Глава 6. Львиный двор (1/2)
Мы словно лодки пытаемся пробиться в настоящее, но нас безжалостно относит в прошлое…
«Великий Гэтсби» Фрэнсис Скотт Фицджеральд ©
Ян на удивление крепко спал ночью, хотя его ожидало, наверное, самое сложное задание за всю жизнь. Ещё и самое опасное. Но Томаш — всегда поблизости, всегда рядом — вселял в него даже подозрительную уверенность — Ян так себе не доверял, как ему! Вот почему в день «миссии» он выглядел собранно и никуда не торопился.
Они оделись в просторную и удобную одежду, которая бы не помешала им бегать или лазить по пыльным подвалам: спортивные тёплые брюки, толстовка и стёганая куртка. Томаш дал ему раскладной ножик — на всякий случай, как выразился сам. Ян не хотел им пользоваться, но понимал, что жители Львиного двора — опасные соперники. «Едва ли мне поможет ножик, если львы на меня нападут, но пусть будет», — решил даже как-то чересчур спокойно для себя. Смелостью он никогда не отличался.
Томаш запихнул в рюкзак свечи и вкратце повторил план. Придумали они его ещё вчера, пока варили воск и заливали его в колбочки. Ян заверил напарника, что всё прекрасно понял. Они двинулись в путь.
Прага встретила их недружелюбной моросью, разразившейся ещё со вчерашнего дня. Дымка нависла так низко, что все дома выше второго этажа расплывались, словно их верхушки подтёр ластиком нерадивый школьник. Очертания города смазывались и тянулись во все стороны, как в стране кривых зеркал. Томаш повёл его коротким путём, не доходя до собора Святого Вита — через старый мост, перекинутый над Оленьим Рвом. Его красные перила выцвели до грязно-рыжего цвета. Река Бруснице внизу текла настороженно и тихо.
После моста они свернули направо, на покатую дорожку, выложенную щербатым камнем, что вела вдоль резкого склона. Листья шуршали под ногами, а слева тянулась старая стена, грустно увитая надоедливыми виноградными лозами. В редкой жухлой листве щебетали последние пташки. Единственный человек, который им встретился, был местным дворником, без особого усердия подметавшим дорогу на мосту.
К Бальной зале они вышли сзади, поэтому пришлось обогнуть её, чтобы увидеть фасад. Длинное прямоугольное здание высотой не более двух этажей — лёгкое, воздушное, переливающееся анфиладой колонн и галерей — сразу воскрешало в голове обрывки знакомых вальсов и шорох дорогих платьев. Большие закруглённые окна, нежная белая роспись на стенах, даже умело вырезанные ниши — видимо, для тайных свиданий — всё это нравилось уже с первого взгляда. Но Ян никак не ожидал услышать музыку — тот самый вальс!
Они с Томашем остановились перед зданием и хмуро переглянулись. Бригитта ведь не упомянула, где именно им следовало искать здесь туннель… Они думали, что спокойно побродят по зале — всё равно она была вечно закрыта или на реконструкции. Но если тут проводили какое-то мероприятие, их задача усложнялась….
Тогда они подошли к одному из окон и заглянули внутрь. Сначала удивились, почему так непроглядно темно, затем сообразили: внутри висела тяжёлая портьера. Ян позвал к другому окну, где между складками штор можно было рассмотреть кусочек залы. Всё утопало в огнях, свечах и блеске бриллиантов. Богатые разноцветные ткани мелькали перед глазами, будто затянутые в танцевальный смерч, а тёмные фраки, бабочки и жилеты нагоняли их и закручивались вместе. Стекло немного дребезжало из-за бойкого оркестра, спрятавшегося где-то в начале. Томаш и Ян тяжело вздохнули — причём одновременно.
Вот же приспичило кому-то устраивать костюмированный бал, да ещё в первой половине дня! Ян поделился этим негодованием с Томашем, но тот лишь задумчиво покачал головой.
