Часть 44. Хирургия (2/2)

— Вот именно! Не перечь больному!

— Шов разойдется, и будешь тут куковать! — но руку от стены убирает, притягивая меня за шею чуть ближе, и вновь целует.

Так намного лучше. На целую минуту погружаюсь в охренительные ощущения, пока где-то внизу не раздается чей-то кашель. Он портит всю атмосферу.

— Не буду я тут долго куковать. Я скоро свалю. Пойму только, когда лучше, и сразу домой.

— Выздоравливай главное. Чем аккуратнее будешь, тем быстрее поправишься. Пойдем в палату? Или еще покуришь?

— Еще бы покурил, но пока не стоит. Пошли.

Мы возвращаемся в палату так никем и не замеченные.

— Фокс, если деньги понадобятся, у меня дома есть чуть налички. Могу карту дать, там тоже немного.

— Я ж говорил, нормально все. Не переживай так. Весна сейчас, вспомню старые добрые, возьму пару свадеб.

— Только пиши мне, пожалуйста. И ни во что не вляпайся. И не гуляй по темноте один.

— Хорошо, папочка, я буду послушным мальчиком.

— Папочка, тебя все равно накажет, когда домой вернется.

— Жду с нетерпением! — Фокс, забив на соседа, вновь целует меня.

И тут раздается кашель от двери. Да, бля, я так и знал. Ебучая больница!

В дверях оказывается мусор и Фоксу приходится уйти, а мне остаться беседовать с этим типом в погонах. Пересказываю ему нашу встречу с отцом очень и очень долго. Потому что у него сотни вопросов.

***

Фокс

Из больницы я не шел, а летел, обрадованный тем, что мы помирились. Ночью, после ухода Устинова, я так и не лег спать, то названивал в хирургию, заебав тем самым сонного охранника, то шмотки перебирал, то просто метался из угла в угол. По телефону никто ничего не говорил, и я не смог узнать вообще ничего о его состоянии, кроме того, что в списках умерших Костя не числится.

Я б уже ночью рванул туда, если б не был уверен в том, что никто меня не пустит и ни хрена не скажет.

В шесть утра понесся в центр и, только приехав, сообразил, что в такое время магазины ещё не работают, и, как идиот, до восьми просидел на остановке. А потом ещё час куковал у больницы, ожидая времени посещений, загнав себя переживаниями и тупыми мыслями на тему: «А что если та брошенная со злости фраза будет последней, что я успел ему сказать?»

После того, как я узнал, что конкретно с Костиком, все купленные продукты пришлось отдать медсестре, домой их тащить я не хотел. Первые сутки ему вообще есть и пить нельзя, оказывается, а потом строгая диета.

Я слишком хорошо помнил, какой мутью кормят в нашей хирургии, поэтому по пути домой заскочил еще раз в магазин и, набрав овощей и курицу попостнее, поплелся к тете Свете выпрашивать пароварку.

Где и получил знатных пиздюлей за то, что не зашёл ночью. Она, оказывается, ждала и переживала. Стыдно. Опять. Чет за всю жизнь я не испытывал столько стыда, как за последние сутки.

Соседка не только одолжила пароварку, но и пошла со мной помочь приготовить, а потом отговорила нестись в больницу после тихого часа — я намеревался поехать, так как переживал, что Косте, может быть, нужна помощь даже элементарно помыться, но тетя Света заверила, что я маюсь дурью и конкретно сегодня Косте надо отоспаться, а не тратить силы на общение, и практически силком уложила спать. Единственное, что ещё успел сделать, это написать своему бывшему однокурснику, Матвею, по поводу работы. После училища он пошел работать администратором в бюро организаций свадеб, и с тех пор иногда подкидывал халтуру. Раньше я часто подрабатывал на праздниках, когда впадал в очередную финансовую яму, не умея рассчитывать бюджет, и такая работа, хоть и не была особо престижной или любимой, но спасала.

Встал я спозаранку, еще бы, лег-то в шесть вечера, так что до десяти утра успел не только доварить и разложить по лоткам еду, но и смотаться к Матвею в офис, обновить резюме.

Ровно в десять я уже был у Кости, где разгорался скандал — он требовал, чтобы его немедленно выписали.

Орал так, что даже глухой сосед по палате зашевелился, так что это я вовремя пришел, врачи с ним спорить боялись.

Вместе с медсестрами мы его кое-как успокоили, убедив, что срываться домой сразу после операции — самоубийство. Баран упертый. Я понимаю, что в больнице не сахар, но хоть неделю-то можно полежать!

Просидел я там до обеда и, честно говоря, если б меня не выгнали, я б там точно до ночи остался.

В пустую квартиру идти не хотелось, поэтому, махнул сразу в студию, записать с Дыней аудио для рекламы, сука, таблеток от кашля. Из всех предложений на бирже фрилансеров Дыня умудрялся найти самое днище. Почему он игнорировал нормальную работу я за столько лет так и не понял, но так как сам заморачиваться поиском не хотел, приходилось жрать, что дают.

Проеблись мы с ним до полуночи, а когда уже собрались разъезжаться, на студию завалилась зареванная Вика.

