Chapter Four (1/2)

— Ганнибал? Это Уилл Грэм. Меня, э-э, выписали из больницы. Вы все еще хотите поужинать?

Ганнибал не думает, что когда-либо был настолько окрылен телефонным звонком. Пытаясь сдержать волнение, он тут же отвечает:

— Конечно. Я с нетерпением ждал нашего ужина. На самом деле, мысль о нем была сияющим светом, ведущим меня через тьму моего последнего приема сегодня днем.

— Несчастный пациент?

— К несчастью.

Ганнибал и Уилл хихикают, как школьники.

Ганнибалу интересно, не так ли выглядит влюбленность.

— Когда вы, э-э, хотите, чтобы я пришел?

Ганнибал делает вид, что обдумывает вопрос — как будто он не продумал все до мелочей сразу после того, как пригласил Уилла поужинать с ним в начале недели.

— Сегодня в шесть подойдет?

— Хорошо. Мне принести что-нибудь? Мне еще неделю нельзя будет пить алкоголь, но у меня ощущение, что будет неправильным прийти с пустыми руками.

— Не обращайте внимания на это ощущение. Вы придете не с пустыми руками: вы приведете себя, а это гораздо большее удовольствие, чем может предоставить любая бутылка вина.

Уилл усмехается. Мышцы смеха Ганнибала болят от частого использования в последнее время. Ганнибал не думает, что он когда-либо в своей жизни улыбался так много.

— Какие милые слова, доктор Лектер. У вас острый язык.

«Ты и понятия не имеешь, насколько он острый», — хочет сказать Ганнибал, но его острый язык знает, когда следует промолчать — по крайней мере изредка.

— Вы слишком добры, Уилл. Полагаю, мне следовало спросить в первый раз, когда я принес вам еду, но есть ли у вас какие-либо пищевые аллергии, которые мне следует учесть? Ингредиенты, которых мне следует избегать? — Ганнибал уже знает ответ. Однако он ругает себя за то, что не спросил раньше: ему нельзя забывать, что этот Уилл еще не ужинал с ним бесчисленное количество раз, он вообще еще не украшал собой его обеденный стол. Сегодняшний вечер будет первым для этого Уилла, и Ганнибал намерен сделать его запоминающимся.

— Нет. Спасибо, что спросили. Увидимся в шесть.

— До встречи, — говорит Ганнибал. Они заканчивают разговор, и Ганнибал спешит домой, чтобы начать последние приготовления к их трапезе. Для сегодняшнего торжества у него запланировано три блюда. Это гораздо более сдержанный подход, чем те, что привычны для его званых ужинов, но Ганнибал не хочет спугнуть Уилла.

Для начала Ганнибал готовит розы из прошутто на арбузе. Ганнибал знает, как сильно Уилл любит свежие фрукты, и эти утонченные цветы — единственный букет, который, как считает Ганнибал, он может спокойно подарить ему на данному этапе, не вызвав смущения. Прошутто подается с мягким козьим сыром — соленым и пикантным, дополняющим сладость арбуза. Их основное блюдо состоит из медальонов из оленины с подрумяненным фуа-гра. Декадентский вариант, да, но тело Уилла восстанавливается после энцефалита, а его живот все еще слишком тощий для Ганнибала — конечно, если бы это зависело от Ганнибала, Уилл не голодал бы ни дня в своей жизни. Он бы ужинал лучшими кусками мяса, пил самые дорогие вина и смаковал самые сладкие десерты. Его кожа сияла бы, светилась от заботы Ганнибала о своем возлюбленном. Его желудок был бы наполнен, и живот стал бы мягкой подушечкой над острыми бедренными костями.

Ганнибал осознает, что возбудился лишь от этого мысленного образа, поэтому он быстро поправляет брюки, моет руки, и заканчивает украшать гранатовый тарт с черным шоколадом, приготовленный на десерт.

