Разговор 2. Les Possédés (1/2)

Джонатан едва ли мог сосредоточиться всю последующую неделю. Забывался он лишь на работе, она поглощала его, и он старался не думать ни о чем, кроме поставок и цифр в отчетах. Это помогало, поэтому он даже взялся за курирование еще одного проекта. Приходя домой, Джонатан ел, не разбирая вкус еды, просто чтобы забить пустоту в желудке, и пытался максимально быстро заснуть. Но сон не шел, и он часами смотрел в потолок, слушая дыхание Ребекки.

Он воображал их разговор. Вот, они лежат в темноте своей спальни, как и последние семь лет (до этого четыре года они жили на съемной квартире, а потом еще пять — в бунгало). За то время сменились и кровать, и матрац, и даже обои, но за окном все так же рос вяз с корявой длинной веткой; Джонатан думал, что на ней повесит качели для ребенка, когда тот появится.

Конечно, он хотел сына, он всегда представлял, как будет играть с ним в машинки, собирать модели роботов или что-нибудь модное у малышей — Джонатан с сожалением понимал, что его детские коллекции динозавров и самолетов, сохранившиеся в ящиках на родительском чердаке, это рухлядь, которая стоит только воспоминаний. А потом они будут вместе ходить на футбол и болеть, конечно, за «синих», родной Бирмингем Сити. Мальчики были понятны, он любил понятное.

И вот, они лежат в темноте этой спальни, как и последние семь лет, Ребекка засыпает, а он говорит:

— Я все знаю.

Конечно, она бы сначала делала вид, что ничего не понимает. Может быть, спорила и пыталась оправдываться. Может быть, винила за то, что полез в ее телефон. Джонатан никогда так не делал — любопытства в числе его пороков не было, — но недвусмысленное сообщение заставило поступиться правилами.

Когда-то потребовался бы частный детектив, или слежка, и, наверное, ему подошел бы тренч. Но сейчас хватило приложения по распознаванию телефонного номера.

«Гийом». «Профессор Летерье». «Гийом Летерье». «Гийом Бирмингем». «Сладкий котик» (нет, в телефоне Ребекки имя контакта отсутствовало, и котиком он был для кого-то еще). «Гийом История искусств».

Нет, это неправда. Какая-то ошибка. Он написал не той женщине… Розыгрыш в конце концов!

Джонатан убеждал себя довольно долго. И до, и после. Изучал Ребекку, пытаясь понять, что в ней изменилось. Что в них изменилось, приведя к этому.

Ребекка всегда выглядела роскошно. Самая красивая девушка в школе, Джонатан с ума от нее сходил все старшие классы, пока она отшивала его, чтобы встречаться с каким-нибудь франтом из драмкружка. И годы делали ее лишь красивее. Округлили ее формы, наполнили соком ее груди и бедра, добавили в каштановое золото волос серебристой капели, которую она старательно закрашивала.

Джонатан был влюблен в нее, как безумец.

Джонатан не знал, что делать.

У него вновь началась мигрень, и он встал, чтобы принять золмитриптан.

Прошла неделя с тех пор, как он увидел Гийома Летерье лично. Неделя с тех пор, как Джонатан узнал, с кем проводит время Ребекка, пока он утопает в работе, беспокоясь о нуждах семьи.

Прошла неделя, и ничего не изменилось. Джонатан приходил поздно, Ребекка ждала дома, а он не мог выбросить из головы, что она делит постель не только с ним. Зато по крайней мере перестал гадать, рассказал ли Гийом ей об их встрече. Нет, не рассказал, хоть за что-то ему можно сказать спасибо.

Поболтав воду, недопитую после таблетки, Джонатан поборол желание расколотить стакан. Смачно швырнуть в стену, чтобы осколки разлетелись во все стороны, со звоном, который разнесется по дому.

Но он не хотел будить Ребекку, не хотел скандалить, не хотел ничего выяснять. Не хотел, чтобы она наступила на осколки босыми ногами, потому что ходила дома без обуви.

Джонатан вылил остатки воды в раковину, помыл стакан и аккуратно поставил его на полку сверху к пяти таким же.

Что он должен был делать, чтобы ничего не разрушить? Как пройти по этому минному полю, не задев ни одного снаряда?

Он хотел жить так, как жил. Он не мог все потерять.

***

Маленькое кафе в отдалении от кампуса Джонатан нашел не сразу, и всю дорогу он задавался вопросом, почему оно. Кафе приткнулось крошечным кирпичным сараем между двумя магазинами, тут вряд ли предоставляли скидки студентам и преподавателям, да и название было непримечательное, вроде паба «У Джо». Без навигатора он его бы не нашел, хорошо, что те, кто мог подсказать ему, где проводит перерыв профессор Летерье, подсказали и дорогу.

— Я вам ничего не говорила, — шепнула студентка, показавшая место.

Джонатан кивнул, провожая ее взглядом. Студентки факультета искусств были на диво хороши. На любой вкус и цвет, с этим мечтательным выражением лица и надеждой на будущее, в котором они непременно оставят свой след.

Почему Гийом не трахал одну из них?

А, может, и трахал. «Сладкий котик».

