Глава 8. Но вести нет ей никакой: никто об нем не знает (2/2)

Авигея протянула руку и положила свою сухую прохладную ладонь ему на лоб, затем тыльной стороной пальцев коснулась его щеки.

— Пойдем, — сказала она, снова беря его за руку. Он позволил ей провести себя обратно через несколько темных, неиспользуемых коридоров. Он заметил, что здесь в пыли были две пары следов ног, одна босая, а другая обутая. Его и Авигеи. В остальном пыль была нетронута. Должно быть, это нежилое крыло замка, он заметил, что в некоторых местах осыпались стены.

Они вошли на кухню через дверь с ржавыми петлями, которую Авигея закрыла за ними всем своим весом. Помещение было простым, утварь примитивной, но пахло свежим хлебом и розмарином. Авигея усадила его за маленький столик у камина и налила ему чашку чая, а потом помчалась наверх, чтобы принести халат с крючка у кровати.

Он надел его и откинулся на спинку стула, взяв чашку с чаем.

— Я в порядке, — повторил он, когда она склонилась над ним. — Всего лишь сон. Я ходил во сне, понимаешь? Сплю, но, хм… разгуливаю по округе. Иногда такое случается с людьми. Стресс, и вообще…

Если это был сон, то откуда его разум узнал, как выглядит дверь в западное крыло?

Уилл постарался отвлечься от того, что видел в своих грезах. Он был рад халату, так как он скрывал любые свидетельства его упрямого, медленно угасающего возбуждения.

Авигея, казалось, отчитывала его и некоторое время говорила на своем родном языке, остановившись только для того, чтобы вытащить из печи несколько булочек, прежде чем вернуться к нему. Где-то в разговоре он услышал «Лектер», но не смог понять, что она имела в виду.

— Остановись, — кисло приказал он после того, как она продолжила суетиться вокруг него, снова прикасаясь к его лбу и щекам.

Это она хорошо поняла. Раздраженно вздохнув, она подала ему завтрак прямо на скромном столике, хотя воспользовалась сервизом, который он видел за ужином с мисс Дю Морье и Энтони Диммондом — великолепной работы и чрезвычайно ценный. «Странно, — подумал Уилл, запивая овсянку чаем, — что Авигея была единственной прислугой, с которой он до сих пор сталкивался, учитывая свидетельства богатства по всему замку». Занавески, обивка стульев, диванов и покрывала на его кровати были из самых дорогих и красивых тканей и, должно быть, имели баснословную стоимость, когда были сшиты. Насколько он мог судить, им было несколько столетий, хотя они и были в отличном состоянии. Уилл видел нечто подобное в Хэмптон-Корте, но там они были поношенными и изъеденными молью.

Наконец он закончил есть. Авигея убрала со стола, не глядя на него и слегка надув губы.

— Прости, — сказал он, вставая и поплотнее запахивая халат. — Я не хотел… спасибо тебе. За то, что… нашла меня и разбудила. Я, э-э… Хотел бы я, чтобы ты понимала, о чем я говорю.

Он потянулся и взял ее за руку. Она закатила глаза, но затем улыбнулась и сжала его ладонь, прежде чем взять ведро и выйти через кухонную дверь в маленький дворик с колодцем.

Уилл вернулся в свою комнату и обнаружил, что Авигея уже была тут и оставила ему немного воды и полотенец. Должно быть, она приходила и, поняв, что его нет в постели, пошла искать его. Ему нужно было побриться, но он еще не видел здесь ни одного зеркала. Придется довольствоваться тем маленьким, которое он положил в свой багаж. С другой стороны, в таком диком месте, в такой нетрадиционной компании небольшая щетина, казалось, не стоила того, чтобы с ней что-то делать.

Машинально умываясь и одеваясь, Уилл позволил себе вспомнить сон, теперь, когда он был один. Это было не похоже ни на один сон, который ему когда-либо снился, даже во время дела Потрошителя. Те сны были чистейшими кошмарами, в которых фигурировали Абель Гидеон и его жертвы, Уилл иногда выступал в роли убийцы или убиваемой женщины. Они почти всегда были основаны на реальных событиях, сон просто воспроизводил результаты пульса его эмпатии, его озарений, когда он перенимал точку зрения Потрошителя, чтобы узнать, кто он такой, и расставить необходимую ловушку. Он, вероятно, дюжину раз убивал Мэри Келли в своих кошмарах и еще дюжину раз был убит Гидеоном.

Но это… то, что произошло во время его приступа лунатизма, ощущалось совершенно по-другому. Тревожно, насколько сильными были его чувства, его желание и привязанность к юной версии графа Лектера, он чувствовал монументальную связь между ними. Ужас от того, что граф Лектер увидит, что он убивал и наслаждался этим, мысль о том, что он может с отвращением отвернуться от Уилла, была в тысячу раз ужаснее, чем быть Абелем Гидеоном или его жертвой. Это было нелепо, но Уилл чувствовал, что если бы граф Лектер из сна не принял его темную натуру, не прославил ее, Уилл умер бы не только во сне, но и в реальной жизни, сраженный разбитым сердцем. Невероятное облегчение от того, что его видели, лелеяли, даже после того, как он показал себя чудовищем, было одной из самых возвышенных прекрасных вещей, которые Уилл когда-либо испытывал. И это казалось таким реальным.

В попытке вернуться в осязаемый мир Уилл снова вышел из своей комнаты в поисках… кого-то. Даже Авигея подошла бы, это не имело значения. Он бы даже постирал и развесил одежду, погладил, помешал бы суп, просто чтобы побыть с кем-то другим, а не в своей голове. Обычно Уилл чувствовал себя как дома в одиночестве — несмотря на компанию своих собак, — и когда старый Бо умер, он просто продолжал жить один в коттедже на землях Хиллингема. Технически у него были комнаты в доме Блумов или когда-то были, но он там не оставался. И никто не жаловался. Подкидыш с глаз долой, из сердца вон. Так Авигея нашла бы его способным выполнять почти всю домашнюю работу, поскольку ему тоже никогда не нравилось окружение прислугой.