— Нет, это вовсе не люди, — тихо произнёс он. — Эти тени… Они хранят прошлое — какое-то своё, особенное. Здесь вечно идут балы, вот о чём мы не подумали, — Томаш посмотрел на него так бесцветно, даже немного расстроенно, что Ян уже успел напугаться — вдруг этот маленький факт убивал в корню их затею? Но напарник словно опомнился, вздрогнул и уже с прежней беспечностью посмотрел на него. — Впрочем, это всё не имеет значения! Тихо проберёмся в холл, оттуда найдём лестницу в подвал. В зал нам заходить и не нужно.
— Почему ты уверен, что мы найдём подвал именно там? — удивлённо бросил Ян уже в спину Томаша — не то чтобы это его сильно интересовало. Вырвалось само собой. Но Томаш остановился, обернулся к нему и прошептал:
— Когда-то давно я и сам там танцевал.
Простой ответ, до которого Ян бы мог догадаться и сам! Но почему-то он обескуражил его, выстрелил в душу ещё одной тяжёлой железной стрелой — именно так воспринималось всё прошлое Томаша. Ян совсем забыл, что его напарник — совсем не то, что он надумал себе за последние дни. Не герой, не добрый спаситель, не причина, по которой Ян ещё не сошёл с ума. Томаш — обычный молодой человек, который жил столетия назад, а все его интересы, развлечения и страсти были такими же, как и у современных юношей. Просто декорации были другими. Его сердце скрывало свою историю, в которой он наверняка кого-то любил, много страдал, обожал ходить на балы ради прекрасной незнакомки и писал ей вместо писем крохотные сонеты. Яна эти мысли отчего-то угнетали; он хотел знать всё, что было связано с этим человеком, хотел знать, сколь они похожи или отличны, хотел видеть, хороша ли была его возлюбленная, но понимал, сколь эгоистично и жестоко это желание.
И как иронично, что Томаш никогда не будет принадлежать ему целиком. Та жизнь — его прошлая жизнь — уже навеки погребена под слоем тайны.
Входную дверцу даже не закрыли, и они с Томашем вошли в сумрачный короткий холл. Здесь пахло лилиями, надушенными платками дам и пыльными цилиндрами. Ноги с непривычки скользили по мраморному полу. Свет здесь давало только широкое окошко, вырезанное в стене между залой и холлом: от него сюда и проникали музыка, гам, хлопки, вибрации и смех. Чтобы пройти незамеченными, они с Томашем на всякий случай пригнулись, хотя, подумал Ян, танцующим сейчас явно не до них.
В конце холла нашлась неприметная маленькая дверь. Томаш подёргал ручку и тихо выругался — закрыто. «Сейчас взломаю, но нужно будет время. Надеюсь, они не закончат именно сейчас», — Томаш отчего-то нервничал, будто спешил уйти отсюда как можно скорее. Ян не понимал его страха — что им могли сделать какие-то тени? Пока Томаш возился в сумраке с проволокой, он вернулся к окну и осторожно выглянул из-за него. Как и думал: никто даже не смотрел в их сторону! По зале кружились радостные пары: молодые девушки в роскошных платьях, утончённые юноши в пиджаках и фраках! Все запыхавшиеся, разрумянившиеся, счастливые… Ян даже немного завидовал — но скорее тоскливо, чем по-злому. Вся эта яркая молодость для него уже упущена. Балы, маскарады, нежная влюблённость… Может, именно поэтому Судьба выпихнула его за рамки привычного мира? А может, он вообще… даже желал такой встряски? Ян вздрогнул и скорее отмахнулся от этой мысли.
Между тем музыка в зале прекратилась, пары остановились, началось какое-то движение. Ян поначалу решил, что бал кончился, и уже открыл было рот, чтобы предупредить Томаша. Но вдруг тишину разбавила лёгкая фортепьянная музыка — быстрая, ритмичная, по-настоящему виртуозная. Уж это Ян мог определить по первым аккордам. Юноши и девушки столпились рядом с импровизированной сценкой, где раньше восседал оркестр. Теперь же там сидела всего одна пианистка — и счастье, что сцена находилась на возвышении, иначе бы Ян никогда её не увидел.
