Глава 12. Две пианистки (2/2)
— Я всё поняла. Я расскажу свою историю снова — даже ты, Томаш, возможно, узнаёшь что-нибудь новое. А затем попрошу вас… помочь мне, — лицо Терезы задрожало от боли, и она закрыла глаза, — освободить меня, наконец-таки, — прерывисто зашептала она. — Я знаю, что именно поможет мне уйти с миром. Но для этого будете нужны вы… О, если бы вы знали, как я устала! — Тереза отпустила их и отошла к окну. — День изо дня нести за собой тяжёлую ношу из горьких-горьких воспоминаний, подслащённых лишь вначале… Невыносимо! Впрочем, — она обернулась к ним, — давайте пойдём по порядку, раз уж мы не торопимся…
Томаша и Яна затянуло в очередной фильм-панораму — нечто похожее произошло с ними у княжны Катержины. Видимо, все призраки обладали этой способностью… Первая сцена, которую они увидели — пражская улочка с булыжной дорогой, экипажами и аристократической суетой возле ресторанов с немецкими названиями. Тереза, выскочив из кареты, сверилась с адресом на визитке и подошла к крыльцу трёхэтажного простенького особняка. Все они были очень похожи, и она долго искала табличку с именем владельца. Наконец, решилась и постучала.
— В тот вечер я не успела познакомиться с Кристиной, — Тереза очутилась рядом с ними и рассказывала, пока Тереза из прошлого ожидала около двери. — Но узнала её адрес и решила приехать, чтобы лично выразить ей своё почтение и заодно узнать, правда ли она не берёт больше учеников… — печальная, угловатая усмешка тронула её губы и так напомнила Яну Томаша, когда он касался прошлого, что сердце вновь непроизвольно сжалось в ледяных тисках. Хотя Яну казалось, что оно уже не способно испытывать боли…
Дверь долго не открывалась. Тереза начала беспокоиться и нервно теребила рукоятку зонтика. Но наконец, замки щёлкнули, и на пороге появилась… сама Кристина, а вовсе не её служанка, как того требовали традиции! Женщина оглядела гостью равнодушно — без неприязни, но и без тепла. Она наверняка припомнила, что перед ней стояла дочь важного государственного чина. Но Тереза на всякий случай представилась и легонько склонилась в почтительном поклоне.
— Я была восхищена вашим исполнением, Кристина! — чистосердечно воскликнула девушка, сжимая зонтик. — Никогда прежде мне не приходилось слышать столь чувственную, живую музыку и…
— Проходите же! — мягко перебила её Кристина с усмешкой и открыла дверь шире. — Разговор у вас ко мне, судя по всему, долгий, так что нечего стоять на холоде.
Тереза смутилась, словно вновь стала неуклюжей школьницей, но быстро зашла в дом. На улице и правда дул холодный сырой ветер, закручивая листья в жёлтые рваные спирали, а от земли несло стылой осенью и первыми заморозками.
Картинка сменилась, и вот они оказались в уютной, натопленной гостиной. Ни богатых статуэток, ни дорогой мебели Ян здесь не нашёл, зато увидел любовь даже в самых простых вещах. Мягкие цвета тканей, начищенные до блеска рамы пасторальных пейзажей или портретов, пёстрые корешки книг за стеклом в шкафу, мраморные безделушки на полках, так удачно сочетавшиеся с незатейливым природным орнаментом стен и ковров. И, конечно же, скромное, но отлично сделанное пианино — без позолоты и мудрёных завитков, роскошного держателя для нот и богатого сиденья. Важна только музыка — вот о чём говорил этот инструмент.
Тереза вошла в гостиную и долго, с интересом её разглядывала. Кристина не торопила её, тихонько подозвала служанку, и вскоре та вернулась с подносом: чай, сливки, сахар, бисквиты. Хозяйка предложила гостье согреться, и они сели в удобные кресла рядом с камином. Тереза с наслаждением испробовала горячего чая и только потом заговорила о том, ради чего пришла. Иногда сбиваясь от смущения, она рассказала о себе и своём желании шагнуть дальше в мастерстве игры на фортепьяно. Кристина слушала её внимательно, не перебивала, не усмехалась, не смотрела с высокомерием или как на глупую девчонку. Закончила Тереза всё так:
— Я знаю, что вы брали к себе только исключительных детей, а я уже давно не ребёнок, но готова выдержать экзамен — один или несколько, как вам захочется! Я уверена, что только вы сможете мне помочь… раскрыться, прыгнуть выше моих способностей! — Тереза раздухарилась так, что её щёки теперь горели, а глаза сияли от решимости. Она не боялась смотреть прямо на Кристину или услышать отказ. Она знала… нет, скорее, она просто чувствовала, что всё равно станет её ученицей, что их встреча не случайна, что они были созданы друг для друга…
Кристина долго молчала, затем поставила чашечку на поднос, встала и оправила платье.
