21. На одной стороне (2/2)

С невнятным звуком Старк осел на стоящий рядом стул.

— Сейчас, — он дотянулся до маленького полотенца, полил его водой из стакана и смочил губы мальчишки влажной тканью. — Ты вернулся… — улыбка дрогнула, раскололась готовыми вырваться эмоциями.

— Меня… звали, — опробовал Питер застывшие связки, кашлянул. — Где мы?

— Ваканда. Прямая доставка посредством светящихся дыр. У них тут славная медицина, даже мигрени лечить умеют, — продолжал он всматриваться в бледное лицо.

— Слушай… — ответил на его взгляд Питер. — Давно собирался спросить. Почему ты вечно с жвачкой своей, а?

Тони нервно хохотнул.

— Когда бросил курить, пристрастился. Заменил пагубную зависимость на просто зависимость.

— Да, так и думал, — улыбнулся одним уголком губ Питер, а затем еле уловимо нахмурился. — Ладно... рассказывай.

— С какого места? И вообще, ты уверен? Может, отдохнёшь ещё?

— Отдохнул уже. С… помню, как с Кэпа упала перчатка.

— Да. Упала, — Тони сглотнул, сел ровнее, обвёл дергающимся взглядом палату. — Я подхватил. Ты залепил мне глаза своей паутиной, вырвал перчатку. Щелкнул пальцами, и… они развеялись. Без следа, будто не было. Сам… свалился. Перчатку… то, что от неё осталось, стянул. Я.

Тони остановился, переводя дух и пытаясь привести к норме прыгающий голос.

— Стрэндж сразу же запаковал её в какой-то кофр, поводил над тобой руками и отправил сюда. Всё.

— Сколько прошло?

— Четыре дня и восемь часов. Ну, приблизительно.

— Наши?

— Кэп в коме. Наташа… — поймав дёрнувшийся испуганный взгляд, Тони продолжил торопливо, — жива она, ногу неудачно сломала, в трёх местах, но прогноз нормальный. Ну, ранения почти у всех, но не критичные. Ванда… она… жива, жива, — вновь опомнившись, закивал он. — Перегорела. Пока не очень понятно, из-за чего, и восстановится ли хотя бы часть способностей, но пока… обычная девушка. Вот… Фьюри потрепало… но на нём, в общем, и незаметно.

Он попытался заговорить дальше, про Гамору, про Коулсона, Ракету и ещё двоих ребят из Ваканды, но слова застряли в горле. Впрочем, по выражению лица Питера он видел: тот и сам понимает, что Тони недоговаривает, но пока готов довольствоваться этим.

Пора было идти дальше. К тому, чего он боялся больше всего. К тому, к чему беспрерывно готовился вот уже тридцать семь часов, но все равно сейчас оказался не готов ни на грамм. Он несколько раз открыл и вновь закрыл рот, облизал губы и с силой выдохнул, переводя взгляд на Питера, на щеках которого уже потихоньку проступал обычный нежно-персиковый цвет под мягким пушком. Переносицу свело колючим спазмом.

— Пит.

— Не чувствую руку, — безэмоциональный взгляд был устремлён в окно, где за идеально чистым стеклом от пола до потолка расстилалась зелёная гладь, заканчивающаяся буйным тропическим лесом возле горизонта. — Её нет?

Свой голос показался Старку удручающе картонным, когда он плохо слушающимися губами озвучивал ответ.

— Нет.

По лицу парня не пробежало и тени, лишь тот же спокойный взгляд, устремлённый туда, где бело-голубое встречалось с зелёным.

— Почему регенерация не справилась? Она должна была.

— Ты… — Тони ещё раз набрал воздуха в легкие и заговорил. — Ожог был слишком глубоким. Регенерация боролась с некрозом, но за сутки не продвинулась и на шаг. Все зависло в стагнации. Другие повреждения тоже… не восстанавливались, как обычно. Твоя… твоя температура начинала зашкаливать. С каждым часом риск заражения крови возрастал. Риск, что омертвение тканей пойдет дальше запястья — тоже. Тебя пришлось интубировать, чтобы избежать возможной остановки дыхания. Надо было принимать решение.

— И кто его принимал? — глухо спросил Питер. — Ты?

Искушение. Боже, как велико оказалось искушение переложить этот груз на врачей. Ведь это даже не было бы лицемерием — они высказывались вполне однозначно, и согласие Старка на ампутацию было не более, чем формальностью.

— Да, — отозвался Тони, сидящий рядом с неестественно выпрямленной спиной. — Да, я.

В тёмных глазах, метнувшихся на него, блеснула вспышка злости.

— Кто дал тебе… как ты мог? Ты же, — задыхался парень, — ты ведь знал, как я к этому отношусь! Я говорил, говорил тебе! Что предпочту умереть, чем жить калекой! Но зачем слушать кого-то другого, когда ты самый умный, да?!

