Друзья не целуются (1/2)

Се Лянь молча наблюдал, как гора блюд на подносе скоро пойдет третьим слоем. Вполне возможно, что за ними Цинсюаня нельзя будет разглядеть, но тот настоял, чтобы самому отнести Хэ Сюаню завтрак. За последние несколько дней Цинсюаня стало не узнать. Куда делся тот измученный жизнью бродяга, который боялся лишний раз улыбнуться?! Сейчас к нему словно вернулся былой нрав Повелителя Ветров. И в то же время Цинсюань не вел себя безрассудно, не терял бдительность, не проявлял излишнюю навязчивость. Хотя они с Се Лянем были хорошими друзьями, похоже таким Цинсюань становился только рядом с Хэ Сюанем. Его Высочество радовался этим положительным переменам, но вел себя крайне осторожно, боясь лишним словом обмолвиться о всей этой ситуации. Врать он по-прежнему не научился, и думал, что лучше бы и сам не знал правду — было бы легче выслушивать Цинсюаня с серьезным видом. Тот с жаром делился своими переживаниями о здоровье своего Хэ-сюна, просил совета, чем облегчить его страдания, а Се Лянь не знал, куда глаза девать.

— Ваше Высочество, как считаешь, не лишним будет еще раз пригласить лекаря?

— Сомневаюсь, что он сможет чем-то еще помочь господину Хэ. — со всей искренностью заверил Се Лянь.

Уж конечно лекарь бессилен против несуществующей хвори.

— Но как быть с перевязками?

— Лао Фэн, думаю, ты и сам управишься с этой задачей.

— Но я никогда таким не занимался! — забеспокоился Цинсюань.

Се Ляню подумалось, что Черновод, наверняка, тоже ничем подобным нынешнему случаю не занимался. А потому они примерно в равных условиях: липовый больной и липовый лекарь.

Получив от Его Высочества кое-какие инструкции и перевязочный материал, Цинсюань более-менее успокоился и вернулся в покои Хэ Сюаня. Тот уже не притворялся спящим, сидел на постели и рассматривал какой-то свиток. Цинсюань притащил их целую кучу из библиотеки Дома блаженства, чтобы иногда читать вслух.

— Хэ-сюн, уже проснулся? Хорошо отдохнул?

Хэ Сюань отложил свиток, и обратил все внимание на улыбающегося Ветерка.

— Отлично, — и он даже не обманул, чувствуя, что прошедшая ночь была замечательной, — а ты почему так рано встал?

— О, я уже выспался и решил заняться завтраком. Вот, смотри, я принес всего понемногу. Тебе нужно набираться сил, давай завтракать.

Сам Цинсюань толком не ел, а все больше подкладывал на тарелку Хэ Сюаня. В какой-то момент демон аккуратно перехватил его запястье:

— Ты о своем завтраке не забыл?

— Да я особо не голоден, — Цинсюань смущенно улыбнулся, — Хэ-сюн, это же ты пострадал, тебе силы нужнее.

— А кто будет мне помогать, если ты свалишься в голодный обморок? Ешь давай.

— Ну что ты, я полон сил!

Тем не менее Цинсюань активнее заработал палочками, а когда с завтраком расправились, он занялся перевязкой.

— Нужно обработать рану, чтоб заживало быстрее.

Хэ Сюань не сопротивлялся, когда Ветерок принялся разматывать старую повязку. Чернота все еще не сошла, хоть и немного уменьшилась: тело демона само потихоньку исцелялось, хотя Черновод ему активно мешал.

Цинсюань отложил старую повязку, и принялся обрабатывать рану, сокрушаясь ее плачевному виду:

— Ох, Хэ-сюн, тебе очень больно? Яд такой сильный, что никак не получается с ним справиться?

— Все не так плохо, как кажется, — заверил его демон, — яд понемногу уходит, нужно просто чуть больше времени.

Плечо ныло, но этой боли он не придавал значения, а вот когда нежные пальчики едва ощутимо коснулись кожи, Хэ Сюань заметно вздрогнул.

— Хэ-сюн, прости! Я сделал тебе больно? — Цинсюань быстро отдернул руку.

— Нет, совсем не больно, продолжай.

Хэ Сюань склонил голову, и с нечитаемым выражением, краем глаза наблюдал, как бережно Ветерок наносит на его раненое плечо целебное снадобье. В груди поднималась волна щемящей нежности. Никто, кроме Цинсюаня, уже давно о нем не заботился. Никому бы даже в голову не пришло столько возиться с раненым демоном. Все равно ведь не помрет. Но это ласковое, преданное создание, не способное помнить даже такое чудовищное зло, которое причинил ему Черновод, заботится о демоне, словно о малом ребенке. Будто бы Хэ Сюань все еще дорог ему...

