Im 'agnus immolabit. Часть 1. (2/2)
***
— То, что сказал мистер не обязательно правда, Уилл, — Ганнибал подмечал детали чужого поведения, однако не желал терять хронологическую последовательность мыслей.
Ганнибал ощутил чужое напряжение — кровавым потом оно хлынуло наружу, источаясь из каждой поры. В крови тяжелела одежда, капли, срывающиеся с сидения стула вниз, звеняще-отчётливо падали на голый пол, собираясь в лужицы. Её запах успокаивал, и мужчина даже на секунду улыбнулся уголком губ так, чтобы мальчишка не заметил.
— Пока не думай о том, что он сказал. Расскажи мне, как ты проснулся, чем ты занимался. Я хочу послушать про тебя, Уилл, мне интересно. Давай не на долго отложим этого мистера в ящик стола, и достанем позже, когда он понадобится. Не позволим ему нарушить ход нашей беседы.
***
— Но это невежливо. Мистер обидится.
Черная, точно из смоли, фигура, напоминающая отдаленно человеческую, как-то волнообразно взбрыкнулась всем телом, открывая пасть, полную мелких острых зубов — оскалилась в подтверждении.
Уилл, смотрящий на мужчину, вдруг переключил взгляд, без особенной охоты, словно это было чем-то обыденным, всматриваясь во что-то за его спиной.
— У вас тоже есть мистер. И он тоже говорит, что они заслужили.
Смолянистая фигура с оленьими рогами позади Ганнибала заинтересованно склонила голову, одобряюще запыхтев.
— Вы стали таким, как вы, потому что они заслужили.
Уилл капнýл так глубоко, как никто не мог. Он не знал — не мог знать, разумеется. Но чувствовал. Чувствовал так, будто видел это собственными глазами. Его настоящее. Прошлое мужчины. То, что убило его, что возродило, и кого он покарал — потому что «заслужили».
— Они заслужили. Но мне все равно грустно. Все равно очень болит тут.
Мальчик похлопал себя ладошкой по груди и нахмурился, опуская голову.
— Мне хотелось, чтобы кто-то заботился обо мне. А теперь я один. Совсем.
Задумавшись глубоко над чем-то с пару секунд, Уилл вдруг поднял лицо. Его глаза будто стали ярче.
— Может... может, если у нас обоих есть мистеры, вы будете заботиться обо мне?
***
Детские травмы проявляются по-разному, особенно у настолько маленьких детей. Травмы зарываются в них когтями, разрывают слабую плоть и заполняют собой. Кому-то повезёт, и гибкая психика переварит неожиданное вторжение… Кто-то изменится.
Кровь хлынула с резким выдохом: прямо на маленькое личико, капли призрачно скользнули вниз по округлым щекам, по очкам, с круглого лба затекая в глазницы. Ганнибал заворожённо улыбнулся.
«Заслужили», — вторили другие, кто-то язвительно и злорадно, а кто-то тихо и затравленно. «И ты заслужил.»
«Заслужил.» «Заслужил!»
— Перестанет болеть, Уилл. Притупится, затянется, и не останется никаких сомнений, — теперь, когда Ганнибал знал, что искать, запах мяса перестал быть эфемерным. Он с самого начала был настоящим?
Доктор встал и парой шагов преодолел разделяющее их расстояние, зарывшись ладонью в подкопченные, блестящие и влажные от жирной копоти волосы.
— Раз у нас есть свои мистеры, я о тебе позабочусь, — горячая от ненастоящей крови ладонь растирала сажу, впитывая грубой лаской кровавую черноту. Пальцы неаккуратно, но точно, очертили разноцветные завитушки овец, окрашивая их в более подобающий природе чёрный цвет. — Но это будет наш с тобой маленький секрет.
Пальцы легко скользнули за отвороты рукавов мальчика, стирая забуревшие кровавые разводы.
— Наши мистеры будут молчать. А я приготовлю для тебя сэндвичи с вишнёвым джемом.
Насколько Уилл младше, чем был он, когда у Ганнибала это случилось? С ума можно было сойти, не сойди он с него куда раньше.
***
Уилл смотрел тогда на доктора с таким благоговейным воодушевлением, что, пожалуй, это можно было облачить в «детское счастье». Кажется, тогда мальчик очень широко улыбался. Улыбался тому, что о нем позаботятся, что ему будут готовить его любимые сэндвичи. Доктор Лектер выделялся среди всех, он был особенным, и ему хотелось верить.
Впрочем, и спустя двенадцать лет, после того, как Ганнибал подал на опекунство, мнение о мужчине у Уилла осталось неизменным.
— Я уже взрослый и сам могу приготовить себе простой сэндвич.
Грэм зашел на просторную кухню, подходя к главному и единственному шеф-повару на ней. Юноша сдержанно улыбался, краем глаза поглядывая, как ненавязчиво нож в вишневом джеме укладывается на подрумяненный хрустящий хлеб.
— Но иногда в жизни нужны сентиментальные моменты. Этот — как никогда кстати. Утро моего восемнадцатилетия начинается прекрасно. Спасибо, Ганнибал.
Мальчишка стоял смирно, с благодарностью втягивая каждое мгновение процесса.
***
Взрослый? Он-то?
Ганнибал тихо хмыкнул, укладывая на тарелку румяный ломоть хлеба, пахнущий терпкой сладостью. Уилл продолжал говорить, и мужчина чувствовал, как теплятся внутри отголоски воспоминаний. Их было не так много: задушенные и спрятанные где-то глубоко, с самыми сокровенными тайнами. Ганнибал не любил бередить их.
— С самого первого дня, Уилл, и до сегодня. Почему бы и не сделать этот день сентиментальным?
Спокойный, отдающий солоноватым бризом — таким он сам себя ощущал на кончике языка, ничего общего с тем старым, ржаво-металлическим привкусом крови. Этот мальчишка его очистил?
Ганнибал оглянулся на повзрослевшего юношу, подцепив пальцами тарелку тостов.
— Кофе? Размеренное начало особого дня обещает активное его продолжение. Всё ещё не хочешь рассказать мне, в какое будущее движешься?
Горелка(*) на масле шипела, нагревая кофейный сифон. Кофе хватит на двоих, однако Лектер ничуть не расстроится, если его молодой подопечный откажется.