— Вы же не думаете, что, раз я жила в затворничестве, то ничего о вас не слышала? — Кристина встала за креслом Терезы и сложила ладони на мягкую обивку. — О, вас невозможно обойти стороной, если живёшь в Праге! — усмехнулась она. — Я бывала на ваших концертах несколько раз и, конечно же, слышала то, на что вы способны… Но это всё хорошо заученные произведения, вы не находите?
Тереза резко поднялась с места и обернулась к ней. Пальцы уже неосознанно начали стаскивать с себя перчатки и будто искали фортепьянные клавиши.
— Так позвольте мне показать вам, что я могу! — девушка бросила перчатки на кресло и подлетела к пианино. — Я могу сыграть и импровизацию, и смешение разных пьес, и что угодно, что вы скажете! Позволите?.. — Тереза покраснела и опомнилась — она была не у себя дома — и остановилась рядом с инструментом, не смея садиться на стул или поднимать крышку. Кристина, глядя на неё с другой стороны комнаты, кивнула. Тогда девушка быстро уселась и попривыкла к новому инструменту: сыграла пару аккордов и разминочных пьес. Затем вопросительно посмотрела на Кристину, в это время севшую поближе, на диваны. Та задумчиво перебирала в пальцах своё жемчужное ожерелье и пару мгновений размышляла над заданием. Затем лицо её, прекрасное и выразительное, посветлело от улыбки.
— Помнишь ту композицию, которую я сыграла в вашем особняке? «К Элизе»? — Кристина обратилась к Терезе уже неформально, легко улыбнулась и удобнее расположилась на диване, подперев голову рукой; девушка кивнула. — Воспроизведи её! Так, как сама запомнила!
Трудное это дело — наиграть мелодию, которую слышал один раз в жизни, но Тереза не стушевалась и перед этим испытанием. Пьеса и впрямь была красива, запала ей в душу, так что восстановить по кусочкам, по нотам, пусть и приблизительным, она сумеет. Ни единой искорки страха не витало в её голове, когда она тихо, про себя, перебирала по клавишам, записывая мысленно нотный стан для своей «Элизы».
А потом заиграла — резко, не предупредив, словно желала застать Кристину врасплох.
Ян изумлённо, восхищённо посмотрел на Терезу — уже ту, что стояла с ним рядом. Даже его мать согласилась бы, что эта девушка обладала не просто талантом, но ещё и любовью к музыке, способностью её оживлять и уносить за собой. Даже если сыграно было неидеально, не совсем по нотам, но ведь Тереза играла по памяти!.. И это поражало сильнее всего.
Кристина наверняка всё поняла. Ян видел это по её сосредоточенному лицу, приоткрытым губам и мелко покачивающейся ноге в такт мелодии. Тереза покорила её — раз и навсегда.
Когда музыка прекратилась и девушка повернулась к хозяйке, чтобы увидеть её реакцию, та уже успела привести себя в порядок, даже поднялась и отошла к окну. Тихонько прокашлялась, чтобы голос не подвёл её.
— Ты талантлива, Тереза, — сухо похвалила она её. — И я бы взяла тебя в ученицы, если бы не одно «но»: я уже как семь лет не занимаюсь преподаванием. После того, как умер мой муж, я не могу отдаваться этому делу так же вдохновенно… — тихо добавила она и тяжело вздохнула. Её пальцы в беспокойстве нашли бархатную портьеру и вцепились в неё. Терезе бы расстроиться, потерять веру, едва приобретённую, на продолжение своей карьеры, но она всё видела: и то, как страдала Кристина, и какие страхи скрывали её от счастья. А ещё она знала — и никогда ни в чём не была так уверена в своей жизни — что они с Кристиной встретились не случайно, что они должны научиться друг у друга тому, чего им обеим не хватало. Проникновенное исполнение для одной, жажда жизни — для другой.
