Глава 1 (2/2)

— Готовлю ему поднос с завтраком. Если ты не хочешь, значит, сделаю я. Или дашь ему умереть с голоду?

— Он пошлёт тебя куда подальше, — нерешительно тихо ответил он, и Ремус печально кивнул. — Давай я лучше отправлюсь в Хогвартс? Наверняка в замке найдётся свободный эльф — хотя бы на пару дней. Может быть, Винки согласится нам помочь.

— Ты готов заставить бедную Винки заботиться о профессоре, потому что сам боишься? Гарри, да ну как тебе не стыдно?! Никто и представить себе не сможет, что ты буквально только что противостоял самому жестокому волшебнику всех времён и в то же время боишься подать тарелку с тостами бывшему профессору. Снейп, кстати, пьёт чай или кофе? И с чем он любит есть тосты?

Приготовив завтрак под инструкции Ремуса, Гермиона водрузила всё на поднос и с негодованием хлопнула дверью. Однако, поднимаясь по лестнице, она занервничала. Несмотря на устроенный переполох, девушка прекрасно понимала, почему Гарри и Ремус не разделили с ней этого энтузиазма. Что можно сказать человеку, которого всего несколько недель назад они все считали врагом и хладнокровным убийцей?

По мере того, как Гермиона приближалась к четвёртому этажу, её шаги становились всё более неуверенными. Каких-то две минуты назад она была как никогда решительна в своих действиях, а сейчас…

Она подошла к нужной двери, стушевалась и… переступила с ноги на ногу. Нелепость какая-то. И почему ей кажется, что она идёт на казнь?

Давай же, Гермиона, отругала она себя. Ты гриффиндорка или кто?

Гермиона постучала ровно три раза, последовала короткая пауза и…

— Войдите.

Толкнув дверь, она прищурилась и заглянула в тёмную комнату. Тут явно давно никто не жил, возможно, ещё даже со времён Сириуса. В центре стоял небольшого размера стол, рядом — старый шкаф без дверей, в котором виднелись изъеденные молью мантии с оборками, напомнившие ей наряд Рона на Святочном балу. Выцветшие занавески обрамляли единственное пыльное окно, а сквозь отклеившиеся сливовые обои виднелась кирпичная кладка.

Затем её взгляд упал на фигуру, полулежащую на узкой кровати в другом конце комнаты, и у Гермионы пересохло во рту. Северус Снейп выглядел бледнее обычного, а глаза казались какими-то запавшими, взгляд — отстранённым. В угольно-чёрных волосах, на висках, появилось несколько седых прядей, вызванных, скорее всего, пережитым стрессом за последний год. Острые скулы стали ещё заметнее, а большой нос казался куда более выдающимся. Признаться, выглядел он паршиво.

Он смотрел на гостью так, словно она была для него чем-то опасна.

— Я принесла вам завтрак, сэр, — сказала Гермиона, скорее чтобы нарушить неловкое молчание, чем по какой-то другой причине.

Несколько секунд он молчал, а она стояла, глупо уставившись на его фигуру.

— Что случилось с эльфом? — прохрипел он.

— Кричер подхватил эльфийский грипп, и мы отправили его отдыхать. Работать он уж точно не в состоянии. Так что вместо него вам придётся терпеть нас, — добавила она извиняющимся тоном.

Губы Снейпа дрогнули в недовольстве, и он тихо хмыкнул, а Гермиона, не став медлить, перешагнула порог спальни. Он не сводил с неё внимательного взгляда, и ей пришлось призвать к себе все силы, чтобы в неловкости не переступать с ноги на ногу и не привлекать внимание к лёгкой дрожи в коленках. Она даже не смотрела в его сторону, но почувствовала, как дрогнула его верхняя губа. Быстрый взгляд подтвердил её мысли.

— Они сказали, что вы пошлёте меня куда подальше, — не подумав, брякнула Гермиона.

При этих словах он заметно напрягся, и девушка мысленно отругала себя за сказанную глупость.

