Глава 15. Немилостив со мною он (1/2)
Вино в бокале Уилла светилось красным, когда он смотрел сквозь него на уютный огонь, который Ганнибал развел всего несколько минут назад. И вот сейчас Ганнибал опять устраивался на мягкой скамье рядом с Уиллом — поднимая руку, чтобы положить ее на его плечи. День за решетчатым окном был ярким, ясным и очень холодным — порывы ветра гнали ледяные кристаллы, царапающие стекло, словно песчинки.
Женщина напротив них развалилась на кресле, подняв одну ногу и свесив ее через подлокотник. Ее пепельно-русые волосы были туго заплетены вокруг головы, и она носила кожаные бриджи с блузкой, кожаный же камзол со шнуровкой и высокие сапоги. У нее были те же благородные черты лица, что и у Ганнибала, те же глаза, те же горделивые губы — но всему этому была присуща прекрасная женственность.
— Следует ожидать весеннюю свадьбу, — сказала она, покачивая покоившейся на подлокотнике кресла ногой. — Это дает Албеску время на приезд без преодолевания перевала по глубокому снегу. Время, чтобы найти или сделать подарки.
Какими бы разумными ни были ее слова, они превратились в бессмысленный гул, когда Ганнибал пошевелился, обняв Уилла за талию и потянув его на свои твердые колени. Уилл откинулся на него с застенчивой улыбкой. Глоток вина, и он устроился, прислонившись спиной к груди Ганнибала, наслаждаясь прикосновением его губ к шее Уилла, к коже чуть ниже уха.
— Но до этого еще несколько месяцев, — жалобно сказал Уилл, а Ганнибал обхватил рукой его бедро.
— Не выдержите так долго, не так ли? — женщина откинулась на спинку стула, пытаясь изобразить недовольное лицо, хотя, похоже, не могла сдержать улыбку. — Мэри, матерь Божья, вы двое хуже, чем конюхи после слишком большого количества яблочного бренди.
— Миша, у тебя сердце из камня, — мягко пошутил Ганнибал — его слова ощущались успокаивающим урчанием в его груди, и Уилл чувствовал, как они плавно стекают по его спине.
— Или что-то еще каменное, — Уилл запрокинул голову, чтобы прошептать это на ухо Ганнибалу. Рука на его ноге предупреждающе сжалась, когда Миша закатила глаза и измученно вздохнула.
— Я предлагаю решение этой ситуации, — Миша осушила свой бокал с вином и поставила его на стол между ними, затем уперевшись локтями в колени. — Я поговорила с отцом Дэвисом. Он не будет вдаваться в подробности, но он понимает затруднительность положения. Он просто продолжает повторять эту строфу из «Послания к Евреям». «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно; блудников же и прелюбодеев судит Бог». Что, как я думаю, наводит на вопрос — что именно в глазах Бога является «порочением»?
— Мне приходит в голову несколько вариантов, — снова прошептал Уилл Ганнибалу. Рука на его ноге сжалась почти до боли. Уилл отплатил тем, что передвинулся так, что его ягодицы прижались к явственному очертанию члена Ганнибала под его бриджами.
— Ганнибал, — в голос Миши просочилось раздражение. — Ты сказал, что хочешь благочестивый брак. Я поговорила с Ребой, и мы думаем — ради всех в этом проклятом замке — что ты, — на этом слове она посмотрела прямо на Ганнибала, — как занимающий высшее положение в этом союзе, должен решать, как трактовать это слово. И если произойдет нечто, выходящее за рамки этой трактовки… — она пожала плечами, наливая себе еще один бокал вина. — Ребе нужно немного отдохнуть. Она уже три недели подряд бегает за вами двумя.
— И за эти недели ничего не случилось. Я поклялся честью, — возразил Ганнибал, теперь массируя ногу Уилла одной рукой, а другой обхватив его живот.
— Ты совершенно уверен, что Албеску даст свое благословение?
— Да, — ответил Ганнибал, а Уилл кивнул в уверенном согласии.
— Он сказал это перед моим отъездом, — добавил Уилл.
— Ты скажешь что угодно, чтобы получить желаемое, — съязвила Миша, вновь вытягиваясь в кресле и перекидывая ногу через подлокотник. — Маленький демон. Красноречивый сатана. Итак, как только будет доставлено послание, и вы получите благословение, вот мое предложение, — она полезла за корсаж и достала небольшой листок бумаги, исписанный ее почерком.
Уилл наклонился вперед и выхватил его. Несмотря на то, что он рассмеялся, он почувствовал, как его щеки вспыхнули.