— Я понимаю, — мягко ответила она и закрыла крышку пианино. — И вовсе не хочу, чтобы вы бередили свои старые раны… Однако можно ли мне хотя бы надеяться, — продолжила она и встала из-за инструмента, — что вы не откажете мне в гостеприимстве, если я буду изредка к вам заходить, и станете слушателем моих скромных способностей?..
— На это можешь надеяться… — даже Ян услышал улыбку в этих словах — робкую и всё ещё неуверенную. Тереза засияла, когда услышала ответ, и тут же добавила, что ей уже пора и она не будет больше отнимать время у Кристины. Они распрощались — ещё сухо и отстранённо, но Ян заметил, каким несвойственным трепетом наполнилась душа Кристины, как она пыталась скрыть улыбку и сделать вид, будто ей всё равно. Сердце уже жаждало выбраться из мрачного кокона, каким она себя окружила в последние годы. Только закостенелый разум ещё цеплялся от страха за прошлое и не давал ей смелости.
Но совсем скоро…
Тереза теперь ходила к своей новой знакомой — сначала раз в неделю, затем всё чаще и чаще… Она собиралась туда, в милый небольшой домик, с такой мечтательной улыбкой на губах и такая счастливая, что пятнадцатилетний Томаш даже заподозрил, будто у неё появился юноша… Сам Томаш, стоя рядом, только хлопал себя от стыда по лбу и закатывал глаза, когда перед ними мелькали маленькие домашние стычки между ним и сестрой. Но затем юноша всё понял и облегчённо вздохнул. С отцом договориться удалось ещё быстрее — тот в упор не видел счастья дочери и не заметил бы никогда, что она стала куда-то ходить, если бы она ему сама не сказала. Для него было важно только то, что новый учитель музыки для его дочери — не мужчина, а остальное не имело значения. «Вот если бы мужчина, мне бы пришлось строго с ним разговаривать! — говорил он, нахмурившись. — А так, я слышал, она хорошая пианистка, правда, больше не берёт учеников… Кстати, а как ты её уговорила?» Но дочь уже не слушала его и летела поскорее к Кристине.
Да и сами встречи бывали разными. Поначалу Кристина только слушала игру Терезы и не говорила ни слова, лишь стояла, отвернувшись к окну, и реагировала весьма сдержанно. Затем она позволяла себе вставить несколько комментариев, указать на места, где Тереза сбивалась — опять-таки, очень коротко и мало! Но Тереза хваталась и за эти сухие словечки, расплетала их в своих фантазиях на длинные проникновенные речи и исправляла игру. Потом Кристина стала говорить больше, эмоциональнее и сильнее вовлекалась в игру юной пианистки. Она показывала ей хитрости, иногда играла для примера короткие пассажи, не боялась дотронуться до её руки и поставить её правильно. Много времени уделяла позе: расправляла плечи Терезы, велела ей не наклоняться слишком низко. Полюбила играть с ней в четыре руки. В эти минуты она расцветала, забывала про затянувшийся, тяжёлый шлейф траура и сбрасывала его ко всем чертям.
Их разговоры в свободное от фортепьяно время тоже теплели от раза к разу. Поначалу короткие и вежливые, затем они повернулись в сторону обжигающего прошлого и вольных мыслей. С Кристиной Тереза не боялась показаться наивной, глупой, ещё совсем неопытной девушкой и говорила всё, что придёт ей в голову, делилась самыми смелыми идеями и мыслями. С Терезой же сама Кристина не ощущала себя старой и прожившей жизнь, какой её все нарекали после гибели мужа. Она будто вновь становилась ровесницей юной Терезы, не чужды ей были её сомнения и проблемы, страсти и вопросы. К тому же, Тереза совершенно отличалась от других девушек её возраста — все их разговоры сводились к моде, юношам и удачному замужеству. Терезу хоть и интересовала мода, больше волновали вопросы своего будущего, возможностей и музыки в целом. Она знала биографии великих композиторов наизусть, по памяти могла наиграть любое известное произведение, разбиралась в специфике разных стилей, чтила не только немецких музыкантов, но и отдавала должное русским творцам, чьими композициями не брезговали в пражских салонах. Словом, Кристине было с ней интересно. Женщина с радостью делилась своими познаниями и опытом, рассказывала много любопытных фактов, до которых Тереза и не могла догадаться. А ещё, рядом с ней, она забывала, что когда-то дала обещание закончить с музыкой. Она вообще на эти часы стирала своё тяжёлое прошлое, сбрасывала его, как чёрную колючую мантию, и жила легко, беззаботно, по-настоящему.
