Глава 10. Мне жизнь не жизнь, а скорбь и зло (2/2)

— Мне называть ее… мисс Чийо? — спросил он, отвлекаясь от образов пропитанной кровью земли.

Граф Лектер усмехнулся. Это выглядело тепло, словно отсвет, исходящий от большого очага.

— Повторюсь, мы в Трансильвании, не в Англии. Вы попросили Авигею и Питера называть вас Уилл. Я всегда знал ее только как Чийо — имя, которое является и началом, и концом.

Уилл слегка улыбнулся, и подумал, что это было облегчением — каким бы странным ни было это место — время от времени освобождаться от удушающего захвата благопристойности.

— Чийо нашла что-то той ночью. Это было сокровище?

Граф допил свой бренди.

— Я знаю, что она принесла с собой коробку. Я еще не заглядывал в нее, — он сглотнул, и Уилл проследил за движением его горла с большим интересом, чем следовало. — Что бы это ни было, это должно быть сокровище. Если легенда правдива. Нечто очень дорогое. Нечто, что давно считалось утерянным.

— Вам следует открыть ее, — поощрил Уилл. — Что бы там ни было, оно может иметь определенную историческую значимость.

— Я определенно знаю историю этих земель, — сказал граф Лектер, переведя взгляд на Уилла теперь, когда тот был занят тем, что накрывал тарелку крышкой и складывал салфетку. — Однако история лишена тонкостей.

— Она пишется победителями, — согласился Уилл.

— Самые важные вещи вообще не записываются, — граф поднялся на ноги и подошел к арочным окнам библиотеки. Уилл поколебался, но присоединился к нему, явственно почувствовав, как его локоть скользнул по краю плаща графа, когда он стал рядом. — Что вы думаете о виде?

Уилл быстро отвел взгляд, борясь с внезапным чувством головокружения. Граф Лектер, должно быть, заметил, как он слегка качнулся — под локтем Уилла внезапно оказалась одна поддерживающая рука, в то время как другая успокаивающе легла на спину. Безобидно, но каким-то образом потрясающе эротично. От этого прикосновения Уилл почувствовал внезапный толчок и жжение — такие же, как когда его поймали за тем, что он украдкой рассматривал недозволенные иллюстрации.

Вопреки инстинкту, он отошел от окна, повернувшись с тихим выдохом.

— У меня никогда не было проблем с высотой, — сказал он с уничижительным смешком. — Что-то в этой реке…

Граф Лектер ответил не сразу. Когда Уилл посмотрел на него, незаметно откидывая волосы со лба, он был удивлен мгновенным, казалось, рефлекторным, выражением скорби, мелькнувшем в чертах графа. Однако это было мимолетно, как облака перед луной. Уилл поджал губы и выдавил дрожащую улыбку.

— Я знаю, что вы с нетерпением ждете поездки в большой город, но, м-м… я думаю, что вы, возможно, будете скучать по этому месту. Оно прекрасно. Воздух… чистый. Жизнь течет неспешно.

— Вам здесь нравится, мистер Грэм?

Уилл обдумал свой ответ. Если бы его внезапно не накрыли воспоминания о деле Потрошителя и неуверенность в своем душевном равновесии — и если бы поблизости не было Энтони…

— Да, — ответил он. — Это место похоже на… дом.

— В Лондоне вы не ощущаете себя как дома, — высказывание графа Лектера было утверждением, без малейшего намека на вопрос.

Уилл никогда об этом не задумывался. Эта мысль ударила его, как брызги грязи на улицах Ист-Энда, как несвоевременный ливень серой зимой.

— Как ощущается дом? — спросил граф Лектер, когда Уилл отошел от стола, чтобы встать у камина, в надежде, что тепло огня поможет справиться с ледяным дождем самопознания.

— Диким, — тут же сказал Уилл, не задумываясь над словами, озвучивая действительно свободные ассоциации. — Естественным. Сбалансированным.

— Вы считаете уединение живительным, взвешенным в природе. В постоянстве ее циклов.

