Chapter Six (2/2)

— Полагаю, да, — наконец отвечает Уилл. — У меня не было… симптомов с момента моей панической атаки в Северной Каролине. Никаких галлюцинаций. Никакой лихорадки. Лишь несколько кошмаров, но это старый друг — то, с чем я жил задолго до энцефалита. Нет причин, по которым мне не стоит возвращаться.

— За исключением того, что энцефалит был лишь обострением проблемы, — говорит Ганнибал. — Работа на Джека погружает твой разум во тьму. Это действительно то место, где ты хочешь быть?

Лицо Уилла меняется, принимает нечитаемое выражение.

— Неужели тьма действительно настолько плохое место, чтобы в нем задерживаться?

Ганнибал забывает, как дышать. Движение его груди запинается, замирает. Руки по бокам сжимаются в кулаки. Все его тело — статуя, застывшая и неподвижная, за исключением беспокойного разума.

— Полагаю, это зависит от того, кому ты задаешь этот вопрос.

Уилл мычит и встает с дивана. Он тянет шею, хрустит ею, а затем наклоняется, чтобы погладить одну из собак — Зои, белую, с неправильным прикусом и кудрявой шерстью.

— Иногда тьма может быть успокаивающей. Свет ослепляет: становится больно, если смотришь на него слишком долго. Тьма же никогда не ослепляла меня.

В кои-то веки Ганнибал не может подобрать ответ. Он также встает с дивана, подходит к столу Уилла и рассеянно поглаживает перо полуготовой рыболовной приманки.

— Кто-то мог бы сказать, что тьма — это окончательная слепота. Пещера Платона была освещена тенями, но истинную форму человека можно было увидеть лишь при свете.

— Я не в пещере. Мой разум может нырнуть во тьму и вернуться невредимым. Он может окунуться в свет — и в итоге сгореть. Это зависит лишь от человека, разум которого отражает моя эмпатия.

Ганнибал содрогается. Его терзает внутренняя боль. Он хотел бы, чтобы Уилл нырнул только в его разум, чтобы Уилл прикоснулся только к его разуму, чтобы только его разум Уилл ласкал и впитывал. Он единственный, кто достоин эмпатии Уилла. Другие убийцы, которых касается Уилл, оставляют в его разуме грязные отпечатки пальцев — как ребенок немытыми руками. Ганнибал знает, как убаюкать мозг Уилла, как прикасаться к нему нежными руками и быть благодарным за предоставленный ему дар.

— Действительно невероятно, насколько глубоким самосознанием ты обладаешь, — говорит Ганнибал. — Даже обученные психиатры не могут читать себя так же хорошо, как ты. Величайшие умы нашего времени страдают и бьются над тем самым вопросом, который ты можешь так убедительно объяснить.

Уилл фыркает и закатывает глаза в ответ на похвалу, но Ганнибал видит, что он доволен.

— Льстец. Можешь назвать меня сумасшедшим. Ты не будешь первым.

— Нет, — отвечает Ганнибал. Совершенно серьезно. — Я бы никогда так не сказал.

— Никогда — это долго, — шепчет Уилл.

Ганнибал подходит к нему и обнимает. Он обхватывает руками талию Уилла, и притягивает его как можно ближе — как всегда желая, чтобы они были еще ближе. Он зарывается носом в буйные кудри Уилла и вдыхает его запах.

— Никогда — это действительно долго. И все же, я настаиваю на своем утверждении. Твой разум — прекрасен, блестящ. Я бы не стал очернять такой дар, называя его сумасшедшим. Блестящим, да. Поразительным. Не имеющим сравнения своим глубине и способностям. Но не сумасшедшим.

Уилл шмыгает носом и зарывается лицом в шею Ганнибала. Ганнибал чувствует влагу стекающих слез, чувствует их соль в воздухе. Он крепче сжимает руки. Прижимается к Уиллу, будто может слить их тела воедино одной лишь силой воли.

С последним тяжелым вздохом Уилл отстраняется от объятий Ганнибала. Ганнибал чувствует холод утраты, словно от его тела отрезали конечность, а затем вернули, к его все еще кровоточащей культе. Кровь из раны вытекает, забирая с собой его тепло.