Что за прекрасное создание! Чёрные волосы, уложенные в романтичную причёску с цветами, лёгкое серебристое платье, драгоценное колье на шее. Она сидела далеко, к тому же полубоком, но Ян разглядел очаровательный профиль её лица: румяные и приятно округлые щёки, которые лишь добавляли ей миловидности, утончённый нос, чувственные губы. И так красавица, а музыка ещё больше возвышала её образ! «Вот кому мать точно бы позавидовала», — то ли с грустью, то ли с иронией подумал Ян. Теперь даже потешаться над матерью было не так забавно, как прежде…
Но как девушка играла! Это выше всяких похвал. Разум едва успевал перебирать за ней ноты, а её пальцы уже давно исполнили этот фрагмент и двигались дальше. Она не играла — она летала по клавишам, растворяясь в музыке, становясь музыкой. Наверняка она популярна на местном балу — поклонники дерутся за право танцевать с нею… Ян так заслушался, что потерял счёт времени. Прошло уже больше пяти минут, а Томаш всё никак не мог закончить.
«Неужели на этот раз замок такой сложный?» — подумал Ян и обернулся. Дверь была открыта, но Томаш застыл на месте. Он… наверное, тоже заслушался пианисткой, кто бы устоял! И вдруг напарник будто почувствовал, что на него смотрят, повернулся и беспокойно проговорил:
— Пойдём уже! Время только теряем…
Ян только потом осознает, что Томаш был нездорово бледен, а в его глазах залегла та тьма, что чудовищно бередила сердце Яна, будто музыка в одночасье отравила его. Но связать всё это — миражи прошлого, застрявшие на вечном балу рядом с Пражским Градом, и покоцанную судьбу Томаша — он сумел не сразу.
Лестница — к счастью, не винтовая — вела их вниз резкими вздыбленными ступенями. Фонарик жадно облизывал влажные каменные стены и ржавые подставки для факелов, но ничего необычного разглядеть им здесь не удалось. Потом лестница закончилась, и они вышли к длинному туннелю с низким потолком. Ступали аккуратно, глядя под ноги: земляной пол перемежался кочками и острыми камешками. Хоть воздух здесь и был спёрт, Ян почему-то легко представил себе, как хорошо бежалось тут разгорячённым влюблённым. Они не замечали затхлого запаха, любовь выращивала за их спинами крылья, поднимая над кочками; а если они всё-таки запинались, то не обращали на это внимания. Ян тоскливо рисовал в воображении эти парочки; глядя на задумчивое, окаменевшее лицо Томаша, он спрашивал себя: а бежал ли здесь так он?
Ян в который раз за день ловил себя на сожалении об упущенном. А ведь он тоже любил, в этом не было сомнения, но даже его любовь, впору ему самому, оказалась выжженной, бесцветной и хилой. Никто и никогда не заставлял его сердце трепетать так сильно и не тянул за собой по тёмному запутанному туннелю, чтобы насладиться тайными ласками. Он завидовал, да. Но что ещё оставалось его душе — к тому же, теперь ещё и неупокоенной?
Когда в мысли стали запутываться скользкие сомнения — что, если они идут не туда или Бригитта вообще их обманула, — туннель резко кончился и встал перед ними ржавой массивной дверью. По ощущениям, они всегда шли немного вверх, но Ян не доверял себе. Томаш молча справился с замком — тот развалился у них на глазах, едва отмычка влезла в скважину. Запахло ржавчиной и пылью. Они помнили слова Бригитты — после двери начинались владения заколдованных львов, и убавили яркость на фонарике.
Помещение за дверью встретило их обшарпанными нештукатуренными стенами и влажным полом. Здесь не было ничего, кроме вырезанного проёма на другой стороне. Они с Томашем остановились и прислушались. Вязкая тишина, прерываемая лишь шорохом мышей где-то в глубине пола. Проём вывел их в узкий коридор. Следуя словам Бригитты, они дотронулись ладонями до правой стены и двинулись рядом с ней. Заброшенный погреб напоминал лабиринт: если бы не подсказка девушки, они бы легко запутались в его коротких и обманчивых комнатках, арках, ступеньках и переходах. Ян хотел поиронизировать на тему того, что своего добивались здесь только самые отчаянные влюблённые, желавшие страсти по-настоящему. Все остальные решали, что не так уж это и важно…
Наконец, следование по правой стороне вывело их к маленькой дверце — вполовину человеческого роста. Ладони уже горели от острых шершавых камней и грязи. Томаш осмотрел дверь и шёпотом заключил, что она даже не закрыта. Однако поддалась она не с первого раза. Пришлось немного раскачать её, чтобы петли не скрипели на весь Львиный двор. И вот — глухой щелчок. Томаш нагнулся и пролез первым, Ян последовал за ним. Они едва не столкнулись, потому что Бригитта была права: за дверью стоял шкаф, хоть и просторный, но всё равно маленький для двух людей. Они согнулись пополам, чтобы не стукнуться головами о тяжёлые вешалки.