— Уверен, вы все немало позабавились за мой счёт, — холодно процедил Снейп. — Оставьте поднос на приставном столике.

Гермиона продолжала держать поднос в руках и не двигалась.

— Никто над вами не смеётся, сэр. Я не это имела в виду.

— Грейнджер, вы — ужасная лгунья, и всегда таковой были.

— Я не вру. Никто не смеётся и не глумится. Мне кажется, они до сих пор вас побаиваются или боятся именно разговаривать с вами.

Он хмыкнул и отвёл взгляд к окну.

— Даже не представляю почему.

— Что ж, — заявила она с уверенностью, которую можно было объяснить только внезапным приступом безумия, — я думаю, вы сами себе не помогаете, сэр.

Он продолжал смотреть в окно, но от Гермионы не укрылось, как Снейп нахмурился и снова напрягся. Под этим углом ей впервые удалось хорошо рассмотреть воспалённую рану на его шее. Шрамы до сих пор были красными, свежими, ярко выделявшимися на бледной коже. И её решимость остаться возросла в десять раз.

— Мне всё равно.

— Врёте. — Его тёмные глаза впились в её, но девушка продолжила: — Боюсь, теперь я не поверю, что вам всё равно.

— Не говорите со мной так, будто вы меня знаете.

Его тон был язвительным, как и всегда, и если бы Гермиона прикрыла глаза, то, быть может, испугалась и подчинилась бы, как часто делала в Хогвартсе. Но вид его, закутанного в одеяло и лежащего в кровати, разрушил тот эффект, которого Снейп так добивался. И после всего, что она о нём узнала, было невозможно представить его в роли сурового, бесчувственного тирана. Теперь он был кем-то большим, чем просто человеком, — он был мужчиной, который в детстве страдал от жестокости, был отвергнут своими сверстниками, глубоко и безоговорочно любил, потерял самое дорогое, что у него было в этом мире, и провёл остаток жизни, виня себя в случившемся и пытаясь загладить эту самую вину.

— Может быть, — нарушила молчание Гермиона. — Но вам нужно кое-что понять: война позади, и вам необязательно отталкивать от себя людей.

— Избавьте меня от маггловской психоаналитики, Грейнджер. Я буду поступать так, как захочу, — его слова были резкими, но сам Снейп в этот момент показался ей чересчур ослабленным, будто ему стоило слишком много сил, чтобы вложить в них ту горечь, которую хотел. — А теперь, пожалуйста, отдайте мне мой завтрак и просто оставьте в покое.

Она поставила поднос на столик, отодвинув в сторону старый выпуск журнала о зельях, но с места не сдвинулась.

— Разве я недостаточно ясно выразился?

— Прекрасно, сэр. Просто…

— Выкладывайте, Грейнджер.

Сейчас или никогда.

— Я хотела извиниться, сэр. За то, что оставила вас в Визжащей хижине после… — она остановилась. Лучше не произносить вслух имя змеи. — Перед тем, как уйти, я должна была убедиться, что вы ещё живы. Мне даже в голову не пришло, что вас могло парализовать. Я всё время думала об этом и просто… хотела сказать, что мне очень жаль.

Кажется, её слова смутили Снейпа, но голос его звучал гораздо мягче, чем раньше:

— Насколько я помню, вы должны были быть на поле битвы. Не говоря уже о том, что вы до сих пор считали меня врагом и предателем. И я никогда и не рассчитывал, что кто-то из вас попытается меня спасти.

— И всё же я жалею, что не сделала этого раньше. Если бы я… яд, возможно, не распространился бы так далеко и…

— Стоп, — оборвал он её и прищурился, вся мягкость исчезла без следа. — Что вы имеете в виду под «раньше»?

— Ну… я… эм-м… я…

Его взгляд скользил по её лицу, и Гермионе казалось, что он складывает воедино кусочки довольно сложной головоломки.

— Вы хотите сказать, что вернулись за мной?

