Часть 46. Я с тобой счастлив (1/2)

Кощей

Дома я чувствовал себя гораздо лучше. Рана практически не болела, да и вообще настроение заметно отличалось от больничного. Тут я был дома, с любимым человеком. Правда, Фокс вознамерился меня убить, но это мелочи. Терплю его заботу как могу. Я даже не против манной каши на завтрак, но протертый творог — это прям перебор. Бе. Гадость. Или слизистый рисовый отвар, который Фокс гордо именует суп-пюре. Это вообще какая-то параша. Не, готовит он несравнимо лучше, чем в больнице, но все равно это — фу. Хочу мяса и трахаться. А нельзя ни того, ни другого. Пятые сутки меня кормят пять раз в день, как маленького. Чуть не с ложечки. Не люблю чувствовать себя ущербным. А тут по-другому никак. Если Фокса нет дома, то жестко меня инструктирует, а однажды даже попросил тетю Свету зайти проверить. Я не ребенок! Мне не пять лет, блин!

А еще сам меняет мне повязки, промывает рану и не разрешает вставать.

Короче, очень ответственный и заботливый. Люблю его, хоть и ворчу мысленно. Вслух не получается. Вижу его и сразу перестаю думать о всякой херне. Я с ним счастлив. До бесконечности.

Сейчас, вернувшись со студии, он опять что-то готовит. Даже боюсь узнать, что на этот раз. А я пишу статью о кофе, который, к слову, не пил даже ни разу. Странно писать о том, о чем не знаешь. Ну да ладно.

Раздается стук в дверь. Но какой-то тихий и неуверенный, что ли. Я, что, правда так народ запугал, что им страшно стучаться?!

— Кость, откроешь? У меня руки в еде.

Откладываю ноут и медленно поднимаюсь, стараясь не тревожить шов.

Открываю дверь и столбенею. Я был готов увидеть кого угодно, но только не этого человека. Передо мной стоит Антон, чуть бледный, грустный, но его желтые глаза освещают коридор. Я так скучал по тебе.

— Привет, — тихо здоровается он. — Пустишь?

Киваю, не в силах открыть рта и отступаю, запуская парня в коридор. Может, я сплю?

Мы стоим и просто смотрим друг на друга. Я бы обнял его, но, боюсь, этот жест будет не к месту.

— Кость, кто там? — кричит Фокс с кухни.

— Я не вовремя? — спрашивает друг, косясь сначала в сторону кухни, а потом на входную дверь.

Нет, раз уж пришел, то я тебя не отпущу.

— Все нормально. Ты вовремя.

Я должен пригласить его пройти. Только куда? На кухню к Фоксу, который охуеет? Или в спальню, что будет странно?

— Меня пугает эта тишина, ты ж там никого не прибил? — спрашивает Фокс и выныривает в коридор с кухонным полотенцем в руках. Заметив Антона, резко останавливается.

— Оу…

Антон кивает и смотрит в пол. Кажется, он уже ищет пути отступления.

— Чай будешь? — спрашиваю, потому что не знаю, что еще ему предложить.

Он поднимает на меня свои глаза-солнышки и улыбается.

— Буду.

Бля, я долбоеб! А вдруг Фокс против? Че делать-то?

— Пароварку выключи через пятнадцать минут, — шепчет на ухо Фокс, проходя мимо, и, сунув мне в руки полотенце, уходит в комнату, прикрыв за собой дверь.

Фокс, я люблю тебя сейчас еще больше!

Мы проходим на кухню, и я ставлю чайник, отложив полотенце в сторону.

Нервничаю как малолетка. Облокачиваюсь на подоконник, прикуриваю, приоткрыв окно, и смотрю, как Антон неуверенно садится на кухонный диванчик.

— Как ты? — спрашиваю я.

— Это я должен у тебя спрашивать. Это же тебя пырнули ножом. Я был в больнице. Почему ты свалил?

— Там хуево. Дома лучше, — отвечаю без задней мысли.

— Дома… Тебе тут хорошо, да?

Почему не думаю, что говорю? Я же больно ему делаю. А я этого вообще не хочу.

— Да, — все же отвечаю. Врать и недоговаривать — плохая идея. Он этого точно не заслужил.

— Я рад, что с тобой все хорошо. Выглядишь лучше, чем когда тебя нашел. Я тогда испугался сильно. С кем сцепился-то?

— С отцом.

Антон не знает про него. Знает, что ненавижу дом и предков, но ничего конкретного. И я не могу рассказать. Не знаю почему. С Фоксом как-то все иначе. Я вообще от него ничего скрывать не хочу. Не знаю, как это работает.

