Глава 3. Отчуждение (1/2)

Больше всего в жизни Эйден любил разрушать, считал это своим нетривиальным хобби — конечно же, самым главным проектом был он сам. Проект был ещё довольно молодой, зато весьма перспективный. Его руководитель набирался опыта и не гнушался пробовать грязные способы, например, совмещать два вида рецептурных таблеток и лезвия. По мнению Эйдена, здесь не хватало чего-то для души, дополнительно к уничтожению внешней оболочки.

— Зачем лезть в драку, если даже сдачи дать не можешь? — он стоял над лежащим на полу Зигом засунув руки в карманы.

— Могу, просто вы как на подбор отбитые, — Зиг долгим взглядом посмотрел на руки Эйдена, те по-прежнему были в карманах. — От вас таких и палкой не отмашешься, — Зиг запыхтел и поднялся.

Самосовершенствоваться для Эйдена звучало как бесконечная дрочка на самого себя. Это просто, приятно и жутко бессмысленно.

— Тогда тем более не надо злить психов вроде нас, — Эйден нарисовал на лице свою самую острую улыбку; ему нравилось, когда все вокруг считали его ненормальным.

— Если ты пришёл поучить меня жизни, то обратился не по адресу, — Зиг отряхнул одежду, хотя смысла особого данный жест не имел; Эйдену показалось, что он, скорее, скидывал с себя ощущение чужих рук. — Черт! — тот провёл ладонью по разбитому лицу и тихо зашипел, нащупав пальцами большую ссадину на скуле. Костяшки покрывали свежие ссадины — красовались поверх старых, успевших начать заживать.

Эйдену хотелось разрушить нечто прекрасное, поэтому он жалел, что смазливое лицо Зига разукрасил не он. Это было бы всё равно, что разнести на осколки античную скульптуру и полюбоваться обломками — почти до тряски в коленях восхитительно. Зиг ощупал пальцами бритую голову в поисках повреждений, короткий ёжик волос испачкался кровью. Кровь была и на белой майке под курткой, и на голых ключицах, которые открывал вырез. Со своей выбритой бровью, грубыми, но красивыми чертами лица и колючими краями кельтских узоров — наверное, у Зига были забиты как минимум плечи, — он напоминал молодого скандинавского бога.

— Тебе чего? — Зиг переключился с проверки собственной целостности на Эйдена. Обвёл коротким, но метким взглядом, словно оценивал. — С собой ничего нет. Ты ж недавно брал, вроде.

— Я не за колесами, — оскорблённо ответил Эйден. — Хотел узнать, на хрена ты ставки делаешь на нас.

Зиг фыркнул.

— Тетрадь Бэна, ему вопросы задавай.

— Так я тебе и поверил, — Эйден приблизился. — У этого увальня мозгов не хватит такое придумать, а вот тебе... — он многозначительно замолчал.

Зиг налепил на лицо кривую ухмылку.

— Для наркомана ты слишком много размышляешь.

Его совершенно блядские зелёные глаза — других эпитетов у Эйдена не нашлось — стали ярче.

— Я не наркоман, — обозлённо ответил Эйден, зашарил руками по карманам брюк и достал сигареты. — Будто сам не принимаешь.

Он нарочно задел плечом Зига, когда уходил. Внутри курить было нельзя из-за датчиков. Улица встретила горной прохладой, запахом табачного дыма и пьяным смехом. Спустя считанные секунды за спиной хлопнула дверь.

— Закончить разговор тупо сбежав — конченный способ, ты в курсе?

Зиг легко толкнул Эйдена в спину и встал рядом. Эйден как раз прикуривал и чуть не спалил себе брови соскочившей с кончика сигареты спичкой, губы от злости смяли фильтр.

«Уёбок».

— А тебе есть что ответить? — со второй попытки ему удалось закурить, и он нарочно выдохнул щедрую порцию табачного дыма в сторону Зига.

— Я не наркоман, — Зиг сделал недовольное лицо.

— Что не так с Тайлером? — Эйден порой был непредсказуем, как июньский снег. — Ты назвал его другим именем. Что-то знаешь?

Зиг расхохотался глубоким, зловещим смехом.

— У тебя ещё есть шанс вернуться в ряды нормальных людей, мозг соображает, — он похлопал Эйдена по плечу. — Думал, ты совсем овощ, раз на транках сидишь, от которых у некоторых память отшибает.

— Пошёл нахуй, — Эйден грубо оттолкнул чужую руку. — Не твоё собачье дело, что я употребляю и почему.

Он словно моментально оброс длинными колючками, как у дикобраза, а внутренности вывернулись и набили пустую оболочку гнилой листвой — той самой, что лежала сейчас под ногами и издавала сырой, прелый запах. Зиг молчал, даже язвить не пытался. Эйден украдкой глянул на него, тот, отвернувшись, смотрел куда-то вдаль.

— Погугли «Стейнер», поиском пользоваться явно умеешь, — Зиг как будто хотел огрызнуться, а прозвучало как извинение. — Поймёшь, не тупой. Вроде, — добавил после паузы.

