Chapter Seven (1/2)

Ганнибал засыпает, завернувшись в объятия Уилла.

Он просыпается от того, что к его руке прижимается холодный мокрый нос.

Ганнибал медленно открывает затуманенные глаза.

В трех дюймах от его лица находится собачья морда. Карие глаза смотрят в глаза Ганнибала с почти нервирующей интенсивностью. Его зовут Бастер, вспоминает уставший мозг Ганнибала. Маленький терьер стоит лапами на матрасе, виляя хвостом взад-вперед, и издавая почти неуловимый скулеж.

Ганнибал вздыхает, не желая менять своего положения, несмотря на довольно агрессивное собачье дыхание, дующее ему в нос. Уилл прижимается к спине Ганнибала, одна из его ног просунута между лодыжек Ганнибала. Исходящего от тела Уилла тепла достаточно, чтобы заставить Ганнибала задрожать от восторга.

Уилл шевелится, издает тихий стон. Ганнибал вздрагивает от этого звука по совершенно опеределенной причине.

— Который час? — спрашивает Уилл. Его голос хриплый. Грубый.

Ганнибал тянется за своим мобильным телефоном. Он ненадежно лежит на краю кровати Уилла, так как у его милого мальчика нет прикроватных тумбочек (еще одна вещь, которую Ганнибал должен купить для своего возлюбленного — или, что еще лучше, он должен убедить Уилла переехать с ним в новый дом, где уже будет вся мебель). Прищурившись, Ганнибал смотрит на экран, прежде чем ответить:

— Сейчас 5:47. Тебе пока не нужно вставать. Я могу приготовить завтрак, если ты хочешь поспать еще. Твоему телу не помешает отдых.

Уилл снова расслабляется на матрасе, обхватив руками талию Ганнибала и сжав ее, словно предлагая ему рискнуть уйти.

— Нет, останься со мной.

— Конечно, дорогой.

Ганнибал поворачивается лицом к Уиллу. Они оба лежат на одной подушке, их носы почти соприкасаются. Теплое дыхание Уилла касается лица Ганнибала. Оно пахнет бесконечно лучше, чем собака, на которую смотрел Ганнибал ранее.

— Привет, — шепчет Уилл.

— Привет.

Ганнибал позволяет своему взгляду блуждать, каталогизировать каждую деталь предоставленного ему дара — Уилла, уязвимого. Его лицо расслаблено после сна. В уголке его красных губ есть крошечная дорожка засохшей слюны. Она переходит в его бороду — коричневую щетину, покрывающую бледную поверхность его кожи. Его волосы растрепаны, одна сторона приглажена от того, что лежит на подушке, а другая — это клубок беспорядочных кудрей. От него пахнет петрикором и свежей ледниковой водой, мускусом и домом.

Все лицо Уилла внезапно морщится, искажается, и он отодвигается от Ганнибала так, что его голова покоится на отдельной подушке. Он поднимает руку, чтобы прикрыть рот, и говорит:

— О боже, я только сейчас вспомнил о твоем чувствительном обонянии. Дай мне почистить зубы.

Уилл приподнимается, чтобы уйти. Ганнибал вскидывает правую руку и хватает Уилла за запястье так, что он не может отстраниться.

— Пожалуйста, — говорит Ганнибал. — Останься. Твое утреннее дыхание бесконечно приятнее, чем у Бастера.

Уилл смеется и ложится обратно.

— Это слабое утешение, но сойдет.

— Меня не беспокоят естественные запахи. Такие как кровь, пот или дыхание. Больше всего мой нюх раздражают едкие химикаты.

— Значит, тот факт, что я месяц не дезинфицировал кухонные столешницы, пойдет тебе на пользу.

Ганнибал не уверен, какое именно выражение лица появляется у него в ответ на эту информацию, но последовавший за ним смех Уилла более чем стоит агонии от осознания того, что кухня Уилла не убиралась должным образом неделями, а может, и месяцами.

— Есть несколько потрясающих полностью натуральных чистящих средств, которые я был бы более чем счастлив представить тебе.

— Уверен, так и есть, — фыркает Уилл, его глаза все еще весело прищурены. — Полагаю, если ты собираешься оставаться здесь чаще, мне стоит это учесть.

Кажется, что время меняется. Плавится. Солнце встает над восточным горизонтом и заливает комнату теплым золотистым светом. Дыхание Уилла и Ганнибала становится синхронным, когда они лежат рядом друг с другом. Момент прерывается только когда Бастер запрыгивает на кровать и утыкается носом в шею Уилла — а Ганнибалу приходится оказаться лицом к лицу с новым днем, а не со своим возлюбленным.

Пока Уилл выпускает собак, Ганнибал встает и идет на кухню, чтобы начать готовить завтрак. То, как идеально сочетается их утренняя рутина, успокаивает. К тому моменту, как Ганнибал заканчивает варить кофе — кофемолка Уилла исправна, но далеко не так роскошна, как эспрессо-машина La Pavoni Ганнибала — и раскладывать на тарелки омлет, Уилл принимает душ и переодевается в темные джинсы и белоснежную рубашку. С его кудрей на кафельный пол капает вода, когда он подходит к Ганнибалу сзади и прижимается так же, как и когда они спали.