От этой мысли Уилл оживился. Странно — он ощущал себя выставленным напоказ, но понятым так, как не был никогда, даже с Аланой, которая знала его лучше всех на земле.

— Природа не бывает доброй или злой, и она не, хм… придерживается постоянной оценки того или другого.

— В ней не существует моральности.

— Нет, в дикой природе ее нет, — сказал Уилл, наблюдая, как граф также приближается к камину, как отсвет огня поднимается до половины его угловатого лица. Вместо того, чтобы казаться адским, огонь лишь создавал самое мягкое, самое успокаивающее свечение на резких краях его костной структуры.

«Прекрасный», — подумал он.

«ОСТАНОВИСЬ!», — рявкнула другая часть его мозга.

— Это создание человека. Моральности не существует. Лишь мораль.

Уилл широко и искренне улыбнулся, опустив взгляд, позабавленный, но внезапно смущенный.

— Игра слов. Впечатляющая для человека, который считает, что недостаточно хорошо владеет английским.

— Дикая местность совершенствует вашу мораль, — граф Лектер отстранился, и вернулся в свое кресло. Уилл последовал за ним и принял новый бокал, хотя это было не в его интересах. Он смутно помнил о контрактах, закладных, карте, но все это казалось таким далеким от тепла камина и странной, необоснованной интимности их разговора.

— А город имеет свойство разрушать ее, — устраиваясь, подтвердил Уилл. — Вы помещаете миллионы людей в подлинные джунгли улиц, зданий и заводов, извергающих дым, и ожидаете, что они не будут вести себя как животные.

— Города урбанизируют животное. Спустя время, оно может забыть, что было рождено зверем, — граф Лектер поднес бренди к губам. Уилл не мог понять, пил он или нет, так как на этот раз его горло не двигалось. — Могу я попросить вас рассказать больше о болоте, о котором вы говорили при нашей последней встрече? Ваше первое дикое место, в котором вы ощутили себя как дома.

Уилл поднял взгляд к потолку, медленно моргнул, перебирая воспоминания.

— Заболоченная местность. В Луизиане. Это на юге Соединенных штатов, прямо над Мексиканским заливом.

— Я знаю, где это, — сказал ему граф Лектер. — У меня есть экземпляр «Всемирного альманаха» этого года.

— Там я родился, — сказал Уилл. Тепло огня, шелковое эхо, которым слова графа Лектера разносились по теням за пределами света камина, еда и бренди — все это убаюкивало его ощущением безопасности, позволяя воспоминаниям течь беспрепятственно. — На болотах неподалеку от маленького города Лафайет. После смерти моего отца мы оказались за пределами Нового Орлеана. Потом были хм… только я и моя мать.

— Какой она была?

Уилл помолчал.

— Я не помню. Это было давно.

— Я потерял родителей в детстве, — признался граф Лектер. — Мне было одиннадцать. Кажется, что это было много лет назад, но я все еще чувствую свою мать. Не столько мысленный образ, сколько имаго — толкование моим разумом ее сущности.

Когда Уилл позволил своим глазам отвлечься от огня, он нашел это. Имаго, чем бы оно ни было. Худая женщина с темно-каштановыми волосами, вьющимися — как у него — и сине-зелеными глазами, которые были отражением его собственных. Его цвет лица, то, как она краснела. То, как она улыбалась. Запах ее тела и прикосновение ее рук, ее пальцы, откидывающие его волосы назад, то, как она вытирала его слезы своим фартуком.

Боже, если он не будет осторожен, он заплачет, и это будет полная катастрофа. Почему это долго подавляемое воспоминание всплыло на поверхность — такое резкое и расколотое?

— Я мало что помню. Я помню, как играл, бросая камешки в воду, как ловил лягушек. Мы ели их лапки. Искал раков. Я не знаю, чья это была лодка, но я помню рыбалку, помню скольжение в воде под торфяником. В некоторых болотах вода черная. Когда она взбалтывается — она пенистая, темно-коричневая — а когда она неподвижна — она как зеркало. Ты видишь — ты видишь все дважды, правой стороной вверх и перевернутым вверх ногами.