— Ты выглядишь так, будто кто-то только что украл последний кусочек твоего ужина, — поддразнивает Уилл. Его глаза покраснели и опухли. Кончик его носа влажный. Уилл проводит по нему тыльной стороной ладони.

— Это определенно ощущается именно так, — соглашается Ганнибал. — Должен признать, я привязался к ощущению, когда ты прижимаешься ко мне.

Уилл бесцветно улыбается. Сердце Ганнибала выпрыгивает из его груди и приземляется в руки его мальчика. На данный момент неизвестно, раздавит ли он его или будет беречь.

— Мне пора, — говорит Ганнибал. Он идет на кухню и забирает свою термосумку, прежде чем направиться к входной двери. — Наслаждайся остатком выходных, дорогой.

Уилл следует за Ганнибалом. Он открывает водительскую дверь машины Ганнибала, на его лице появляется выражение застенчивого удовольствия, когда Ганнибал воркующие благодарит его и целует нежную кожу его лба. Это причиняет боль, но Ганнибал заставляет себя выехать с подъездной дорожки дома Уилла и повернуть на дорогу. Свет фар Бентли прорезает тьму ночи. Ганнибал хочет, чтобы Уилл был здесь, чтобы прорезать тьму в сердце Ганнибала, окунуться в черные участки его разума и насытить его прохладным спокойствием.

Уилл действительно возвращается к работе на Джека: все, что для этого нужно — это уверенность Джека в том, что Чесапикский потрошитель вновь убил — и Уилл сметен местом преступления, которое не имеет никакого отношения к Ганнибалу.

— Это нелепо, — позже сообщает Уилл по телефону. — Этих двух убийц даже сравнивать нельзя. Возможно, есть некоторые совпадения в том, как было совершено преступление (о чем Зеллер был более чем рад мне сообщить, поскольку у этого человека, похоже, фетиш на собственные ошибки), но в целом различий гораздо больше, чем сходства.

Ганнибал одурманено вздыхает. Отныне и во веки веков он мог бы слушать, как Уилл говорит о Потрошителе. В конце концов, он нарцисс, и принимает это без каких-либо угрызений совести.

— В чем их различие, дорогой?

Уилл замолкает.

— Прости, я не осознавал, что своей тирадой захватил весь наш разговор. Уверен, что хочешь, чтобы я продолжил? — в голосе Уилла звучит какая-то грань, которую Ганнибал не может понять. Почти как будто он… дразнится? Может, Уилл флиртует с ним? Ганнибал не уверен, в чем причина такой резкой смены интонации, но он отвечает с той же легкостью, что и всегда.

— Я мог бы слушать, как ты излагаешь свой список продуктов, и все равно был бы очарован звучанием твоего голоса.

— Конечно, был бы. Составление списка продуктов, вероятно, является твоим представлением о веселом пятничном вечере.

Ганнибал усмехается и перекладывает телефон от одного уха к другому. Он сейчас на кухне, заканчивает готовить пирог из почек, который планирует принести Уиллу завтра.

— Ты так хорошо меня знаешь. И все же, мне не терпится узнать, как прошел твой день. Пожалуйста, продолжай.

— Ладно. Джейсона Мюррея убил не Потрошитель. Это было сделано с целью извлечения органов — вероятно, какой-то студент-медик, отчаянно желавший заработать лишний доллар. На месте преступления не было никаких произведений искусства. Никакого… величия. Потрошитель использует человеческую плоть в качестве холста. А это был не холст, а просто человек с отсутствующим сердцем.

Они продолжают обсуждать место преступления. Ганнибал хвалит Уилла, обожая то, как взволнован Уилл, услышав слова поддержки (любви). Ганнибал с нетерпением ждет того дня, когда Уилл настолько привыкнет к восхвалению, что будет просто ожидать его от Ганнибала — а не удивляться при каждом случае.

Следующим вечером, в семь часов, Ганнибал едет к дому Уилла. Он приносит с собой пирог с почками — почки недобровольно предоставила пожилая женщина из района предыдущего места жительства Ганнибала, всегда позволявшая своим собакам заходить на двор Ганнибала, чтобы справить нужду — и что в обычных условиях не было бы проблемой, если бы эта женщина не отказывалась убирать за ними (что закончилось несколькими кустами мертвых георгин и одним столь же мертвым телом).

