Разговор 6. L'étape la plus basse (1/2)
Джонатан ощутил поддерживающую ладонь на своей пояснице и неловко отстранился, сбегая взглядом вниз. Капли его спермы у Гийома были всюду — на животе, на бедрах, между ними. Словно он поставил метки в самых интимных местах.
И от этого неожиданно еще одна волна наслаждения прокатилась по всем нервам. Удовлетворительное и приятное послевкусие, сладящее на кончике языка. Хорошо, очень хорошо.
— Подай салфетки, — попросил Гийом, махнув рукой на стоящий под окном узкий светлый комод, на котором и лежала какая-то пачка.
Джонатан неловко сгреб себя в штаны, ощутив, что все равно промочил белье, и грузно потопил в ту сторону. На комоде, помимо салфеток, были пара свечей в стаканах — одна из них почти выгорела, — и скульптурная ваза, из которой торчали серые стикеры с ручками. Впрочем, Гийом как раз походил на того, кто все еще пользуется записками вместо заметок в телефоне.
Джонатан постарался бросить Гийому упаковку максимально небрежно, но тот поймал ее движением факира. Вытащенная им салфетка бесстыдно скользнула по всем меткам на теле, впитывая и стирая.
Следя за этим, Джонатан никак не мог понять, что же теперь делать. Уйти? Сесть? Спросить, как ему было? Ну в смысле как, если все закончилось, значит, уже неплохо…
— Открой окно, — невольно спас от необходимости что-то решать Гийом.
Отодвинув бежевые жалюзи, Джонатан распахнул окно на максимум. Свежий воздух охолонул лицо, и он только в этот момент понял, как в комнате душно и как сильно пахло спермой.
Он положил руки на подоконник, смотря на улицу. Неплохое место. Оздоровительный клуб через дорогу, небольшой магазинчик, еще что-то. В их районе еще нужно проехаться мимо рядов похожих друг на друга уютных домиков, чтобы добраться до куда-нибудь.
Джонатан медленно обернулся, наконец отмечая про себя детали интерьера. Безусловно, кровать с высоким изголовьем, расчерченным кнопками на квадраты, занимала большую часть комнаты. Она была взята в окружение двумя тумбочками, увенчанными лампами с открытыми плафонами. На тумбочке ближе к двери лежала зарядка от телефона и книга — значит, Гийом спал с той стороны. Там же был и встроенный шкаф, соседствующий со странной вешалкой в форме безликого белого манекена. Сейчас на ней ничего не висело.
Джонатан глянул на Гийома. Потянувшись, тот перевернулся на живот. Было сложно не отметить его голые подтянутые ягодицы, которые не закрывала и без того задравшаяся водолазка.
— Как же громко ты думаешь, — пробормотал он, смотря на Джонатана в ответ.
— Потому что не знаю, что сказать.
Гийом пожал плечами, насколько позволяло то, что он опирался о локти, лежа на животе.
— Не лучший минет в моей жизни, — сказал он.
К лицу Джонатана прилила кровь. Все-таки без этого комментария не обошлось. Он не то чтобы разозлился или расстроился… хотя, пожалуй, и то, и другое. Но не представлял, как на это реагировать. Он хотел сказать что-нибудь типа того, что пропустил курсы по сосанию хуев, но понимал: так же хорошо, как в голове, вслух фраза не прозвучит.
— Но и не худший, — закончил Гийом.
Джонатану хотелось заметаться по комнате от противоречивых мыслей. Он напряженно уставился в окно, считая буквы в названии букмекерской конторы на углу. Семь. И чем больше он считал, тем больше убеждался, что их количество не меняется.
— Ну и как тебе на другой стороне члена? — спросил Гийом, не услышав никакого ответа.
Сложный вопрос. На самом деле. В голове Джонатана было много мыслей. Это оказалось странно… странно привлекательно. Вкус, запах, ощущения. Может быть, у него вышло и не впечатляюще, но с его стороны это был любопытный опыт. Не плохой.