Выйдя во двор, он увидел мужчину, обнимавшего козу с нежностью, с какой мать обнимает своего ребенка.

Он никогда такого не видел, поэтому Уилл остановился, чтобы понаблюдать. Мужчина был одет в простую крестьянскую одежду, но казался ухоженным. Когда Уилл подошел и поздоровался, коза жалобно заблеяла, затем застыла, рухнув в объятиях мужчины, как будто превратилась в камень.

Мужчина вскинул голову, чтобы посмотреть на Уилла, в его темно-карих глазах появилось напряжение. У него был странный шрам на голове, там больше не росли волосы. Остальная часть волос была длинной. Пульс эмпатии Уилла загудел, на несколько мгновений заслонив его зрение.

— Прости. — Уилл остановился и поднял руки. Он попробовал извиниться на нескольких языках. Он знал только самые элементарные фразы на румынском. Мужчина кивнул в знак прощения, поглаживая козу, когда существо успокоилось и снова встало. Они смотрели, как она потрусила к корыту с водой, чтобы напиться, распугивая на своем пути цыплят.

Мужчина встал и отряхнул брюки, затем повернулся к Уиллу с благожелательным кивком. Уилл ощутил чувство безопасности, исходившее от незнакомца, глубокий источник доброты, который бил из него, как естественный источник. Он протянул руку, и мужчина принял ее для крепкого дружеского пожатия.

— Уилл, — представился он. Уже дважды в этом странном месте он пренебрегал приличиями в отношении имен. Как будто это имело значение — эти люди не говорили ни на одном из его языков, как он мог ожидать, что они скажут «мистер Грэм» или даже «Уильям», когда они могли просто сказать «Уилл»?

— Питер, — сказал мужчина в ответ. Он нежно коснулся руки Уилла и поманил его к одной из арок во внутреннем дворе с неуверенной улыбкой на лице. Уилл с готовностью последовал за ним. Толстая каменная арка вела в другой, меньший по размеру, обнесенный стеной двор. На одном конце стояли конюшни, а на другом — то, что осталось от старого гарнизона. Именно сюда Питер привел его, открыв старую деревянную дверь, за которой обнаружился ряд комнат, где он, по-видимому, жил, а также множество животных, некоторые из которых были в клетках, другие бегали под ногами.

Одного за другим Питер показал ему всех животных, от мыши до совы, от многочисленных кошек до лисы без уха, белки без хвоста и его явного фаворита — молодого оленя, который был полностью ручным. Питер был кем-то вроде карпатского святого Франциска, или существом из детской сказки. Несмотря на огромное количество животных, помещение было относительно чистым (с утками мало что можно было поделать), и существа казались достаточно счастливыми и здоровыми. Уилл все еще не понимал, что Питер говорил о каждом животном, но он понимал язык доброты и заботы.

Уилл надеялся, что смысл его слов был понятен, когда он благодарил Питера за то, что тот показал ему зверинец. Ему следует вернуться в замок на случай, если граф будет готов поговорить о тонкостях покупки земли. По дороге он увидел женщину с темными волосами и узкими глазами, которая привезла его в замок. Она расчесывала одну из угольно-черных лошадей отработанными, ровными движениями, что-то бормоча ей на ходу. Она остановилась, когда увидела Уилла, медленно выпрямляясь и глядя на него своими блестящими хитрыми глазами, как будто ожидала, что он сделает что-то… неправильное. Действительно, страж.

Уилл попытался улыбнуться и поднял руку в знак приветствия. Она только смотрела, не мигая.

— Черт, — пробормотал он, отворачиваясь и торопясь обратно в замок. Его пробило холодной волной, как будто после горячей ванны окунулся в ледяное озеро. Познакомиться с Питером, а затем…

Авигея поймала его и заставила вернуться на кухню, чтобы снова накормить. У нее был с собой словарь английского языка, и она попыталась прочитать ему несколько слов. Они смеялись над ее попытками и его попытками ответить по-румынски или по-русски. Этого было достаточно, чтобы избавиться от странного чувства после встречи со стражем, хотя утренние бессознательные блуждания все еще тяжелым бременем лежали на плечах Уилла.

Когда они закончили, Авигея указала на слово в словаре.

— Библиотека, — сказала она.

— Библиотека, — сказал он, и она улыбнулась, кивнув.

— Иди, — настаивала она по-английски.

Он поблагодарил ее и ушел, снова пожалев о зеркале, хотя бы для того, чтобы убедиться, что у него на лице нет следов еды.

«Нет. Будь честен с самим собой. Ты хочешь предстать перед ним в лучшем свете, насколько это возможно».

«Каждый хочет выглядеть профессионально для важного клиента», — спорил он вопреки собственному разумению.

«Особенно, когда этот клиент потрясающе красив».

Если он не будет осторожен, фрагменты сна вернутся обратно, а это было последнее, что ему было нужно перед этой встречей. Уилл вошел в библиотеку, где постепенно угасал послеполуденный свет, и подбросил полено в камин. Он разложил документы и детально изучил их, хотя и так знал их вдоль и поперек. Все что угодно, лишь бы отвлечь его от растущего чувства, что граф Лектер все ближе и ближе и через несколько мгновений войдет в дверь.

«Я не могу дождаться, когда увижу его снова».

Мысль всплыла на поверхность по собственной упрямой воле, и Уилл выругался. На этот раз это было богохульство.

***