— Уилл, — здоровается Ганнибал. Он проходит в дверь, позволяя себе быть вовлеченным в нежный, сладкий поцелуй. Рот Уилла теплый и имеет привкус дешевого виски. Ганнибал углубляет поцелуй, прижимается ближе, облизывая нижнюю губу Уилла, упиваясь тем, как Уилл стонет и сильнее стискивает в его рубашку.

— Ганнибал, — наконец отвечает Уилл. Когда он отстранятся, его губы красные и блестящие, а глаза яркие — они скользят взглядом по лицу Ганнибала. — Чему обязан удовольствием? Ты проделал определенно долгий путь из Балтимора.

— Я принес ужин, — говорит Ганнибал. — И свою компанию, если ты не против.

— Всегда, — отвечает Уилл. Это звучит как клятва.

Ганнибал ухмыляется и идет на кухню.

В середине ужина Уиллу звонит Джек Кроуфорд.

— Алло, — отвечает Уилл.

— Здравствуй, Уилл.

Несмотря на то, что телефон прижат к уху Уилла, Ганнибал слышит жесткий голос Кроуфорда. Он незаметно наклоняется вперед, чтобы лучше слышать.

— Джек, — отвечает Уилл. — Полагаю, появился еще один труп, если ты звонишь мне так поздно.

— Где ты?

Уилл бросает на Ганнибала безэмоциональный взгляд.

— Дома. Сейчас почти девять вечера. Что-то не так?

— У нас есть зацепка в деле Потрошителя. Думаю, сегодня вечером мы наконец поймаем ублюдка.

Ганнибалу удается лишь не закатить глаза на это нелепое заявление.

— О? — тянет Уилл.

— Ты нужен мне здесь, сейчас. Я отправлю адрес сообщением. Это автомастерская в нескольких минутах езды от аэропорта, прямо у шоссе.

Уилл вздыхает.

— Неужели настолько необходимо, чтобы я был там лично? У меня… компания.

— Уилл! Это Потрошитель. Сообщи своей подружке или тому, с кем ты, черт побери, встречаешься, что у тебя на работе чрезвычайная ситуация.

— Доктор Лектер, — говорит Уилл, делая вид, что прикрывает микрофон, но говоря достаточно громко, чтобы Джек отчетливо слышал его голос, — у меня на работе чрезвычайная ситуация.

На другом конце Джек ломко смеется.

— Доктор Лектер там? Скажи ему, чтобы тоже приходил. Просто приезжайте как можно скорее.

К тому времени, когда Уилл кладет телефон на стол, звонок уже завершен.

— Что скажешь, Ганнибал? Хочешь помочь поймать Потрошителя?

Глаза Ганнибала почти сверкают, когда он отвечает:

— Как я могу отказаться?

Кажется, что поездка в автомастерскую проходит относительно быстро, несмотря на то что заняла она больше часа. Уилл и Ганнибал болтают о деле, о жизнеспособности доноров органов и трансплантатах. Ганнибал развлекает Уилла некоторыми из своих самых омерзительных историй, произошедших во время работы врачом скорой помощи — получая удовольствие от того, что ему нет нужды упускать какие-либо подробности или смягчать факты, чтобы сделать рассказы более приемлемыми. На своей собственной работе Уилл видит гораздо худшее. Мало что может выбить этого мужчину из колеи.

Это одна из причин, по которым Ганнибал так сильно его любит.

Мастерская большая и заполненная находящимися там на обслуживании машинами скорой помощи. Однако машины, которую они ищут, там нет.

Беверли впечатляет всех своими познаниями в области систем GPS и отслеживания частот. К тому моменту, как они находят эту неуловимую машину скорой помощи, Девон Сильвестри по локти погрузился в своего бедного пациента — на его лице вытравлено выражение нервной сосредоточенности.

Джек пытается заставить Девона поднять руки, но тот отказывается под предлогом своего умирающего пациента, лежащего лицом вниз под его руками.

— Доктор Лектер! — зовет Джек. Ганнибал подходит к машине скорой помощи и поднимается через открытую дверь. Он изучает «работу» Девона с не меньшим отвращением, чем в предыдущей версии этой сцены.

— Он извлекал почку, — говорит Ганнибал. — Неудачно. Я могу пришить ее.

— Сделайте это, — говорит Джек, его голос серьезен. Полон решимости.