Вот так незаметно суровая Кристина Новак вновь обзавелась ученицей — впервые за семь лет! По Праге пронеслась эта новость, но вызвала лишь краткий интерес — ничего скандального в ней не было… Мало кого интересовали юная пианистка и давно закончившая свою карьеру знаменитая преподавательница, о которой многие годы даже ничего не слышали. И тем было лучше для них…
Не зря говаривали: счастье любит тишину. И в тишине этой, как в благодатной почве, прорастали зёрна сильной, горячей привязанности. Для одной это чувство было первым, обжигающим, пьянящим, увлекало за собой в мир грёз и смущённого волнения. А вторую оно, в силу жизненного опыта, немного пугало и заставляло всё время встряхиваться от прилипчивой нежности. Но затем она забывалась и позволяла своему сердцу впитывать сладкие юные порывы, какие не испытывала уже много лет и считала для себя навсегда утерянными.
Ян без труда понял, что Кристина и Тереза полюбили друг друга — робкой, запретной, чувственной любовью. Он видел, как смотрела Тереза на свою преподавательницу — взгляд, полный чистого восхищения, очарованности, преданности. Так же глядел на него Томаш, и это уже жгло его собственное сердце, отвлекало, выталкивало из канвы чужой истории… «Нет-нет, пожалуйста, позже! — умолял себя Ян. — Не думай о Томаше, не вспоминай его взгляды, не сравнивай, не говори правды вслух…» Но он всё равно это делал.
Прошли три года — три блестящих, упоительных года. Они любили друг друга — но тихо и невинно, платонически, не смея приблизиться и всё испортить жарким поцелуем. Кристина боялась толкнуть юную ученицу по скользкой дорожке и наполнить её сердце греховными страстями. Она осознавала, что это такое для невинной девушки. Тереза ведь должна была испытать блаженство только со своим мужем… Сомнения мучили Кристину — как самую старшую и, надо думать, осознанную среди них двоих.
Они ведь даже не признавались друг другу, пока не стукнул третий год их совместной работы…
Кстати, о работе. Она дала свои бесценные плоды — Тереза научилась играть ещё лучше, искуснее, одухотворённее, переняла от опытной наставницы её секреты и технику. Девушку уже начали приглашать в более богатые и искушённые салоны, но даже самые суровые ценители музыки отзывались о ней положительно и с интересом.
Кристина готовила Терезу к следующему шагу: попробовать свои силы на вступительном экзамене в консерваторию. Понадобится письменное разрешение отца, но они обе надеялись, что сумеют как-нибудь вытащить из него нужную бумажку. Когда её примут (Кристина всегда говорила именно «когда», а не «если», потому что отказ от такой известной и талантливой ученицы только из-за её пола значило бы для консерватории стремительное падение), — так вот, когда её примут, это будет настоящей сенсацией! Кристина в красках описывала возможности, которые откроются перед юной Терезой, когда она окончит престижное заведение. Девушка слушала внимательно, с мечтательной поволокой в глазах; но всё же главным в её взгляде была бесконечная, первая, искренняя любовь.
Однажды они обе не стерпели — казалось уже слишком глупо и дальше скрывать то, что лежало на поверхности. Сначала заговорила Тереза и честно созналась в своих чувствах. Кристина обняла её и одарила скорее материнским, чем влюблённым поцелуем в макушку — так же нежно и трогательно.
— Я тоже люблю тебя, Тереза. Что толку молчать об этом, когда мы обе давно уже всё поняли? — шептала она ей в волосы. — Да вот только любовь наша невозможна по многим, многим причинам…
Девушка вырвалась из её объятия и разочарованно, разбито посмотрела на неё.
— Почему? — по голосу было слышно, как мечты, уже любовно разрисованные ею за эти секунды, внезапно истлели в огне последних слов. — Неужели это из-за того, что мы одного пола?.. Я слышала, что такие возлюбленные живут тайно и счастливо до самой старости и никому нет до них дела, если они не выпячивают личную жизнь напоказ! — Тереза почти искрилась от возмущения и боли. Кристина только печально улыбнулась ей, что уж тут сказать, ещё детской наивности. Тереза ведь тогда думала, что всё просто: достаточно скрыться от всего мира и будет счастье! Но знала ли она цену этого затворничества?