Она медленно кивнула.

— Я думала, вы знаете. Думала, что мадам Помфри вам рассказала.

— Мне никто об этом не говорил.

— Ну, я не знаю почему, но просто почувствовала сильное желание вернуться за вами. Наверное, из-за чувства вины. Просто хотела убедиться, что с вашим телом обойдутся достойно. Когда я пришла, Фоукс стоял на страже у вашего тела, и рана на вашей шее уже зажила. Вы были живы, но едва-едва. Фоуксу удалось затянуть рану, но вы всё равно потеряли очень много крови, в вашем организме к тому же находился яд, поэтому я ввела вам крововосстанавливающее и заставила проглотить безоар. Вы пришли в себя где-то на минуту, но были настолько не в себе, что даже меня не узнали. Вы называли меня… — Гермиона вовремя прикусила язык. Ему не следовало знать, что в бреду он перепутал её со своей умершей любовью. Если повезёт, Снейп и вовсе не вспомнит этот момент. — В любом случае, нам с Фоуксом удалось выиграть для вас немного времени, но без целителя было не обойтись. Я наколдовала носилки и отнесла вас в больничное крыло, потом вас отправили в Мунго.

На удивление, Снейп ни разу не шелохнулся во время её сумбурного рассказа. Гермиона осторожно подняла взгляд: он смотрел на неё со странной смесью эмоций и был похож на загнанного в угол зверя или же, наоборот, на хищника, выжидающего своего часа, чтобы напасть. Девушка затаила дыхание и принялась ждать.

В течение мучительно долгого мгновения он ничего не говорил, а затем, совершенно неожиданно, без предупреждения, глубоко и протяжно вздохнул и снова стал тем, кого боялись все студенты, — профессором зельеварения в Хогвартсе.

— Вы — глупая девчонка, — прошипел он.

Она моргнула, раз, другой, в комнате сразу стало зябко.

— Простите?

— Я должен был догадаться, что это дело рук гриффиндорца, — невесело усмехнулся Снейп. — Кто ещё может быть таким наивным?

— Я не понимаю, о чём вы…

— Это очевидно, — огрызнулся он. — Вам не приходило в голову, что мне не позволят после всего содеянного свободно гулять по этой земле? Вы даже не задумались над тем, на какую жизнь вы меня обрекаете. Я должен был истечь кровью и умереть в той жалкой лачуге.

— Только не говорите, что вы хотели умереть, — прошептала она.

— А что ещё остаётся, когда альтернативой является жизнь в Азкабане?

Он злился на то, что она спасла его? Гермиона не нашлась с ответом. Подумать только, а она-то переживала, что Снейп мог разозлиться из-за того, что она не спасла его раньше.

— Но вас не признают виновным, — в отчаянии заломив руки, проговорила девушка. — У нас есть неопровержимые доказательства! Воспоминания, портрет Дамблдора…

— Думаете, Визенгамоту есть дело до того, что мелет портрет покойника, или воспоминания известного на весь волшебный мир окклюмента? Ни то, ни другое в суде мне не поможет. Они все хотят, чтобы я поплатился за содеянное, и я не питаю иллюзий относительно своих шансов. В первый раз Визенгамот отпустил меня только благодаря значительному влиянию Дамблдора, сейчас же они не допустят этого. И полная глупость — думать иначе.

Гермиона покачала головой.

— Вы ошибаетесь. Весь волшебный мир знает, что вы сделали. Гарри даст показания в вашу пользу. Если вас признают виновным, поднимется такой шум!

Он одарил её таким взглядом, словно ей на лицо вылили гной Бубонтюбера.

— Дюжина престарелых профессоров и парочка членов тайного общества — это не весь волшебный мир, — усмехнулся Снейп. — Мерлин, Грейнджер, я думал, в этой троице именно вы обладаете незаурядным умом. Вы наверняка видели протестующих волшебников, требующих моей казни, при выписке из Святого Мунго.

