Im 'agnus immolabit. Часть 4. (1/2)
***
Ганнибал был погружен в свои мысли слишком глубоко, чтобы заметить Уилла сразу. Обычно он чувствовал мальчишку, будто нить общей тайны натягивалась меж ними, оповещая о том, чего мужчина вовсе не мог увидеть или услышать. В этот раз натяжение оказалось слишком слабым, чтобы голоса, роящиеся в голове Лектера, отвлеклись от навязчивого гудения. Так что о присутствии Уилла оповестил только его голос — заставил похолодеть внутри, наполнил внутренности ледяным свинцом, до белых костяшек вынуждая сжать разделочный нож.
Лектер как раз успокаивал нервы приготовлением ужина.
— Отсутствие плановых осмотров и подотчетных людей благоприятно влияют на загруженность. Мои консультации стали куда более просты с точки зрения логики — не приходится понимать «чужие языки», — и их стало меньше. Впрочем, едва ли я раньше беседовал с пациентами так долго. Как прошёл твой первый день?
Из-под халата(*) выглядывали полы смело расстегнутой рубашки — свидетельство большей утомленности. День явно выдался непростым, впрочем, Ганнибал не выглядел недовольным.
***
Уилл сел за стол, позволив себе вместо привычно ровной спины и сложенных рук склониться, подперев голову рукой. Он прикрыл глаза, наблюдая за монотонностью четких действий: как статная фигура в благородно-винных тканях привычно убаюкивала своим постоянством.
— Я узнал, что полный профан в социализации. Не то, чтобы до сих пор мне было до этого дело. Но теперь придется вливаться в общество. Очень напряженно и непривычно. Но, думаю, потенциал есть. Даже удалось завести диалог с девушкой и не на учебные темы. Эбигейл Хоббс. С нашего квартала. Интересная особа. Насилие в семье на лицо. Но она стойкая.
Юноша помолчал, замечая расстегнутый ворот чужой рубашки.
— Ты тоже устал. Мне помочь с ужином?
Что-то проскользнуло вдруг, помимо формальности. Что-то щекочуще-тягучее. Как сегодня было с сумкой Хоббс.
***
Плечи мужчины коротко вздрогнули, но он не позволил себе рассмеяться. Полный профан? О, определённо он испытывал некоторые затруднения в детстве, и это накапливалось с годами, пока наконец не стало тем, что неожиданно выросло в большого и грозного зверя.
Правда «гордость» мальчика мешала ему считать, что его «социализация» была ошибкой, которую требовалось исправить.
— Я был бы не против, если, разумеется, ты не валишься с ног, — урчащее довольство в голосе можно было потрогать руками, и на вкус оно напоминало густой сливочный соус. Который как раз следовало сделать к пасте.
Опекун со спокойной душой позволил своему мальчишке поруководить приготовлением пасты, пока он сам занимается соусом, и уже скоро они смогли расслабиться за ужином.
— Говоришь, поладил с мисс Хоббс? Молодец. Видел её пару раз, замечал мелочи. Определённо насилие, причём исключительно к Эбигейл. Её матушка не похоже, что обременена внимательностью.
***
Юноша ел размеренно, но все-таки не смог утаивать огромный аппетит, сформированный за день без еды от Ганнибала. Мужчина слишком сильно избаловал его. И как ему обходиться в будущем без высокой кухни? Разве что тщательней брать уроки у своего шеф-повара.
— Ее матушка, кстати говоря, глаз не сводит с кое-кого, когда он выходит из машины.
Уилл хохотнул куда-то в пасту, быстро заглатывая новую порцию, чтобы не расплыться в смешках.
— Ты очень популярен у дам, как оказалось. Раньше я не задавался этим вопросом, но стало любопытно сейчас. Почему у тебя нет женщины?
***
Замечание мальчишки вызвало усмешку — и о его популярности у женщин Грэм узнал лишь потому, что услышал об интересе чьей-то мамы?
Вопрос же поставил Ганнибала в тупик…
Обычно женщины хотят полноценной семьи. С заболеванием Ганнибала свои дети скорее станут жертвами на заклание госпоже Эволюции. Они унаследуют.
Ганнибал не должен плодить это.
— Меня не интересует. Я женат на своей работе и заботе о тебе, — он пригубил вино, скрывая паузу, что взял ради дополнительного размышления.
В его жизни была только одна женщина. Этого достаточно.
— Твоего общества достаточно, мой мальчик.
***
Тепло чужого баритона скользнуло по слуху так мягко, как проходилась изредка по макушке широкая ладонь. Нет, даже еще мягче. Глубже, нежнее. Отзываясь внутри чем-то болезненно-щемящим.
Что за странный день?
Уилл перестал есть, замер. Смотрел на мужчину выжидающе, с легкой вуалью удивления. Думал. А затем сморгнул, отведя взгляд, улыбнувшись как-то уж слишком горько для того, кто услышал такое бережное откровение.
— Я тоже не представляю жизнь без наших разговоров. Но все же… Так будет не всегда. Я уйду из этого дома, в свою жизнь. Ты и так сделал достаточно, чтобы перестать чувствовать ответственность и посвятить жизнь себе.
Юноша побледнел вдруг, уставившись в стол. И с каких пор за этим столом пошли подобного рода разговоры? С каких пор в груди так неприятно затянуло от осознания очевидных вещей?
Уилл встал из-за стола.
— Спасибо за ужин. Отдыхай, пожалуйста. Доброй ночи.
Порция осталась недоеденной. Шаги стихли лишь наверху, когда дверь в комнату Грэма закрылась.
***
«Взять!»
«Взять!» «Возьми!» «Догони.» «Не пускай!» «Мой.»
Искусственный свет стал слишком контрастным, почти осязаемым физически, отчего ожившие тени запульсировали новыми оттенками черноты. У каждой из них был свой голос, но Ганнибал лишь смотрел вслед мальчишке, не прислушиваясь ни к одному из них. Вино заглушило поднявшуюся к глотке горечь.
Возможно, Ганнибал полюбил Уилла слишком сильно. Может быть, это было огромной ошибкой — пустить его так глубоко?
— Я не смогу запереть его здесь на всю его жизнь.
«Можешь», — тени парировали слаженно, на едином всеобщем выдохе. — «Мой.»
Лектер перетерпел ужин и только после того, как убрал посуду, смог позволить себе выйти на балкон второго этажа, чтобы увлечься сигаретой. Горечь табака на языке удивительно совпадала с подпортившимся настроением.