Призрачная ярмарка (2/2)
— Идем, — громко произнес Хэ Сюань, чтобы тот точно услышал и отмер.
Цинсюань вздрогнул, обернулся и едва слышно промямлил:
— А... д-да...
Они продолжили бродить между лавчонок и лоточников, мимо уличных актеров и бродячих музыкантов. В общем гаме не понятно было, где какая играет музыка или звучит веселая, озорная песня. Хэ Сюань шел впереди, Цинсюань отставал на пару шагов. Вскоре Черновод заметил, что его спутника окликает много народу, все с ним здороваются, спрашивают о какой-то ерунде или предлагают присмотреться к редким товарам. То тут, то там звучало ”Фэн... Дружище Фэн... Лао Фэн... ” Не выдержав, наконец, Хэ Сюань спросил:
— Почему все зовут тебя этим именем?
Цинсюань посмотрел на него так, словно заговорило дерево и то, кажется, беседе с деревом он бы меньше удивился:
— Ну, — начал он нерешительно, — я привык так зваться среди бродяг. Вот и тут по старой памяти назвался Фэном, а оно как-то прижилось...
Цинсюань потупился.
— Ясно, — только и ответил Черновод.
Они прошли еще немного, когда Хэ Сюань увидел лоток с человеческой едой. Сам он был крайне неразборчив в выборе меню, но вспомнив, что Цинсюань сегодня даже не завтракал, остановился и объявил:
— Я проголодался, давай поедим.
Хэ Сюань нагреб полные руки закусок, а когда помещаться перестало, отгрузил половину Цинсюаню и взял еще несколько кувшинов вина. Со всем этим добром они вышли из торговых рядов к уютному павильону, но там оказалось не менее шумно и пройдя мимо, вдоль небольшого озера, остановились в относительно тихом месте. У кромки воды парили призрачные огоньки, словно в им одним ведомом безмолвном танце, разбрызгивая на зеркальной глади яркие всполохи. В траве стрекотали сверчки, а на противоположном берегу сияли огни ярмарки.
Хэ Сюань молча жевал, поглядывая на примостившегося чуть в сторонке спутника и думал, что прежде им не доводилось проводить столько времени в тишине. Неугомонный Повелитель Ветров трещал без умолку, рассказывая своему другу Мин И всевозможные новости и забавные истории, которых у него было без счета. Теперь это был совершенно другой человек, но Хэ Сюаню впервые претила тишина.
— Почему не ешь?
— А... все в порядке, я не голоден...
В этот момент у Цинсюаня громко заурчало в животе. Черновод выгнул бровь, демонстрируя этим все, что думает о его способностях врать. Смущенный Ветерок взял кусочек мясного пирога и благополучно подавился на первом укусе. Хэ Сюань со вздохом протянул ему кувшин с вином и Цинсюань выхлебал половину за раз.
— Спасибо, — пробормотал он немного отдышавшись.
Вино было ароматным и дарило приятную расслабленность. Очень скоро первый сосуд опустел и Цинсюань уже сам потянулся за следующим. Хэ Сюань больше работал челюстями, пригубив из своего кувшина лишь пару раз.
— Тебе нравится тут жить? — спросил он, когда Цинсюань уже не выглядел таким зажатым.
Тот посмотрел на Черновода с опаской, словно взвешивая, какой ответ больше устроит собеседника.
— В Призрачном городе... неплохо, — ответил он расплывчато, — много... всякого.
— Кровавый Дождь сказал, что ты выполняешь для него поручения.
Цинсюань, казалось, удивился и немного растерялся. Тому ли, что Хэ Сюань задает вопросы или что они с Хуа Чэном его обсуждали?
— Это просто пустяки, всякая мелкая работа. От меня тут не много проку.
