Часть 44. Хирургия (1/2)

Кощей

В себя я пришел добровольно-принудительно. Просто какая-то мразина врубила свет в шесть утра, громко что-то проорав.

От яркости ламп не сразу получается открыть глаза, а когда все же открываю, обнаруживаю себя в больнице. Ну, блядь, не на том свете, уже спасибо большое.

Как же я ненавижу больницы! Я никогда в них не лежал, но понял свою неприязнь прям сразу, а через четыре часа в этом только утвердился.

Тут ну просто адово. Медперсонал постоянно то что-то дает, то что-то спрашивает. Заебали!

В палате нас двое — я и Михалыч. Ему лет сто на вид, и он не слышит вообще ничего. Охуенная компания.

Но самое раздражающее, что мне никто ни хуя не объясняет. Нет, я не отбил себе мозги и все помню. Но, блядь, вопросы-то все равно есть.

В итоге я встал, потому что хотел курить и в этой дурацкой, ебланской ночнушке поперся к запасной лестнице курить. Выкурить получилось только полсигареты, а потом меня засекли и чуть не пинками загнали назад. В помещение, но не в палату! Я громко заявил, что никуда, сука, не пойду, пока мне не скажут, че именно со мной и через сколько выпустят из этого дурдома.

Я добился чего хотел, и мадам в годах просветила, что я был доставлен с ножевым, но нож вошел удачно и ничего важного не задел. Так что теперь у меня нет аппендицита и торчать мне тут минимум неделю. А еще мне надо лежать, а не скакать как горный козел по кручам. В данном случае по лестнице.

Я лежал в кровати и просто источал раздражение. Мысли о Фоксе приходили с завидной регулярностью, но я старался не думать о том, где он и с кем. Это слишком болезненно, а у меня и так болит место ранения.

Я уже хотел предпринять еще одну вылазку на лестницу, когда дверь открылась, но никто не вошел. Потом ее кто-то закрыл и можно было подумать, что это случайность, но подобное повторилось еще пару раз, а потом все же вошел перепуганный Фокс с двумя огромными пакетами. Вещи, что ли, решил мои все перетащить? Мог бы не утруждаться, я бы потом сам забрал. Молча провожаю его взглядом, пока он медленно идет к моей кровати, ставит сумки рядом с ней же и, взяв какой-то стул, напоминающий школьный, садится.

— Простишь? — и взгляд, как у щенка побитого.

За что именно? Если таки трахался с ним, даже не надейся!

— Если ты исполнил то, что хотел вчера, то нет.

— Я не хотел, того, что наговорил. Я разозлить тебя хотел.

Заебись вообще! Охуенно!

— У тебя получилось. Спасибо.

— Кость… — он смотрит в пол, вздыхает, а потом поднимает на меня глаза, и говорит быстро, тараторя. — Кость, делай ты, что хочешь. Хочешь пугать народ — пугай, хочешь переубивать всех незваных гостей — в путь, только трупы прячь, чтобы не посадили. Хочешь, вообще на дверь табличку повесим и электрический ток пустим. Хочешь, чтобы я один по городу не ходил, я не буду. Только не уходи. Пожалуйста.

Внутри аж все сжалось. Да ты чего?!

— Я не уйду, — протягиваю руку и, поймав его, сжимаю. — Я не хотел спускать его с лестницы. Точнее, очень даже хотел его убить, но не собирался ничего делать. Он просто охуевший. Долбился как ненормальный, потом в квартиру пытался влезть, дальше вообще одолжение мне сделал, что не будет тебя… ну, в общем, ты понял. А потом он меня обзывает, я его толкаю. Он падает неудачно, а ты бежишь к нему. Знаешь, это было хреново!

— Человек с лестницы упал! Да я б к любому подбежал, мало ли… Прости…

— Вот именно! Мало ли, а ты там отпечатки свои оставляешь!

Дома у нас не получалось нормально поговорить обо всем, зато тут прям сама атмосфера располагает.

— Так твои-то там уже были. Вместе б и прятали потом. Кость… Я тебя очень люблю. Не хочу без тебя. Не смогу.

На душе так хорошо от его слов и чувства переполняют.

— И не надо без меня. Я тебя тоже люблю.

Дурацкая больница! Нельзя же тут целоваться-то, а очень хочется. Щас по-любому кто-нибудь зайдет.

Фокс выдыхает и аж светится счастьем. Чудесный мой.

— Ты как тут? Ко мне Антон приходил, рассказал, но подробностей он не знал, как и я. Врач сказал вроде ничего совсем серьезного.

— Я нормально. Курить только хочу и снять этот дурацкий сарафан. А Антон тут каким боком?

— Это он тебя нашел и скорую вызвал. Если б не он, все бы кончилось намного хуже.

— Надо будет его поблагодарить, наверное.

Уместно ли это будет? Захочет ли он говорить?

— Надо. Точно надо. О, а с сарафаном я помогу!

Фокс берет пакет и начинает выкладывать из него вещи. На край кровати ложится новый комплект одежды, тарелка, стакан, столовые приборы. Туда же укладываются два полотенца, новые трусы с носками, какая-то книга, стопка журналов и ручка.