— Там есть светлячки? — тихо спросил граф Лектер.

— Тысячи. Миллионы.

Граф Лектер налил ему новый бокал. Уилл не осознавал, что же допил предыдущий. Ему стоило бы отказаться, но он этого не сделал.

— И кто отнял у вас это драгоценное место? Или отнял вас у него?

Уилл медленно выдохнул, не встречаясь со спокойным взглядом графа.

— После смерти моего папы мы с матерью должны были отправиться в Новый Орлеан, чтобы она могла работать. И она оставляла меня на Французском рынке. Я… я играл с другими детьми. И некоторые из ловцов крабов присматривали за мной до ее возвращения. А затем однажды она не вернулась, и вот тогда меня нашли Блумы.

— Блумы?

— Эдвард и Пруденс Блум. Эдвард был в Новом Орлеане по делам, они случайно проезжали мимо в экипаже, по дороге в гости к другой паре. Их дочь, Алана, увидела меня, и сказала, э-м… «посмотрите на этого бедного мальчика, совсем одного», и они… забрали меня с собой. И я вернулся с ними в Англию, и они приняли меня.

Граф Лектер, казалось, ждал, не скажет ли он больше. Уилл повторил следующую часть истории. Это было похоже на заученное в школе стихотворение. Он знал свой урок наизусть.

— Они приняли меня, оплатили мое обучение и содержание. И я был… товарищем по играм Аланы. Мы выросли вместе. Я всегда делал все возможное, чтобы заботиться о ней, а они воспитали меня, — он закрыл рот, не глядя на своего собеседника, который, как Уилл мог видеть краем глаза, смотрел на него с определенной долей острого внимания.

— Ваша фамилия не Блум, — заметил граф Лектер после долгого молчания, заполненного лишь треском поленьев.

— Я не был, хм… официально усыновлен, — сказал Уилл, удивляя себя, сделав столь чувствительное признание. С юридической точки зрения, не быть одним из семьи Блум всегда было источником вечного стыда. Чем-то, о чем шептались знакомые.

— Это вас расстраивает. Всегда расстраивало.

Уилл внезапно встал и прошелся к книжным полкам и обратно.

— Я знаю, странно услышать это от адвоката, но документы и юридическая сторона вопроса на самом деле не так уж важны, не так ли? Когда речь идет о семье?

— Вы на самом деле в это не верите.

Уилл почувствовал, как его гнев вспыхнул, внезапно поднимаясь в нем.

— Откуда вам знать, во что я верю или не верю, граф Лектер? — резко спросил он. — Мы едва знаем друг друга.

Наступила пауза, наполненная смыслом: мертвый груз, подвешенный между ними на острой как бритва проволоке.

Когда Уилл осмелился вновь взглянуть на графа Лектера, готовый извиниться за резкие слова — в конце концов, это был клиент, невероятно важный клиент, и он, вероятно, просто неправильно понял культурный посыл — он увидел одинокую слезу, сбежавшую из-под прикрытого века графа. Но она выглядела странно. Темнее, чем должна была быть, но, возможно, это была игра отсвета огня из камина…? У него не было возможности изучить ее, так как граф Лектер тут же поднял руку и вытер ее — так быстро, что Уилл подумал, что если бы он моргнул, то мог бы это пропустить.

— Простите, — резко выпалил Уилл. — Я, хм, не хотел вас расстраивать…? — граф был столь чувствителен? В Румынии мужчины… мужчины плакали друг перед другом?

— Вовсе нет, мистер Грэм. Простите мою сентиментальность. У вас есть дар слова, и я не мог не представить, каким ребенком вы были. Мне больно думать о том, как этот ребенок рос, чувствуя себя совершенно нежеланным.