Готовясь к этому моменту, Ганнибал надел одну из своих старых рубашек: в прошлый раз, когда он спас этого пациента, ему не понравилось выбрасывать одежду — кровь из тела жертвы так глубоко въелась в волокна материала рубашки, что удалить запах меди и соли не могла никакая химчистка.

Ганнибал закатывает рукава, надевает пару нитриловых перчаток и засовывает руку в отвратительно выполненный разрез. Его руки проскальзывают по восходящей ободочной кишке, прежде чем найти надрез там, где Девон пытался извлечь орган. Ганнибал кладет руку на правую почечную вену и останавливает поток крови, льющейся с каждым ударом сердца жертвы.

— У вас получилось? — спрашивает Джек, направляя пистолет на объятое ужасом лицо Девона.

— Да, у меня получилось.

Девон убирает свои некомпетентные руки от тела и выскальзывает из машины скорой помощи. Ганнибал остается на месте, крепко прижав пальцы к вене. Он оглядывается через плечо и видит смотрящего на него Уилла. Свет из машины отражается в очках Уилла, скрывая его глаза от взгляда Ганнибала. Ганнибалу интересно, как они выглядят — широко раскрыты от удивления или подозрительно прищурены или, возможно, они полуприкрытые и уставшие.

Ганнибал вдыхает воздух и сразу же чувствует запах возбуждения.

О.

О, Уиллу это нравится.

Ганнибал поводит плечами, пытаясь сдержать нарастающую волну собственного возбуждения. Он понятия не имеет, что именно в этой конкретной ситуации так взбудоражило Уилла — кровь на руках Ганнибала или тот факт, что Ганнибал спасает жизнь, или просто Ганнибал в целом (Ганнибал отчаянно надеется, что это либо первый, либо последний из этих трех вариантов). В любом случае, Ганнибал намерен насладиться этим моментом и предоставленной им уникальной возможностью.

Пока Джек и его команда заталкивают Девона в заднюю часть патрульной машины, Ганнибал протягивает руку и выбирает коническую иглу, а также хирургическую мононить, используемую для сшития ранений внутренних мягких тканей. И то, и другое лежит на металлической тележке в задней части машины скорой помощи. Обычно этот тип хирургической работы выполняется лапароскопически. Поскольку у Ганнибала нет нужных инструментов, он пользуется устаревшими методами, полагаясь на свое превосходное зрение и хладнокровие, чтобы завершить процедуру. Он более чем уверен в своей задаче, поэтому он быстро накладывает шов на вену, а затем зашивает разрез, так что жертва Девона более или менее цела.

Когда Ганнибал вновь поднимает взгляд, Уилл все еще стоит у машины скорой помощи, хотя он уже подошел ближе к открытой двери. Его руки засунуты в карманы брюк, губы слегка приоткрыты, а когда Ганнибал убирает свои окровавленные руки из раны и снимает перчатки, изо рта Уилла вырывается тихий вздох.

— Ганнибал, — голос Уилла хриплый. Глубокий и грубый. Ганнибал вздрагивает от этого звука и вылезает из машины.

— Уилл, — говорит он.

Уилл хватает Ганнибала за руку, и тянет его к заброшенному зданию, перед которым припаркована машины скорой помощи. Как только они выходят из поля зрения людей, присутствующих на месте преступления, Уилл прижимает Ганнибала к кирпичной стене, и начинает пожирать его рот.

Сейчас нет мягкости, нежных прикосновений или застенчивых ласк кожи о кожу. Уилл кусает губы Ганнибала, пока они не открываются, а затем засовывает язык внутрь с такой силой, что Ганнибал чувствует, как эта сила отдает в его челюсть. Одна из рук Уилла сжимает волосы Ганнибала, дергая их так, что голова откидывается назад, обнажая горло. Другая его рука продолжает удерживать руку Ганнибала, притягивая его ближе до тех пор, пока они не соприкасаются пахом — это восхитительное трение, от которого в глазах Ганнибала вспыхивают искры.

— Боже, — стонет Уилл, облизывая нижнюю губу Ганнибала, словно голодающий. — Почему это… ты такой… — Уилл так и не заканчивает ни одно из своих предложений. Вместо этого он продолжает целовать губы Ганнибала и потираться об его эрекцию. Нет ничего, кроме бушующего жара и закручивающегося удовольствия; ничего, кроме запаха Уилла — невыносимо возбужденного — ничего, кроме вкуса Уилла в его рту; ничего, кроме ощущения обжигающе-горячей кожи Уилла, прижимающейся к его собственной, в то время как Уилл толкает его все ближе и ближе к холодной стене.