— Послушай меня, милая… — негромко начала женщина и легонько дотронулась до её плеча; Тереза бы и хотела сбросить руку, но не смогла — она уже не обижалась на Кристину, да и на что тут обижаться? Редкие ссоры между ними всегда утихали уже через мгновение, за которое им обеим становилось жгуче стыдно. Кристина обняла её и продолжила: — Дело даже не в том, что ты сказала, хотя и оно вызывает много вопросов. Самое главное: наша разница в возрасте. Ты ещё юна, молода, хороша собой. Ты никогда толком не влюблялась, и я, эффектно ворвавшись в твою жизнь, поразила тебя, заставила полюбить, восхищаться… Возможно, это не совсем про любовь, моя Тереза. Возможно, в тебе говорят одиночество и желание почувствовать хоть что-то… А ещё, ну просто вдумайся: в тот год, когда ты только появилась на свет, мне было уже семнадцать лет, и родители выдавали меня замуж. Что, что может ожидать нас, кроме боли и разочарования, просто скажи? Разве ты не чувствуешь, как много горечи скрывается за всем этим?..
Кристина не просто спрашивала — она взывала. Ян отчего-то понимал её страх, её чувства… Тереза и впрямь ещё очень молода, горяча, беспечна. Ей будет достаточно взмахнуть платком, и толпа кавалеров выстроится у её особняка, предлагая руку и сердце. Юноши просто знали о её строгости и воспитанности и не позволяли себе лишнего, но если бы она показала хоть намёком… А что станет тогда с Кристиной? Ян предчувствовал: сломанное сердце нельзя собрать дважды. Если оно и откроется для очередной любви — для Терезы, то после краха уже больше никогда не сможет впустить в себя кого-то другого.
Тереза теперь не вырывалась из объятий, а вжалась только крепче, опустила голову на её плечо и горячо зашептала:
— Скажи честно, Кристина, ты отказываешь мне, потому что… всё ещё любишь его? Своего погибшего мужа?.. — Женщина вздрогнула и замерла, взгляд её затуманился болью. Она опустила ладонь на стянутые в причёску волосы своей ученицы и нежно провела по ним, осторожно касаясь пальцами каждой пряди, косички или блестящей шпильки. Тереза, затаив дыхание, ожидала ответа.
— Нет, моя милая, — глухо проговорила она и тяжело вздохнула. — Он тут ни при чём. Он погиб — уже десять лет назад — и я была разбита всё то время, пока не встретила тебя… Он был моей первой влюблённостью, но ты стала тем, кто собрал моё сердце по кусочкам и показал мне, что любовь есть и она не обошла меня стороной, как мне казалось, навсегда.
Тереза затрепетала, резко подняла голову и взглянула на Кристину — лицом к лицу, так близко, наверное, впервые… В её глазах уже застыли непрошеные слезинки. Она вцепилась в платье наставницы, затем провела пальцами до её шеи и остановилась на щеке. Обе вздрогнули — одна от прохладной кожи, что её касалась, вторая от горячности чувств, кипящих в её душе.
— Так что же… что же мешает нам быть счастливыми теперь?.. — горестно воскликнула Тереза и медленно, осторожно приблизилась к Кристине. Та уже знала, что грехопадение неизбежно, и покорилась судьбе. Первый поцелуй вышел неловким, трепетным, мучительным… Но столь желанным и нежным, что они позабыли про боль, осадком осевшую в их сердцах. И растворялись, растворялись друг в друге — с лихорадкой, печалью и страстью…
Ян чувствовал себя пристыженно и уязвимо, когда глядел на первый поцелуй двух женщин. Именно так он представлял себе — в самых кошмарных снах — их с Томашем, впервые испробовавших друг друга. Стыдно, глупо, невозможно! Забыть, забыть сейчас же! Не сравнивать, даже не думать, не мечтать…
И вот, наконец, то, чего так боялась Кристина, случилось. Терять было уже нечего, и они отдались любви полностью. Тереза ни о чём не сожалела и упала в чувства страстно и увлечённо, а Кристина боялась только поначалу — и то, в силу долгих-долгих лет, проведённых в одиночестве и под грузом несчастья. Она ощущала ответственность перед Терезой, хотя ведь та давно была уже взрослой девушкой. Им обеим стало легче — теперь они не прятали поцелуи в своих сердцах, не заменяли объятия короткими прикосновениями, как раньше. Но вместе с тем как будто сам воздух вокруг пропитался предчувствием скорой горечи. Кристина это понимала яснее Терезы и долго, задумчиво перебирала в пальцах её волосы, когда они, обнявшись, отдыхали после очередного занятия. Молчание тяготило их души, но слова не могли облечь все сомнения вслух.