Ночевать я остался там. Но зато, как и обещал Косте, не шляюсь по вечерам один на улице.

Следующие два дня прошли не лучше. Ранние подъемы, готовка, больница, студия до полуночи, дом, готовка, больница… Зато на третий день мы таки дописали эту гребаную рекламу. Деньги, не споря, решили отдать за долг Ника. Он нас всегда выручал, вытаскивая из любой задницы, настал наш черед.

Домой я впервые со дня ссоры вернулся рано и без сил тут же рухнул спать. На завтра, кроме поездки к Косте, планов не было, а значит, я наконец мог выспаться.

***

Кощей

Я честно хотел пролежать эту чертову неделю в этом адском месте. Но! На третий день моего лежания опять ебанул ливень. Был уже поздний вечер и Михалыч завалился спать, так что я спокойненько собрал вещи. На всякий случай. Вот если будет гром, точно сорвусь. А то как Фокс будет там один?! А если не будет — ничего страшного, останусь.

Гром все-таки громыхнул и я, вызвав такси, пошел писать отказную. Меня попытались отговорить снова, но у них ни хуя не вышло.

Поэтому через двадцать минут я уже стоял и стучал в дверь нашего дома. Ключи-то я так тогда и не забрал.

Дверь долго не открывали, и я уже начал переживать. Подумывая зайти к тете Свете и воспользоваться дырой в стене лоджии. Не торчать же в подъезде хуй знает сколько.

Дверь все же открылась и передо мной предстал сонный Фокс. Я из-за него переживал, сорвался из больницы, а он дрыхнет и ни хуя не замечает. Офигенно.

— Скажи, что ты галлюцинация.

— Хуй там.

— Сон?

— Фокс, я тебе не снюсь. Так и будешь меня в подъезде держать?

Он же там один?

— А зря. Потому что если ты не сон, я тебя сейчас прибью!

Он все-таки отходит, запуская меня. Сонливость слетает, заменяясь злым блеском в глазах.

— Там гром был. Не хотел, чтобы тебе было страшно.

Я ставлю пакеты на пол, разуваюсь и иду на кухню, на горячо мною любимый подоконник, курить.

На кухне царит пиздец. Видно, что Фокс готовил, но не убирался. И вместо того, чтобы курить, я засучил рукава и начал мыть посуду.

— Костя! Ты адекватный?! — Фокс вырывает из моих рук кружку. — Ты хоть подписал что-нибудь или так слинял? Да брось ты эту посуду!

— Подписал.

Начинаю мыть тарелку. Не дело так оставлять. Тараканы же заведутся.

— Я с тобой с ума сойду! Брось, сказал! — он хватает мою руку, явно собираясь силой меня оттаскивать, но в последнее мгновение, передумав, придвигается, втиснувшись между мной и раковиной, аккуратно обняв, выдает: — Спасибо. Я тоже тебя люблю.

Дотягиваюсь и выключаю воду. Ужас какой-то. Почему мне нельзя мыть посуду-то?!

Вытираю руки ближайшим полотенцем и обнимаю Фокса.

— Теперь все будет хорошо. Дома же лучше, значит, быстрее заживет. А теперь иди спать, а я приду, как домою.

— Еще чего удумал! Я в состоянии ее помыть сам, времени просто не было. Пошли лучше, помогу тебе сполоснуться, и вместе в кровать, а?

— Я тоже в состоянии помыть посуду.

Вздыхаю. Че он так уперся-то?

— Ладно, идем.

Вообще-то я и помыться сам могу, но с Фоксом лучше. Явно лучше. Единственная моя проблема — это только то, что тяжело нагибаться. Ну и вот мочить болячку нельзя.

Мы идем в ванную, и Фокс помогает мне раздеться, а затем с обеспокоенным видом моет меня ниже швов.

Это вообще не сексуально. Это напрягает. Не люблю я чувствовать себя немощным.

Он помогает мне выбраться из ванны, вытирает и тянет в спальню. Заботливый, прям пиздец. Я вообще-то скучал! Я целовать тебя хочу! А не эти игры в сиделку и старикана!

Около кровати я торможу, заставляя и Фокса остановиться, разворачиваю его к себе, притягиваю и целую. Че ты, вообще, меня сам до сих пор не поцеловал?!

Он на поцелуй отвечает, но это что-то ненормальное. Расстояние держит, целует аккуратно. Ты вообще, что ли, охренел?

Рычу и притягиваю его еще ближе. Я не хрустальный, блядь!

— Кость, я ж не железный! Я тоже соскучился. Ложись уже, а?

— Стой.

Я сажусь на кровать, прямо напротив ничего не понимающего парня, и начинаю стягивать с него штаны.

— Кость, чего ты…

— Ты соскучился, я соскучился.

За штанами следуют трусы, и я провожу пальцами по уже начинающему просыпаться члену. Притягиваю Фокса за бедра ближе к себе и целую его чуть выше. Потом провожу языком по напрягшемуся члену.

— Если ты думал, что мы будем ждать, пока у меня все полностью заживет, то ты ошибся. Я просто умру без тебя.

Обхватываю губами головку, провожу по ней языком, поднимаю глаза и смотрю в подсолнухи. Бля, я обожаю тебя всего!