Черновод хмыкнул, но не стал комментировать. Не хотелось спугнуть это шаткое спокойствие. Когда в ход пошел третий кувшинчик, Цинсюань поменял свою зажатую, ссутуленную позу на более свободную, откинулся немного назад, опираясь на здоровую руку. Небо сияло мириадами звезд, луна еще не вышла и в жаркой полутьме глаза Ветерка словно тоже излучали мягкий свет. Хэ Сюань слегка подвис, наблюдая эту картину. Ему хотелось спросить что-нибудь еще. Что угодно — лишь бы послушать голос Цинсюаня, но он боялся потушить это нежное сияние, напомнив о своем присутствии. Но неожиданно тот сам заговорил и тон его значительно изменился:
— Крси-и-иво...
Хэ Сюань не мог поспорить. Видеть, как на губах Цинсюаня расцветает мечтательная улыбка не просто красиво — завораживающе. Но тут он заподозрил неладное. В ночном сумраке было не разобрать, что щеки Ветерка приобрели нежно-розовый оттенок, но блеск в глазах показался знакомым.
— Может тебе уже хватит? — на всякий случай заметил Черновод.
— А? — Цинсюань перевел на него озадаченный взгляд и внезапно расплылся в широкой улыбке, — Мин-сю-ю... ик... То есть Хэ-сюн, сегодня такая чудесная ночь. Разве не замечательный повод выпить вина?
Хэ Сюань опешил. Он совершенно не подумал, что Цинсюань захмелеет так быстро. Прежде Повелитель Ветров мог пировать всю ночь и свалиться с ног лишь к рассвету. Но смертное тело хуже справляется с алкоголем. Тем временем Цинсюань потянул его за рукав:
— Хэ-сюн, тебе нравятся звезды? Я ведь...ик...ничего о тебе не знаю. Совершенно. Что тебе нравится, а что нет? Ну кроме меня...
Хэ Сюань так и не понял, к какой категории Цинсюань отнес себя. И что сейчас следовало делать? Отвести этого пьяницу назад в Дом блаженства? Или позволить себе немного насладиться удивительной возможностью не видеть страх в глазах Ветерка, обращенных к нему?
Тем временем Цинсюань пододвинулся ближе, почти соприкасаясь с Хэ Сюанем плечами.
— А знаешь, я так обрадовался нашей встрече, — зашептал он почти в ухо Хэ Сюаню, лаская его теплым дыханием и хмельным, сладким ароматом вина, — я хотел...ик...поблагодарить тебя...ик...за спасение, а ты...ик...ушел и даже не обернулся.
Хэ Сюань просто утратил дар речи. Ветерок во хмелю память теряет? Он ведь еще помнит, кто перед ним? Если да, то как Хэ Сюаню себя вести? А если не помнит? Если... Додумать он не успел — Цинсюань склонил голову к его плечу и сладко зевнув, умостился поудобнее. Прошло довольно много времени, прежде чем Черновод решился пошевелиться. Он повернул голову и долго рассматривал макушку мирно сопящего Ветерка. Тот ухватился за его руку и не выпускал даже во сне. Эта фантастическая безмятежность напомнила ему те дни, когда он в образе Мин И сотни раз сопровождал Повелителя Ветров на пирушки и праздники. Тот и прежде цеплялся за своего ”друга” при любом удобном случае: хватал за руки, прижимался к плечу, укладывался головой ему на колени, еще и требовал, засранец, чтоб Мин И ему массаж делал. Вот еще! Раньше это раздражало и злило — сейчас Хэ Сюань боялся неаккуратным движением потревожить мирный сон своего хмельного Ветерка.
Когда луна уже прошлась по небу и спряталась за горизонт, а ярмарка стала понемногу стихать, Хэ Сюань аккуратно взвалил на спину спящего Цинсюаня и поплелся обратно. Можно было открыть проход прямо в Дом блаженства, но торопиться совершенно не хотелось. Он медленно шел по пустеющим улицам, ощущая, как теплое дыхание его ноши согревает шею — Цинсюань положил голову ему на правое плечо и беззаботно сопел. Хэ Сюань вспомнил, как прежде сотни раз ему приходилось вот так возвращать пьяного Повелителя Ветров домой после очередной гулянки. Никогда еще это не доставляло ему такого удовольствия. Ощущение близости вызывало странное тепло в груди. Разве может демон Черных Вод чувствовать нечто подобное? Он всегда считал себя неспособным на нежность, но сегодня тонул в ней, словно в бушующем море.