Алане он был нужен, почти возразил он. Слова замерли на его губах. Может, был — однажды. В конце концов, она выбрала его, вытащила из толпы оборванцев на дымящихся брусчатых улицах Нового Орлеана, спасла его от жизни в подполье города или нищеты на болотах. Теперь, после того, что случилось, когда он поцеловал ее перед отъездом в Трансильванию, эта последняя маленькая искра потухла.

— Я старше, чем выгляжу, — сказал ему граф Лектер. — Я видел разнообразие человеческого поведения, даже в этом изолированном месте. Мой опыт дает мне понимание, которое я должен чаще держать при себе. Я не знаю английских обычаев, и, боюсь, я заставил нашу беседу переместиться в места, зарезервированные для близких друзей.

— Не беспокойтесь, — сказал Уилл, охваченный внезапным чувством вины, которое засосало его душу, словно сапог, застрявший в грязи. — Пожалуйста… я должен извиниться. Мне… нравится ваша честность. Люди у нас дома… любят кружить в проклятых танцах вокруг да около. Говорят вещи, не говоря их на самом деле или годами не решают долгосрочные проблемы или… или не задают сложные вопросы, — в этом смысле работа в Уайтчепеле была благом. Люди там потрясающе быстро переходили к сути. «Здоров, парень, шесть пенсов за трах, как тебе?»

— Тогда давайте поговорим на другие темы, — предложил граф Лектер. Он встал и жестом предложил Уиллу последовать за ним, неся свой бокал бренди. — Я большой любитель музыки, и я знаю, что в Лондоне есть много опер, театров и концертных залов. Вы покажете мне, где они находятся?

Каким-то образом, когда Уилл взглянул на часы некоторое время спустя, было уже далеко за полночь. Он понятия не имел, как время пролетело так быстро. Что-то происходило, когда он был в присутствии графа Лектера, в этом странном, гротескном, прекрасном замке — в этом огромном, но интимном пространстве — что-то, что нарушало его восприятие времени. Одно лишь осознание времени, указанного на циферблате, заставило его зевнуть, хотя он и пытался сдержаться, пока граф Лектер изучал карту, а его палец завис над Королевским оперным театром.

— Я задержал вас слишком надолго, — сказал граф Лектер, заметив его признаки усталости. — Вам стоит пойти отдохнуть. Боюсь, вы все еще ощущаете последствия влияния вашей поездки на ваше здоровье.

Уилл встал, но замешкался.

— Я, гм, сделаю все возможное, чтобы не бродить.

— Я буду неподалеку, — пообещал граф Лектер, также поднимаясь на ноги. — Уверен, вы заметили, что у меня ненормированный график дня. Я не усну до рассвета.

Уилл покраснел, представив, что это граф, а не Авигея застал его в ночной рубашке — кровь прилила к его щекам от смущения и, если честно — а он предпочитал быть честным — от возбуждения.

— Будете охранять мою дверь? — предположил он, иронично наклонив голову.

— Я буду неподалеку, — вот и все, что сказал граф. — Спокойной ночи, Уилл, — он помолчал, опустив на мгновение взгляд, прежде чем вновь поднять его на Уилла. — Моя ошибка, мистер Грэм.

Уилл покачал головой.

— Нет, эм… на самом деле, можно Уилл.

— Что ж. Спокойной ночи, Уилл, — граф протянул руку, для — как подумал Уилл — рукопожатия, которым они ни разу не обменивались. Он без колебаний повторил этот жест, но затаил дыхание, когда их ладони соприкоснулись. Рука графа Лестера была твердой и сильной, но холодной. Это было успокаивающе по сравнению с пылающим жаром, который обжигал поверхность каждого дюйма кожи, когда они наконец соприкоснулись без всякого барьера.

Он хотел больше. Больше кожи, больше прикосновений, всего, всего этого…!

— Мне нужно идти, — запинаясь, почти шепотом, сказал он. «Нет, правда, я должен уйти. Или что-то произойдет!»

Граф Лектер медленно отпустил его руку, и Уилл поспешил уйти.