— Пахнет потрясающе, — говорит Уилл, уткнувшись носом в изгиб челюсти Ганнибала. — Не то чтобы я ожидал чего-то меньшего, конечно. В противном случае мне, вероятно, пришлось бы выгнать тебя.

Ганнибал усмехается и украшает их тарелки свеженарезанной петрушкой.

— Уверен, в таком случае я бы это заслужил. Ты обычно завтракаешь?

Уилл фыркает и отстраняется. Он садится за стол и с усталым вздохом поводит плечами.

— Тебе вообще нужно задавать этот вопрос? Ответ определенно будет отрицательным. Мне везет, если я успеваю выпить чашку кофе, прежде чем уйти в академию.

— Завтрак — это самый важный прием пищи за день, — упрекает Ганнибал — конечно, он делает это нежно, поскольку он никогда не сможет по-настоящему рассердиться на Уилла (даже если Уилл вырежет Ганнибалу сердце и оставит его истекать кровью на полу кухни). — Я более чем счастлив предоставить тебе необходимое питание.

Запах Уилла взрывается медовым удовольствием.

Они едят в тишине. Единственными звуками остаются скрежет вилки и ножа по керамике и редкий скулеж одной из собак Уилла.

Ганнибал покидает Вулф Трап с улыбкой и всепоглощающим чувством правильности происходящего. Это чувство быстро исчезает при встрече с Франклином позже днем.

— Я очень уважаю вас и то, что вы делаете, — говорит Франклин.

Очевидно, этот человек не совсем понимает значение слова «уважение», иначе он бы не следовал за Ганнибалом по Балтимору, словно утенок в поисках матери: Ганнибал не мать, а у Франклина скоро будут сломаны крылья.

— Поскольку я не могу быть вашим другом — или вам от этого некомфортно — я обнаружил, что смотрю на своих друзей вашими глазами. Представляю, что вы сказали бы о них. Какой бы поставили диагноз.

Ганнибал представляет толстую шею Франклина в своих руках, представляет волнующее удовлетворение от того, как он сломает ее, разъединив спинной мозг. Это чрезвычайно приятный образ, за который Ганнибал цепляется все время их сеанса.

— Кого вы психоанализируете? — спрашивает Ганнибал, прекрасно зная ответ.

— Моего друга Тобиаса.

Подобные разговоры неинтересны, когда Ганнибалу уже известен исход. Вся привлекательность его манипуляций в том, что он никогда не знает наверняка, чем все завершится. Сейчас же перед ним разворачивается оставшееся время Ганнибала с Франклином — полноцветный фильм, который заканчивается глубокой багровой окраской пролитой крови.

— Я погуглил психопатов, — продолжает Франклин — как всегда не подозревая об истинном ходе мыслей Ганнибала. — Пролистал опросный лист и был немного удивлен тем, сколько пунктов я отметил.

К тому времени, как Франклин покидает кабинет, Ганнибал морально истощен. Он наливает себе немного вина в бокал и наслаждается каждым глотком, прежде чем собраться и уйти на ночь.

По дороге домой Ганнибал опускает окна своей машины. Ночь приятная, наполненная трещанием насекомых и запахом морской воды вдалеке. Он глубоко вдыхает, довольный как никогда.

Ганнибал чувствует, что он находится на очередном перекрестке. Раньше отправить Уилла в ожидающие руки Тобиаса было приятным развлечением. Посмотреть, что сделает этот человек, оказавшись в логове другого убийцы. Теперь же Ганнибал скорее отрежет себе руку, чем намеренно направит Уилла в опасную ситуацию.

Но Ганнибал не единственный, кто участвует в этой деликатной шахматной партии. Независимо от влияния Ганнибала, Джек отправит Уилла на поиски Тобиаса. Тот нападет, независимо от того, загнан ли он в угол в своем офисе или же его преследуют в каком-то другом месте.

Ганнибал должен сделать поимку Тобиаса как можно менее опасной для Уилла. Он не рискнет жизнью Уилла. Не сейчас. Ганнибалу дали второй шанс.

Он сомневается, что получит третий.

Принимая это во внимание — тот факт, что эта жизнь — второй шанс, всегда на первом плане у Ганнибала — Ганнибал осознанно решает не навещать Тобиаса в его магазине и не приглашает его на ужин. Тобиас — слабая имитация того, каким должен быть убийца, пустота в его сердце заставляет его восставать против мира. Настоящий художник использует эмоции, чтобы придать форму своему ремеслу. Пустота Тобиаса вредит ему: из-за этого его работы кажутся опустошенными.

Когда позже на той же неделе Уилл звонит, чтобы описать сцену, оставленную Тобиасом в оперном театре, Ганнибал ощущает явную ревность, отдающую кислотой на его языке, будто сок лимона, выжатый в открытую рану.

— Этот убийца поет кому-то серенаду, — говорит Уилл по телефону.

— И все же, выбранный инструмент был непригоден для игры. Мистер Уилсон даже в смерти был неспособен производить нужные звуки.