Боковым зрением Эйден увидел слепящие огни фар, уловил басы музыки, сотрясающие воздух. Элегантная чёрная «мазерати» притормозила в десяти сантиметрах от их ног. Опустилось стекло со стороны водителя, оттуда высунулся нелепый кучерявый парень, щекастый и румяный, никак не походивший на владельца такой машины. Между передними сиденьями показалась блондинка с вызывающе большими губами и крикнула:

— Адам! Ты последний! — она укуренно заржала, Эйдену захотелось кинуть ей в лицо свою сигарету.

— Я думал, тебя Зиг зовут, — сказал он с недоумением.

Не то чтобы ему в принципе было дело до настоящего имени Зига — или как_его_там

_Адама, — в конце концов, какая разница, как именует себя твой дилер.

— Думаешь, моя мать так сильно меня не хотела, что назвала идиотским именем? — Адам встал спереди, раздражающая блондинка пропала из поля зрения. — Зигмунд — это прозвище.

— Дебильное прозвище, — теперь Эйден смотрел прямиком на лицо Адама, и в голове родилась шальная мысль: подпортить его выбритую бровь оранжевым огоньком в собственной руке. — Твои друзья — идиоты без фантазии и юмора.

— Эй! — Адам постучал длинным пальцем по его груди. — Не забывай кто твой дилер, чувак.

«Сучоныш».

— И что? Не продашь в следующий раз? — вызывающе бросил в него Эйден.

Адам ответил не сразу — выдержал то ли театральную паузу, то ли взял время на придумывание ответа.

— Продам, — он почему-то быстро замолчал, как если бы заставил себя это сделать, утаивая мысли, запечатывая их за сомкнутыми губами.

«О, ну точно не второй вариант», — заключил Эйден.

— Бывай, старик, — Адам слишком быстро скрылся в машине, Эйден не успел прочесть выражение его лица в неверном свете фонарей.

Мазерати взвизгнула резиной по асфальту и умчалась на очень уж большой для кампуса скорости в ночь.

***

Вопреки всем стараниям память Эйдена была в целости и сохранности — в идеальном, мать его, состоянии. Будто постоянно подвергалась реставрации, стоило появиться хоть крошечному сколу. Ему хотелось забить реставратора битой до смерти, но это сложно сделать с самим собой. Поэтому он до сих пор помнил, когда это началось. С безобразной отчётливостью, с омерзительной точностью.

В тот день отвратно жизнерадостное солнце палило с самого утра, ничего необычного для лета. Только с тех пор солнечные дни вызывают у него отвращение.

— Дорогой, поскорее, — сказала мама своим ангельским голосом; она всегда была нежна с сыном, но Эйден умел отличать интонации её ласковости. Сейчас она нервничала стараясь держать лицо. — Дядя Дэниэл нас ждёт.

Эйден выпрыгнул из машины, резиновая подошва кед тихо приземлилась на асфальт.

— Почему я не могу просто остаться дома? — он захныкал, разочарованный необходимостью куда-то тащиться в несусветную рань.

— Эйден, детка, — она всё же нашла минутку и присела рядом с ним. Тёплая и мягкая ладонь легла на щёку; от мамы пахло лавандой, а вся она блестела сиреневым атласом своего платья. — Ты ещё маленький оставаться один.

— Но мне уже пять! — детскому возмущению не было предела, он-то себя не считал каким-то несамостоятельным.

Мама мягко улыбнулась.

— Я волнуюсь за тебя, — она так просто в этом призналась, Эйдену даже стало немного стыдно. — Келли пока что уехала на каникулы и не сможет посидеть с тобой. Зато дядя Дэниэл согласился, тебе понравится у него.

Келли была их соседкой старшеклассницей, она нравилась Эйдену в качестве няни, потому что они взаимно не мешали друг другу и каждый занимался чем угодно без зазрения совести. Эйден ел чипсы и бесконечно смотрел телевизор, Келли целовалась со своим парнем и с ним же курила травку на заднем дворе.

— Я вернусь с работы и привезу тебе мороженое, договорились?

Эйден кивнул, мама взяла его за руку, и они направились к маленькой искрящейся белокаменной церкви — единственной в их крошечном городке. Его дядя — священник, отец Дэниэл — самый уважаемый человек в маленькой общине. Здание тянулось вверх, будто хотело казаться больше, и напоминало новенькую статуэтку, место которой на полке с коллекцией таких же — идеальных, крошечных копий человеческой жизни. Неестественно зелёные, густые кусты вишнёвого лавра обступали Эйдена и его маму, листья успокаивающе шептали на ветру. Позже они будут казаться немыми сообщниками, подначивающими к пошлым идеям. Пахло влажной землёй и сухой травой, но воздух был колким и неприятным. Позже Эйден понял — так ощущалось приближение перелома в жизни. Мама с трудом открыла тяжёлую дубовую дверь, они миновали остроконечный портал и остановились. Внутри пахло растопленным воском и удушливыми благовониями.

— О, Ша́рлотт, моя любимая сестра, — дядя Дэниэл распростёр руки, сутана вторила движению, теперь мужчина походил скорее на зловещего духа. Эйдену стало не по себе. Отчего-то собственный дядя всегда вызывал у него дурноту и страх.