Уилл отпускает волосы Ганнибала и тянется рукой вниз, между их телами. Ладонями он касается брюк Ганнибала, проворные пальцы хватаются за его член через шов на ткани.

— Уилл, — стонет Ганнибал. Его взгляд тяжелый, глаза полуприкрытые. Он смотрит вниз, на их изогнутые тела, и от этого вида едва может сдержать еще один стон. Коричневые вельветовые брюки Уилла не должны выглядеть столь привлекательно — они вообще не должны выглядеть привлекательно — но выглядят, внушительная выпуклость Уилла натягивает ткань так, что собственный пах Ганнибала пульсирует от жара.

Его рот наполняется слюной. Ганнибал сглатывает, пытаясь контролировать свое дыхание.

Пытаясь.

— Уилл, — говорит Ганнибал, на этот раз нерешительно отталкивая, чтобы создать между их телами хоть какое-то пространство. — Нам следует остановиться. Позволь мне отвезти тебя домой и…

Уилл рычит и сжимает член Ганнибала, словно в тисках. Ганнибал шипит и дергает бедрами навстречу боли.

— Нет. Это мое. Сейчас.

Не дожидаясь ответа, Уилл толкает Ганнибала и снова прижимает его к стене. Их тела извиваются, сильные ноги Уилла удерживают Ганнибала на месте, в то время как спираль их удовольствия закручивается все выше и выше. Они движутся как единое целое, волнообразные толчки и притяжение их тел заставляют Ганнибала пошатнуться от ощущения Уилла — жаждущего, твердого и идеального.

Когда он кончает, Ганнибал почти плачет — его оргазм настолько интенсивен, что причиняет физическую боль. На его позвоночник одна за другой обрушиваются волны экстаза. Его брюки покрыты спермой. В уголках глаз собрались слезы.

Ни разу в жизни у Ганнибала не было оргазма такой силы.

Уилл двигает бедрами раз, другой, прежде чем замереть, прижавшись к дрожащему телу Ганнибала. Когда его семя проливается и просачивается сквозь ткань, Ганнибал чувствует всплеск соленого запаха спермы, ощущает теплую влагу на передней части вельветовых брюк Уилла.

— О боже, — Уилл наклоняется и прижимается лбом к шее Ганнибала. Кожа его горячая и скользкая от пота.

Ганнибал улыбается и кладет руку на растрепанные кудри на макушке Уилла.

— Это было… неожиданно.

Уилл издает звук, подозрительно похожий на хихиканье.

Сердце Ганнибала подпрыгивает и замирает.

— Принести тебе медицинский халат? Кажется, я видел один в машине скорой помощи.

— И испортить место преступления своим потом и спермой? Ага, не думаю.

Ганнибал мычит и нежно целует Уилла в макушку.

— Вероятно, будет к лучшему, если мы останемся в наших… испачканных брюках. Пойдем, давай отвезем тебя домой.

Уилл отстраняется и одаряет Ганнибала очаровательной однобокой улыбкой.

— Ладно. Поехали домой.

Уилл так и не уточняет, о каком доме идет речь. Ганнибал тоже. Он просто следует за Уиллом, ведущим их обратно к Бентли. Когда Ганнибал выбирает дорогу в Вулф Трап, Уилл хмыкает, его запах взрывается теплым, медовым счастьем. Несмотря на высыхание семени в его брюках, несмотря на неприятное ощущение липкости от спермы, застрявшей в ткани и волосах, несмотря на усталость в костях и песок в глазах из-за того, насколько поздно настала ночь, Ганнибал не может вспомнить время, когда он был счастливее.

— Останешься? — спрашивает Уилл, как только Ганнибал паркуется. — Пожалуйста.

Как Ганнибал может отказать в таком?

— Конечно, — бормочет он.

Ответная улыбка Уилла ослепляет. Уилл был прав: свет может обжигать. Ганнибал наслаждается болью. Он будет с радостью обжигаться об Уилла вновь и вновь, если это станет конечным результатом.