Глава 4. Изъян (2/2)

— В смысле, чтобы он копыта не отбросил, — с ноткой раздражения пояснил Адам.

— Дело в таблетках? — Кевин довольно быстро понял к чему он ведёт. — Откуда ты знаешь, что Эйден принимает?

— Не важно, — Адам неопределённо покачал головой и стянул с себя университетскую куртку, обнажая руки, плотно забитые сюжетом кельтской тематики. Он кинул её на спинку стула и начал лазить в шкафах. — Просто проследи, чтобы он, не знаю... с крыши не прыгнул, перепутав сон с реальностью, или в целом был жив к утру.

Адам наконец отыскал свою кружку и налил воды.

— Что. Он. Принимает? — Кевин прикончил сигарету, с силой вдавил окурок в стеклянную пепельницу, полную черных, пахнущих гвоздикой. — Я не собираюсь слепо исполнять указания человека, которого даже не знаю.

— Тебе плевать, если с твоим соседом что-то случится? — Адам недоверчиво посмотрел на Кевина.

— Да, — он и вправду был хорошим лжецом.

Адам молчал, выжидал, следил кто первый из них сдастся.

— На мой вопрос не так сложно ответить, — Кевин считал себя довольно упёртым, способным выстоять и повернуть беседу в нужном направлении. Неньютоновская дипломатия<span class="footnote" id="fn_38847148_0"></span> как говорил Джейсон. «Ты стоишь на своём, когда тебя пытаются сломить на полном ходу, но стоит успокоиться и ты становишься вполне податливым». Джейсон был очень умным. — И мы продолжим наш замечательный обмен советами.

— Ты разбираешься в лекарствах? — Адам мучительно вздохнул, Кевин молчал. — Или медицине? Или психиатрии?

Кевин зафыркал и негодующе посмотрел на собеседника.

— Будто ты во всём этом разбираешься.

— Отчасти моя специализация включает подобные знания. К тому же, — Адам принял горделивую стойку, — в моей семье есть человек, занимающийся наукой и помогающий мне в учёбе.

— С каких пор в ФБР занимаются наукой? — поёрничал Кевин.

— Придурок, у меня есть не только отец, — Адам даже позволил себе цокнуть и снисходительно посмотреть на Кевина.

— Рад за тебя, умник, — он вложил в последнее слово столько пренебрежения, сколько смог отыскать в своём уставшем теле; разговор уже начал утомлять и раздражать.

Оба опять молчали, и Кевин начал размышлять, что в принципе, сможет узнать о таблетках и другим способом, а присматривать за Эйденом он стал бы и без указаний Адама. С соседом уж точно творилось что-то неладное. Из-за самовольного приёма препаратов, или он чем-то болен? От такой мысли в груди появилось неприятное жжение. Отрицать странное поведение не было смысла, как и заниматься благотворительной опекой. Ну в самом деле, он ведь здесь, чтобы учиться, а почему-то уже ввязался в игру «спаси Эйдена от самого себя», причём игроков в ней больше одного. Наверное, нужно найти себе дополнительные спортивные занятия вместо друзей или отношений.

— Это очень сильные лекарства. Стимулятор и транквилизатор, — Адам скрестил руки на груди. — Что? Стало легче и понятнее?

Кевин не сразу понял, что обращаются к нему, видимо, Адам принял его долгие размышления за упорное противостояние.

— Эм-м. Подожди-ка, он на психоделиках? От них нет галлюцинаций?

Теперь настала очередь Адама быть тем самым человеком с потерянным взглядом.

— Нет. С чего ты решил, что он пытается словить кайф?

Мозг заметался между желанием перетянуть мяч на свою сторону, утаить информацию и перспективой узнать больше.

— На вечеринке с ним случилось что-то странное, — Кевин счёл разумным не выдавать всё и сразу. Адам охотно принял игру, похоже, не менее заинтересованный.

— От этих стимуляторов могут быть глюки, но для этого надо принять шутки четыре, — между темных бровей залегла глубокая морщина, выбритая полоса подчёркивала хмурость. — Итогом такой попытки поймать приход будет смерть. Оно того не стоит, проще закинуться Молли<span class="footnote" id="fn_38847148_1"></span>, а его колёса, скорее, для тех, кто не в состоянии себя заставить встать утром.

Руки до осознания головой происходящего достали пачку сигарет и чиркнули зажигалкой. Что-то не сходилось. Эйден, нападающий на Ноа и паникующий на улице, действительно никак не походил на того, кто искал удовольствий.

