Глава 2 (1/2)

Гермиона сбегала по лестнице, не в силах выбросить из головы презрительную ухмылку Северуса Снейпа.

Добравшись до своей комнаты, она бросилась на кровать и уткнулась лицом в подушку в тщетной попытке заглушить рыдания — жалкое нытьё, как сказал Снейп. Её переполняло чувство унижения, вины и гнева, а тело дрожало от избытка адреналина.

Прошло несколько минут, прежде чем она услышала стук в дверь.

— Гермиона, в чём дело? Ты чего раскричалась-то так?

Гарри. Гарри, который предупреждал её о Снейпе, к которому она должна была прислушаться. Мерлин, она надеялась, что друг не посмеет тыкнуть её носом в её же самонадеянность.

Не отрывая головы от подушки, Гермиона махнула палочкой в сторону двери. Та со скрипом открылась, и девушка, едва приподняв голову и вытерев рукавом слёзы, сделала глубокий прерывистый вдох.

— О-он-н м-меня н-ненавид-дит.

Матрас прогнулся под чужим весом, и в следующую секунду Гермиона ощутила руку на своей спине.

— Кто, Снейп?

Она угрюмо кивнула.

— И для тебя это новость? Гермиона, он всех ненавидит.

Она издала звук, нечто среднее между всхлипом и смехом, а затем снова расплакалась.

— Что за… Гермиона, что случилось? — растерянно пробормотал Гарри, но она лишь покачала головой и ещё крепче вцепилась в подушку.

Гарри нерешительно гладил её по спине, пока комнату заполоняли её громкие рыдания. Она чувствовала себя морально опустошённой, весь её утренний энтузиазм испарился, когда на плечи обрушилась реальность ситуации, в которой оказался Северус Снейп, и её неоспоримая причастность к этому.

Снейп прав — она дура. Ей и в голову не приходило, что он, возможно, и не хотел спасения, он знал, что его не помилуют за все совершённые преступления.

Глупо. Наивно. По-идиотски.

Он ведь правда уверен, что его отправят в Азкабан. Неудивительно, что ей так прилетело. Гермиона плакала и скулила до тех пор, пока не выплакала все слёзы. Гарри всё это время оставался рядом, и спустя некоторое время в комнату заглянул Рон. Девушка уловила тихий изумлённый шёпот, прежде чем Гарри отодвинулся в сторону и его руки сменились медвежьими объятиями молодого человека.

***

В спальне на четвёртом этаже дома номер двенадцать на площади Гриммо Северус Снейп метал молнии.

Сразу после ухода Грейнджер желание бросить чайник в дверь вслед за ней стало почти невыносимым. Однако, вспомнив о своём поведении, он подумал, что, вероятно, это единственный чайник, который он сегодня увидит, и не хотелось впустую разбрасываться отличным кофеином. Северус ограничился тем, что сбросил подушку с кровати, и та, с мягким стуком ударившись о шкаф, рухнула на пол. Это не принесло ему желанного облегчения. Наоборот, сидеть и лежать стало неудобно. В его организме всё ещё оставался яд, который причинял боль при движении ног, и в довершение ко всему, его мучила сильная головная боль.

Он уже хотел было призвать подушку невербальным Акцио, но вспомнил, что и этого сделать не может.

Как же хотелось кричать и бить кулаками по стенам этой проклятой комнаты! Он был готов делать это до тех пор, пока не охрипнет, пока вся его ярость не выйдет наружу и он не почувствует, что внутри у него всё опустело. Однако на его двери не было никаких звукоподавляющих чар, потому что Министерство посчитало это «неприемлемым риском». Но никто даже не сказал, в чём заключался этот самый риск. Ублюдки.

Северус откинулся на спинку деревянного изголовья, стараясь не обращать внимания на усиливающуюся боль в шее, и бросил разочарованный взгляд на подушку, мирно лежащую в нескольких шагах от кровати. Он попытался устроиться поудобнее, но тщетно.

Всё это — далеко не то, чего он ожидал. Почти два года назад, когда Альбус Дамблдор приказал Северусу убить его, тот понимал, что, оказавшись по другую сторону войны, у него есть только два варианта: либо, если ему повезёт, искупить свою вину и умереть, либо провести остаток жизни в Азкабане.