— Спасибо... — прошептал он едва слышно, когда Цинсюань закончил накладывать новую повязку.

— Ох, Хэ-сюн, ну за что ты благодаришь? Это же такая мелочь, — отмахнулся Цинсюань, но заметив пристальный взгляд, немного занервничал, — для чего же еще нужны друзья...

Цинсюань оборвал себя на последнем слове, хлопнув ладонью по губам. Это ”друзья” вырвалось само по себе, а ведь раньше Хэ Сюань ненавидел, когда Повелитель Ветров называл их друзьями. Как можно было настолько утратить бдительность?

— Хэ-сюн, прости! — Цинсюань ощутил, как покрывается холодным потом.

Если он сейчас все испортил — никогда себе не простит.

— За что? — Хэ Сюань смотрел на него все таким же внимательным взглядом.

— Это... я случайно... — Цинсюаню захотелось немедленно сбежать, но он застыл завороженный этими янтарными глазами, и медленно сел рядом на постель.

— М? Случайно, что?

Хэ Сюаню казалось, что он стал плохо соображать. Ветерок за что-то извинялся, выглядя при этом так взволнованно, комкая в пальцах какую-то тряпицу, и не отводил внимательного взгляда. В глазах его плескалась почти паника, и Хэ Сюаню показалось, что нужно как-то его успокоить. Но как? Что Ветерка так беспокоит?

— Я случайно... Назвал нас... — Цинсюань замер.

Его руки коснулись холодные пальцы, нежно провели по тыльной стороне ладони к запястью. Цинсюань опустил взгляд, наблюдая, как его ладонь оказывается в плену чужой руки.

— Назвал как? — вопрос прозвучал тихо, но так близко, словно шептали прямо в ухо.

— Д-друзья... ми... — Цинсюань поднял взгляд и замер на вдохе.

Глаза его Хэ-сюна, обычно такие яркие, сейчас казались темными омутами, и они были так близко, что удалось рассмотреть расширенные зрачки, затопившие радужку. На какой-то момент Цинсюань даже не понял, почему сидит так близко и смотрит так внимательно. А потом ощутил на губах легкое прикосновение, словно скользнул опавший лепесток. Цинсюань весь обмер, в голове стало поразительно пусто, все доступные чувства сосредоточились на соприкосновении рук и...

Губы Ветерка, такие теплые и мягкие, чуть приоткрытые на полуслове. Хэ Сюаню показалось, что он припал к роднику с живой водой — невозможно оторваться. Он прижался сильнее, смелее, прихватывая нижнюю губу своими, провёл по ней кончиком языка, скользнул в приоткрытый рот, углубляя поцелуй. Ветерок застыл изваянием, глаза округлились и, кажется, остекленели. Но в следующий момент, он выдохнул в поцелуй, зажмурился и подался вперед, переплетённые пальцы сжались сильнее. Свободную руку Хэ Сюань с наслаждением запустил в шелковистые пряди, притягивая Ветерка еще ближе, лаская языком, ощущая робкую ответную ласку от таких сладостных сейчас губ.

Хэ Сюань целовал нежно, ласково, боясь спугнуть резким движением, выпивая воздух медленно, по капле. Сейчас он чувствовал только безграничную нежность и легкий трепет от прикосновений этих желанных губ. Сцеловывал с них все сомнения, все минувшие страдания. Между ними теперь не должно быть глухих стен, никаких больше препятствий. Цинсюань тянулся к нему с не меньшим желанием, отвечал все смелее, превращая тягучий, как патока, поцелуй во все более жаркий. В какой-то момент он не сдержал слабый стон, и, словно испугавшись звука собственного голоса, широко распахнул глаза. Цинсюань стремительно отшатнулся, хватая ртом воздух. Удерживать его Хэ Сюань не стал, просто смотрел горящими от желания глазами, все еще сжимая в своей руке его пальцы. Губы Ветерка, влажные и припухшие от поцелуя, несколько раз шевелились в попытке заговорить, пока он наконец не выдавил нервный смешок — верный признак, что Цинсюаню неловко или волнительно.

— Х-хэ-сюн, я... я... мне нужно... нужно... Сейчас я... вернусь! — и Цинсюань почти вылетел из комнаты, чуть не врезавшись в дверной косяк.

