Im 'agnus immolabit. Часть 15. (2/2)
Закончив и вдохнув поглубже воздуха, юноша прислонился лбом к шершавой кирпичной стенке, кусая губы. Плечи задрожали в беззвучных рыданиях. Алкоголь переставал помогать, глушил лишь временно, и промежутки действия становились все короче.
Ему нужно было возвращаться на съемную квартиру. Туда, куда он сбежал, намереваясь оградить себя от влияния Ганнибала. Туда, куда он сбежал, рассчитывая привлечь его внимание. И от этих противоречий самому становилось до ужаса смешно. Что Уилл пытался доказать, во что поверить, за кем угнаться? Зачем он пытался обмануть себя, что может быть нужным ему, выгораживая лишь бездушное пользование? Жалкий, слабый.
«Жалкий.» «Жалкий.» «Безнадежный.» «Ничтожество.»
Уилл заорал, разбивая об стену кулаки, пока не превратил их в кровавое месиво.
***На лекциях было трудно сосредоточиться. Уилл(***) спал в кошмарах, а потому голова трещала по швам. От перепитого до сих пор мутило, но навязчивые голоса мешали сильней всего. Даже боль в перебинтованных руках была сущей ерундой.
Буквы, наскоро выводимые мальчишкой, с синего цвета перетекали в фиолетовый, пока и вовсе не стали темно-алыми. В нос ударил запах железа. Уилл вздрогнул, подскочив на месте, когда всю тетрадь залило кровью, обратившейся в вязкую смоль, стекающую с парты.
***
Стоило только закрыть глаза, как мысли взрывались диким, беспорядочным воем. Цветные круги носились под сомкнутыми веками, выстраиваясь в трепетные, мягкие касания, что так легко спутать с…
Ганнибал их видел: сильные руки у практически прозрачных белых запястий. Отдёргивали трепетно и бережно, завораживая скупостью движений. Видеть их сейчас, зная, что на самом деле стояло за ними, было всё равно, что вколотить в собственное живое сердце калёное железо.
Ганнибал их узнал, эти руки. Он не мог допустить, чтобы они осквернили…
«Ты сделал.»
Да, он сделал: образ потерянного и найденного им мальчишки, заляпанного копотью и кровью, смешался с Уиллом теперешним.
Он сделал.
«Чем ты лучше?» — пальцы разгладили мнимую складку на тонком плече и мягко надавили на одеревеневшие лопатки, толкая вперёд. Тяжёлая дубовая дверь захлопнулась, а спину будто обожгло — розги, розги, розги, розги.
***Когда руки дрожат, кровь с них смыть почему-то особенно тяжело, но Ганнибал справлялся. Розоватая вода исчезала с хлюпающим шумом в окрашенной ржавчиной раковине, и, казалось, всасывала в зёв трубы все лишние мысли. Уже вернувшись в кабинет, где его ожидал припозднившийся «напарник», Лектер не думал о том, что «симпатяга» успеет соскучиться до вечера.
***— Грэм! — детина, ворвавшийся в аудиторию посреди пары, явно был из тех, кто предпочтёт подумать прежде, чем съездить кому-то по роже. — Грэма вызывают в четвёртый корпус, в 412-ую аудиторию.
***
Ледяная вода полоснула по лицу, и бесперебойное кипящее бурление в голове стало слабее. Упираясь руками в побитую ржавую раковину, Уилл взглянул на себя через грязное заляпанное зеркало. Оказаться в отражении одному было сродни благоговейному чуду.
— Не все так хреново, да?
Грэм ухмыльнулся и опустил голову, заведомо понимая, что лжет сам себе.
Уилл не хотел к нему идти. Очередная ли попытка удержать или действие по протоколу допроса — неважно, что бы было, он не хотел. Слишком болезненно.
Выйдя с туалета, юноша пошел по тихим коридорам университета — всё еще шли пары. Шелесты вокруг, шумы, стуки, скрипы — всё было естественно преувеличенным в больном рассудке, вот только дыхание, шумно и осязаемо доходящее до шеи, уж чересчур выбивалось из общего потока звуков. Невозможно игнорировать.
Уилл обернулся. Позади него кишела пустота. Поджав губы, юноша нахмурился и снова возобновил путь.
Крупный мужчина в опрятно накинутом медицинском халате неслышно вышел из-за стены, внимательно глядя вслед уходящему студенту.
***Уилл зашел в аудиторию 412, закрывая за собой дверь. Руки сложил на груди бессознательно, пряча забинтованные костяшки. Он смотрел себе под ноги.