Следом идет второй пакет. Из него на тумбочку выкладывается мой ноут, удлинитель, целлофановый пакетик с зубной щеткой, пастой и шампунем.

— Блок сигарет не достаю, он в черном пакете, спрятан под вещами на улицу. И вот, — протягивает мне паспорт. — В нем страховой.

Документы я беру и кладу на ноут.

— Фокс, у меня два вопроса. Первый — ты думаешь, что я переехал?

— Нет, это ж все первой необходимости! А, щас, — он опять роется и достает тапочки. — Я ещё поесть принес, но забыл спросить врача можно ли тебе.

— Хрен знает, что мне можно. Тут слишком всего много, но спасибо. Правда, я тут не планирую задерживаться. И второй вопрос — ты зачем новое-то купил? У тебя же с деньгами щас не очень.

— Я перебрал твою одежду, и мне показалось, что там нет ничего удобного для больницы… Но я в таком состоянии был, что мог просто не найти. Я когда сам лежал, предпочитал пижамы, в них удобнее.

— Трусы у меня тоже неудобные, ты думаешь?

— Трусы я тупо забыл, вспомнил уже в магазине. Возвращаться — время терять.

— Поможешь мне одеться?

Я, конечно, мальчик самостоятельный, но из-за этой царапины, наклоняться болезненно, да и нельзя вроде как.

— Конечно!

Фокс быстро разобрал, что навалил, разложив в тумбочке, оставив только пижаму с трусами. А я откинул одеяло и медленно поднялся, стягивая заебавшую тряпку. Ниче, Михалыч, если и дружит со зрением, не ослепнет.

Фокс аккуратно натянул на меня темно-серую кофту и, присев на корточки, помог справиться с трусами и черными штанами. Я практически Бэтмен.

— Спасибо. Давай попробуем свалить покурить, а?

— Тебе ходить-то можно?

— Ты хочешь, чтобы я закурил прямо в кровати? Я-то могу, но, думаю, тогда не сам выпишусь, а меня выгонят.

— Вообще, в хирургии некоторые курят в форточку, тут на это обычно сквозь пальцы смотрят. Не все ж ходить могут. Запрещено, конечно, но…

— На лестнице есть стулья и пепельница, пошли.

Обуваю тапочки и хватаю пачку с зажигалкой. Мы выходим в коридор и без происшествий попадаем в импровизированную курилку. Усевшись на один из стульев, закуриваю. Кайф, только башка чуть кружится. Беру Фокса за руку и переплетаю наши пальцы. Тут никого нет, да и похуй мне на всех остальных. Ну увидят и че?!

— Кость, ты так и не рассказал, что случилось.

— Мой отец та еще крыса. В драке за нож хвататься, это прям очень низко.

От воспоминаний про ночь становится не по себе.

— Ты вчера домой пошел? А я Оле писал, думал, ты к ней. Зачем к отцу-то?

— Я гулял. Случайно на него наткнулся. Мудак, сука!

— Ты же не будешь молчать? Сегодня точно участковый придет, они с ножевыми всегда вызывают.

Ну уж нет, не после того, что он сделал. Он же умирать меня бросил. Еще и улыбался, блядь.

— Не буду молчать. Пусть сажают на хуй его.

— Боже, Кость, так мне стыдно, — Фокс присаживается напротив на корточки и кладет голову мне на колени, обнимая свободной рукой.

— За что? Не ты же меня пырнул и бросил умирать посреди двора.

— Если б я не наговорил тебе гадостей, ты б не ушел, и ничего бы не было. Если б я не поехал устраивать разборки с Ником, а сразу б пошел за тобой, тоже ничего бы не было.

— Зато теперь ты знаешь, что каким бы сильным ни был человек, ему может тупо не повезти и его, так скажем, оппонент может держать в кармане нож. Я не просто так за тебя переживаю. И я не хочу потом рыдать над твоим трупом и думать, что этого можно было избежать, если бы я просто тебя встретил.

Затягиваюсь в последний раз и, затушив бычок о стену, кидаю в пепелку.

— Угу. Но если думать об этом все время, проще тогда вообще из дома не выходить.

— Мне достаточно было увидеть, как тебя один держит, а второй собирается ударить. А потом я уже не думал. Просто выходил и ждал. А бита Тима до сих пор перед глазами. Ужас, вообще. Чуть не умер тогда от страха за тебя.

— Я понял. Я тебе сразу сказал, делай, что считаешь нужным. Серьезно. Оно не стоит наших ссор.

Провожу свободной рукой по его волосам.

— Фокс. Поцелуй меня. Я скучал, между прочим.

Он отрывается от моих колен и смотрит в глаза.

Приподнимается и нежно целует, аккуратно, стараясь особо не прикасаться телом.

Рычу и, запустив руку ему в волосы, притягиваю ближе. Мало мне!

Он упирается рукой в стену и возмущается:

— Костя! Тебя только сегодня прооперировали!