В 17:47 Ганнибал зачесывает волосы назад. Он смотрит в зеркало и с отвращением разглядывает морщины у губ и на лбу. Седина в волосах по крайней мере придает ему утонченности, морщины же просто заставляют почувствовать себя старым.

Его телефон звонит. Ганнибал бросает последний критический взгляд в зеркало, прежде чем пойти в спальню и взять телефон с прикроватной тумбочки. На стеклянном экране, словно маяк, вспыхивает имя Уилла.

— Алло? — отвечает он, практически мурлыча в микрофон.

— Ганнибал? Привет, это Уилл. Мне… мне нужно отменить сегодняшний ужин. Только что позвонил Джек. Судя по всему, появилось еще одно тело.

Ганнибал чувствует, как его собственное тело затопляет прилив гнева: он опаляет легкие и обжигает конечности. Имя Джека Кроуфорда взлетает на вершину списка на съедение. Ганнибал щипает себя за переносицу, и заставляет себя не выругаться, когда спрашивает:

— А агент Кроуфорд знает, что вы все еще на больничном? Уилл, вы покинули больницу лишь несколько часов назад.

— Я знаю, — голос Уилла горький. Мрачный. Он звучит настолько же осчастливленным ситуацией, насколько и Ганнибал — и это успокаивает, хотя и совсем немного. — Я пытался сказать ему. Но он…

— Упрямый? Высокомерный? Неумолимый перед лицом погони за справедливостью?

Уилл издает короткий смешок.

— Ага, все эти характеристики. Могу я попросить перенести наш ужин? Я действительно с нетерпением ждал его.

— Как и я, Уилл. Хотя я не могу заставить вас, я все же прошу передумать. Как вы ранее говорили, агент Кроуфорд зависим от запаха успеха. Вы — успех, Уилл. Он будет использовать это в своих интересах, независимо от того, какой урон это нанесет вашей психике. Ваше благополучие не является для него приоритетом.

— А для вас?

Слова Уилла пронзают Ганнибала словно кинжал. Он отступает на шаг назад и хватается за изголовье кровати, чтобы удержаться на ногах. Воспоминание об Уилле — синеющих губах, забрызганной кровью груди, пулевом отверстии там, где должен быть его мозг — поднимается в Ганнибале, принося с собой волну горя, грозящую утянуть его на дно.

— Да, — голос Ганнибала торжественный. Это слово звучит как клятва.

— Спасибо, Ганнибал. Джек старается изо всех сил, как и я. Приятно знать, что кто-то на моей стороне несмотря ни на что.

— И всегда буду, Уилл. Удачи сегодня вечером. Надеюсь, мы скоро вновь увидимся.

— Я тоже.

На мгновение они остаются на линии, в молчании. Ганнибал чувствует себя нелепо. Глупо. По-детски. Но он не хочет быть тем, кто положит трубку. В конце концов, Уилл заканчивает разговор, и Ганнибал остается в своей спальне — одетый, умытый, отглаженный и вновь в одиночестве.

Ганнибалу требуется несколько минут, прежде чем он находит в себе силы выйти из спальни и спуститься вниз. Цветы из прошутто аккуратно помещаются в контейнер и убираются в холодильник. Фуа-гра и медальоны из оленины вынимаются из шкафа для подогрева и выставляются на кухонную стойку для охлаждения. Гранатовый тарт заворачивается и убирается в кладовую. Ганнибал утешает себя бокалом вина, которое оставлял подышать для сегодняшнего вечера. Он выпивает полбокала, не ощущая вкуса, а затем наливает еще один и садится на барный стул в пустой кухне. Он вертит бокал в руке. Нотки, которые он улавливает, безусловно, приятные.

Уилл пахнет лучше.

Ганнибал подозревает, что и на вкус Уилл лучше.

Ганнибал вздыхает. Хмурится. Теперь, когда все его планы на сегодняшний вечер пошли прахом, Ганнибал мысленно их перекраивает. Он допивает бокал вина, закрывает дом, а затем едет в свой второй дом на утесе.

