Глава 5. Бригитта из Оленьего Рва (1/2)

Ревность легковерна, как дитя, и бешена, как дикое животное.

Н. А. Некрасов ©

До Львиного двора, располагавшегося на углу Оленьего Рва, они могли бы дойти быстрее, если бы покинули Пражский Град — но не захотели. Куда приятнее было плутать его кривыми брусчатыми улочками и низкими двухэтажными домиками! Когда-то здесь жили алхимики, рассказывал Томаш, и если зайти в какой-нибудь дом, то можно обнаружить готовые колбы, трубки и шипящие растворы — будто бы никто и не уходил. Ян теперь с опаской разглядывал тёмные, забранные паутиной и растрескавшимися ставнями окна: вдруг сейчас, когда он потерял связь с людьми, он найдёт в этих домах вовсе не музейную коллекцию?..

Но улочка, пустая и оплывшая туманом, как воском, лениво вела их вперёд и не думала чем-то ошарашивать. Томаш вывел их за крепостные стены — после них открывалась смотровая площадка, где обычно обожали фотографироваться туристы. Сегодня там, кроме парочки пенсионеров, выгуливающих собак, никого не было.

Они свернули влево, к уснувшему, будто размазанному по холсту лесу. На нём чёрными штрихами выделялись скрюченные ветки, будто косточки у голодного нищего, а жёлто-рыжие чахоточные листья прикрывали его сверху, словно жалкими обносками. Томаш уверенно повёл его склоном рядом с крепостной стеной, хотя надёжных тропинок там не виднелось. Внизу шелестела речка Бруснице. Позади осталась первая угловая башня — башня Далиборка. Ян слышал, что там хранили пыточные орудия Средних веков, но делиться этой информацией с Томашем сейчас, когда вокруг них такой глухой и тихий неприветливый лес, не захотел.

Ноги скользили по мокрой траве, ботинки чавкали по грязи. Зато лёгкие благодарно наполнялись свежим воздухом, избавленным от задымлённости города. Пахло еловыми иголками, прелыми листьями и раскисшей землёй. Рядом со второй круглой башней, выпирающей из стены, Томаш резко остановился и поднял руку. Ян тоже замер на месте и выглянул из-за его плеча. Никого. Томаш повернулся к нему и приложил палец к губам. Это значило: надо было прислушаться.

Чистый девичий голос откуда-то издалека распевал народную чешскую песенку. Поначалу он был так тих и прозрачен, что показался не более чем нежным позвякиванием речки внизу, но потом усилился. Его обладательница ходила где-то рядом.

— Не пугайся, если увидишь что-нибудь необычное, — шепнул ему Томаш через плечо и ободряюще улыбнулся. — Этот ров полон своих удивительных легенд. Правда, я надеялся, что мы обойдём их…

Ян не успел ничего ответить — песня журчала где-то совсем близко, даже некоторые слова он уже мог разобрать. Кусты в десяти метрах от них зашуршали. Колючие ветки раздвинулись, и к ним вышла… нет, не девушка, какую они себе нарисовали, исходя из её прекрасного голоса. К ним вышел скелет с истлевшими лохмотьями, что волочились за ним по земле и цеплялись за колючки кустарника. Кровь отхлынула от лица Яна. Не закричал он только потому, что не хотел опозориться перед новым другом.

Но стоило ему моргнуть — и вот вместо ужасного скелета он увидел милую русоволосую девушку в длинной юбке, шерстяной кофте и меховом жакете. Она будто сошла со страниц учебника по истории! Только сейчас Ян бы с трудом определил, какой это век… Девушка шла медленно, склонив голову набок. Её лицо сияло задумчивостью и кроткой печалью. Глубокие синие глаза выдавали сокрытые внутри страдания. Однако Ян моргнул снова — и опять увидел перед собой страшного скелета. Ни следа прежней красоты!

Такой разброс сильно напугал, и Ян отвёл глаза, чтобы больше не видеть быстрых превращений девушки. Она же заметила их и лёгкими шажками, как у птички, засеменила к ним. Томаш выглядел спокойнее и, казалось, вовсе не пугался её метаморфозам.

— Всё хорошо, Ян, — прошептал напарник и дотронулся до его локтя, чтобы привлечь поближе к себе. — Она не причинит нам вреда. Не пугайся её облика. Эта девушка несчастна — судьба и любимый человек поступили с ней очень жестоко.