— Не могу сказать по количеству, — задумчиво произнёс Кевин. — При мне вечером он выпил одну, розовую.

— Это стимулятор, — Адам тоже подключился к мозговому штурму, будто они разгадывали загадку, а не обсуждали живого человека. — Но вряд ли это был первый на сегодня.

Кевин молча посмотрел на Адама, выражая вопрос только взглядом.

— Он был слишком взбудоражен для одной таблетки выпитой утром, — видя не сходящее с лица Кевина выражение он продолжал. — Очевидно, он принимает их утром, чтобы функционировать в течение дня. На ночь логичнее пить транки, чтобы заснуть, особенно, если не можешь сам. Но зачем он выпил их сейчас...

— Ты Эйдена по имени не зовёшь, чтобы не привязаться как к подопытному? — Кевин следил за нитью беседы, но и отмечать важные детали не забывал, потому что практически всегда теперь старался заставить свой мозг обращать внимание на мелочи.

— Эйден. Он. Какая разница? — Адам будто разозлился.

— Это называется человечностью, — сердито одёрнул Кевин. — В вашей семье, видимо, не в курсе.

— Иди нахер.

Адам отлепил себя от столешницы, в которую упирался.

— Не корчи из себя благодетеля. Ты вопросы задаёшь из любопытства, а не из человеколюбия.

— П-ф-ф, — Кевин выдохнул негодование вместе с последней порцией табака. — Он мой сосед. Откуда я знаю, чем ты его пичкаешь. Вдруг Эйден однажды решит зарезать меня ночью.

Смех Адама прозвучал внезапно приятно, притом что на Кевина парень произвёл впечатление опасного, грубого человека.

— Кто тут о человечности рассуждать будет, — он закончил смеяться и провёл по короткому ёжику волос. — Ты мысленно уже стал жертвой неуравновешенного соседа.

— Теперь на хер можешь идти сам, — Кевин сделал рукой жест, точно указывающий направление движения, и наметился пойти к выходу. — У Эйдена проблемы, и вылиться они могут в любой невероятный итог, — он прошёл мимо Адама и оказался в коридоре. — Скорее он навредит себе, но исключать нельзя ничего.

Вообще, Кевин ждал очередную остроту или попытку задеть — ну, или хотя бы обернуть его слова против него же. Не последовало ничего. Он обнаружил Адама стоящим спиной; что именно тот рассматривал, не было до конца ясно: то ли пустую раковину, то ли кружку в собственной руке.

— Сказать больше нечего?

Адам показал ему средний палец, даже не удосужившись повернуться лицом.

— Выход найдёшь, — сопроводил он свой жест словами.

Хлопать дверью Кевин не стал, хотя хотелось; выставлять себя психованным идиотом он не собирался. Происходящее вокруг Эйдена приобретало всё более странные тёмные оттенки, разглядеть в которых финал было очень сложно.

***

Эйдену было непросто признать факт правоты Адама. Эффект оказался действительно слишком сильным. До этого он не пробовал принять сразу две таблетки стимулятора в день, к тому же с алкоголем. Опыт оказался необычным, в какой-то мере устрашающим, в какой-то притягательным. День сменяла фиолетовая ночь, а её, в свою очередь, оранжевое утро. Эйден будто одновременно не выключался из жизни ни на минуту, в то же время иногда ловил себя на выпадении из кипучей реальности, но не такой страшной, как во время приступов. Словно спишь с открытыми глазами, продолжаешь жить, отрываясь от сознания. Может ли это послужить альтернативой? Сколько он сможет принимать по две таблетки в сутки и не спать, прежде чем сойдёт с ума окончательно или умрёт? Лекарственное отсутствие в собственном теле было не таким страшным — правда вопрос «не накроет ли вдвойне?» оставался открытым. Принимать транквилизатор, чтобы заснуть, он не рискнул.

Эйден ходил на какие-то занятия, не запоминая ничего: ни преподавателя, ни темы. Время напоминало жевательную резинку — оно то собиралось комком, то невообразимо растягивалось. В какой-то момент Эйден стал ощущать реальность несколько чётче, словно внутри начали выкручивать ручку переключателя в сторону увеличения. Он обнаружил себя на занятии по скалолазанию, вёл его уже знакомый преподаватель. Высоченные стены, утыканные специальными зацепами, нависали над сгрудившимися студентами; назвать стенами их в прямом смысле не поворачивался язык — скорее, Эйден характеризовал бы это как объёмный многоугольник. Из-за обилия цветов и невыносимой громадности создавалось ощущение, будто помещение вокруг сжимается и хочет раздавить тебя, как бесполезное насекомое.