— Нормально, — постарался он ответить как можно более беспечно. — Только… рот быстро устает.
— Слышал про выражение: «C'est en forgeant qu'on devient forgeron»<span class="footnote" id="fn_39166556_0"></span>? — Губы Гийома согнулись в улыбке.
— Размечтался, — фыркнул он. — Ты что, меня учить еще будешь?
— У меня нет столько времени. Можешь потренироваться на бананах.
Джонатан закатил глаза. Флер интимной встречи вылетел в окно, оставив его озадаченным и сердитым. Это было уму непостижимо. И все равно он не мог отрицать, это вызывало в нем… интерес. Не позволяло ему затухнуть после оргазма, а желанию завернуться в теплое одеяло и выключиться, оставив все сложные мысли на другой день, — расцвести.
— Ты издеваешься надо мной, верно? — Он остановился перед окном, загораживая свет, и на Гийома упала большая тень. — Ведь тебя это заводит? Я угадал?
— Да, издеваюсь. И тебя это тоже заводит, так что не надо тут брутального кокетства.
— Вовсе нет.
— Вовсе да.
— Сколько тебе лет? Пять?
— Пять и еще несколько.
Джонатан засмеялся, складывая руки на груди в бесплодной попытке собраться. Разглядывал Гийома и с каждой секундой ему все меньше хотелось улыбаться.
В голове было пусто, а в груди — очень тяжело.
— Я… — Он посмотрел вниз, рассматривая узор дерева на светлом ламинате. — Я никогда не делал такого раньше.
— Я и с первого раза понял, необязательно оправдываться каждую минуту.
— Я имею в виду не только это, — Джонатан повел плечами неуверенно. — Я никогда не изменял. Даже не думал об этом.
— Никогда? — Гийом оперся щекой о кулак. — Звучит посредственно.
— Это не посредственно, это нормально. Потому что я ее люблю. И… — Он посмотрел на входную дверь, которую видел даже отсюда. Сколько шагов их отделяло?
— Тебе кажется, ты сделал большую глупость, потому что шел на поводу чувств, а не использовал мозг и установки, надетые вместе с кольцом на палец.
Это удивительно походило на то, что он реально испытывал, и Джонатана коробила проницательность Гийома. Всегда и в этот момент конкретно.
Он шел на поводу своих чувств, верно. Думал, что знает себя, но вместо этого потерялся в них, как в лабиринте, который никуда не вел.
— Типа того.
— И что говорят твои чувства сейчас? — Гийом сплел пальцы под подбородком, внимательно смотря на него. — Жалеешь?
— Жалею, — кивнул он. — Наверное. Не уверен. Нет. Я пытаюсь понять, что случилось.
Почему сейчас? Почему с ним? Столько почему и ни одной причины.
— Это называется секс. То, что случилось. Если ты забыл слово.
Гнев, размазанный по закоулкам головы внутри, собрался, будто магнитный песок. Почему он все портил? Почему заводил каждой своей фразой, как памятник первому трактору, который и не знал, что в нем есть столько жизни?
Джонатан не думал, просто обошел кровать, рывком заскочил сверху, переворачивая его на спину и ловя запястья в замок над головой. Постель прогнулась под весом, а тело под ним — нет. Гийом смотрел на него с вызовом, как всегда.
— И что ты намерен сделать? — прошелестел он змеиным шепотом.
Его глаза не были такими грязно зелеными, как казалось сначала. Скорее темными, как августовская листва с золотой крапинкой. Они испытующе не моргали, заставляя чувствовать себя под прицелом. Им нельзя было солгать, они видели насквозь. Каждое волокно, из которого Джонатан сделан.
— Не знаю, — шепнул он, продолжая прижимать Гийома к постели, и, осмелев, озвучил: — Поставить тебя на место. За все, что ты говоришь. Делаешь.
— На место? — Тот ухмыльнулся. — Так ставь. А то пока я лежу.
