Разговор 1. Le final (1/2)
Джонатан сглотнул; слюна была вязкая и кисловатая. Он не помнил, когда в последний раз в жизни так волновался. Ни перед вступительными экзаменами в Астон, ни перед собеседованием на должность заместителя руководителя, ни перед тем, как делать предложение Ребекке. Возможно, потому что тогда он мог рассчитать, что будет в случае успеха и неуспеха. Сейчас — нет. Он даже не представлял, что именно станет успехом.
Его рука зависла над длинной ручкой-скобой на двери в аудиторию. Вытянутое окошко с матовым стеклом не выдавало, что находится внутри, и, конечно, не могло подсказать, что произойдет там дальше.
Джонатан смотрел на руку так, будто она принадлежала незнакомцу. Большая, неуклюжая, чужая. Он же не мог ошибиться? Не мог просчитаться?
Факты давили на него непосильным грузом. В этой схватке он уже ранен, потому что потерял главное — доверие.
Он глубоко вдохнул, ощущая, как грудь резко наполняется воздухом, собрался и толкнул дверь. На секунду Джонатан позволил ностальгии по собственным годам в универе захватить себя — сколько лет назад это было? Пятнадцать? Двадцать? Те же аудитории — лестницы сидений и столов, воронкой обвивающих центр с кафедрой перед огромной доской, те же потолки, далекие, как небеса, только пол уже не такой обшарпанный. И предмета, как здесь, он у себя не припоминал, но он и не учился на факультете искусств. Доска была увешана репродукциями каких-то невыдающихся художников, стенд объявлений бликовал глянцевым постером с Венерой Милосской в темных очках и датами какого-то мероприятия. На одном из столов черной ручкой был нарисован хуй. Что-то не меняется. Как запах. Мел, пыль, пот и парфюм студентов, еще не выветрившиеся после занятий.
Он отвлекался и давал себе еще чуть-чуть времени, прежде чем встретиться с ним.
Вдох и выдох.
Преподавательский стол, несмотря на то, что классы кончились, не пустовал. Хорошо, значит, все идет по плану. Какому именно плану, он не брался даже предполагать…
Сначала Джонатан и глазам своим не поверил. Он представлял Гийома Летерье как угодно, но не так.
За столом сидел худой темноволосый мужчина. Он держал кончик ручки в зубах и листал работы, тяжело вздыхая.
Но он заметил Джонатана, и минут в запасе не осталось.
Джонатан распрямил плечи и спустился по лестнице на первый ряд. Гийом не задавал ему вопросов, наблюдая за ним, как змея в террариуме, следящая за посетителем. Чем ближе Джонатан к нему оказывался, тем решительнее себя чувствовал. И вот это? Вот это — оно?
Удержав порыв облизнуть пересохшие губы, Джонатан опустился на сиденье первого ряда. Наклонился вперед, чтобы ощутить уверенность, больше почвы под ногами. Хотя, честно говоря, он был в смятении. Он не чувствовал в Гийоме угрозу. Разве тот был соперником? Он выглядел так непривлекательно и… нелепо.
Бледное лицо портил крупный длинный нос, глаза грязно-зеленого цвета прятались под тяжелыми нависшими веками. Довершала картину темная щетина, тянущаяся вдоль края всей челюсти и несуразно скользнувшая над верхней губой, словно пенка от мокко.
Гийом медленно обвел его взглядом, прежде чем вновь вернуться к своим работам.
— Предположу, что на лекцию вы опоздали, — сказал он.
Хоть говорил он без ошибок, акцент распознавался: некоторые его буквы посвистывали. Лексию.
Джонатан внимательно посмотрел на него. Гийом не понимает, кто он? Или издевается и все знает? Если знает, почему не боится? На его месте Джонатан бы боялся.
— Профессор Летерье, м? — наконец выдавил он, когда стало очевидно, что Гийома не интересует, кто он. Получилось слишком быстро, но он надеялся скрыть нервозность за мнимой спешкой.
Гийом приподнял бровь и оторвался от бумаг, смотря на него.
Сердце Джонатана колотилось, но теперь от гнева. Он должен держать себя в руках. Должен. Он не хочет угодить в беду. Спокойно.
— Какая честь наконец увидеть вас своими глазами.
Джонатан постарался использовать для этой фразы всю свою язвительность. Он надеялся выбить почву из-под ног Гийома, заставить думать, почувствовать себя неуютно. Но...
— Мне оставить автограф? — Гийом прищурился, покручивая ручку в пальцах.
Не вышло.
Волна раздражения захлестнула Джонатана. Он со всеми так разговаривал? Джонатан для него что, какой-то школяр? Серьезно?