Несколько лет назад он был уверен, что их с Цинсюанем пути больше никогда не пересекутся. Тогда внутри поселилась пустота. Черновод проводил свои дни растворяясь в забытьи, уступал нежеланию существовать, будто из него выдернули последнюю ниточку связи с жизнью. Правильнее сказать, что он сам ее оборвал. И все не мог понять, почему не осыпался прахом, когда все его желания и стремления иссякли. Но однажды обнаружил у себя в мыслях одно имя, которое вертелось на краю сознания, не желая исчезать. Оно сопровождало его во сне и наяву, отзывалось щемящей тоской и болезненно кололо тяжёлыми воспоминаниями. Оно заполнило собою ту часть его души, что он считал давно не способной на чувства.
А потом демон Черных Вод узнал, что способен еще и бояться. Этот страх поселился, когда Хэ Сюань впервые увидел странный сон, в котором держит на руках бездыханное тело. Он пытался спорить с собой, отгонять странные мысли и чувства, но это как бег по кругу: вроде доходишь до финиша, а впереди только бесконечная дорога. Тогда пришло понимание, что можно оттолкнуть дорогого человека, но нельзя перестать думать о нем. В какой-то момент Хэ Сюань перестал сопротивляться самому себе. Он прекрасно осознавал, что это ничего не изменит в их с Цинсюанем отношениях, но хотя бы позволял этим чувствам согревать его остывшее сердце.
Хуа Чэн почему-то думал, что им надо поговорить, наладить какую-то связь, но это была абсолютно пустая затея. Разве можно говорить с тем, кто заковал тебя в цепи и вынудил смотреть, как твоего брата ломают у тебя на глазах? Как брызжет кровь из оторванных конечностей, как стекленеет взгляд на мертвом лице и растекаются алые лужи под обезглавленным телом... Хэ Сюань ни разу не пожалел об убийстве Ши Уду. Тот заслужил каждый миг боли и страданий за все, через что прошла семья Хэ Сюаня. Но почему нужно было непременно удержать там Ветерка? Почему он позволил злости и ненависти потушить этот яркий огонек? Это Водяной Самодур был причиной и виновником всех бед, это он разрушал чужие судьбы, а Цинсюань никогда не был к этому причастен. Что странного в том, что Цинсюань выбирал брата? Он и так сломался, узнав правду. Так чего же Черноводу еще не хватало? Если бы он просто спрятал Цинсюаня подальше, оградил от этого безумия, попробовал поговорить, объяснил все и попросил понять. Возможно, тогда у него был бы шанс не стать для Ветерка чудовищем. А теперь он им стал и для самого себя. Черновод выбрал ненависть и месть, потерял человеческий облик для единственного, кем, похоже, дорожил уже давно, но не решался этого признать. И вот сейчас он может подавиться своими сожалениями, потому что никогда не сотрет тот кровавый день из памяти Цинсюаня. Но это не значит, что он готов отказаться от этого случайно украденного тепла. Сегодня он просто позволит себе им насладиться.
В Доме блаженства не было скромных апартаментов, везде царили богатство и излишества. Комната Цинсюаня была просторной и светлой, с добротной мебелью и изящным убранством, но совершенно не казалась обжитой. Там не было тех мелочей, что Черновод привык видеть в доме Повелителя Ветров. Весь гардероб состоял из нескольких комплектов одежды, украшения ограничивались деревянной заколкой, а на столике у кровати Хэ Сюань увидел старый, слегка потрепанный веер. Тот самый, что Черновод вернул ему во время битвы.