Голос его сорвался на последних словах, и лишь блестящий отчаянным гневом взгляд приподнявшего на локтях мальчишки продолжал снимать со Старка кожу.

— Нет! — резко выкрикнул он в ответ, вскакивая и расхаживая в ногах широкой больничной кровати. — Я слушал тебя, и слушал внимательно, поверь, и ты говорил не так! Вернее… Питер, ты говорил о ситуации, в которой остался бы один, наедине с этой бедой, когда никому не был бы нужен! Но сейчас это не так! Сейчас ты не один!

Он, тяжело дыша, опустился на колени рядом с изголовьем, и заговорил тише.

— Да, пусть я поступил эгоистично, решив за тебя, что ты останешься жить, но… Пит, неужели оно не стоит того? Наше… будущее? Мы справимся, клянусь тебе, Питер, мы пройдём через это вместе, мы сможем… — с болезненной нежностью он смотрел на дрожащего мальчишку с воспалёнными сухими глазами.

Тот сжал губы до тонкой линии, прежде чем вновь отрывисто заговорить неприятным голосом.

— Кто — мы? О каких «мы» ты говоришь? Железному человеку не дали героически окончить свою жизнью в буквальном смысле, но теперь он со своим синдромом героя-спасителя все же хочет ей пожертвовать, потратив на возню с увечным… — Питер завис на секунду, подбирая слово, — … любовником? Прибереги красивые жесты для другой публики, а я как-нибудь обойдусь.

Он откинулся на спину и закрыл глаза, прикусив нижнюю губу.

Тони стиснул запястье едва не до вывиха. Так обидно, так несправедливо и жестоко звучали сказанные Питером слова, что понадобилось несколько секунд и усилие над собой, чтобы вспомнить — с ним говорит травмированный, отчаявшийся, одинокий мальчик, который готов был умереть за него.

— Нет. Нет, Питер, я хочу остаться с тобой не потому, что этого жеста требует мое геройское эго, — он пытался говорить ровно, но голос все равно норовил истерически скакнуть. — Я хочу быть рядом с тобой и пройти через всё это вместе, потому что люблю тебя. Слышишь? Потому что я люблю тебя, Питер.

Порозовевшее лицо судорожно дернулось и вновь замерло.

— О чем ты говоришь… — не открывая глаз, ответил Пит. — Мы же… ради всего святого, Старк, мы три раза занимались сексом и сотни раз били друг друга по живому… и ты называешь это любовью? Целуясь с бывшей женой при случае?.. — еле слышно закончил он, покачав головой.

Упоминание Пеппер прокрутило тупой нож, засевший под рёбрами. Каждая совершенная в прошлом ошибка была здесь, в беспощадном свете дня, маяча уродливыми пятнами перед глазами.

— С Пеппер вообще не то, она сама… хотя нет, там тоже я виноват — нужно было сразу ей сказать, что у меня кто-то есть, тогда она бы не полезла. Но это была секунда, пока я не успел отреагировать, клянусь, Пит, ну залезь в базы видеонаблюдения и увидишь сам, — сбивчиво начал объяснять Старк, путаясь в словах.

Остановился, перевел дух и постарался сосредоточиться на сути. Ему нужно, жизненно необходимо было объяснить всё этому глупому мальчику, отрицающему очевидное… оставалось лишь надеяться, что отрицал он именно потому, что хотел услышать объяснения.

— И нет, я называю так не это. Вернее, не только это. Пит, — увереннее заговорил мужчина. — Мы провели бок о бок полгода. И ты… каждый день ты поражал меня, бросал вызовы, восхищал. Твоя стойкость, твоя вера в идеалы, твой ум, я полюбил всё это… То, как ты встаёшь после каждого удара судьбы и идёшь дальше… твои едкие шуточки тоже… А ещё ты очень красивый, — осторожно погладил Тони алую скулу под трепещущими ресницам. — И да! мы всего три раза занимались сексом, а я хотел бы довести эти цифры до… четырёхзначных, что ли? Так что хватит уже болтать всякую ерунду, — уже решительно заявил он, устраиваясь на постели подле Питера. — Если ты забыл, то связи работали до последнего, так что я знаю точно, что ты тоже меня любишь, хоть и не признаешься никогда, конечно… так что иди уже сюда! — притянул он его голову к своему плечу и замер: напряженный, натянутый струной, с бешено колотящимся сердцем ожидающий вердикта.

И только когда Питер судорожно всхлипнул, утыкаясь лбом в его шею, он обмяк и закрыл глаза, склоняясь щекой к вихрастой макушке.

— А ты потянешь?.. — сквозь сбивающееся в слезах дыхание спросил Пит. — Четырёхзначные-то?

— Даже не сомневайся, — со смешком, маскирующим рвущийся из груди истерический вздох, отозвался Тони, прижимая плотнее к себе едва не потерянное счастье.