Протесты? Она ничего о таком не слышала. Чёрт бы побрал Рона за то, что он утаил такую важную информацию.

— Нет, я… я была в отъезде, — сказала Гермиона, пытаясь не обращать внимания на нарастающее чувство тревоги. — И в любом случае, даже если там было несколько протестующих, большинство… большинство здравомыслящих людей… видят вещи такими, какие они есть.

— Уверяю вас, здравомыслие — это не про Визенгамот, — огрызнулся он. — Вы должны были дать мне отойти в мир иной, Грейнджер. Не знаю, что именно вас побудило на моё спасение, наверное, очередной гриффиндорский комплекс спасителя, но любой идиот вам скажет, что милосерднее было бы позволить мне умереть.

Его слова не возымели желаемого эффекта. Конечно, Гермиона не ожидала от него бурной россыпи в благодарностях, не в его духе подобное поведение, и не тешила себя иллюзиями относительно того, что война закончилась и Снейп внезапно превратился в мягкого и покладистого человека, которого все прошедшие годы скрывал за маской желчи и язвительности. Но и такой жестокости девушка не ждала.

— Это низко, сэр, даже для вас, — с укором сказала Гермиона, в голосе зазвенели стальные нотки, а на глазах выступили слёзы негодования. Мерлин, нет, она не будет плакать перед ним, только не здесь. — Думаете, я спасла вас ради славы или потому, что хотела взыскать с вас долг жизни? Я спасла вас, потому что мне была ненавистна сама мысль о том, что вы умрёте в той ужасной хижине в полном одиночестве. Я хотела дать хорошему человеку шанс на жизнь, потому что да, я считаю, что вы этого заслужили! — с губ слетел холодный смешок, она едва узнавала собственный голос. — Честно говоря, я уже…

Его глаза потемнели, а губы скривились в неприятной ухмылке.

— Ну же, Грейнджер, договаривайте коль начали.

Гермиона нахмурилась.

— Скажите, — прошипел он. — Вы пожалели, что сделали это, да?

Что-то внутри неё щёлкнуло.

— Нет! Я не буду говорить то, чего не имела в виду. — Снейп открыл было рот, но она перебила его: — Я ни капли не жалею, что спасла вас! Да и откуда мне было знать, что вы так жаждали умереть!

Ну всё. Она потеряла контроль, и теперь на её лице отчётливо виднелись дорожки от слёз. Браво, Грейнджер, унизилась так унизилась. Словно все эмоции, которые она подавляла все эти недели с конца финальной битвы, каждая слеза, которую она сдерживала изо всех сил, чтобы быть сильной — ради своих друзей, — вырвались наружу с удвоенной силой. Горе — по всем тем, кто не дожил до победы. По детям, ставшим сиротами. По родителям, потерявшим детей.

Если я спасу хотя бы одного человека, подумала Гермиона после того, как пыль после боя осела на земь и в голове вспыхнула мысль, что профессор жив, может быть, тогда боль не будет такой сильной. Вот только оказалось, что тот единственный человек, которого ей удалось спасти, даже не хотел этого.

Всё её существо охватил стыд, и Гермиона под цепким взглядом Снейпа яростно смахнула слёзы.

— Избавьте меня от этого жалкого нытья, Грейнджер, — снова усмехнулся Снейп. — Ваша забота столь же неискренна, сколько нежелательна, и я не намерен провести это утро, утирая ваши сопли. Будьте любезны, выйдите за дверь.

Гермиона приросла к полу — то ли от страха, то ли от гнева, то ли, может быть, из упрямства. Как она могла бросить его в таком состоянии? Он ведь был уверен, что шансов на свободу нет, он…

— Уходите, — зашипел Снейп, обнажив зубы.

Она покачала головой и хотела ему возразить, но в горле встал плотный ком.

— Я сказал, проваливайте!

И Гермиона, будто от этого зависела её собственная жизнь, развернулась и выбежала из комнаты.