— Значит, ты меня не узнаешь? — Он взял себя в руки, возвращая их разговор в нужное русло. — Потому что я знаю о тебе очень много.
Больше, чем ему бы когда-либо хотелось.
— Возможно, потому что обо мне есть страница на сайте университета.
Джонатан сцепил зубы, справляясь с дыханием. Руки на столешнице сжались. Он никогда не был драчуном, но сейчас ему очень, очень хотелось увидеть отпечаток своих кулаков на насмешливой физиономии этого французишки. Она наверняка по ощущениям, как костлявая боксерская груша.
— Хорошо, я подскажу. — Джонатан сглотнул, беря себя в руки. — Меня зовут Джонатан Харт. Знакомо?
Гийом не выглядел впечатленным. Он выглядел так, будто у него в запасе еще восемь жизней.
— А должно? — Он скрестил руки на груди. — Мне погуглить, или я получу еще подсказку?
Его хлипкие запястья торчали из рукавов темно-зеленого пиджака, болтаясь в них, как карандаши в стаканах. Такие тонкие на вид, будто их можно сломать парой пальцев.
Джонатан уставился на него, не мигая. Его захлестывали гнев, презрение. Ярость, с которой он только совладал, желчью подступила к горлу.
— Хорошо, — вновь повторил он. — Еще одну.
— Сама щедрость…
— Я — муж Ребекки Харт.
У Джонатана закончилось дыхание, он сглотнул слюну и порадовался, что у него такая короткая фамилия.
Его душила злость, когда он вспоминал об этом, вспоминал, зачем сюда пришел. И теперь, столкнувшись с этим недоноском глаза в глаза, он понятия не имел, как ей дать выход, чтобы не оказаться в тюрьме за причинение тяжкого вреда здоровью.
Ничуть не беспокоясь, Гийом откинулся на стуле, покачиваясь на нем и смотря на Джонатана холодно, как официант, которому не оставили на чай. Наверное, оценивал свои шансы. Ну уж нет. Ни одного шанса при прямом столкновении. Ни единого.
— Джонатан Харт, окей. — Гийом постучал по левому локтю длинными пальцами, немного помолчав. — И что, ты здесь, чтобы угрожать мне, или как?
Ноздри Джонатана раздулись и затрепетали. Он не понимал. Конечно, в его голове были какие-то предположения, когда он заходил сюда. Он представлял, что этот Гийом испугается. Будет торговаться, извинится. Хоть что-нибудь. Он не получил ничего.
— Я задам тебе один, блядь, вопрос. — Джонатан собрался и выпрямился. — Ты знал, что она замужем, когда начал ее трахать?
Внутри него кипели ненависть, досада. Ему хотелось схватить выблядка за длинную тощую шейку и ткнуть в свои же дела.
На мгновение глаза Гийома расширились. Он действительно не знал?
Могло быть так… что… Джонатан покачал про себя головой. Нет, она бы точно не могла одна, она бы не… нет, нет, никогда.
Но днями ранее он даже не мог представить, что попадет в эту историю.
— Может быть, — протянул Гийом, посмотрев вверх, словно задумался. — На ней было кольцо. Да, скорее всего я знал.
Ответ звенел в ушах Джонатана, как будто его огрели им по голове. Этот шум заполнил изнутри, к горлу подступила тошнота. Он устал терпеть.
Джонатан поднялся, возвышаясь над столом; колено ударилось о железный поручень. С каждым шагом ему было все труднее сдерживаться. Раздражение ощущалось на коже, как статическое электричество.
— Дай мне хоть одну причину, — прошипел он сквозь зубы, приблизившись к преподавательскому столу, — по которой я не должен разбить твою рожу.
— Ты не хочешь садиться в тюрьму после заявления о нападении — хорошая причина?
— Я думаю, это будет покушение на убийство.
— Это уже серьезнее.
Гийом никак не выказывал страха, он встал со своего места спокойно, но Джонатан знал, что тот все же ищет преимущество, увеличивая между ними расстояние.
— Слушай, давай так. Ребекка — независимая взрослая женщина, она делает то, что считает нужным. Без ее согласия ничего бы не было. И не мне это тебе объяснять.
— Независимая? — повторил Джонатан, не веря его словам. — Она моя жена, лягушатник!
Нижнее веко Гийома дрогнуло, и этот маленький отклик эмоций на пустом лице видеть стало отрадно. Джонатан бы обязательно насладился этим в какой-нибудь другой момент, сейчас его бы скорее обрадовало это веко, украшенное лиловым кровоподтеком.
— Жена, а не собственность.
— Кто говорит о собственности? — Он стукнул кулаком по столу. — Не надо передергивать. Ты по-английски плохо понимаешь? Может быть, тебе слово жена неизвестно?