— Что это?
— Что-то вроде контракта, — объяснила Миша, когда Уилл передал листок Ганнибалу. — После вашего официального обручения, вы двое будете хранить брачное ложе неоскверненным — в зависимости от вашей трактовки этого слова. Как видите, я записала свою интерпретацию «Священного Писания».
Ганнибал улыбался, его темные глаза сияли в тусклом свете камина, когда они с Уиллом читали предложенные условия:
«Порочение брачного ложа произойдет лишь в том случае, если пара будет заниматься деятельностью, которая приведет к деторождению (если кто-то из пары будет способен на это) или сопоставимым телесным действием. Следственно, в день свадьбы девственность обеих сторон все еще будет нетронутой в глазах церкви, поскольку предназначением брака является связь через деторождение, даже если в конечном итоге дети будут усыновлены.
Другие условия — пара НЕ может находиться наедине после наступления темноты. Пара НЕ может проводить ночь в постелях друг друга. Пара НЕ может заниматься откровенной деятельностью там, где ее можно либо увидеть, либо услышать. Пара БУДЕТ проявлять здравый смысл и осмотрительность. Каждый из пары БУДЕТ посещать мессу ЕЖЕДНЕВНО и исповедоваться ЕЖЕНЕДЕЛЬНО, однако любовные действия, которые не порочат супружеское ложе, не считаются грехами и не требуют исповеди.»
— Моя сестра теолог, — похвалил Ганнибал, передавая листок Уиллу, посмеиваясь над тем, как покраснело его лицо. — И моя любовь, мой буквально алеющий жених. Не такой бесстыдный, как ты предполагала, — это он сказал Мише.
— Мы пришли к соглашению?
Именно в этот момент они услышали, как дверь с вырезанным на ней Древом Жизни распахнулась, и послышался звук шаркающих шагов. Влетела Марисса, таща Ребу за собой за руки.
— Граф Лектер! Гонцы вернулись! Они хотели, чтобы я позвала вас вниз, но Реба ткнула их своей тростью, а я украла письмо, и вот оно! — она практически швырнула его им. Соскользнув с колен Ганнибала, Уилл поймал письмо и передал его Ганнибалу. Желудок Уилла скрутило — у дяди не было причин отказывать им, но что, если…
Ганнибал разломал печать, вытащил пергамент и пробежался взглядом по написанному.
— «С величайшей радостью даю вам свое разрешение», — прочитал он, затем отбросил письмо через плечо и притянул Уилла к себе, слившись с ним в яростном поцелуе. Марисса взвизгнула, а Реба с Мишей, облегченно смеясь, взволнованно заговорили друг с другом.
— Мы-согласны-на твои условия, — Ганнибал умудрился оторваться от губ Уилла, приподняв подбородок, когда Уилл поцеловал его шею, спускаясь вниз, к раздражающему барьеру воротника. — Сейчас день. Уходите — все вы…
— Слава Богу, — с облегчением воскликнула Миша.
— Помните о чести, вы оба — вам дарована великая свобода, но не смейте заходить слишком далеко! — голос Ребы становился тише, пока две другие женщины выводили ее из покоев. Дверь захлопнулась, и они услышали щелчок замка.
Уилл переместился и наклонил Ганнибала на бок, затем навалился на него, прижав его к скамье, шире раскрывая его рот — больше, наконец, наконец! Ганнибал пытался что-то сказать, но Уилл не дал ему ни секунды, чтобы заговорить. Он соединил их губы, вслепую нащупывая шнурки рубашки Ганнибала, не дающие доступ к шее, отчаянно дергая их и только завязывая узел туже. Наконец Ганнибал схватил его за плечо и поднял руку, чтобы схватить прядь волос, оттянув его голову назад.
— Я заказал прекрасную кровать — не хочешь воспользоваться ею?
— Нет, — отказался Уилл, но это слово прозвучало сквозь смех, который стал лишь громче, когда Ганнибал впился пальцами в бока Уилла, заставив его извиваться в сладостной агонии. Ганнибалу удалось встать и поймать запястья Уилла, удерживая его руки в стальной хватке. Уилл сделал несколько рывков вполсилы, но был только счастлив сдаться, тряхнув головой, чтобы откинуть непослушные волосы с лица.
Теперь Ганнибал целовал его, все еще крепко удерживая за запястья. Он остановился лишь для того, чтобы потянуть Уилла и поднять его на ноги, в свои объятия. Уилл крепче обхватил руками шею Ганнибала и запрыгнул на него, надеясь застать его врасплох. Но Ганнибал был готов, схватив его за ягодицы, и, когда Уилл обхватил Ганнибала ногами, тот с легкостью поднял его.
— Готовы опорочить меня, граф? — поддразнил Уилл, пока Ганнибал нес его к двери.
— Я готов сделать все, кроме этого, — прорычал Ганнибал, покусывая кожу на челюсти Уилла.
Когда Ганнибал — его жених — нес его через дверь в спальню, Уилл наморщил нос. Что-то здесь пахло смертью. Он поднял голову с плеча Ганнибала и судорожно выдохнул. Они больше не были в замке. Он видел дверной проем — ведущий обратно в гостиную, в которой они были с Мишей — парящий в воздухе, словно какой-то портал. Теперь Ганнибал нес его через площадь Митр. К кровати с балдахином в виде листьев, да, но она стояла не в уюте спальни в замке Лектер, а на площади Митр в Лондоне, возле каменной ограды…
И там была она. Кэтрин Эддоус, распростертая на брусчатке в луже крови — выпотрошенная, с изрезанным лицом. Когда Ганнибал положил его на кровать, Уилл застыл — его взгляд был прикован к телу, он был пойман в ловушку между ужасом и наслаждением, пока Ганнибал целовал его шею и ласкал внутреннюю сторону его бедер через одежду, настойчиво поглаживая твердую выпуклость на бриджах. Уилл безудержно застонал и упал на спину на кровать, в то время как Ганнибал обхватил его ногами, надавил на бедра и потерся о него.
— Г-ган… — попытался сказать Уилл. Разве Ганнибал не видел то же, что и он?
Из переулка выскочил Абель Гидеон, держа в одной окровавленной руке почку Кэтрин, пережевывая ее кусочек — по его подбородку стекала кровь.
— О боже… ужин и представление! — он прислонился к стене и снова откусил от почки, с ухмылкой поглядывая на них.
Каким-то образом желание прорвалось сквозь ужас. Уилл сосредоточился на лице Ганнибала, когда тот наклонился, расшнуровывая дублет Уилла, помогая ему выбраться из него. Он отбросил его в сторону, и Абель Гидеон похабно засвистел. Уилл пылко обхватил Ганнибала, пытаясь позволить их тяжелому дыханию заглушить отвлекающие звуки. «Это не по-настоящему, это не может быть по-настоящему — если только Гидеон не настоящий, и эта кровать не настоящая, и какой тогда я?..»
«Я не знаю, кто я» — попытался сказать он, но вышло:
— Я… люблю тебя, Ганнибал!
Ганнибал обнял Уилла за шею и прижал его к кровати, стискивая — сильно, но с любовью подавляя, и двигая бедром между ног Уилла.
— Я хочу видеть тебя — всего тебя, — прорычал он, его голос прозвучал как любящее мурлыканье, в то время как его свободная рука тянула шнуровку рубашки Уилла, распахивая ворот мягкого белого одеяния.
— О, я тоже хотел бы увидеть, — сообщил Гидеон, с зажатым в зубах кусочком почки. Уилл бросил на него взгляд и быстро отвернулся, пытаясь заставить себя забыть окровавленные челюсти, чавкающие сырым органом. — Это лучше, чем «Мулен Руж»!
— Задерни полог, — выдохнул Уилл, лаская затылок Ганнибала, который уткнулся лицом в шею Уилла, его ключицы, грудь и ниже — целуя, прикасаясь к коже зубами, нежно прижимаясь языком.
Ганнибал со смехом отстранился.
— Полог не сможет скрыть нас от Бога, любовь моя. Мне нужен свет, чтобы видеть тебя.
«Но я не хочу, чтобы ОН видел!..»
Уилл чувствовал, как его бросает в жар, становилось все жарче, когда Ганнибал высвободил рубашку из-под пояса бриджей и наклонился к молочной коже плоского живота Уилла, целуя ее и жадно сжимая пальцами его выпирающие бедренные кости.
— О Боже, — пробормотал Уилл, выгибая спину, и будучи не в силах остановить слетающие с губ слова. Ганнибал остановился только для того, чтобы грубо потянуть за ткань, чтобы помочь Уиллу стянуть рубашку через голову и отбросить ее.
Ганнибал тяжело дыша замер, откидывая волосы Уилла со лба, для начала обласкав глазами, окидывая взглядом раздетого по пояс Уилла.
— Идеальный, — выдохнул он.
— Не уверен, что выразился бы так, но… — сказал Гидеон, а затем хихикнул. Это был влажный, хлюпающий звук. Его рот опять был полон.
Уилл и Ганнибал, улыбаясь своей торопливой неуклюжести, освободили Ганнибала от верхней части его одежды, и Уилл с жаждущим удовлетворением громко вздохнул, проведя руками по волосам на его груди, ощупывая его упругий живот и мускулатуру груди, прежде чем схватить его за шею и притянуть к себе, вновь требуя поцелуев. Наконец-то их кожа соединена, так много кожи на коже, бархата, заветного тепла.
— Кэтрин, тебе правда стоит это увидеть. Ты многое теряешь. Ой, погоди, у тебя же больше нет глаз, как жаль.
Гидеон держал в руках мертвую женщину, пытаясь расположить ее так, чтобы она могла видеть кровать, а затем снова уронил ее на землю с тошнотворным шлепком. Уилл помотал головой, пытаясь отгородиться от них — его член был настолько твердым, что он не мог этого выносить: отсутствие разрядки казалось смерти подобным.
— Пожалуйста, — неожиданно для себя умоляюще выдавил он — не зная, к кому он обращается, и о чем умоляет.
Опять пробормотав что-то глубоким голосом, Ганнибал стащил с него оставшуюся одежду, проведя языком по внутренней стороне бедра Уилла, и, наконец, положив руку на его член, проводя большим пальцем по щели.
Всего несколько движений, быстрее, чем длится глубокий вдох — и Уилл кончил, выгнув спину над кроватью. Ганнибал дождался, пока его дыхание замедлится, прежде чем снова поцеловать его, с трудом выбираясь из оставшейся на нем одежды.
Уилл сел, все еще тяжело дыша. Он чувствовал себя так, словно, если бы он мог видеть себя со стороны — он бы увидел свет, идущий из источника глубоко внутри него. Уилл не мог подобрать слов. Он прижал Ганнибала к кровати, уложив его головой на подушки, и нетерпеливо устроился между его ног.
Ганнибал был большим, и хотя Уиллу после тайных ощупываний уже было известно, что он был щедро одарен, но видеть его полностью возбужденным — это было совсем другое дело. Уилл был потрясен ощущением чистой привязанности, которое он испытывал именно к этой части тела своего возлюбленного, и тем, как легко он открыл рот и заглотил его, пока разум прокручивал все то, о чем он узнал от более опытных друзей.
— Посмотрите, какой энтузиазм, — похвалил Гидеон, бросая остатки почки Кэтрин на ее выпотрошенное тело. — Вам нравится, инспектор? Сосать член так же весело, как и выпустить в меня шесть пуль? Или убивать было лучше?
Уилл подавился и запнулся, попав членом неподходящее место в горле. Ганнибал наклонился и взял его за руку, успокаивающе сжав ее.
— Ты самое прекрасное, что я когда-либо видел, — сказал он — от желания его голос стал глубже, а глаза потемнели.
— Но не самое прекрасное, что ты когда-либо видел, — напомнил Абель Гидеон Уиллу, опираясь плечом на столбик кровати. — Расплата. Правосудие. Месть. Лучше, чем секс, не так ли, инспектор Грэм? — он бросил на кровать револьвер Уилла. Тот приземлился рядом с рукой Уилла, которую он вытянул на одеяле, пытаясь извлечь симфонию стонов из горла Ганнибала. — Давайте, инспектор Грэм! Вы знаете, чего вы на самом деле хотите…
***
На этот раз Уилл проснулся медленно, его тело ощущалось тяжелым, отягощенным усталостью и желанием. В щель в шторах заглянуло полуденное солнце, бросая луч на его лицо, попадая на его глаза, и заставляя открыть их. Уилл застонал и повернулся на бок — потный, дезориентированный, но достаточно осознающий себя, чтобы позволить реальности вернуться в фокус самостоятельно, вместо того чтобы пытаться заставить ее.
Что ж, по крайней мере, он не ходил во сне.
Но был еще один насущный вопрос. В его руке. И по всему его нижнему белью. Кусочки сна перепутались, и он тяжело вздохнул — наполовину раздраженно, наполовину удовлетворенно. Он прикасался к себе так, как во сне Ганнибал доставлял ему удовольствие.
Ганнибал. Как просто оказалось называть его так. Имя на языке было таким естественным на вкус, словно благодатная пища. Его имя, его голос — они были шелковыми нитями его снов и приносили утешение всякий раз, когда Уилл чувствовал себя одиноким.
Если бы он только мог перестать видеть во сне проклятого Потрошителя и его убийства, его ночи были бы наполнены сказочной версией того, на что он не смел позволить себе надеяться в мире яви.