же лавки. Только, кажется, людей стало меньше…
На этот раз они расположились не на любимой скамейке, а ушли в лес. Устроились там, у реки. Вдали от людей. Какаши снял маску, собираясь вгрызться в онигири, но тут же получил сладкий поцелуй в губы. Застыл от неожиданности. Успел отвыкнуть?.. Но развернулся к мужчине… к своему мужчине. Обвил его шею, целуя в ответ. И тогда уже со спокойной душой приступил к трапезе, сидя между его ног.
Минато массировал его плечи, и Какаши поражался, что всё еще способен вмещать в себя так много хороших чувств.
— Теперь времена будут другие, — сказал между делом Минато, и Какаши вопросительно оглянулся. — Настанет мир. У нас будет время нормально подготовить молодежь, юных шиноби… Следующим поколениям уже не нужно будет рисковать собой чуть ли не сразу после Академии. Твоим ученикам, например…
— Да. Им повезет больше…
— А еще, — Минато понизил голос. — Третий сказал, что собирается выдвигать мою кандидатуру на пост следующего Хокаге.
— Серьезно?.. — Какаши быстро проглотил, шокированно глядя на мужчину. Тот лучезарно заулыбался.
— Ага. Он отправляется на собрание с дайме, где откажется от полномочий Хокаге, ну и… — он сиял как мальчишка, так что и Какаши заулыбался, будто наконец пробудившись окончательно.
— Только… — вместе с возвращением трезвости рассудка, к нему пришла и способность адекватно смотреть на вещи. — Мне кажется, или это засекреченная информация?..
— Ну да, так и есть.
— И вы говорите мне…
— Разумеется.
Ясный взгляд Минато вносил такую же ясность и в мысли. Это говорило о бесконечном доверии. Сенсей знал, что преданность Какаши не поддается сомнению. Да и наверняка знал, что ученику попросту не с кем такой информацией делиться.
— Ну, это… здорово. Это же такая честь… Мне сейчас даже не представить. Но вы этого заслужили…
— Я к этому шел, — без лишней скромности сообщил Минато.
— Уверенными и быстрыми шагами, да-да, — усмехнулся Какаши. — Или техникой перемещения. Вы ведь будете самым молодым Хокаге… Нет, знаете, мне всё еще не представить…
— Мне тоже, — Минато обвил его руками, притянув к себе, опустился подбородком на его плечо. — И немного страшновато, но… я знаю, что справлюсь. И ведь ты мне будешь помогать?
— Конечно, — выдохнул Какаши, блаженно жмурясь в его руках. — Но только… если от меня будет какой-то толк… Я же сейчас…
— Ты отоспишься, отдохнешь. И восстановишься. Я буду рядом, буду поддерживать тебя. Но ты очень сильный, Какаши. А у сильных людей бывают такие моменты слабости. Это ничего. Ты очень многое вынес… но, знаешь, я так горжусь тобой.
Гордиться было нечем. Какаши вообще не нравился разговор о себе в таком контексте. Поэтому он повернул голову и мягко чмокнул Минато в щеку.
— А я горжусь вами. Мой сенсей станет Хокаге… и ваше лицо тоже высекут на горе. И… — он снова улыбался, начиная представлять себе это в красках. Его Бог станет еще величественнее, еще божественнее. — У вас будет так много дел…
— Да… Поэтому я хочу, чтобы ты был со мной. Мне будет нужен человек, которому я безоговорочно доверяю. И в силах которого не сомневаюсь.
— Конечно. Я всегда для вас… к вашим услугам, и в такой роли… и в любой другой, — признание выдалось как-то кривовато, но Минато засмеялся, прижимая его к себе крепче, зарываясь носом в его щеку.
— Я знаю, Какаши. Спасибо. Мы будем смотреть только вперед, да? — нежный, теплый поцелуй в щеку. И парнишка закрыл глаза, улыбаясь, ощущая, что теперь жизнь буквально переполняет его, льется через край. Жизнь. Упрямое желание жить, несмотря ни на что. — Будем строить новое будущее. Да, Какаши? Пообещаешь мне, что будешь смотреть вперед?
— Конечно. Обещаю.