— Привет, — а вот мать совсем не чувствовала то же самое, она приветливо обнялась с братом. — Спасибо, что согласился присмотреть за Эйденом. Обещаю, он будет послушным мальчиком.

— Как же я мог отказаться, моя дорогая, — дядя баюкал руки Ша́рлотт в своих и до́бро улыбался. Эйдену эта улыбка показалась неприятной.

— Как мальчики?

— Ох, — дядя махнул рукой так, словно ему пришлось смириться с собственным бессилием. — Родители Беллы их ужасно балуют, но они хорошо проводят время в Калифорнии.

Мама молчаливо улыбалась, её невесомая рука опустилась на плечо Эйдена и мягко подтолкнула вперёд.

— Не бойся, Эйден. Это ведь твой дядя. Уверена, вы найдёте чем заняться, — она поцеловала сына в макушку, аромат лаванды опал на Эйдена сверху тонким облачком. — Спасибо тебе ещё раз за помощь, — теперь она обратилась к брату.

Потом Эйден смотрел, как она уходила, сиреневое платье переливалось в скромном освещении храма. Как только дверь оглушительно захлопнулась, на плечо легла более тяжёлая рука дяди, он сжал пальцы, не больно, но ощутимо.

— Ты ведь никогда не был в ри́знице? — вежливо спросил он. — Сегодня сможешь побывать там, где другим не дозволено.

Эйден запомнил пыльный запах старых книг и тяжёлых тканей, наполнивший воздух. С тех пор он на дух не переносил библиотеки.

Именно в тот самый день закончилось его детство и по душе пошли мелкие трещины.

***

Он выкуривал уже третью сигарету, прислонившись спиной к холодной шершавой стене. Лживый свет фонарей медленно плыл перед глазами, превращался в бензиновые разводы на воде, пульсировал, искажался вместе с пространством. Эйден поднял руки к лицу, даже не заметив, как сигарета выпала из разжатых пальцев и покатилась по асфальту. Он смотрел на искажающиеся пальцы — они то вытягивались, то уменьшались; неестественно длинные, неестественно короткие, будто сделанные из пластилина.

— Этот Зиг — урод, — звук голоса был странным, как из-под толщи воды и одновременно писклявый. — Что с тобой?

Перед Эйденом стояло нечто странно-синее сверху, черты его пластикового лица искривлялись — Эйден не помнил определение слова «лицо», но понимал, для обозначения чего оно используется, — глаза собрались в кучу и уменьшились, а рот уполз в сторону. Эйден вдруг с пугающей ясностью ощутил, как сердце мечется, запертое в груди и полное животного ужаса. Он начал отступать от существа, хватая воздух трясущимися руками. Нечто было знакомо и незнакомо одновременно. Настоящее и плоское, словно рисунок из книжки.

— У тебя всё в порядке? — нечто изогнуло голову под неестественным углом.

Эйден закрыл глаза и прижал ладони к ушам.

— Хватит, хватит, хватит, — непонятно кого он пытался убедить, собственный мозг или дикую реальность. Что-то было не так, и от этого хотелось биться в истерике.

— Эйден!

Он запнулся о бордюр, едва удержался на ногах, замахал руками. В подвале грохотала музыка, ночной бодрящий ветер взъерошил волосы. Вдохнуть достаточно, вдохнуть и не захлебнуться кислородом, вдохнуть и понять дыхание как принцип. Эйден почувствовал, что вся спина пропиталась потом и его трясёт от влажного холода. С минуту рассматривая девушку перед собой, он с огромным усилием вспомнил имя.

— Лекси, — голос был чужим и охрипшим.

— Тебе нужна помощь? — она очень странно смотрела, с опаской и беспокойством одновременно. — Ты что-то принял? У тебя приход?

«Нет, нет, нет. От моих таблеток нет галлюцинаций, они не так работают. Это ведь была галлюцинация? Так не может быть в реальности», — он рассуждал, задавал вопросы сам себе и не получал ответов.

Эйден пожалел, что не носит в кармане лезвия — наверное, стоило начать. Нужно сделать хоть что-то для собственной стабилизации, найти якорь.

— Может, отвести тебя домой? — Лекси осмелилась подойти капельку ближе. — Я могу присмотреть за тобой, пока не отпустит.

«От бешеных животных нужно держаться подальше, Лекси», — Эйден пребывал в тревожной прострации, падал в самого себя, в постепенно развергающуюся бездну души.

— Я не наркоман, — он начал давить нижней частью ладоней на глаза так, будто хотел вмять их в череп. — Не наркоман.

— Хорошо, хорошо, — Лекси начала тараторить. — Послушай, скажи, что нужно сделать.

— Мне нужно... нужно... ощущать, — он попытался впиться в ладони ногтями, слишком слабо, не та интенсивность чувств, нет даже намёка на боль.

Слабый выдох, болезненный вдох. Рука Лекси застыла на половине пути, она так и не осмелилась прикоснуться к плечу Эйдена.

— Мне нужен Ноа, — больной мозг пришёл к единственному доступному сейчас варианту.

— Ноа? Зачем? Я могу побыть с тобой.