Хэ Сюань философски рассудил, что ”вернусь” можно считать положительным знаком. Он вдруг понял, что совершенно по-глупому улыбается, не способный и не желающий, скрывать эту счастливую улыбку. Если в его унылом существовании и были моменты, ради которых хочется жить, то этот стал среди них лучшим. Хэ Сюань откинулся на подушку и блаженно смежил веки.

В это же время Цинсюань отчаянно пытался вернуть на законное место бешено стучащее где-то в горле сердце. Когда мысли в голове начали ворочаться, он понял, что действительно допустил ошибку, назвав себя и Хэ-сюна друзьями — друзья не целуются. Цинсюань почти бежал вперед, не разбирая дороги, пока за очередным поворотом чуть не налетел на Се Ляня. Тот вовремя среагировал, избегая столкновения, и помогая Цинсюаню устоять на ногах. Вид всклокоченного, раскрасневшегося друга, порядком обеспокоил Его Высочество.

— Лао Фэн, ты в порядке? Что-то случилось?

Цинсюаню казалось, что его губы ярко пылают, и он непроизвольно прикрыл их рукой, сам при этом покрывшись стыдливым румянцем. К счастью, объяснять что-то Се Ляню не пришлось. По реакции Цинсюаня тот и сам прекрасно догадался о предмете его волнения. Не так давно он тоже жутко смущался любой близости, и хотя с его супругом сложно было не привыкнуть к определенной откровенности, все же эти чувства были Се Ляню слишком хорошо знакомы. Он постарался отвлечь Цинсюаня, и сразу сменил тему:

— Я сейчас хотел выпить чаю. Лао Фэн, не составишь мне компанию?

***

В голове Цинсюаня творился полный бардак, все мысли и чувства спутались. Он отчаянно не понимал, что теперь делать. Как вообще реагировать на такой поступок Хэ-сюна? Зачем ему вдруг вздумалось поцеловать Цинсюаня? К собственной реакции у него вопросов не было: Цинсюань принимал свои чувства, просто не позволял себе их демонстрировать. Он долго крутил в руках чайную чашку, подносил ко рту, но так и не отпивал из нее: не то боясь обжечься, не то коснуться губ. Цинсюаню казалось, что он все еще ощущает фантомные прикосновения.

Се Лянь молча пил чай, давая другу время собраться с мыслями. Прошло достаточно времени прежде, чем Цинсюань стряхнул оцепенение, и залпом, словно крепкий алкоголь, выпил остывший напиток. Ясность в его мыслях не появилась, но добавилось решимости.

— Ваше Высочество, могу я задать личный вопрос?

— Конечно, Лао Фэн, спрашивай все, что хочешь.

— Как ты понял, что градоначальник Хуа испытывает к тебе чувства?

Се Лянь немного смутился, но он понимал, что вопросы Цинсюаню даются ничем не легче, чем ему ответы. Он решил, что сегодня должен быть предельно откровенен, чтобы хоть немного развеять сомнения друга.

— В то время я не сразу обо всем догадался, — начал вспоминать Се Лянь, — но, оглядываясь назад, понимаю, что чувства Сань Лана были слишком очевидны. Просто я все время был чересчур сосредоточен на своих переживаниях, и очень многое упускал из виду.

Цинсюань все разглядывал узор на чайной чашке, подбирая нужные слова.

— Ваше Высочество, как думаешь я... ммм...

— Упускаешь что-то важное? — подсказал Се Лянь с мягкой улыбкой.

Цинсюань поднял взгляд, пытаясь прочитать подсказку в лице друга.

— Такое возможно? — спросил он с надеждой.

— Я думаю, что твои переживания вполне понятны, но они могут препятствовать тебе в некоторых вопросах.

Цинсюаню все еще трудно было принять ситуацию, и просто поверить в самые желанные свои мечты. К тому же, часть его сердца никогда не отпускало чувство вины перед братом. Эта горечь постоянно пробивалась в любые светлые моменты его жизни. Сейчас это причиняло особенно жгучую боль. Он ощущал себя раздираемым виной перед двумя дорогими ему людьми, и любой выбор разбивал сердце.

Се Лянь видел, как трудно его другу просто впустить в свою жизнь немного счастья. Но давать советы в такой ситуации, даже из самых благих побуждений, очень непросто. Его Высочество больше, чем кто-либо, был посвящён в историю отношений Цинсюаня и Черновода — буквально присутствовал в самые тяжелые моменты. Но он и сам не понимал, как тут можно все разрешить безболезненно. Просто надеялся, что их чувства сильнее этой боли.