Когда-то Тереза выйдет замуж — вот что пульсировало болью в мыслях Кристины. Если по желанию семьи, это будет гораздо-гораздо хуже: Тереза измучается и возненавидит мужа. А короткие свидания с Кристиной… что могло быть более издевательским, чем они? Если же Тереза полюбит какого-нибудь юношу сама, несчастной останется только Кристина, и этот вариант она бы предпочла первому без раздумий. Она понимала, что в жизни юной девушки она могла быть только проходящим этапом, своего рода обучением у опытной женщины, чтобы затем познать наслаждение с мужчиной.
Как горька и унизительна любовь стареющей вдовы к юной деве, когда та в любую минуту могла бросить её, пресытившись первой страстью и желанием! Кристина словно видела себя со стороны, когда это произойдёт: убитая горем женщина, уже с сильной проседью в волосах, и разом постаревшая на десяток лет! И тем не менее… о, могла ли она отказаться от Терезы? Могла ли она отказаться от того, во что верило её хрупкое сердце? Может ли вообще человек отказаться от короткой вспышки сладостной любви, даже если знает, что за ней выльется море отчаяния?..
Такова уж наша природа.
Там, где начинаются первые, сорванные впопыхах поцелуи, вскоре разгорается любовь чувственная, физическая, земная. К счастью, такую интимную часть своей жизни Тереза оставила при себе, но даже по некоторым эпизодам становилось понятно без лишних слов: теперь уже пути назад не было, они сблизились до самого последнего, терпкого вздоха. Ян и сам не знал, как это почувствовал: по взглядам ли, по коротким прикосновениям или же по приглушённой, таинственной речи обеих.
Тереза испытывала приятное волнение и, в силу возраста, жгучее желание продолжать эти ласки. Она выглядела счастливой и беззаботной. Все тревоги легли на плечи задумчивой Кристины, но она ловко это скрывала, чтобы не омрачить настроение возлюбленной. Дни то текли, как тягучий мёд, то неслись, подобно бурной горной реке. Казалось, впереди или мрачные варианты Кристины — если Тереза от неё уйдёт, или же осторожная, скрытная жизнь, что тоже мало нравилось Кристине: Тереза не должна была жертвовать собой и затачивать себя в её особняке так рано.
А к краху привела, как водится, ужасная мелочь.
Кристина и Тереза стали очень аккуратны и осторожны, как только вступили в отношения. Ни дюйма излишеств на публике, ни одного влюблённого взгляда друг на друга в компании, ни одного лишнего, пропитанного любовью слова, если приходилось общаться на виду у всех. На время занятий Кристина даже отсылала служанку восвояси, дабы она не мешала, ведь музыка очень скоро приводила их в спальню… А так никто их не трогал, никто ими не интересовался, они могли часами лежать в обнимку или коротко целоваться во время чаепития. Наверное, для других подобных история — просто роскошь, а не жизнь! Только на улице Кристина и Тереза начинали переживать, а стоило им войти в дом — и всё, внешние тревоги уже не дотягивались до них, бились, подобно копьям, в крепкий щит и отлетали обратно.
Ужасная трагедия произошла, когда одна знатная дама решила зайти к Кристине, чтобы отблагодарить — та замолвила словечко в консерватории за её хоть и посредственного в талантах, но усидчивого сынка-пианиста. Кристина, вообще-то, знала о её визите и приглашала ближе к вечеру, но женщина, полная восхищения, благодарности и решимости, не вытерпела и пришла днём — надеялась, что, если хозяйки не будет — не страшно, она передаст служанке сообщение и придёт вечером. Служанка же, рассеянная в тот день, забыла щёлкнуть замок на двери и только прикрыла её. В любой другой день это, пожалуй, было бы глупой мелочью — никто в этом районе Праги не воровал, да и днём визитов не делали, только по приглашению… Но сегодня это превратилось в роковую ошибку.