Мириам Ласс в том же состоянии, в каком Ганнибал оставил ее. Под действием седативных препаратов, лежащая на медицинском столе в глубине подвала. Ганнибал проверяет ее жизненные показатели, расчесывает ей волосы, затем вводит ей внутривенно физиологический раствор, чтобы вымыть лекарство, удерживающее ее в состоянии сна. Когда она медленно просыпается, Ганнибал начинает процесс психического манипулирования.

В прошлый раз у Ганнибала не было возможности проверить эффективность его экспериментов с Мириам. Его планы относительно Мириам и Фредерика Чилтона были прерваны преждевременной смертью Уилла. Однако на этот раз все будет иначе. Его очернение Чилтона будет настолько завершенным, что даже блестящий Уилл не усомнится в том, что Чилтон — Потрошитель.

В конце концов, если Ганнибал и Уилл собираются устроить зимнюю свадьбу — которую он уже начал планировать — Потрошитель должен остаться далеко позади, стать пережитком прошлого. Так же, как Il Mostro был кожей, которую Ганнибал сбросил, когда она начала становиться слишком тесной, так и Чесапикский Потрошитель останется позади, поскольку Ганнибал вырастет, превратится в нечто новое.

У Ганнибала есть более важные вещи, о которых стоит беспокоиться, чем эскапады его альтер эго.

Сеанс Мириам длится час. Ганнибал накачивает ее амиталом натрия. Он включает мигающий свет перед ее затуманенными глазами и включает запись голоса Чилтона, позволяя ему проникать в ее уши, прежде чем вновь уложить ее спать.

На следующее утро от Уилла ничего не слышно. Как и еще через день, а затем еще один день. Когда проходит три дня, а от него все еще ни слова, Ганнибал решает взять все в свои руки. Он упаковывает остатки неудавшейся трапезы и приносит их в кабинет Уилла в Куантико, убедившись, что надел один из своих лучших костюмов, темно-бордовый комплект, подчеркивающий цвет глаз — и изгиб его задницы.

Ганнибал прибывает около полудня. Он стучит в закрытую дверь кабинета Уилла, желая, чтобы там было окно, в которое он мог бы заглянуть, чтобы оценить настроение своего мальчика.

Уилл открывает дверь с хмурым выражением лица, которое тут же становится мягче при виде Ганнибала, прежде чем стать нейтральным.

— Доктор Лектер, — приветствует он.

О, значит, они вернулись к обращению доктор.

— Уилл. Могу я зайти?

Уилл оборачивается, бросая взгляд на разбросанные на его столе бумаги.

— Боюсь, сейчас неподходящее время.

— Вы обедали?

Плечи Уилла опускаются. Уголки его роскошных губ опускаются, словно повторяя траекторию падающей звезды.

— Нет, — в его голосе звучит признание поражения.

— Так я и думал, — фыркает Ганнибал. — Пожалуйста, позвольте мне накормить вас. Ради меня, если не ради себя самого.

Уилл вздыхает и открывает дверь полностью.

— Тогда заходите, — Уилл идет к своему столу и собирает — откровенно говоря, подавляющее количество — бумаги, смешивая их в беспорядочную кучу, которую бросает на пол у своего стула. — Чем обязан таким удовольствием?

— Просто зашел проведать друга, — отвечает Ганнибал. Он грациозно опускается на стул напротив Уилла и выкладывает еду на стол. — Я боялся, что Джек проглотил вас целиком и отказался выплюнуть.

— Еще одна библейская отсылка? Должен признать, доктор Лектер, когда мы встретились, я принял вас за атеиста.

— У нас с богом сложные отношения, — беспечно говорит Ганнибал. — И, пожалуйста, называйте меня Ганнибал.

Уилл краснеет и плюхается на свой стул. Он проводит рукой по растрепанным кудрям, поднимает очки на носу выше.

— Простите. За… все. Боюсь, это дело отняло все мое внимание, не оставив ничего на другие занятия.