Аккуратно сгрузив свою ношу на постель, Хэ Сюань присел на край кровати и стал рассматривать спящего Ветерка так внимательно, словно пытался впитать этот образ, каждую перемену, каждую новую черту. А изменений было достаточно. За эти несколько лет Цинсюань утратил свою юношескую нежность, но не сделался менее притягательным. Черты стали острее, выразительнее, между бровей появилась небольшая складочка — Ветерок теперь часто хмурился. Больше всего Хэ Сюаня раздражала рана на лбу, она все еще была воспалена и наверняка оставит след. Черновод провёл кончиками пальцев вдоль пореза, посылая слабую волну духовной энергии, так чтобы рана зажила быстро и без шрама, но не мгновенно, дабы не вызывать вопросов. Цинсюань шумно выдохнул и губы его растянулись в счастливой улыбке, сквозь сон он пробормотал ”Хэ-сюн...”, но веки оставались плотно сомкнутыми.
Хэ Сюань вздрогнул и уставился на эти чуть приоткрытые губы, зовущие его по имени. В голове сделалось пусто, он упёрся руками в постель и склонился над спящим. Во сне Цинсюань был расслаблен и безмятежен, все тревоги, кажется, отступили, позволив видеть вместо кошмаров нечто приятное. Хэ Сюаню до дрожи захотелось быть сегодня в его снах, быть тут, рядом, касаться этих сладких губ и забыть все на свете, отпустить прошлое, не думать о будущем. Он приблизился настолько, что чужое дыхание коснулось губ, посылая волны дрожи по всему телу. Внизу живота скрутился тугой узел почти болезненных желаний. Ему это надо, просто необходимо, это поможет погасить бурю внутри. Хэ Сюань опустил веки, вспомнил, как приятно было ощущать тепло чужого тела, как эти губы шептали его - наконец-то его, имя. А потом перед глазами появилась темная лужа растекающейся крови, звон цепей и тихое ”я хочу умереть”...
Словно от удара Хэ Сюань дернулся и слетел с кровати. Да о чем он сейчас думает? Быть в его снах? Его сны с тобой — самые темные кошмары! Ты забрал у него все: силы, божественность, семью, желание жить, а теперь, как вор, крадёшь поцелуй?! Жалкое, убогое зрелище! В кого ты превратился Хэ Сюань? Трус и вор! Тебе самое место в том мрачном, полуразрушенном болоте, где ты гнил последние годы!
Хэ Сюань вылетел из покоев Цинсюаня на улицу и, не находя выхода своим эмоциям, просто убрался подальше в темные аллеи сада. На что он рассчитывает, подходя все ближе, все теснее привязывая себя к тому, кто дрожит рядом от страха? Нелепые, глупые поступки. Почему так сложно перестать их совершать?
Хуа Чэн стоял у окна, рассматривая еще темное, но с одного краю слегка подернутое светлой полосой небо. Близился рассвет, и тишина казалась особенно пронзительной. Вдруг он заметил в саду движение — Хэ Сюань бродил среди деревьев, как неупокоенный дух среди могил. Сперва Хуа Чэн подумал связаться с ним и узнать, как прошел вечер. Но увидев, как тот прислонился к дереву и тяжело осел на землю, зарываясь пальцами в волосы, подумал, что, пожалуй, сейчас Черноводу меньше всего нужны дружеские подначки. Видимо, импровизированное свидание пошло не по плану. Правда, план этот принадлежал исключительно Хуа Чэну и Черновода он в него не посвящал, но что там еще было портить?
Хуа Чэн оглянулся на комнату, где в полумраке нескольких свечей на красных простынях спал его бог. Се Лянь вернулся далеко за полночь, довольный полученными результатами и желающий поделиться информацией, но Хуа Чэн развеял его напрасные попытки углубиться ночью в работу. Их общие покои лишь недавно накрыла тишина. Подойдя к кровати, Хуа Чэн пару минут любовался следами своих трудов на шее возлюбленного, а потом невесомо убрал с лица упавшую прядь. Он подумал, что действительно благословлен своим богом, раз умудрился за восемьсот лет не натворить таких глупостей, что гонят в глухую ночь, подальше от собственных желаний.
На востоке зажигались первые блики рассвета, Дом блаженства утопал в тишине и только два демона, один внутри, другой снаружи, вспоминали прошлое. В нем было много боли и потерь, только кому-то суждено было построить золотую лестницу к небесам, а кому-то - прорыть дыру до самого Диюя.