Ян не успел ответить на его слова и вновь поглядел на девушку — надо было привыкать к её изменчивой внешности. К тому же, он научился быстро промаргивать скелета и подольше останавливаться на её человеческом виде.

— Приветствую вас, о милые юноши! — девушка подошла к ним, улыбнулась, обнажив милые ямочки на зарумянившихся от мороза щеках, и поклонилась. — Меня зовут Бригитта. Я живу здесь, в Оленьем Рву, и не могу его покинуть. Много-много лет назад меня здесь убил мой возлюбленный, вонзив нож в сердце. С тех пор я всё никак не могу упокоиться… — она опустила прелестную головку и русые пряди рассыпались по её плечам. — Помогите мне, милые юноши, найти покой! — вскинула она голову и умоляюще сложила ладони вместе. — В долгу я не останусь. У меня совсем нет золота, но я многое знаю, в особенности всех пражских призраков и привидений… — Бригитта нервозно заламывала руки и бросала на них короткие беспокойные взгляды.

Ян уже давно приготовил ответ, хотя сказать это в лицо скелету боялся, но вот Томаш, незаметно сжав его локоть, посмотрел на него выразительно и приподнял брови. «О нет! — подумал Ян. — Мы теперь будем терять время у каждого призрака с его жалобной историей?» Он и сам стыдился своих дурных мыслей. Просто устал так, что хотел лишь одного: поскорее закончить с заданиями и вернуться к прежней жизни. Конечно, ему было жаль всех этих несчастных людей, убитых несправедливо и жестоко. Но разве мир не был жесток с ним самим тоже?

— Чем же мы можем помочь тебе? — Томаш опередил его. Глаза Бригитты зажглись искорками восторга. Даже впалые глазницы скелета, казалось, сменили обычную темноту на радостную.

— Я буду так благодарна, так благодарна!.. — залепетала она, смутившись и покраснев. Но затем взяла себя в руки и, сцепив ладони на переднике, торопливо заговорила: — Мой возлюбленный, Лука, он так себя корит! Он провёл в заточении в башне Далиборка долгие столетия, скитаясь по нему призраком, закованным в цепи. Он не может себя простить, но я готова дать ему своё прощение. Да вот проблема: я не могу выйти отсюда, а он — из башни, хотя нас разделяет всего один склон! Прошу вас: найдите Луку в башне и расскажите ему, что я его простила и хочу, чтобы он отпустил вину за мою смерть и упокоился с миром! И передайте ему вот это, — Бригитта поспешно стянула с шеи невидимую до этого цепочку с изящно вырезанным аметистовым цветком. — Скажите, что я поцеловала этот цветок с той же любовью, с какой целовала впервые, когда он дарил мне её здесь, на склонах Оленьего Рва, где мы встречались на тайных свиданиях… Он почувствует, — девушка с такой нежностью коснулась губами фиолетового драгоценного камня, что у Яна непроизвольно засвербело на душе: возможно ли хоть когда-нибудь полюбить так, как она?.. А полюбит ли его кто-нибудь так в ответ? Вопросы с предсказуемым печальным концом.

— Хорошо, Бригитта. Мы постараемся найти его и сделать так, как ты говоришь, — Томаш расторопно подставил ладони под тяжёлую цепочку и даже по-доброму улыбнулся бедной девушке. Ян ещё не знал её историю, но догадывался: хорошего в ней мало. Начало уже было интригующим: убита своим же возлюбленным! Которого теперь ещё и простила…

Бригитта смущённо улыбнулась и тут же рассыпалась в благодарностях и низких поклонах. Томаш едва остановил её и сказал подождать их внизу, у речки. Девушка тут же согласилась и почти вприпрыжку добежала до берега. Уселась на большой валун и негромко запела какую-то грустную, тягучую песенку. От её голоса Яна пробрало до мурашек. Почему-то все голоса, принадлежащие людям со сломанной судьбой, звучали красиво и завораживающе. Будто они находили некую чувствительную глубину, подвластную только им и их разбитым сердцам…