— Можете не пялиться с тоской на скалодром, — гаркнул Асфорд. — Вам до его покорения как одноногой танцовщице до прима-балерины.

— Отвратительная шутка, — возмутилась Лекси, неприязненно скривив лицо.

— Мой мерзкий юмор — последнее, что должно вас волновать, мои нежные цветочки, — Асфорд ходил туда-сюда вдоль стоящих студентов, его речь походила на рычание. — Вы должны забыть о том, кто вы и что вы. Ваш пол, цвет кожи, ориентация, личные проблемы не имеют значения, когда вы заняты делом. Вы — инструмент, не человек.

— Как мило, — Акира то ли хотела поддержать подругу, то ли Асфорд её раздражал не меньше.

— Дамы сегодня очень разговорчивы, — преподаватель послал им безжалостную улыбку, не предвещающую ничего хорошего.

Эйден увидел, как к ним приближается человек с уймой снаряжения — клубками верёвок, блестящими карабинами и множеством ремней. Он не понял, чему удивился больше: тому, что это Адам, или тому, что его появление окатило тело крошечной волной паники.

— Сегодня мы отрабатываем навык экипировки, — Асфорд указал кивком на кучу, в которую Адам свалил свою ношу. — Вы учитесь надевать страховку и вязать узлы. Хочу, чтобы к концу занятия у вас были кровавые мозоли и понимание своих действий.

Асфорд взял один комплект и показал на себе как его надеть, закрепить и, самое сложное, — как завязать узел. Затем он велел всем взять по такому же набору и приступить к отработке. Сначала Эйден посчитал задачу несложной, но, когда дошло до дела, всё оказалось гораздо труднее. Во-первых, его плохо слушались руки: они мелко дрожали, а пальцы будто покрылись панцирем и отказывались сгибаться, как положено. Во-вторых, подводила память: если страховочную систему он смог натянуть, то узел показался головоломкой.

— Сколько ты уже не спал?

Перед ним стоял Адам и, учитывая обстоятельства, вопрос Эйден счёл весьма странным.

— Пытаешься понять, как поживает твоя лабораторная крыса? — Эйден распутал сотворённое нечто, назвать узлом которое нельзя было даже с натяжкой.

— Не вали всё на других, — Адам перехватил пояс, болтающийся на теле Эйдена, и стал регулировать для оптимального прилегания. — Ты сам на себе эксперименты ставил задолго до меня. Я лишь исследую плоды твоей деятельности.

— Ты свои действия всегда оправдываешь специальностью? — Эйден тяжело вздохнул, когда Адам подёргал затянутый пояс.

— Он должен сидеть достаточно туго, чтобы держать корпус, но не причинять дискомфорт, — Адам выглядел внимательным, погруженным в дело; о сосредоточенности свидетельствовала знакомая морщинка между красивых бровей. — Нет, не всегда.

Эйден вздрогнул и инстинктивно отшатнулся назад, когда пальцы Адама проникли под ножную петлю справа. Адам застыл, держа руки на весу и тревожно глядя в лицо Эйдена.

— Что-то не так?

— Ничего, — Эйден не узнал свой надтреснутый голос, тревога защекотала поясницу холодком. Он расправил плечи и постарался упереться ногами в пол.

«Всё в порядке», — он не подумал о необходимости настроиться на контакт в определённых частях тела. Опрометчиво.

— Можно? — Спросил Адам. Вежливая забота в голосе одновременно подкупила и озадачила Эйдена. Никак не вязалось с образом.

— Да.

Адам взялся за пряжку и продолжил регулировку как ни в чём не бывало. Эйден следил за ловкими руками, изгибом кистей, покрытых венами, длинными привлекательными пальцами с выделяющимися костяшками, сбитыми после драки; мозоли свидетельствовали о постоянных спортивных нагрузках. Адам не был опасливым мальчиком, сидящим только за учебниками. Пускай он и не мог похвастаться горой мускулов, но точно был крепок и хорошо сложен, а его мышцы достаточно натренированными. Адам закончил со второй ногой и просунул руку под ножной обхват, внутреннюю сторону бедра Эйдена свело вихрем мурашек.

— Здесь должна проходить ладонь, запомни, — Адам удостоверился в должном прилегании экипировки и взялся за верёвку. Он не смотрел в лицо Эйдена, но тот вдруг понял, что ему стало жарко, а щёки вспыхнули.