— И что это за дело? — спрашивает Ганнибал, доставая цветы из прошутто. Он не может не гордиться собой, видя широко раскрытые глаза Уилла — и когда запах Уилла взрывается счастьем, эго Ганнибала раздувается. Он выкладывает несколько цветов на тарелку и подталкивает ее к Уиллу. — Прошутто с арбузом, — объясняет Ганнибал.

— Доктор Ле… Ганнибал, они выглядят невероятно. Я почти чувствую вину за то, что ем их, — говоря это, он берет с тарелки ближайший цветок и кладет его на язык. Выражение его лица сразу меняется к удовольствию, неге. Прежде чем проглотить, он медленно и аккуратно жует.

Ганнибал как можно незаметнее меняет положение ног и прочищает горло.

— Я никогда не испытываю вины, когда ем что-либо. Я рад, что вам понравилась подача. Японцы называют искусство подачи еды морицукэ. Боюсь, в Америке мы несколько утратили это искусство.

— И вы в одиночку возвращаете его?

— Можно лишь надеяться, — Ганнибал делает паузу, а затем добавляет: — Вы избегаете моего вопроса, Уилл. Какое дело настолько привлекло ваше внимание?

Уилл доедает второй цветок из прошутто. Он вытирает руки о брюки, его взгляд устремляется куда-то за правое плечо Ганнибала. Его голос звучит сухо, когда он говорит:

— Мы называем их «Потерянными мальчиками». Дети, которые считались похищенными, возвращаются, но лишь для того, чтобы убить всю свою семью.

— Что вы чувствуете из-за этого, Уилл?

— О, нет. Вы сказали не называть вас доктором. Не пытайтесь теперь вести себя как мой психиатр.

— Прошу прощения, — Ганнибал наклоняется и достает медальоны из оленины и обжаренный фуа-гра. Контейнер все еще теплый — слабое утешение. Ганнибал может вынести многое, но холодная еда, которую нужно есть горячей, не входит в этот список. — Пожалуйста, примите это как своего рода предложение мира. Я не могу обещать, что больше не буду играть роль терапевта, но я постараюсь изо всех сил.

Уилл фыркает, но позволяет Ганнибалу положить изрядную порцию в его тарелку.

— Спасибо.

Пока Уилл жует, они молчат. Ганнибал оглядывает комнату, подмечая отсутствие флаконов с аспиринов на столе — как и в мусорной корзине.

— Значит, ваши головные боли прошли?

— Да. Судя по всему, энцефалит вызывал целый ряд проблем. У меня больше не болит голова и кошмары постепенно сходят на нет.

Ганнибал кивает и достает десерт. Уилл съедает целый кусок гранатового тарта за считанные секунды. Его уши горят розовым, а его запах меняется, становясь запахом жареного перца, когда он смущается. Ганнибал задается вопросом, осознает ли Уилл, как он чудесен, как мил, как совершенно очаровательно он выглядит в любом настроении и порыве.

— Я приму это как комплимент, — говорит Ганнибал, указывая на отсутствующий кусок тарта. — Пожалуйста, возьмите еще. Я принес более чем достаточно для нас двоих.

Уилл хмурится, смахивает крошку с нижней губы — крошку, которую Ганнибал был бы более чем счастлив слизнуть (о, если бы).

— Еще раз извините за то, что пропустил наш ужин. Это… я…

— Я сделал что-то, что обидело вас, Уилл? Помимо моего нынешнего места работы.

Уилл смеется, в уголках его глаз появляются морщинки.

— Нет, никаких обид. И я не… против того, что вы психиатр. Главное, чтобы исследования обо мне вы опубликовали посмертно.

— Я не публикую исследования о своих друзьях, Уилл.

Вновь румянец — на этот раз с пурпурным оттенком, как цветущий дельфиниум.

— Я ценю это. Это просто было тяжелое дело. Я видел, что эти мальчики выбрасывают, и от этого было больно.

— Семью, — подсказывает Ганнибал.