Теперь они с Томашем шли обратно. От встречи с живым скелетом стало зябко, но Ян не думал жаловаться. Он всё ещё относился с лёгким неодобрением к идее помочь, но с каждой минутой оно таяло — уж так была несчастна и мила эта добрая девушка!.. Не был же Ян совсем извергом…

— Так что за история у этой девушки? — он повернулся к Томашу. Тот, видно, задумался и совсем ушёл в себя, но как услышал его голос, тут же очнулся и быстро вытряхнул из головы лишние мысли. Наверняка встреча с Бригиттой о чём-то ему напомнила…

— О, она очень печальна! — воскликнул он с грустной улыбкой и тяжко вздохнул. — Бригитту воспитывала одна мать, которая рано овдовела и едва сводила концы с концами. Жили они бедно, но более-менее счастливо, как это обычно и бывает в семье бедняков. Но Бригитта повзрослела и однажды встретила приезжего красивого юношу — итальянского скульптора, Луку. Они полюбили друг друга, решили уже было жениться — даже мать дала добро на их помолвку, но неожиданно планы пришлось перенести: Луку срочно вызвали на родину по какому-то важному вопросу. Они расстались с Бригиттой, поклявшись в верности. Надо сказать, что по своей природе Лука был очень ревнив и вспыльчив и во время разлуки истязал себя сомнениями: правда ли его будет ждать красавица Бригитта или скоро забудет, отдаст свою руку другому юноше?..

— Наконец, Лука вернулся в чешские земли, но пошёл к возлюбленной не сразу. Решил поспрашивать местных про Бригитту: не видели ли её с другими юношами, возвращалась ли она домой к сроку? Но, к ужасному несчастью, ему попалась соседка, которая недолюбливала мать Бригитты из-за какой-то мелочной ссоры! И уж она-то решила оторваться, по-настоящему отомстить, поэтому наговорила таких пошлых небылиц про милую невинную Бригитту, что Лука после разговора поднялся бледный, как мертвец. Соседка говорила, что девушка встречалась с каким-то юношей, они проводили ночи напролёт в Оленьем Рву и возвращалась она всегда под утро.

— Нетрудно представить, как разъярился Лука, но идти сразу к Бригитте не стал. Написал ей письмо и сказал, что будет ждать её ночью в Оленьем Рву. Влюблённая, счастливая девушка без задней мысли пришла сюда, но её встретил лишь разгневанный жених, которого раздирали ярость, обида и позор. Он убил её — ножом в сердце. Однако потакать своему гневу — легко, а вот мириться с последствиями — всегда трудно. Юноша сразу осознал, что натворил, и оттащил тело девушки в кусты. Не знал он больше покоя с того дня, совесть мучила его, в кошмарах являлась окровавленная Бригитта с ножом в груди и говорила ему, что она была невинна, что ждала и любила только его. Спустя несколько недель тело всё-таки нашли, об убийце сразу догадались. Лука даже отпираться не стал, признал всю вину и посчитал за спасение своё наказание — казнь.

— Однако перед исполнением приговора, когда его держали как раз в башне Далиборка на цепях, — Томаш кивнул в сторону круглой мрачной башни с остроконечной крышей, — Лука попросил у судьи смилостивиться и разрешить ему сделать последнюю свою скульптуру. Суд отнёсся благосклонно к этой просьбе, и в течение следующих недель он почти без сна, еды и отдыха вытачивал фигуру. Скелет, изъеденный временем, в лохмотьях, с останками разлагающейся плоти — какой и нашли Бригитту в кустах. Он хотел изваять скульптуру в назидание всем ревнивцам: посмотрите, к чему может привести ваша слепота! Теперь эта статуя хранится в музеях Пражского Града. Сразу после Луку казнили, но даже после смерти и того, что он выточил скульптуру, он, видимо, не обрёл покой, — Томаш замолчал, дав время, чтобы эта история улеглась в сознании. Между тем они свернули направо и пошли вдоль стены, ко входу в дворцовый комплекс.

Ян наконец подал голос:

— И правда, очень грустная история. — Теперь ему стало ещё совестнее за свои первые мысли отказать бедной девушке. Томаш отстранённо хмыкнул и покачал головой; его взгляд бездумно скользил по земле, будто он был далеко отсюда.