Томаш припал к замочной скважине и долго вглядывался: фонарь уже пришлось выключить, а глаза к темноте ещё не привыкли. Затем прошептал:
— Можно идти. Никого нет.
Они осторожно вылезли из шкафа. Комнатка уже больше напоминала обычный погреб, чем тот холодный каменный лабиринт: бочонки, деревянные коробки, какие-то банки и старое тряпьё, сброшенное в одну кучу. Дверь, закрывавшая вход сюда, выглядела такой хилой и тонкой, что казалось, можно было сломать её одним сильным ударом. Сквозь дыры просвечивало жёлтым. Тихонько они подошли ближе и прислушались. Снова тишина.
— Ты знаешь что-нибудь о расположении комнат здесь? — негромко спросил Ян. Томаш поморщился и дёрнул плечами.
— Немного. Мы выйдем отсюда сразу в коридор. Там будет вереница комнаток по бокам. Коридор вроде бы выведет нас к главной зале. Она расположена так, как внутренний дворик: все коридоры ведут к ней и со всех этажей можно посмотреть на неё. Мы, кстати, с тобой на втором, — неожиданно добавил Томаш и наконец улыбнулся — почти как прежде, словно прошлое слегка отпустило его. — Но вот как спуститься вниз — я не знаю. Причём нам нужно сделать это как можно незаметнее…
Ян приоткрыл дверцу, а Томаш выглянул и посмотрел в разные стороны.
— Всё чисто, можем идти, — также шёпотом сообщил он, и они вышли.
Коридор уже напоминал им, что вокруг — жилое здание: деревянные панели, уютные светильники, бархатные кресла и вазочки с цветами. Бежевые двери шли стройными рядами по обе стороны; некоторые из них были открыты.
Томаш показал идти вперёд. Ян старался ступать осторожно, хотя под подошвами лежал толстый ковёр. Но ведь у кошачьих слух обострён? Они шагали медленно, но всё равно продвигались. Рядом с открытыми дверьми Томаш аккуратно заглядывал внутрь и давал команду — перебежать быстро. Ян так и не осмелился взглянуть внутрь, но боковое зрение ухватило контуры чего-то огромного и желтоватого…
Всё шло хорошо до середины коридора — они уже видели поручни галереи, куда должны были выйти и увидеть внизу, вероятно, уже саму главную залу. Но вдруг послышались голоса — глухие, рычащие, а всё-таки человеческие. Холодный пот прошиб Яна, аж руки онемели. Голоса возникли из ниоткуда — и слышались в начале коридора, будто сюда кто-то скоро повернёт. Томаш не растерялся и, кажется, в какую-то последнюю секунду затащил Яна в свободный номер и закрыл дверь.
Они рванули в ванную и скрылись там. Будет до ужаса обидно, если заколдованные львы жили именно здесь… Ян не слышал ничего, кроме своего грохочущего сердца, искрящихся звёздочек страха перед глазами и гортанных голосов. С каждым их шагом кровь отливала от головы всё сильнее. Томаш залез рукой к нему в карман брюк, вытащил ножик и сунул ему в ладонь. Терпко прошептал на самое ухо: «Если что, просто беги за мной. Дверь, откуда мы вышли, самая последняя по коридору. Если придётся, целься ножом в горло или живот…» В груди холодело от таких подробностей, а во рту скопилась тошнотворная горечь. Ян поспешно сглотнул и крепче сжал в пальцах нож — будет совсем глупо, если он его обронит.