И Северус даже смирился с первым исходом. Пока он выполнял свою миссию — давал Поттеру последний недостающий фрагмент головоломки, чтобы победить Тёмного Лорда раз и навсегда, — утешал себя мыслью о том, что умрёт, возможно, не счастливым, но, по крайней мере, принёсшим пользу человеком.

Он прерывисто вздохнул и прикрыл глаза, мысленно вернувшись в ту ночь в Визжащей хижине.

Воспоминания, оставшиеся после ухода Поттера и его друзей, были окутаны дымкой неясности. Но в последние дни, когда у него не оставалось иных занятий, кроме как предаваться воспоминаниям, они постепенно начинали проясняться. В памяти всплыли картинки того, как по его жилам разливался жгучий огонь, а по телу распространялся смертоносный яд Нагайны. Он был окружён собственной кровью, вытекавшей из его безжизненного тела, и испытывал нестерпимую боль, превосходящую всё, что он когда-либо испытывал в своей жизни. Круциатус здесь и рядом не стоял. Северус ясно помнил, как несколько раз терял сознание и приходил в себя, и каждый раз окружающая действительность казалась ему всё более странной и неправдоподобной.

Он отчётливо помнил, как кричал, но был почти уверен, что из его уст не вырывалось ни звука. Когда перед глазами в очередной раз всё поплыло, ему показалось, что из-под половиц вылетело несколько фигур. Сначала появился Альбус, который смотрел на него сквозь очки-полумесяцы с выражением разочарования и глубокого сожаления, затем его мать, с пустыми глазами и отстранённым видом, а следом — отец с до боли знакомой ухмылкой.

— Нет, — прохрипел он, сам не понимая, вслух или про себя. — Нет, нет…

Фигуры исчезли, и их место заняло самое прекрасное видение, которое он когда-либо видел. Лили, какой она была: с яркими рыжими волосами, живыми зелёными глазами и широкой игривой улыбкой. Она возвышалась над ним, протягивая руку, но Северус, попытавшись дотянуться до неё, понял, что его тело буквально одеревенело.

— Лили, — выдохнул он, когда его пронзила очередная вспышка боли.

Она наклонилась и нежно провела пальцем по его лицу. Северус этого прикосновения даже не почувствовал.

— Ох, Сев, — сбивчиво прошептала Лили.

— Я уже мёртв?

Лили — чудесная, красивая, идеальная Лили — покачала головой.

— Нет, конечно нет.

— Значит, осталось совсем чуть-чуть, — не отрывая от неё восхищённого взгляда, прошептал мужчина.

Лили на это ничего не сказала — лишь тепло улыбнулась.

— Спасибо, Северус. За то, что позаботился о Гарри.

— Всё что угодно… всё что угодно для тебя.

Улыбка превратилась в лёгкий налёт грусти. Он испытал внезапную острую боль и странное удушье и на несколько мгновений утратил способность дышать. Почти, Лили. Ещё немного.

— Я скучал по тебе, всегда.

Она нежно коснулась его виска и улыбнулась самой ласковой улыбкой.

— Знаю, но я не могла быть той, кем ты хотел меня видеть, Сев. Надеюсь, однажды ты это поймёшь.

И даже сейчас, на смертном одре, Лили снова ему отказывала.

Северус поморщился от боли в шее. Разве она не должна утихать по мере приближения к смерти? Почему же сейчас она только усиливалась? Его охватила внезапная паника: возможно, это был последний шанс поговорить с ней, а ведь ему так много нужно было ей сказать.

— Я сожалею обо всём, что сказал и сделал, и очень хочу отмотать время назад. Чтобы всё было совсем иначе.

Она покачала головой.

— Тише, Сев, я прощаю тебя. По-другому не могу — после всего, что ты для меня, для Гарри, сделал.

— Я делал это только ради тебя, Лили. Всё это.

— Я знаю, Сев, и безмерно тебе за это благодарна, — её безмятежное выражение лица сменилось на серьёзное, и меж её глаз проявилась морщинка. — Просто подождите. Подождите ещё чуть-чуть. Вы не умрёте, сэр, обещаю, всё будет хорошо.

Сэр? Почему Лили назвала его сэром?

И почему она сказала, что… Нет. Нет, он должен был…

— Нет… пожалуйста. Позволь мне… Лили.

— Держитесь, профессор, пожалуйста.

— Не оставляй меня, — с трудом прошептал он.