Антон вздыхает.

Чайник вскипел, и я, отправив бычок в полет, закрываю окно и делаю нам чай. Поставив кружки на стол, принимаю более-менее удобную сидячую позу. В таком положении я смогу просидеть подольше, уже проверял. Поэтому отставляю правую ногу, а сам почти ложусь на спинку. Выглядит по-ебанутому, но зато шов не тянет.

— Спасибо, выручил, — благодарю его за спасение.

— Как же иначе?! Всегда.

— Расскажи о себе, пожалуйста, — прошу я.

— Да нечего рассказывать. Дом, работа и наоборот. Гуляю иногда, но редко. У близнецов что-то постоянно происходит. В футбол больше не играю. Без тебя не то.

Я уже и забыл, что когда-то по воскресеньям мы собирались и пинали мяч. Словно это было в другой жизни.

— Почему ты исчез? Ну, совсем. Сейчас, наверное, не время это обсуждать, но я хочу знать. Мы же не просто перестали общаться, ты и с работы уволился, и гулять с нами перестал ходить, и футбол тот же… Я просто не понимаю, почему ты так кардинально все изменил. Я тебе противен, да?

О, боже, Антон, что ты там себе напридумывал?!

— Это не связано. Я хотел уехать, а потом все поменялось, и вот. Да и я думал, что мне лучше не показываться тебе на глаза. Я не хочу тебе делать больно.

— Все равно делаешь! Мне только хуже от того, что я ничего о тебе не знаю. Думаю о тебе постоянно. Если бы мне Саня не сказал, что ты теперь тут живешь, я бы вообще додумался неизвестно до чего!

— Прости меня. Я хуевый человек и не знаю, что делать в очень многих ситуациях. Но, я правда стараюсь как лучше.

Я вижу, как по его щеке бежит слеза, и рука сама собой накрывает его руку. Антон вздрагивает.

— Пожалуйста, не надо. Я лучше пойду.

Он пытается встать, но я не пускаю.

— Останься.

— Я не могу. Мне больно!

Знаю, что это не из-за руки. Я точно не делаю ему этим больно. Он садится обратно, и только тогда я убираю руку. А Антон закрывает ладонями лицо.

— Я вижу, что тебе тут хорошо. И знаю, что Фокс тебя любит. Я рад за тебя, правда. Но мне плохо. Скучаю по тому, что было. Мы же всегда вместе. Я даже по стихам скучаю. Ты просто ушел, вычеркнув меня, и я остался совсем один. И это хуже того, что я потерял любимого. Больнее всего от того, что потерял друга.

— Я это исправлю, слышишь? Если ты хочешь, чтобы мы общались, мы будем. Потому что сам этого хочу. И я тоже скучаю. Пожалуйста, прости за все плохое, что я тебе сделал.

Наверное, если бы я мог сейчас, то встал бы перед ним на колени. Я бы просил лучше. Я бы многое отдал, чтобы он простил на самом деле. От ситуации в целом и от его слез, которые он прячет за ладонями, мне самому хочется плакать. Глаза уже начинает жечь. Держусь. А то устроим тут потоп.

— Пароварка! — раздается из комнаты голос Фокса, и я не понимаю спокойный он или нет.

Послушно встаю и выключаю прибор. Там меня ожидают котлеты. Ладно, котлетки на пару — это неплохо.

Пока я отключал и возвращался в то же положение, Антон взял себя в руки. Но глаза и нос все равно покраснели.

Не плачь, пожалуйста, из-за меня. Мне от этого тоже больно.

— Давай чай пить, а то остыл, — пытаюсь его отвлечь.

— Я, кстати, не знал, что тебе можно, поэтому понакупил всякой всячины. Потом пакет разберешь, ладно?

Киваю. Мне ничего не надо. Мне достаточно и того, что ты сам пришел.

Пьем чай молча. Антон вроде успокаивается.

— Мы ведь сможем? Дружить. Я понимаю, что уже не будет, как раньше, но хоть как-то.

— Мы обязательно попробуем. А если не получится, придумаем что-нибудь еще.

Он улыбается, и мне становится легче. Мы точно сможем.

Антон сидит еще минут десять, переключаясь на рассказ о рабочих буднях, и уходит уже не таким грустным и потерянным. Мы договариваемся обязательно погулять, когда мне будет лучше. Я очень надеюсь, что Фокс не будет против. К тому же Антон сказал, что можно с ним, он не против. Мы все справимся с этим, да?

***