— Ты его знал? — спрашивает Уилл. — Я знаю, что ты регулярно посещаешь оперу.

— Я не знал мистера Уилсона лично, но я слышал о нем. В моем кругу общения большинству известна его репутация тромбониста.

— Полагаю, это увеличивает вероятность того, что убийца входит в твой круг.

— Да, — задумчиво говорит Ганнибал, но не дает больше никакой информации. Он не хочет, чтобы Уилл нашел Тобиаса: пусть его поймает какой-то безымянный офицер, чья жизнь не имеет никакой ценности или смысла. Не Уилл. — Я с нетерпением жду нашей встречи в пятницу.

— Я тоже. Иногда мысль о встрече с тобой — единственная причина, по которой я могу прожить свою неделю, — голос Уилла становится мягче.

Ганнибал прочищает горло, испытывая благодарность за то, что Уилла нет рядом, и он не увидит, как сильно его слова повлияли на Ганнибала. Есть вероятность, что с его выдающейся эмпатией он уже знает об этом — даже слушая по телефону. Возможно, дело в изменении дыхания Ганнибала, том, как он прочистил горло, напряжении, вибрирующем в микрофон. Ганнибал представляет, как Уилл разбирает каждую из этих подсказок, как он осознает, насколько глубоко Ганнибал влюблен в него.

— Твои слова значат для меня больше, чем ты думаешь, — решает сказать Ганнибал (вместо тех трех слов, что могли бы положить конец его стремлениям прежде, чем они как следует успеют начаться). — Спокойной ночи, дорогой.

В пятницу Ганнибал устраивается в кожаном кресле у камина, кладет на колени альбом для рисования — карандаш и скальпель лежат на журнальном столике рядом с ним. Когда он начинает точить кончик карандаша, входная дверь его дома распахивается, принося с собой запах летнего дождя, Уилла, озона — аромата, свойственного тяжелым грозовым тучам перед ударом молнии — и… духов Аланы?

— Уилл? — Ганнибал мгновенно вскакивает на ноги. Он встречает Уилла в прихожей, наблюдая, как Уилл стаскивает с себя промокший дождевик и вешает его на вешалку дергаными движениями. Все тело Уилла напряжено, его лицо покраснело от бурлящего гнева. Запах Аланы сильнее всего ощущается на губах Уилла.

— Меня поцеловала Алана Блум, — выплевывает Уилл.

Перед глазами Ганнибала падает красная пелена. Его зубы ноют от желания вонзиться в плоть, с силой вцепиться в нежное горло Аланы и распотрошить его. Как она смеет прикасаться к тому, что принадлежит ему, как смеет она осквернять запах Уилла своими собственными химическими духами и пачкать его своей помадой, как смеет она…

— Ганнибал?

Ганнибал поводит плечами. Затягивает шнуровку своего человеческого костюма. Он жестом приглашает Уилла следовать за ним в кабинет, и там опять садится в свое кожаное кресло.

— Прошу прощения, — говорит Ганнибал. Он слушает, как по окну хлещет дождь. Он замечает, как огонь в камине хрустит и потрескивает, пожирая кленовые поленья, которые Ганнибал положил на металлическую решетку ранее этим вечером. Его успокаивает учащенное биение его сердца, то, как оно стучит и колеблется, совсем как пламя в камине. — Как ты думаешь, почему Алана поцеловала тебя?

Уилл издает резкий смешок и проводит рукой по своим кудрям.

— Черт его знает. Мы с Аланой дружим уже много лет, и за все это время мы ни разу не оставались в комнате наедине. До сегодняшнего вечера. Как будто теперь, когда я наконец-то стабилен и счастлив, она хочет вцепиться в этот успех и отведать его, словно изысканное вино, которое я раздаю всем, кто ко мне приближается.

— Ты как-то сказал, что Джек зависим от запаха успеха. Возможно, не только он.

— Я бы никогда не подумал, что Алана из тех людей, которые настолько…

— Настолько?..

— Поверхностные, — выплевывает Уилл. Впервые с того момента, как он ввалился в парадную дверь, он наконец-то встречается с Ганнибалом взглядом. Его глаза рассерженные, почти черные. Того же цвета, что море во время шторма — того шторма, который топит моряков подобно сиренам. Потерявшись в глубине взгляда Уилла, Ганнибал ощущает, что тонет.

— Прости, — говорит Уилл. Он опускает взгляд. Ганнибал хмурится и встает с кресла. Он идет к дивану, на котором сидит Уилл, и опускается на колени перед своим мальчиком.

— Посмотри на меня, — требовательно просит Ганнибал.

Уилл дрожит. Он медленно заставляет себя поднять глаза, пока вновь не смотрит на лицо Ганнибала.

— Тебе не за что извиняться. Ты просил ее поцеловать тебя?

Уилл отрицательно качает головой.

— Значит, это было сделано без согласия. Выражение привязанности, предпринятое кем-то, кому мы оба доверяли, — Ганнибал делает паузу. Затем добавляет: — Я рад, что ты пришел ко мне.

— Куда еще я мог пойти?