За медикаментозным отсутствием сна Эйден совсем позабыл про лезвия. Он давно — по собственным меркам и нормам — не усмирял тело и желания. Не указывал налипшей на душу тьме место для её грязных фантазий. Давно себя не контролировал. Странно, что в растяжимом препаратном дурмане, длившемся довольно долго, Эйден не нашёл места для вины.

— Почему бросил спорт? — Адам продел верёвку под страховочный пояс и остановился.

Эйден осмелился поднять взгляд, но ответного не встретил, — Адам рассматривал его фигуру.

— Видно, что ты чем-то активно занимался, — он перекручивал и распускал между собой две части, действия не были похожи на те, что показывал Асфорд. — Но сейчас теряешь форму. Чем лекарства лучше спорта?

Адам неожиданно отвлёкся от бестолковых манипуляции и посмотрел прямиком в глаза Эйдену. Испытующе, с горячим любопытством. Он так и смотрел, пока Эйден не понял, что растерянность красноречиво отразилась на его лице, а на губах Адама от этого появилась короткая, плутоватая улыбка.

— Ты всегда такой мудак или только по средам? — заворчал Эйден.

— Сегодня понедельник, — улыбка Адама померкла. — Значит, для тебя прошло три дня.

— Что тут у вас за проблемы? — рокочущий Асфорд словно из-под земли вырос. — Обмениваться любезностями будете после занятий. Адам, ты тут как опытный спортсмен, а не как приятный собеседник.

— У моего подопечного проблемы с памятью.

«Находчивый мерзавец», — заключил Эйден, новое придуманное прозвище ему понравилось.

***

— Не нужно слёз, мой мальчик, — дядя Дэниэл опустился на диван рядом с Эйденом, сутана, шурша, растеклась вокруг. — Это не изменит твоей сути.

Один из одноклассников, с которым Эйден проводил так много прекрасного времени и считал другом, осмелился поцеловать его. В глазах того парня была кипящая страсть, неудержимое желание, жгучая похоть. Поцелуй был слишком горячим и приятным. Эйдену он понравился. Ещё больше ему понравилось то, что произошло дальше. Трогать, ощущать, дрожать и задыхаться в чьих-то руках. «Друг» сказал, что это нормально. Эйден считал — это стыдно и плохо, вдвойне ужасно было осознавать полученное удовольствие, когда всё закончилось и пелена греха спала.

Конечно же он рассказал всё дяде, ведь тот знал его главный порок и, будто издеваясь над мечущейся душой, заставил изложить все подробности. Эйден не собирался плакать, он изо всех сил сдерживал тяжёлую руку отчаяния, что пыталась сдавить горло. Мама всегда говорила: «Твои глаза — это океан». Сейчас океан рвался затопить его солёными водами боли. Он уже большой — четырнадцать лет не возраст слёз, мальчики вообще не должны плакать, мальчики должны быть стойкими. Мальчикам не должны нравиться другие мальчики. Одна крошечная слеза скатилась по щеке, Эйден быстро утёр её, но дядя Дэниэл успел заметить.

— Почему я? — вопрос, который Эйден задавал себе очень и очень давно.

— Ах, мой мальчик, — дядя всплеснул руками, положил одну ему на плечо, и Эйден сгорбился под её грубой тяжестью больше прежнего. — Господь посылает нам испытания, такова его воля.

— А вы... — тошнота кислотой собралась в глотке. — Вы и я? — слова не хотели принимать форму мыслей.

— Эйден, дорогой, — пальцы сдавили плечо. — Я видел в тебе изъян с самого начала и изо всех сил пытался отвратить, но не смог.

Дядя горестно вздохнул. Эйден почувствовал себя виноватым в собственной аморальности желаний. Дядя Дэниэл давно оставил попытки «отвращения», из-за чего Эйден чувствовал себя покинутым.

— Есть ещё один способ, — дядя взял его за руку, закатал рукав толстовки и провёл гладкими и мягкими, как у женщины, пальцами по предплечью. — Усмирять плоть можно по-разному.

Эйден с надеждой взглянул в глаза мужчины — тот встал, прошёлся до стола, извлёк из ящика какой-то маленький, прозрачный пакет. Снова сев рядом, он протянул его племяннику.

— Открой.

В голове не было никаких предположений о содержимом. Разве существует нечто, способное исправить бракованное тело?

Внутри оказались блестящие острой новизной лезвия и бинт.