— Ага. Семью.

— У вас есть семья, Уилл?

Уилл приподнимает бровь и бросает на Ганнибала невпечатленный взгляд, который отдает прямиком в пах Ганнибала.

— Это совершенно нормальный вопрос для друга. И я не ожидаю, что вы удовлетворите мое любопытство, не задав встречный: я буду счастлив ответить на любые ваши вопросы о моей собственной семье.

— Хорошо, — Уилл переплетает пальцы и кладет на них подбородок. Он опускает локти на стол и наклоняется вперед, чтобы его лицо было ближе к Ганнибалу. — Нет, у меня нет семьи. Моя мать ушла, когда я был младенцем. Мой отец умер три года назад. Печеночная недостаточность.

— Я соболезную вашей утрате, — говорит Ганнибал. — Независимо от характера отношений, все же есть кровная связь, которая разрывается, когда они прекращаются.

— Спасибо, — а затем Уилл смотрит прямо в глаза Ганнибала. Голубой цвет его радужки меняется, мерцает, словно вода в быстром ручье. — Что насчет вас? Есть семья?

— Нет, уже нет. Я осиротел в юном возрасте, — Ганнибал делает глубокий вдох и собирается с духом. Он полагает, что это любовь. Открыть себя уязвимости, зная, что ее могут взять и использовать как оружие. Ганнибал лишь надеется, что Уилл решит держать рукоятку предложенного ножа, не вонзая лезвие в открытое сердце Ганнибала. — Когда-то у меня была сестра. Она также умерла, когда я был юным.

Настроение Уилла сразу меняется. Его эмпатия улавливает горе Ганнибала. Его боль. Лицо Уилла искажается в выражении бесконечной агонии.

— Мне жаль, — говорит он. Это не пустая вежливость. По крайней мере, не от Уилла.

— Это было много лет назад.

— Но вы все еще скорбите. Некоторые раны даже время исцелить не может.

Ганнибал склоняет голову, отгоняя боль до тех пор, пока она не окажется глубоко погребенной под его человеческим костюмом.

— Можно лишь надеяться, — говорит он. — Прошу прощения за то, какой оборот принял наш разговор. Я не собирался занимать ваш обед разделенной скорбью. Это нехорошо для пищеварения.

Уилл смеется, тихо и сладко. Он откидывает голову назад и обнажает длинную, бледную шею. Зубы Ганнибала ноют от желания вонзиться в эту безупречную плоть, поставить Уиллу метку на обозрение всего мира. Чтобы доказать всем, кто лишь бросит взгляд, что Уилл его.

Его мысли прерывает стук в дверь. Даже не оборачиваясь, Ганнибал чувствует аромат дорогого одеколона и резкий запах стресса, возвещающих о прибытии Джека Кроуфорда.

— Отлично, вы оба здесь, — говорит он, заходя в кабинет Уилла, не дожидаясь приглашения. Грубо.

— Агент Кроуфорд, — с приятной интонацией приветствует его Ганнибал. Уилл смотрит на Джека с куда больше настороженностью. Хищник, выслеживающий собрата-зверя. — Чему обязаны таким удовольствием?

— Я бы хотел, чтобы вы двое навестили Эбигейл Хоббс. Мне все еще нужно, чтобы ее профиль был составлен как можно скорее, а если вы будете работать вместе, это увеличит вероятность ее признания.

— Признания в чем, Джек? — спрашивает Уилл. — Я уже говорил тебе, что она не убийца.

— Может так, а может, нет. Ей не нужно держать нож, чтобы стать соучастницей преступлений ее отца.

Уилл издает рычание, и от этого звука по позвоночнику Ганнибала пробегает дрожь.

— Ладно. Мы поговорим с ней. Но я не собираюсь вырывать признание там, где его нет. Ты не можешь заставить кого-то быть виноватым, Джек.

Джек поднимает руки и делает шаг назад.

— Просто поговорите с ней. Это все, о чем я прошу.