Что говорили львы, было не разобрать. Они протопали мимо — видимо, всё-таки обратились в людей или навсегда остались ими. Томаш почему-то держал его за кисть — вцепившись такой мёртвой хваткой, что кожу даже огрела колючая боль. Львы ушли дальше и скрылись за одной из дверей. Выдох облегчения оказался общим и судорожным. Ян кое-как удержался на ногах и вытер вспотевший лоб. Кровь ещё била по вискам. Томаш, хотя и выглядел лучше, всё равно до жути побледнел.
— Единственное, чего я не умею, это драться, — полушутливо сказал он и растёр щёки. — Тут даже вечность живи — без практики не научишься!
Его слова немного разрядили обстановку. Ян даже улыбнулся. Они вышли из номера и быстрее двинулись к галерее.
Подходили к ней, уже пригнувшись. Сквозь перила виднелась прямоугольная зала, оформленная в богемно-восточном стиле. Пёстрый мозаичный пол, обитые тяжёлой блестящей тканью пуфики, лежанки и кушетки, колонны из жёлтого мрамора, отделанные позолотой курильницы для благовоний, кофейные столики и вазы. И вдалеке выделялся импровизированный трон — украшенное резьбой и камнями кресло, расшитое бархатными звёздами и геометрическими фигурами. Там и скрывались Роландовы рожки, если верить Бригитте! Однако сначала им надо было заменить свечи в подсвечниках. Ян насчитал восемь таких — что ж, свечей они наделали много, хватит сполна! Зал и галереи вокруг выглядели пустыми, так что они с Томашем не стали терять времени зря и приступили к делу.
Подсвечники стояли рядом с колоннами, на втором этаже, так что в случае опасности они могли скрыться. Где-то далеко-далеко, в глубине сплетения коридоров и комнат первого этажа, звучала простоватая весёлая мелодия. Но ни львов, ни людей они не встретили, поэтому тут же начали.
Томаш заранее разделил между ними свечи и выдал отдельный пустой мешок, так что теперь они быстрыми, доведёнными до автоматизма движениями вытаскивали обычные и ставили туда свои. Встреча с жителями этого двора накрутила их нервы в тонкую запутанную струну, поэтому от каждого шороха или звука они прерывались и судорожно прятались за колонной. Только когда прислушивались и понимали, что опасности нет, возвращались к работе. От воска пальцы липли и блестели от жира, но Ян и не думал жаловаться: лишь аккуратнее вставлял свечи и даже ни одну не уронил.
За десять минут они управились. Около последнего подсвечника посмотрели друг на друга с разных сторон галереи и одновременно кивнули. Томаш пригнулся и перебежал на его сторону. Коридор, которым они шли, казался тихим и пустым, так что они резво его преодолели, уже особенно нигде не задерживаясь. Только сейчас Ян вдруг понял, что именно напоминал ему Львиный двор — какой-то миленький уютный отель. Комната, куда они забежали, выглядела как обычный гостиничный номер. Трудно объяснить, почему это так. Впрочем, с недавних пор Ян уже мало задавался такими вопросами и принимал обманчивую реальность как нечто неотвратимое.
Сначала они спрятались в кладовке за хилой дверцей, но потом подумали и решили, что надёжнее будет уйти в каменный лабиринт, который прятался за шкафом, и подождать там. А вот сколько придётся ждать, никто из них не знал: раз в час они запланировали аккуратный осмотр Львиного двора, чтобы понимать — львы уже зажгли их свечи или ещё нет. Бригитта говорила, что они любили собираться в главной зале после сумерек. Что ж, это значило, что сегодняшний день они проведут, как узники тюрьмы — в тёмном каменном лабиринте.
Томаш предложил осесть прямо за дверью, что выводила в шкаф. Ян достал из рюкзака пледы, термосы с гуляшом и горячими напитками и включил фонарик посередине их импровизированного пикника. Томаш в это время сходил обратно до туннеля и прочертил мелком путь, чтобы по возвращении они не путались и не искали судорожно выход. Когда он пришёл обратно, Ян уже с удовольствием поглощал кофе. Терпкий восточный аромат немного развеял местную сырость и затхлость.
— Спорим, что это самый необычный пикник в наших с тобой жизнях! — Томаш, как всегда, стремился разбавить мрачную атмосферу каменного подземелья и теперь даже улыбнулся. Ян согласно кивнул — а ведь недавно сам об этом подумал!