— Я не мог сказать «нет» Бригитте, потому что в её случае, к счастью, ещё можно найти способ упокоить душу и оставить легенду только как сказку в назидание всем влюблённым, — глухо прошептал Томаш, совсем не улыбаясь и так помрачнев, что в грудной клетке у Яна всё заиндевело. — Была бы моя воля, я бы освободил их всех — нечестно убитых, обманутых, несчастных!.. — с силой прошептал он и стиснул пальцы в кулаки. — Для неупокоенных душ нет ничего лучше, чем наконец обрести спокойствие. Это как инстинкт, как навязчивое желание!.. Постоянно гудит и гудит в мозгу… Поэтому-то я не могу пройти мимо них, — добавил Томаш чуть спокойнее и медленно выдохнул. — Прости, — он поднял голову, посмотрел на него — почти прежний Томаш, немного грустный, но уже не тот — сумрачный, забытый монах, чья душа принадлежала церкви долгое время. — Постараюсь себя сдерживать, будем помогать только тем, кто может быть нам полезен.

Ян не нашёл, что на это ответить, и только сдержанно кивнул. Слова напарника почему-то разлетелись звонкой болью по граням его сердца. Но отчего так, и сам не знал. Будто в такие моменты он и правда вспоминал, кто такой Томаш на самом деле и что их «вместе», такое уютное и необъяснимое, долго не продлится.

Дверь башни Далиборка отпёрлась не с первого раза — старая, железная и дико скрипучая, она сопротивлялась визиту нежданных гостей. Винтовая лестница вела наверх, иногда прерываясь на площадки с деревянными дверцами, что открывались к одиночным камерам на этажах. Пыльный свет из зарешёченных бойниц с трудом рассеивал мрак. Пахло неприятно: перепревшими опилками, засохшей кровью и жжёной кожей. Ведь здесь располагались ещё и пыточные…

Томаш знал, куда идти, или чувствовал — как уж у призраков заведено, Ян не понимал. Они поднялись до второго этажа и открыли дверь. За ней лежал маленький зал со сводчатым потолком. Пол усыпан соломой, одно оконце наверху — и то забито досками. Из мебели, по очертаниям, только широкий стол и пара стульев. Но затем Ян пригляделся и с ужасом понял, почему эта комната мало походила на тюремную камеру — была слишком просторной и без решёток.

Здесь пытали. Страшные орудия, проржавевшие и покрытые слоем пыли за годы, лежали всюду: на столе, по углам, даже на полу. Целая гряда уродливых плёток с зазубренными концами висели на крючках. Поодаль от двери виднелся столб, куда приковывали несчастного. В другом месте с потолка свисали кандалы. В углу даже примостилась жаровня.

Но главное они с Томашем увидели не сразу — это сгорбленную фигуру в самом тёмном клочке комнаты. Её можно было принять за скрытое под тканью какое-нибудь пыточное устройство… Но это просто человек сидел на коленях, повернувшись к ним спиной. Он низко опустил голову, а судя по цепям, тянущимся к нему, был ещё и закован.

Томаш окликнул его. Человек не отозвался, но вздрогнул. Они подошли ближе и теперь разглядели, что это мужчина. Томаш позвал его снова. Затем назвал имя Бригитты — и оно подействовало, как колдовское слово. Закованный резко повернулся к ним лицом, и взгляд его, тусклый, почти чёрный, наполнился надеждой. Это был всего лишь юноша, и теперь Ян знал, что они точно отыскали Луку: даже в сумраке проглядывалась его смуглая кожа, по-южному вьющиеся чёрные волосы и чувственные губы. Правда, узнать в нём того энергичного скульптора было уже сложно: вместо одежды — лохмотья, волосы слиплись от пыли и грязи, всюду на теле кровоподтёки, а спина сгорбилась из-за тяжести кандалов.

— Вы… вы знаете Бригитту… — тихо просипел Лука и поднялся на колени; цепи грузно зазвенели, волочась вслед за ним. — Она… верно, она ненавидит меня! — вдруг исступленно закричал он и со злостью ударил себя цепью; удар был таким хлёстким и отчётливым, что Ян неосознанно поморщился. — Я так виноват, я убил невинное создание! — продолжал стенать Лука и теперь бился головой о холодный пол темницы. — Она так любила меня, так ждала! А я собственными руками — вот этими — вонзил ей в любящее сердце нож! Я должен теперь вечно страдать…