***
Тот, на диктофоне, недовольно морщился: от Ганнибала откровенно несло дорогим табаком. Лёгкий привкус какао или кофе в фильтре на удивление хорошо маскирует запах крови.
Ганнибал просто спрашивал: список вопросов у них был практически идентичным, а Уилла, как он знал, ещё ни разу не допрашивали. Пусть и должны были. Обязаны были.
Мысли Ганнибала мелькали где-то далеко, и лишь взгляд пронизывал мальчишку, как красивого мотылька за стеклом коллекционера. У него уже созрел план.
Он должен защитить его. Он должен был спасти его, и для этого требовалось вернуть мальчишку себе — чтобы оставалось время подумать и вычислить того, кто представляет для его мальчика угрозу.
«Что с практикой, Ганни?» — донеслось удивительно ярко, и железо в груди провернуло сверлом, превращая сердце в кровавое месиво. — «Учись хорошо.»
Сейчас у него был свидетель, который обеспечит ему алиби. И у него был Уилл.
Уже скоро по правилам Уиллу предложили перекусить и чай: Ганнибал позаботился об этом тоже, и лёгкие, совершенно ненавязчивые добавки к концу беседы должны будут заставить юношу засыпать на ходу.
Станет ли подозрительным, что Ганнибал, как его опекун, вызовется помочь ему?
***
Точно чужие друг другу. И от этого было мерзко. Времени прошло достаточно, и, казалось, стоило бы уже принять перемену их общения, и все же у висков болезненно спазмировало, а на груди было тошно. Уилл почти не смотрел на него. Старался даже не думать, не анализировать — стало бы хуже, чем есть.
Мальчишка знал, что допрос не пройдет мимо него. Отвечал четко, сдержанно, ни шага в сторону. Пока вопросы не сконцентрировались на комнате, утопающей в крови, на многочисленных ранах, на мертвом теле, изодранном ножом.
Картинка перед глазами начала рябить. Ответы стали прерываться. Было видно, что Грэму всё тяжелее удавалось формулировать мысли.
«Сынок, пожалуйста! Умоляю, останови это, останови!» — дикий, полный ужаса голос матери, раздающийся где-то из глубины, раскалывал черепную коробку.
На лбу выступила испарина. Лицо налилось жаром. Глотки чая перекликались со влажными, чавкающими ударами лезвия в искромсанную плоть. Уилл почувствовал запах крови и вспоротых органов.
— Мне… нужно идти.
Его затошнило. Грэм подорвался со стула, прикрывая рот ледяными пальцами. Темнота. Стены аудитории. Темнота. Комната с мертвой девушкой. Темнота. Обезображенное лицо орущей в агонии матери. Темнота. Ручка к выходу с аудитории. Темнота.
Темнота.
Тело рухнуло на пол перед самой дверью. Уилл отключился.
***
Парнишка с диктофоном засуетился, но разве у него есть повод не доверять настоящему, квалифицированному врачу?
Ганнибал себе доверял предельно: он идеально рассчитал дозировку. Что же до местного лазарета…
— У него всего лишь нервный срыв. Отдых — вот что ему нужно.
Разумеется, мужчина и не думал нести Грэма на попечение местных медицинских работников: он взял его на руки и отнёс в свою собственную машину. Его алиби — немного беспокойное и суетящееся, — доложил о ситуации преподавателям и старосте группы, а сам Ганнибал отписался Джеку.
Лучше ему знать. Просто на случай, если вдруг для Ганнибала всё бесповоротно изменится.
А сам Уилл на его руках — и после на заднем сидении его машины, — так и не проснулся. И потому не мог почуять пропитавший салон запах крови. «Симпатяга» наверняка уже близок к окоченению там, в багажнике. Ганнибал должен убрать его сразу же, как устроит Уилла в его постели и вколет нужные средства.
Чтобы он не мог сбежать. Чтобы не заставил Ганнибала переживать за то, где ублюдок может перехватить его. Очевидно: уж если мальчишка совсем не может пошевелиться от коктейля колёс в своей крови — где же ему бегать от Ганнибала?
А времени у доктора было навалом: Уилл ещё спал, когда он вернулся домой глубокой ночью, избавившись от изувеченного тела когда-то бывшего симпатичным. Его тоже хватятся не скоро: в университете Уилла он не учился. Он вообще был неместным, от того вдвойне печально, что судьба столкнула его с Ганнибалом.