Его профиль Джонатан различил тут же. Гийом сидел в углу на открытой веранде. На столике на витых ножках стояли лишь недопитая чашка кофе и пепельница, заполненная коричневыми окурками.

Гийом читал книгу, бумажную, с однотонной красной обложкой, держа ее тремя пальцами за корешок. Садясь напротив, Джонатан прочитал название: «Les Possédés».

Стулья оказались неудобными: жесткими и слишком узкими. Летом еще наверняка нагревались, так как были полностью коваными.

Гийом обвел его взглядом, словно не особенно и удивился присутствию. Джонатан даже растерялся, хотя и постарался не подавать вида.

Гийом сделал глоток кофе, бесшумно ставя маленькую белую чашку на блюдце, и, очевидно, дочитав какой-то параграф, наконец заговорил.

— Меня напрягает твое присутствие в моей жизни.

Он не спросил, откуда Джонатан узнал, где он отдыхает в свой обеденный перерыв. Вероятно, эта информация была общедоступна, несмотря на заговорщицкий тон той студентки.

— Я предлагаю решить этот вопрос, — сказал Джонатан, сглотнув.

Он хотел сложить перед собой руки, но столешница была весьма мала, и половину уже заняли кофе Гийома, книга, которую он отложил, заправив меж страниц желтый стикер, и мобильный телефон (судя по камере, ему было уже года четыре). Поэтому Джонатан откинулся на стуле назад и, хотя спинка неприятно давила на лопатки, позицию не изменил, чтобы выглядеть внушительнее.

— Ты еще не все сказал? — Гийом прищурился, изучая его лицо. — Хочешь устроить скандал в публичном месте?

Джонатан никогда не жаловался на нехватку уверенности. Не зная себе цену, он бы не смог стать тем, кем стал.

Но Гийом наверняка почувствовал бы себя комфортно и на гильотине. Сидел тут весь в черном и походил на литеру из какого-нибудь изысканного шрифта. Он казался расслабленным, словно такие ситуации происходили каждый день. Кто знает, может быть, так и было.

— Нет, мне не нужен скандал.

— Хорошо.

Гийом сложил руки на верхнем колене скрещенных ног и поиграл большими пальцами.

— Значит, у тебя есть причина, по которой ты портишь мне обед.

Оглядев чашку с кружевом кофейных разводов на внутренней стороне и три — он посчитал, — коричневых окурка, источавших странный запах, в пепельнице, Джонатан невольно приподнял бровь. По крайней мере эта диета объясняла, почему тот тощий, как палка. Но он не позволил себе отклониться от курса.

— У нас есть проблема. — Джонатан посмотрел в глаза Гийому. — И я предлагаю ее решить. — Он глубоко вдохнул. — Могу ли я попросить тебя как мужчина перестать видеться с моей женой?

— Я так понимаю, с ней как с женщиной поговорить не удалось.

Джонатан стиснул зубы, буравя его взглядом. Он был почти уверен, что услышал издевку.

— Это тебя не касается.

Уголок рта Гийома дрогнул, у носа образовалась маленькая морщинка.

— Думаю, в таком случае я отвечу нет.

Джонатан спрятал руку между бедер, сжимая и разжимая кулак. Обычно это успокаивало. Сейчас не работало. Но ему казалось, что никто не был в такой ситуации, поэтому средства под нее не существовало и ничто не сработало бы.

Вся сущность Джонатана пустилась в фантазии, как было бы хорошо схватить Гийома за воротник и ударить лицом о столик. Прямо о чашку, чтобы осколок впился ему в щеку, а край столешницы впечатался в нос.

Но, во-первых, в долгосрочной перспективе проблем от этого будет больше, чем удовлетворения. Во-вторых… конечно, Ребекка ничего не должна знать.

— Причина? — тупо спросил он, оставив картины наказания Гийома в голове.

Тот покачал ногой, обутой в туфлю с острым узким носком. Движение было не нервным, а каким-то дразнящим, будто Гийом тянул время, прекрасно зная, как Джонатана раздражает каждая минута в его присутствии.

— Мне это нравится, ей это нравится, — сказал Гийом тоном, который говорил: «Этого разве мало?». — До того, как ты узнал, тебя тоже все устраивало. К тому же это просто… встречи, ничего серьезного. Так что я бы не придавал этому значения.

Джонатан часто задышал. Он думал, что успокоит его этим? Правда?

Сраный лягушатник. Вот в чем все дело. Адюльтер для них это что-то типа ланча, а вдохновенное воспевание неверности Миттеранов и прочих ликов нации и вовсе не поддается логике. Он даже не понимал, что делает что-то не так, иначе не сидел бы тут надменно, как будто они обсуждают партию в гольф.

Джонатан знал не слишком много французов, но сейчас был уверен, что все, что о них говорят, правда.

— Это тебе не Париж, — выдавил он сквозь зубы, — здесь быть замужем и иметь любовников не принято.

— Не Париж? — Гийом обвел уличное кафе взглядом, будто действительно задумался о том, где он. — Да… я догадался. Кофе тут намного хуже.

Он издевался, вне всяких сомнений.

Джонатан не хотел к этому прибегать, но других выходов не осталось. Последнее из законного, что он мог предложить.

Сглотнув тяжесть, скопившуюся на сердце и рвущуюся через горло как желчь, он сказал вкрадчиво: