Глава 13. Он благ, его руки мы тварь (1/2)
Когда Уилл открыл глаза, чувствуя на своей щеке пламенеющую тень того поцелуя, граф Лектер был там, все еще держа его руки в крепком любящем захвате. Губы Уилла растянулись в ошеломленной улыбке: он позволил себе положить руки на талию графа, на его расшитое затейливыми нитями серебра темно-зеленое пальто с красивым широким поясом.
Это были Святки: Уилл понял это с волной внезапного узнавания, которое он не подвергал сомнению. Они праздновали.
Пепельная блондинка с заплетенными вокруг головы волосами, пряди которых были украшены веточками зимней зелени, встала рядом с ними и подняла свой бокал с вином.
— Сердечно приветствуем наших друзей из свиты лорда Албеску. В эти Святки вы приносите нам множество ценных подарков, — изогнув бровь, она бросила взгляд на Уилла и графа Лектера. — Давайте веселиться. И, ради Бога, пусть однажды они поженятся — и как можно скорее!
Одобрительные возгласы, свист, смех.
Уилл осознал, что зал вокруг них был частью замка Лектер, хотя когда он видел его в последний раз, он был темным и пустым. Теперь же он был заполнен столами, пылающими каминами и людьми, набрасывающимися на щедрый средневековый пир. Он сидел с графом Лектером и блондинкой за главным столом.
Остальные люди в комнате были не более чем акварельными версиями самих себя, их слова были бессмысленным гулом. Уилл смотрел лишь на графа Лектера, который опять выглядел таким молодым — из его волос исчезла седина, а глубокие морщины на лице разгладились. Уилл был восхищен тем, как легко он улыбался, показывая зубы — чего он никогда раньше не делал в присутствии Уилла.
Граф Лектер взял со своей тарелки кусочек сочного мяса, подождал, пока с него перестанет капать, а затем повернулся к Уиллу.
— Попробуй это, — предложил он. Уилл внезапно почувствовал себя жарящимся на вертеле животным, и его тело пронзил жар. Он наклонился и открыл рот навстречу еде, но сомкнул губы вокруг указательного пальца графа Лектера, с силой пососав его, прежде чем отпустить.
Отстранившись, чтобы прожевать, он с чувством самодовольного удовлетворения наблюдал, как графу Лектеру потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя, в промежутке сделав большой глоток вина.
— Ты, — тихо произнес он, вновь обретя подобие самообладания, — станешь моей погибелью, любовь моя…
Немного позже граф Лектер решил отплатить той же монетой. Будучи вовлеченным в оживленную беседу с проходившим мимо другом, он тайком провел рукой по ноге Уилла — начав с ласкового, мягкого сжатия колена, прежде чем переместить руку выше. Уилл чувствовал, как каждый из четырех пальцев скользит по внутреннему шву его брюк — как назывался другой предмет одежды, который был на нем, дублет? — все ближе и ближе к тому месту, где сходились ноги. Уилл старался сохранить бесстрастное выражение лица, однако он задрожал и прикусил губу, почувствовав, как мизинец графа Лектера прижался к его паху, в то время как другие пальцы собственнически сжимали его бедро, теперь массируя…
Уилл откинул голову назад и вздохнул, а затем скрыл свое движение, отвернувшись, будто кашляя. Ганнибал закончил разговор, и гость пошел дальше. Только тогда он убрал руку, и воспользовался ею, чтобы взять медовый пряник.
— Грешник, — с хриплым смешком пробормотал Уилл себе под нос.
Время было жидким, текущим вперед и назад — и теперь они танцевали, мелодия была оживленной, зал заполнен гостями, движущимися в согласованном быстром танце.
— Ты тренировался! — воскликнул граф Лектер, перекрикивая звуки топающих ног и хлопающих ладоней.
— Посмотрим, сможешь ли ты поспевать за мной, — бросил ему вызов Уилл.
В ответ граф Лектер в идеально подходящий музыке момент подхватил его за талию и поднял. Вместо того, чтобы затем поставить его на ноги и продолжить танец, он просто притянул его в объятия. Уилл с отчаянной страстью вцепился в него, и они оба склонились для поцелуя украдкой.
Музыка остановилась.
Огонь погас.
Руки на спине Уилла грубо сжались — уже не игривая ласка, а бесстыдное, развратное ощупывание.
Уилл откинул голову назад, прежде чем их губы успели соприкоснуться. У него появилось ощущение, будто земля ушла из-под ног, когда он посмотрел в мутные глаза трупа Абеля Гидеона, чье лицо каким-то образом сменило лицо графа Лектера. Гидеон выглядел так же, как и во время коронерского дознания, когда Уилла пригласили на осмотр тела, чтобы получить его объяснения произошедшему. Джек Потрошитель был наполовину закутан в белую простыню, на его мертвой коже ярко выделялись темные отверстия следов револьверных выстрелов. Уилл вскрикнул и вырвался из его хватки, тяжело оседая на пол.
Абель Гидеон рассмеялся, наблюдая, как Уилл отползает назад, пока не ударяется о ножку стола, опрокинув чашки и блюда на нем. Уилл поморщился, когда что-то липкое и холодное капнуло с края стола и брызнуло ему на щеку и шею. Он лихорадочно смахнул капли, поднеся руку к глазам. Это была кровь.
Уилл поднялся на ноги, вытирая кровь о дублет. Еда исчезла с праздничного стола, ее заменили внутренние органы. Там, где были выставлены жареные дикие кабаны, теперь лежали тела жертв Потрошителя, по крайней мере тех, чье убийство расследовал Уилл — Эддоус, Келли, Чепмен, Страйд, Николс, их внутренности были удалены, глаза безучастно смотрели на него.
— Счастливого Рождества, инспектор, — с широкой ухмылкой сказал Абель Гидеон.
Ужас разбил Уилла на части, но его гнев по кусочкам собрал его обратно. Он с рычанием набросился на Гидеона, ударив его кулаком по лицу, а затем обхватил руками его шею, сжимая. Потрошитель невозмутимо продолжал смеяться. Его хохот эхом разносился по пустым залам замка Лектер. Уилл сжимал сильнее, пока не подумал, что его руки вот-вот сломают…
***
Его разбудила боль, и он был до слез благодарен за это. Уилл обнаружил себя стоящим в своей комнате в замке Лектер, сжимающим один из толстых деревянных столбиков кровати, словно мог до смерти задушить его.
Всхлипывая серией коротких вдохов, он попытался отпустить столбик. Его руки удерживали хватку, суставы не реагировали. Уилл удалось разжать их достаточно, чтобы отпустить его, но его пальцы застыли, приняв форму когтей. Он с рычанием разжимал и сжимал их, пока к пальцам снова не начала поступать кровь, наполняя ощущением уколов булавок и игл.
Как только его руки опять стали работоспособными, Уилл опустился на один из стульев у стола, держа в руках свой дневник с маленьким карандашом внутри.
«14 мая 1893 года: Сон — Замок Лектер в 1400-х годах? Рождественский пир. ГЛ и я влюблены. Изменения — АГ и 5 жертв. Лунатизм. Попытался убить столбик кровати.»
Уилл пролистал дневник, читая свои стенографические записи. Он начал записывать свои сны и видения, документируя то, что, как он боялся, было падением в безумие. Шаблон определялся сам собой. Часть сна была приятной, происходящей в прошлом — в почти сказочной обстановке, граф Лектер был моложе и менее измучен заботами, а замок в хорошем состоянии, полный смеха и жизни. И в какой-то момент — как раз когда Уилл принимал сон за реальность и погружался в него, позволяя себе наслаждаться любовью, спокойствием, безопасностью — и, да, сексуальным желанием, присутствующими в мире фантазий — все менялось. Появлялись Абель Гидеон или Мэри Келли, а иногда и другие жертвы. Реальность расщеплялась между временными линиями, возвращая его к Потрошителю, в Лондон, к преступлениям, которые он так старался забыть, но которые были погребены в его разуме — в галерее беспричинного насилия.
Уилл не мог решить, что было более тревожным: проживание заново дела Потрошителя или же сила его чувств к графу Лектеру в этих снах — ненасытная, отчаянная любовь, поглощавшая его в этих видениях.
Он был едва знаком с этим мужчиной, и никогда не знал его в этом конкретном качестве.
Однако наяву они сближались. Ночь за ночью разговоров и музыки, прогулки по замку и территории, и особенно прекрасный день, когда граф Лектер показал ему путь к другой, изобилующей рыбой, реке поблизости. У Уилла не было рыболовных снастей, но он знал, как сплести садок. Остаток дня они провели, находя камыши и узнавая, что Уилл может поймать с помощью такого примитивного средства.
Румынская рыба была умнее английской, и Уилл выбрасывал обратно маленьких серебристых существ, которых ему удавалось поймать.
Уилл не записывал подобные вещи, но мысленно каталогизировал все мгновения их соприкосновений. Уилл поскользнулся у ручья, и упал бы в него, если бы граф Лектер не обнял его рукой, удерживая, словно надежный якорь. Становилось больше соприкасающихся плеч, их колени прижимались друг к другу, когда они сидели рядом за клавесином — так что Уилл мог наблюдать за движениями этих длинных, ловких пальцев. Успокаивающая рука на его плече или предплечье — жест, который Уилл страстно желал повторить, но все еще робел.
Однако поцелуев больше не было. Уилл был вынужден списать произошедшее на румынское проявление привязанности, свободно даримое любому другу или же на результат слишком большого количества вина.
Он был удовлетворен даже этими мелочами. Время, проведенное вместе с графом, заставило Уилла забыть сны и продолжающуюся странность замка, которая медленно открывалась ему по мере того, как проходили дни. Авигея и Питер действительно были единственными слугами, каким-то образом ответственными за прислуживание графу Лектеру, Энтони, Беделии, Чийо и ему самому — в дополнение к зверинцу Питера. Чийо время от времени чистила и тренировала лошадей, но иногда выполнение этой работы выпадало и Питеру.
Граф Лектер, Беделия, Чийо и Энтони придерживались того же неестественного расписания — бодрствовали вплоть до рассвета, но спали большую часть дня. Самое раннее, когда Уилл увидел кого-либо из них, было в середине дня. Он также понятия не имел, где они спали. Несколько тайных исследований частей замка, которые ему было разрешено посещать, выявили несколько запертых дверей, но они казались настолько старыми и неиспользуемыми, что он не был уверен, что они вообще сдвинутся, если открыть замок. Также он редко видел кого-либо, кроме графа Лектера, Питера и Авигеи. Казалось, что остальные трое просто часто приходили в замок, а не жили в нем.
Вздохнув, Уилл положил дневник обратно в сумку. Он задержался, чтобы просмотреть бумаги, которые им удалось закончить. Было еще множество вероятных вопросов о покупке земли, но теперь дела были редкой темой для их разговоров.
А к чему была спешка?
Помимо этого, граф Лектер ясно дал понять, что Уилл не уедет, пока не возьмет под контроль свой лунатизм. Уилл был вынужден признать, что он был прав. Ему небезопасно путешествовать одному. Он мог бы сойти с поезда или бродить по улицам чужого города в ночной рубашке, став добычей воров или еще чего похуже.
Что ж, во сне он мог бороться. Он только что доказал это. Уилл потряс правой рукой и втянул воздух, когда по запястью разнеслась боль. Он пытался ударить столбик кровати. К счастью, это, похоже, был скользящий удар, следствием которого была только царапина и ушиб средней костяшки. Если бы он ударил со всей силы, он бы сломал руку.
Он открыл окно, чтобы впустить весенний ветерок, наслаждаясь тем, как он нежно охлаждает его вспотевшее тело. Когда Авигея пришла с водой для умывания и завтраком, она также пришла с английским словом:
— Рынок, — сказала она, расставив все по местам.