Часть 45. Блюститель твоей верности (1/2)

Фокс

Сумасшедший! Ебнутый наглухо! Мой!

Сука!

Горячий язык выводит меня из себя. Хватаю Костю за плечи в попытке то ли оттолкнуть, то ли удержаться, но вовремя себя торможу, боясь сделать ему больно. Пока мечусь, мой член уже полностью захвачен губами, и отступать уже поздно.

Как обычно холодные руки крепко сжимают мои бедра, а я не могу оторваться от его глаз. Странно так смотреть на него сверху вниз. Даже бледность и синяки под глазами не могут испортить эту хищную, дикую красоту. Почему я раньше, до того как все закрутилось, не замечал какой он красивый? Почему за злой ухмылкой не видел всей глубины, что таится в этом необыкновенном человеке?

Завороженно наблюдаю за тем, как мой член медленно исчезает за тонкими губами, сжимаю пальцами плечи и коротко выдыхаю, когда он входит полностью. Блядь, сейчас кончу просто от одного этого вида! Прикрыв глаза, поднимаю голову, стараясь хоть чуть-чуть прийти в себя. Костя двигается медленно, берет глубоко, и это настолько чувственно, что обычным минетом язык не поворачивается назвать.

Когда я уже совсем теряюсь в ощущениях, он медленно выпускает член изо рта, отстраняется, полностью стягивает болтающиеся в ногах шмотки и говорит:

— Не могу долго сидеть. Не знаю, возможно ли так сделать, но я себе это представляю лежа. В смысле, я лягу, а ты встанешь на колени. И, бля, звучит стремно как-то. Давай просто попробуем.

Костя ложится на кровать и тянет меня на себя, вынуждая встать на колени по бокам от его ребер.

— Помоги мне.

Он берет мои руки и кладет себе на голову, сам же приподнимается чуток и, ухватившись за мои ягодицы, вынуждает податься вперед. Чтобы ему было проще, мне приходится самому придерживать его голову, управляя ею. Сильные губы обхватывают мой член, и я, поняв, что ему, для того, чтобы двигаться, необходимо напрягать пресс, сам толкаюсь в него. Он не сопротивляется, заглатывая почти до конца, а меня сейчас пугает такой контроль над ним — в этой позиции он практически не может руководить силой погружения.

Это настолько же круто, насколько и страшно. Боюсь сделать ему больно, и пиздец как кайфую от такой власти над ним. Стараюсь двигаться медленно, внимательно наблюдая за его реакциями, но он никак не выказывает какого-либо сопротивления или дискомфорта, и я постепенно увеличиваю темп. Как бы я ни старался, контролировать себя долго не получается — эта позиция заводит катастрофически.

Двигаю — и его головой, и своими бедрами, — насаживая его на себя все сильнее, чумея от его податливого рта, от покорности, от того, как сильно люблю его. Пиздец, как же я соскучился!

Долго это продолжаться не могло, я слишком перевозбужден, слишком скучал. Когда понимаю, что оргазм уже не остановить, убираю руки, давая ему возможность отстраниться, и подаюсь слегка назад, но Костя не отпускает, и я, с протяжным стоном, изливаюсь в его рот. Он глотает, проводит языком по головке и наконец ослабляет хватку. Отпуская.

— Теперь вижу, как ты скучал, — с хрипотцой говорит Костя и улыбается.

Я все еще стою над ним, тяжело дыша, упершись руками в стену.

— Безумно.

Аккуратно перекидываю ногу, чтобы не задеть, и, приспустившись, целую такие родные, охуенные губы, способные подарить мне столько удовольствия.

Он отвечает, притягивая ближе, а потом говорит:

— Люблю тебя.

— Знаю. Вижу.

И я действительно это вижу, в его глазах, в его поступках. Мне не нужны слова — его действия гораздо сильнее. Кто бы ещё сорвался ко мне из больницы, на третий день после операции, и лишь потому, что переживал из-за моего страха перед грозой? Его забота иногда пугает своим безумием, но у него все так. За это и люблю.

Отрываюсь от его губ и опускаю взгляд вниз, переживая за шов, который все равно не видно за пластырем, зато видно кое-что другое. Большое, возбужденное и смотрящее прямо на меня.

Неудивительно. Ожидаемо. Но… ему вообще можно? Стопудово нельзя. Вообще б по-хорошему не напрягаться, а он сегодня уже и находился, пакеты эти еще припер, душ, минет… А чё делать-то? Не оставлять же его в таком положении? Грёбаный-то ты придурок, Костя, полежал бы ещё пару дней, и все б нормально было!

— Ноги больно сгибать? — уточняю, все еще обдумывая.

— Лежа — нет. Главное, не резко.

— Сгибай, расставляй и лежи, отдыхай.

Я мог бы и сам, но боюсь его лишний раз трогать. Он медленно выполняет то, что я ему сказал, не задавая никаких вопросов и никак не комментируя. Сажусь меж его ног и, удерживая член руками, беру головку в рот, сильно всасывая воздух. Моя идея проста — сделать минет, максимально быстро доведя до оргазма. Сегодня явно не тот случай, когда удовольствие надо растягивать.

Заглатываю глубоко, продолжая всасывать воздух, и, когда образуется вакуум, скольжу вверх, а затем резко отпускаю головку. Не даю передохнуть и повторяю движение, а потом, сложив губы вокруг головки, начинаю ее тихонько вертеть по линии уздечки. Знаю, это самая чувствительная область, и долго он точно не протянет.

— Блядь! — пораженно восклицает Костик.

Снова беру член поглубже, всасывая, и помогаю себе руками — сложив ладони, просовываю член в отверстие между указательными и большими пальцами, и, одновременно с губами, веду вниз, дойдя до основания, и резко поднимаюсь вверх. Несколько резких, отрывистых движений и…

— Я щас…

Убираю руки, хватая его бедра, чтобы не дернулся, и, полностью насадившись, заглатываю сильную струю спермы, не отпуская, пока он не закончит. Лишь дождавшись полного расслабления, отпускаю член, напоследок проведя по нему языком.

— Ты охренительный! — говорит Костя, когда немного отходит. — Как ты это сделал? Тоже так хочу.

— Научу, когда поправишься, — отвечаю и, поцеловав его в бедро, отодвигаюсь. — Я за водой. Принести тебе?

— Сигарет. Курить хочу, пиздец. И, да, воду тоже можно.

Чудной, мог бы и раньше сказать.

Не утруждаю себя натягиванием трусов и, как есть, иду на кухню, наливаю два стакана и, прихватив сигареты, шлепаю назад, чтобы охуеть, от разъяренного крика из второй комнаты:

— Краснов, идиота кусок, ты там совсем ебу дал?!

— Доброй ночи, теть Свет, — отвечает абсолютно расслабленный Костик.

Так и стою идиотом с этими, блядь, стаканами посреди комнаты. Минутная тишина, и новый крик.

— Отменяется. Константин, ты там совсем ебнулся?! Ты какого хера не в больнице?!

Штора отодвигается, и в проходе появляется моя любимая соседка, с бигудями на голове. Тихо пискнув, прикрываюсь стаканами. Не особо удачно, но на меня и не смотрят — гневный взор устремлен на уже успевшего прикрыться Костика.

— Очень срочные дела появились. Дома. Безотлагательные прям.

— Два придурка! Я ему тут тыкву тушу, чтобы желудок не напрягался, а он скачет! А ты чего позволил, а? — кричит она уже на меня.

— Да я и не… Теть Свет, а вы чё пришли-то?