Джонатан проглотил неуместный смешок. Ему нравилось сидеть на Гийоме вот так. Грубо сминая, ощупывая его. Он не позволял подобного с женщинами, но мужчина это не то же самое. Он не лилейный цветок, который хочется оберегать. Он — молодой тополь, упруг, но его не сломить голыми руками и можно не бояться применить силу.
— Если я скажу, что… — Джонатан облизнул пересохшие губы. Они все еще ощущались припухшими после того, что делали. — Если я скажу, что хочу еще. Если я хочу трахнуть тебя?
— Я не удивлюсь.
— Трахнуть тебя так, как ты трахал ее. Что, если так?
Было невыносимо приятно оттого, как менялось выражение лица Гийома. Ехидная улыбка растворилась, губы разомкнулись.
Воспользовавшись моментом смятения, Джонатан отпустил его запястья. Рука скользнула под водолазку Гийома, ощупывая худой торс, жаркую кожу. И он чуть не задрожал от удовольствия, когда поймал участившееся дыхание. Гийом молчал, смотря на него из-под полуопущенных век, и это был шанс взять верх.
Растирая между пальцами горошину маленького соска, Джонатан не сводил с него взгляда.
— Тобой тоже можно управлять, ты знаешь? — прошептал он. — Если давить где надо.
— Тебе подсказывать горячо-холодно? Пока что довольно прохладно…
Джонатан подавил раздраженный стон, наклоняясь ниже.
— Иногда я тебя просто ненавижу. И… — вдох обжег легкие, — и все равно хочу.
Он не лгал. Джонатан даже не помнил, когда возбуждение приходило после оргазма так скоро, но оно наливалось внизу живота, и он чувствовал, что каждое слово искренно. Может, когда-то в юности так и было. Точно не сейчас.
— Сложно быть тобой, — сказал Гийом наконец. — Хорошо, что я не ты.
— Хорошо, что я не ты.
Джонатан скользнул рукой к паху Гийома, поглаживая везде, кроме самого чувствительного места. Он так хотел услышать еще стон, просьбу коснуться. Но слышал лишь дыхание сквозь трепещущие ноздри.
— Скажи, — он опустил глаза, — ты больше любишь трахать, или когда тебя трахают?
Втайне Джонатан хотел услышать первое. Хотел сломить его правило, подчинить и вывести из удивительно обширной зоны комфорта, которой Гийом опутал все.
— Я же сказал, — Гийом облизнулся, — мне плевать на техническую часть, главное — получить удовольствие.
— Да ты просто эгоистичная задница.
— Эгоистичная задница лежит перед тобой без белья.
Джонатан хмыкнул мягко. Не то чтобы об этом было так просто забыть. Не то чтобы он не забывал обо всем, пялясь в бесстыжие глаза.
— Ты из тех, кто может только разговаривать, а не делать? — прошептал Гийом. — Неудивительно, что…
— Что? — встрепенулся Джонатан.
Ему показалось, Гийом мог сказать сейчас что-то важное, но тот вновь лишь облизнулся и откинул голову назад, оставляя открытое горло молчаливым приглашением.
Возможно, это было оно. Ответ на вопрос, почему он.
Гийом владел своим телом хорошо, как музыкальным инструментом, его язык был говорящ и открыт, а взгляды раздевали и ласкали. В постели с ним невозможно было остаться равнодушным, даже когда он просто лежал.
Вернее… нет. Не просто лежал. Лежал без белья и дав согласие на все, что хотели с ним сделать.
Джонатан нащупал его еще мягкий член, поглаживая и играя с ним. Это было знакомо и обычно, но теперь на такие движения откликалось не свое тело, а чужое — лежащее подле.
Задержав дыхание, Джонатан смотрел ему в лицо, наблюдая за малейшими изменениями. Как Гийом сдается и приоткрывает рот, демонстрируя зубы в довольной улыбке.
— Все еще прохладно? — выдохнул Джонатан, сглатывая.