Дама настойчиво стучала, но покои Кристины располагались на третьем этаже, в глубине дома, и они с Терезой ничего не услышали. Тогда женщина заметила, что дверь приотворилась, и, глубоко взволнованная — не случилось ли что с её спасительницей, зашла внутрь. Надо сказать, что незваная гостья хоть и была не из робких, в тот миг всё-таки серьёзно испугалась: вдруг в дом знаменитой пианистки пробрались воры или убийцы и сейчас она столкнётся с ними где-нибудь в коридорах? Всюду было тихо. Она негромко звала хозяйку, вооружившись кочергой из гостиной. Сердце её ухнуло вниз, когда она поняла, что куда-то делась и служанка… Неужели их всех, бедняжечек, перебили?
Дама уже решила было отбросить неудачную идею, выбежать из дома и вернуться с полицейским отрядом, но желание убедиться самой и любопытство перевесили страх. Вдруг она только зря запаниковала и Кристина просто отозвала служанку, а сама легла спать или немного недомогает? Стоило хотя бы глазком заглянуть на верхний этаж…
Женщина тихонько поднялась по ступеням, прошла по коридору, попутно заглядывая в тёмные, приоткрытые комнаты. Свет струился из-под последней, в конце. Дама подошла туда. Дверь, приоткрытая, сама дала ей заглянуть внутрь.
Она вскрикнула, затем прижала ладони ко рту, а потом, осознав, что уже выдала себя, рванула к лестнице, а оттуда, чуть не споткнувшись о ковёр, на выход. Но увидела она вовсе не растерзанное тело Кристины или задушенную служанку. Как будто бы это всё было гораздо приятнее, чем две полуголые женщины, возлёгшие в одной постели в обнимку, что уж не оставляло никаких сомнений…
Крик разбудил любовниц. Кристина всего лишь дремала и, вздрогнув, смогла даже разглядеть даму и быстро сообразить, что случилось. Крепко заснувшая Тереза ещё долго не понимала, почему возлюбленная так поспешно толкала её и призывала вставать, одеваться и уходить.
Кристина осознала в тот миг на удивление чётко и горестно: им конец. Уже и неважно было, какое глупое стечение обстоятельств привело их туда, но они прямо сейчас зависли над пропастью: неизбежное, стремительное падение. Только вот Кристина ещё могла спасти Терезу…
Дама растрезвонит об этом всем. Она наверняка признала дочь важного человека рядом с пианисткой. Что это будет за скандал! О нём уже наверняка начали шушукаться в её гостиной: сначала семья, родственники, потом она отправит письма подругам, в приступе праведного гнева и шока захочет делиться этим с каждым встречным, будь то мясник в лавке или чужая служанка. Это уже не остановить, не перерезать гной, расползавшийся по городу… Даже если Кристина сейчас полетит за ней и предложит все свои деньги. О, нет, местные дамочки ценили горячие новости превыше всяких денег! А та женщина была как раз из их категории — недалёких сплетниц и разжигательниц…
Кристина почти плакала, пока будила Терезу, осыпала её лицо — последними, надо думать, поцелуями, и негромко, но дрожащим голосом рассказывала, что случилось. Тереза с каждой минутой мрачнела и бледнела. Не верила. Пыталась выдумать отмазки, кинуть последнюю надежду — уже подгнившую, — что они ещё могут догнать даму и предложить ей сделку. Но Кристина только качала головой и приговаривала: поздно, поздно…
— Иди домой, Тереза, — Кристина заколола волосы и оправила платье. — Когда прознает отец, падай ему в ноги и вымаливай прощение. Говори, что ты ни в чём виновата, что это я тебя соблазнила. Поняла? — женщина подошла к Терезе и взяла её заплаканное лицо в ладони. Поцеловала — вот теперь-то точно в последний раз. И почему он оказался так омрачён, так горек, так пронзителен?..
Тереза оделась, привела себя в порядок и, пошатываясь, покинула дом наставницы. Уже на улице не выдержала и обернулась. Так и запомнила Кристину: стоящей на пороге, со взглядом обречённым и тусклым, с бледными губами, шепчущими её имя. Как ласкали её недавно эти губы, какие признания произносили, какими живыми казались! А теперь всё одно, и даже сумрак вылил на Прагу один из своих ужасных чанов…